The Marrying Type

      Проходит несколько недель, и суд, назначенный на двадцать седьмое января, приближается с каждым днем. И каждый день, вычеркнутый из календаря с щенками, висящего в их фойе, укрепляет страх в их сердцах; какой бы замечательной ни была их совместная жизнь, над их счастьем все еще нависает тень прошлого и родителей Лексы, вызывая случайные вспышки раздражения и неподдельного страха. Но они справлялись, поскольку Кларк помнила о периодическом мрачном настроении Лексы и старалась изо всех сил, чтобы та знала, что Кларк рядом.       Лекса устроилась на работу в «Портер и Райдер» примерно через неделю после Нового Года, слишком надолго оставляя свою жену в одиночестве. Но Кларк не возражала; ей нравилось иметь всю квартиру в своем распоряжении, устраивать свою студию, рисовать под громкую музыку и пить столько кофе, сколько пожелает, без того, чтобы Лекса указывала ей, что она умрет от передозировки кофеина, если выпьет хоть еще капельку.       И таким образом они разработали собственный распорядок дня. Кларк просыпалась по утрам из-за чрезмерно громкого будильника Лексы и одевалась, пока Лекса еще спала, не обращая никакого внимания, что звенит ее же будильник. Вскоре Кларк поняла, что если не начнет будить свою жену, та запросто проспит весь день.       Но она была не против. Ей нравилось осыпать поцелуями теплую кожу Лексы, пока она не просыпалась и не переворачивалась, демонстрируя свой прекрасный сонный взгляд. Лекса не такой уж и жаворонок, но собиралась она достаточно быстро. Она должна выходить из дома к восьми утра, чтобы успеть на работу к половине десятого, но Кларк отказывалась отпускать ее без поцелуя на прощание. Независимо от того, как сильно она не спешила, всегда находилось время для быстрого поцелуя.       Затем Кларк включала музыку и танцевала по квартире, убираясь после завтрака и занимаясь повседневными вещами — уборкой, организацией, стиркой — прежде чем, наконец, переодевалась в свою старую мешковатую футболку и отправлялась в свою студию, чтобы провести там остаток дня.       Лекса часто возвращалась домой около пяти и находила ее в студии, временами совершенно позабывшую об обеде - обычно она была одета только в футболку, с пятнами краски на руках и ногах, а иногда и на лице. Часто рядом с ней на полу стояла недопитая чашка холодного кофе рядом с другой чашкой с водой для краски. Количество раз, когда Лекса наблюдала, как Кларк пила не из той чашки, побудило ее подписать одну кружку как «вода для краски», а другую — «не вода для краски», но Кларк все равно продолжала забывать.       В один конкретный день Лекса ушла намного раньше, потому что Индра захотела поговорить с ней в конце дня. На протяжении всегда дня она думала о том, насколько неприятной будет эта встреча из-за обсуждаемой темы, и даже очаровательные снэпчаты Кларк и их короткий телефонный разговор во время ее обеденного перерыва не особо подняли ей настроение. И поэтому ровно без четверти пять она вся на нервах входит в офис Индры.       — Я знаю, что встреча не очень уютная, но я хочу, чтобы вы были готовы к суду. Вы являетесь истцом и, следовательно, будете отстаивать свою позицию и отвечать на вопросы как от меня, так и от ваших родителей во время перекрестного допроса. Я лишь хочу, чтобы вы были готовы.       Лекса кивает и садится.       — Я понимаю. Но и вы должны понимать, почему мне неуютно.       — И это хорошо. Проявление эмоций на суде привлечет внимание присяжных. Играя роль, не получится показать ваши страдания перед судьей или присяжными.       Лекса снова кивает.       — Хорошо. Начинайте.       И в течение следующего получаса Индра задавала Лексе тревожные и обидные вопросы, которые, как они обе знали, будут задавать и ее родители:       «Итак, вы идентифицируете себя как гомосексуалка?»       «Если вы действительно так себя идентифицируете, то по каким причинам вы принимали участие в различных протестах против гомосексуалов, перечисленных в этом документе?»       «Что вы можете сказать о своем активном участии в антигейских протестах и кампаниях в целом?»       «Почему вы обвинили своих родителей в уходе своей так называемой школьной любви?»       Лекса смогла ответить на эти и многие другие подобные вопросы относительно беспристрастно. Однако она знала, что это было только начало, и это стало ясно, когда Индра прочистила горло и спросила:       — В этих медицинских справках от ваших прошлых психиатров вы лично признаете, что ваша «ориентация» — это выдумка, и из этих же справок становится ясно, что вы были лично заинтересованы в том, чтобы вылечить себя. Почему теперь вы отрицаете эти слова?       Лекса вздыхает.       — Меня заставили произнести эти вещи под угрозой физического и психологического насилия. Мне пообещали, что я смогу вернуться домой, если просто скажу то, что они хотели услышать. Я просто хотела, чтобы это прекратилось. Я бы сказала что угодно, лишь бы они остановились. Я была всего лишь ребенком.       Индра кивает и переводит дыхание.       — Вы уверены, что можете продолжать? Мы можем сделать перерыв, если хотите.       Лекса пожимает плечами.       — Я не в полном порядке, но я не смогу уйти на перерыв во время судебного заседания, так что лучше потренируемся сейчас.       Индра кивает.       — У меня остался последний вопрос.       — Хорошо.       — Можете ли вы рассказать суду, по какой причине вы разбили свой автомобиль двадцать восьмого октября прошлого года?       На мгновение она забывает, как дышать. Лекса совсем позабыла об аварии, а теперь, вспомнив, понимает, сколько власти этот вопрос подарит ее родителям. Они ведь не имели никакого отношения к аварии, во всяком случае, прямого отношения.       Лекса прочищает горло.       — Я ехала по своей полосе, а пьяный водитель выехал на встречку. Я избежала столкновения, также выехав на встречку, но когда другая машина вернулась на свою полосу, было уже слишком поздно избегать столкновения, и, следовательно, произошла авария.       — Но в медицинской карте сказано, что уровень алкоголя в вашей крови превышал норму. Вы пили в ту ночь?       — Да.       Индра вздыхает.       — Нет, вы не должны этого говорить. В медицинской карте не должно быть вашего токсикологического заключения, поскольку вы не давали согласия на проведение анализов и не давали согласия на их передачу правоохранительным органам.       — Тогда что мне сказать?       — Вам ничего не нужно говорить.       — Оставить вопрос без комментариев? Вы же знаете, что мои родители на такое не купятся. Они завялят меня вопросами, если я оставлю вопрос без комментариев.       — Тогда что вы предлагаете? Как коллега-юрист, вы понимаете, как это работает. Что бы вы сделали?       — Я бы ответила положительно. А затем я бы заявила, что пила из-за того, что испытывала сильное стрессовое расстройство из-за телефонного звонка, который получила от них ранее в тот же день.       — Вы записали этот телефонный разговор?       — Нет.       — Мы сможем раздобыть записи телефонных разговоров. Продолжайте.       — В разговоре они сообщили мне, что нашли мне жениха.       — Нашли вам жениха?       — Они сказали, что обо всем позаботились, и что, как только они вернутся, состоится официальное предложение руки и сердца и вечеринка по случаю помолвки.       Индра выглядит раздраженной, и Лекса этому рада.       — Значит, вы намерены утверждать, что ваше алкогольное опьянение в ту ночь было вызвано ими?       — Да.       — И каким образом это прозвучит правдоподобно?       — Потому что, скорее всего, они оставят этот вопрос напоследок. Я знаю их методы, Индра. Если они спросят об этом в последнюю очередь, последнее слово останется за мной. Они будут ожидать, что я оставлю этот вопрос без комментариев, но если вместо этого я обвиню их, то это выбьет их из колеи.       Индра смотрит на нее с веселым блеском в глазах.       — Поняла. Это рискованно.       — Но если сработает, то план отличный.       — Я его поддерживаю. У вас хорошо получается.       Лекса пожимает плечами.       — Не просто же так в Гарвард ходила.       — Но они заставили вас учиться там, не так ли?       Лекса снова пожимает плечами.       — Да. Но ничего страшного, меня интересует юриспруденция. Особенно то, чем занимаетесь вы. Мне нравится идея помогать людям, делать что-то вроде того, что вы делаете для меня. Очень.       — Я рада. Полагаю, на сегодня мы закончили, но мы еще раз встретимся перед судом, чтобы в последний раз пробежаться по вопросам и убедиться, что мы ничего не упустили из виду. Хорошо?       — Да, звучит неплохо. До завтра?       Лекса встает и выходит из офиса; страх в животе обрел формы — она уже не так уверена в себе, как раньше. Реальность ситуации поразила ее еще в офисе, и уже тогда она полностью осознала, что столкнется лицом к лицу со своими родителями в суде.       Она уже не так уверена, что готова.       Лекса не знает, как добирается до дома, только то, что она в оцепенении вышла из офиса Индры, а в следующий момент уже вставляла ключи в замок своего дома. Переступив через порог, она тут же чувствует, как по груди разливается тепло; она дома, с ней все в порядке, Кларк где-то в квартире и все хорошо.       Но ноющее в животе чувство не отступает полностью.       Она оставляет свою сумочку в прихожей и аккуратно вешает пальто, а затем распускает волосы из тугого пучка, в который они были собраны весь день. После этого она полностью расслабляется и в этот момент понимает, что в квартире почти совсем темно, а единственный свет горит только в студии.       Кларк опять забыла поесть, думает она, поднимаясь по лестнице. Эта идиотка.       Она входит в студию, ожидая увидеть Кларк, склонившуюся над каким-нибудь эскизом или полностью увлеченную рисованием, но обнаруживает ее просто стоящую посреди комнаты с прикованными глазами к холсту, установленному на мольберте. На полотне виднеется искусно созданный шедевр — прекрасная смесь цветов, идеально сочетающихся друг с другом, и Лекса не может не улыбнуться, смотря, как на него глазеет Кларк. Кларк не замечает ее, пока ее руки не обвиваются вокруг ее талии, притягивая к себе, и тогда она, наконец, поднимает руку к щеке Лексы, кладет голову ей на плечо и мычит.       — Что думаешь?       — Прекрасно, как и всегда.       — Может, добавить побольше оранжевого?       Лекса пожимает плечами.       — Что бы ты ни делала, это прекрасно.       Кларк смеется.       — От тебя никакой пользы, — а затем, через некоторое время: — Как работа?       Лекса что-то ворчит и запечатлевает поцелуй на ключице Кларк.       — Нормально.       — А Индра?       Лекса сильнее обнимает Кларк.       — Нормально.       Кларк разворачивается и откладывает кисть; голубые глаза наполняются беспокойством.       — Не нормально, да?       Лекса качает головой.       — Я переживаю, Кларк.       Руки блондинки обхватывают ее лицо, и Лексу не волнует, что они пачкают ее кожу краской; нет, все, что ее волнует, это губы Кларк, которые поглощают ее губы, заставляя ее забыть обо всем остальном и оставляя после себя только счастье.       — Не переживай, Лекса, — бормочет Кларк. — Все будет хорошо.       — Ты забыла поесть.       Кларк пожимает плечами.       — Я в порядке.       Но Лекса не собирается принимать такое оправдание.       — Пойдем поужинаем.       — Но я не закончила.       — Ты работаешь над этой картиной уже несколько дней, Кларк. Ты можешь оставить ее ненадолго и спуститься, чтобы поесть.       За ужином Лекса расспрашивала Кларк об ее картинах, делая все возможное, чтобы разговор был сосредоточен на Кларк, а не на ней. Но она не могла продолжать так вечно. Кларк удалось разговорить ее, и, услышав, как дерьмово ей было после встречи, она оставляет остатки своего ужина и быстро подходит, чтобы сесть на колени Лексы.       — Ты же знаешь, что тебе не нужно переживать? У Индры все под контролем.       — Но они отличные юристы.       — Как и Индра.       — Но...       Кларк затыкает ей рот, приложив палец к губам, и улыбается.       — Тише. Думаю, нам давно пора в кровать, нет?       Лекса тянет ее за руку вниз и делает выпад, обнимая ее за талию, чтобы встать вместе со своей женой.       — Да. Я устала.       — Знаю. Ты проснулась до шести утра. Бедняжка.       Кларк провожает ее в спальню, где настаивает на том, чтобы помочь ей раздеться, и принимается медленно расстегивать пуговицы ее рубашки, нежно целуя обнажающуюся кожу. Сняв с нее всю одежду, Кларк протягивает ей пижаму, но ее останавливает рука Лексы. Они встречаются взглядами, и в зеленых плещется робкий вопрос.       — Думаю, пижама мне не понадобится. А ты как думаешь?

***

      Кларк резко просыпается где-то после часа ночи и обнаруживает, что у нее на руках извивается Лекса. Она бормочет, хнычет и слишком часто дышит.       — Нет, не надо... пожалуйста...       У нее перекошенное, будто от боли, лицо. Кларк пытается ее убаюкать, обвив руки вокруг ее талии, но это не помогает, так что она приподнимается на локте и переворачивает ее на спину, кладя руку ей на щеку и зовя по имени.       — Лекса. Лекса!       Лекса ахает и просыпается; ее глаза долгое время не могут сфокусироваться, но затем, наконец, ей удается разглядеть в темноте Кларк. Она смотрит на нее в течение двух секунд, прежде чем ее губы начинают дрожать, и уже в следующую секунду по ее щекам тихонько скатываются слезы, а с губ срываются едва слышные всхлипы.       — Лекса, что случилось? — спрашивает Кларк, притягивая шатенку поближе к себе, прижимая ее к своей груди и утыкаясь лицом в изгиб ее шеи в манере, которая, как она знает, нравится Лексе. Но Лекса не может ей ответить, все ее усилия сосредоточены на сохранении самообладания. Она утыкается лицом в шею Кларк, крепко держа ее за талию; слезы льются из глаз с новой силой, а поселившийся в разуме страх все отказывается успокаиваться.       Кларк спокойно ждет, пока она не перестанет плакать. Слезы падают ей на кожу и жгут, как кислота — она ненавидит, что Лекса плачет, что ей больно, а она ничем не может ей помочь. Кларк вырисовывает пальцами узоры на обнаженной коже ее спины, шепча ей на ухо успокаивающие слова, и вскоре рыдания затихают. Она нежно и осторожно целует шатенку в висок, с радостью замечая, что та повернула к ней свое лицо.       — Что тебе приснилось?       Лекса морщится.       — Мне... мой старый... учитель. Я... она... — она прикусывает губу и проклинает слезы, которые вновь норовят прорваться наружу. — Мне приснилась она. То, как она... била меня.       — Тебе не нужно об этом рассказывать, если ты не хочешь.       — Она приковывала меня наручниками к столу, чтобы я не смогла отойти. Каждый раз она заставляла меня класть другую руку на стол и била меня по пальцам всякий раз, когда я морщилась при воспроизведении видео. И если это повторялось слишком часто, она просто била меня. Я просто... это так глупо, мне так страшно, хотя я и знаю, что ее здесь нет, что ее не может здесь быть, но мне все равно так страшно.       Кларк прижимает ее еще ближе к себе, как можно крепче обхватывая ее руками.       — Все хорошо. Ты в порядке. Ты в безопасности.       — Я просто хочу забыть об этом.       — А я бы хотела, чтобы ты вообще не переживала через подобное.       — Но я пережила.       — И все, что я могу тебе предложить, — это то, что я никуда не уйду. Ты можешь плакать, кричать и орать на меня, но я никуда не уйду. И ты в безопасности. Я бы надрала ей задницу, если бы могла, ты же знаешь. Я вроде как хочу убить ее. Но ни она, ни кто-либо из них никогда больше не поднимет на тебя руку, пока я жива. А тебе и не нужна моя защита. Ты сильная. Сильнее человека я не встречала. Ты бы и сама могла бы надрать ей задницу, если бы захотела. То дерьмо случилось, и я ненавижу каждое его мгновение, но оно сделало тебя такой сильной, и мне это нравится. И бояться — это нормально. В этом нет ничего плохого.       Лекса долго молчит.       — Я люблю тебя. Ты это знаешь?       Кларк нежно смеется.       — Да, конечно, я это знаю. И я тебя люблю.       — И у нас все будет хорошо.       Тон ее голоса звучит вопросительно и неуверенно.       — У нас все будет хорошо, — строго говорит Кларк.       Над ними повисает еще один долгий период тишины. Лекса вытирает оставшиеся слезы со своих глаз и зевает.       — Тебе стоит поспать, — бормочет Кларк. — Все еще ночь.       — Я больше не хочу спать.       Кларк снова целует ее в макушку.       — С тобой все будет хорошо, Лекса. Я не буду спать и разбужу тебя, если тебе приснится еще один кошмар.       — Я не хочу, чтобы ты не спала из-за меня.       Кларк снова начинает вырисовывать узоры на спине Лексы, но на этот раз с определенной целью; она с точностью знает, как прикоснуться и провести пальцами по ее коже, чтобы расслабить и усыпить ее, а она полна решимости позволить ей провести эти оставшиеся до утра часы в спокойствии.       — Ты моя жена. Ты правда думаешь, что я иногда не просыпаюсь пораньше, просто чтобы полюбоваться тобой?       — Это жутковато, — бормочет Лекса. — Наблюдать, как я сплю.       — Ты выглядишь такой умиротворенной.       — Мм...       — Просто спи, Лекса. Ты будешь в безопасности.       Лекса погружается в сон, расположившись на своей жене и уткнувшись лицом ей в шею — так ей наиболее тепло и комфортно, а обнимающие ее руки блондинки дарят ей безопасность так, как никто другой. И Кларк правда какое-то время не смыкает глаз, все еще скользя пальцами по нежной коже Лексы.       Со временем и ее дыхание замедляется, и она засыпает, а когда просыпается утром, то приходит вне себя от радости, увидев довольную сонную улыбку, растягивающую прекрасные розовые губы Лексы. Она спала спокойно, ни разу не проснувшись от очередного кошмара, и Кларк настолько переполняет счастьем от того, что ей удалось подарить ей эти часы спокойствия, что она просто не может не улыбнуться ей в ответ.