The Marrying Type

      — Кларк?       Кларк поворачивается на диване, чтобы посмотреть на Лексу, которая только что села рядом с ней.       — Хм-м?       — Мы можем поговорить?       — Конечно. Все хорошо?       Лекса придвигается ближе, и Кларк не может не заметить ее очевидный дискомфорт. И как только она это замечает, она кладет руку на бедро шатенки в качестве успокаивающего жеста и с беспокойством смотрит ей в глаза.       — Лекса... что случилось?       — Я в порядке, Кларк. Я переживаю за тебя.       — За меня?       — Да.       — Почему?       — Все, что ты делала на протяжении последних дней, — это заботилась о моем благополучии.       — Это из-за судебного процесса.       — Ты тоже на нем присутствовала, Кларк. Не говори, что он никак на тебя не повлиял. Я знаю, что повлиял.       — Ну и что? Я не была в центре происходящего. Не меня заставили вспомнить ужасные и даже травмирующие моменты из моей жизни.       — Но ты наблюдала, как я прохожу через это, — тихо говорит Лекса.       Выражение лица Кларк смягчается.       — Я в порядке, Лекса.       — Ты напряжена. И иногда ты замолкаешь, и я просто знаю, что ты измотана. Любой бы измотался. Я не хочу, чтобы ты сжигала себя из-за меня.       Кларк вздыхает и откладывает книгу, расставляя руки и ноги, чтобы освободить место для Лексы.       — Иди сюда.       Лекса двигается к ней и устраивается на коленях Кларк, лицом к ней. Долгое время она просто молчит, ожидая.       — Ты права, — наконец говорит Кларк. — Я измотана. Или была измотана. Судебный процесс... я была в ужасе, Лекса. Я знаю, что не показывала этого, и в основном потому, что я не хотела усугублять твое беспокойство.       Лекса вздыхает.       — Тебе не стоило... нет, тебе не нужно было этого делать. Тебе не нужно игнорировать свои чувства ради меня.       — Но ты была так... обеспокоена. И тебе снились кошмары, и...       — Кларк.       Кларк замолкает и смотрит на Лексу, которая теперь замечает, что у блондинки блестят глаза. Она протягивает одну руку, чтобы обхватить ею лицо Кларк, и смягчается настолько, насколько это возможно.       — Кларк, — тихо и нежно повторяет она. — Ты устала. Ты была напугана. И я уверена, что во время судебного процесса у тебя возникло много вопросов... не так ли?       Кларк кивает.       — Но я не против, если ты не расскажешь.       — Нет, спрашивай.       — Лекса...       — Я в порядке, Кларк. Мне снятся кошмары, но я в порядке. Я не сломлена. Ты можешь задавать мне трудные вопросы.       — Уверена?       У Кларк тихий голос, и она смотрит на шатенку со смешанным выражением беспокойства и надежды — ей действительно любопытно и хочется узнать ответы на некоторые вопросы, но она не хочет узнавать их ценой психической стабильности Лексы.       — Да, уверена, — улыбается Лекса, прислоняясь лбом ко лбу Кларк. — Давай, спрашивай. Ты моя жена. Ты имеешь полное право знать.       Кларк долгое время пытается сформулировать вопрос, и Лекса терпеливо ждет, играя с одинокой белокурой прядью волос, накручивая ее на палец в бесконечной петле.       — Можешь рассказать мне о... нет, погоди. Ты когда-нибудь думаешь о самоубийстве? В смысле, сейчас?       Каждое ее слово произнесено с осторожностью, с такой неуверенностью, будто она идет по тонкому льду — Лексе жаль, что она так напряжена, но понимает причину такого поведения. Тема очень щекотливая, так что она и сама немного напряжена.       — Нет. Больше не думаю. Уже много лет.       — Правда?       — Мне было... 14, кажется. Я была молода. Я... хочешь услышать?       Кларк слегка кивает.       — Я была молода и чувствовала себя в ловушке. Мне казалось, что все не так, что я ничего не контролирую — Костия только что ушла, и я не знала, что происходит в моей жизни. Я отчаянно хотела что-то почувствовать, что угодно... и поэтому попросила Аню уговорить ее тогдашнего парня купить мне водки. Она... она тоже была не в лучшем состоянии. Нелегко жить в тех кругах, в которых мы выросли.       Лекса замолкает, чтобы сделать глубокий вдох, и Кларк одаривает ее беспокойным взглядом.       — Тебе не обязательно продолжать, если ты не хочешь.       — Нет, я хочу, чтобы ты поняла. Я хочу, чтобы ты перестала беспокоиться. Я хочу, чтобы ты поняла, что это было всего лишь однажды.       — Я поверю тебе на слово, если ты скажешь, что так все и было.       — Я не хочу, чтобы ты гадала. Все нормально, Кларк.       Кларк некоторое время просто смотрит на нее, но затем кивает и прислоняется головой к голове Лексы.       — Я... поначалу я не хотела этого делать. Поначалу я просто пила. Вкус был противный, но мне нравилось, какую свободу мне дарил алкоголь. Я пришла в школу пьяной. Я пришла на свои внеклассные занятия пьяной. Я... я даже не знаю, как моя печень это пережила. Но однажды вечером... — Лекса останавливается на секунду, чтобы попытаться вспомнить имя. — Моя мать сказала, что нашла мне парня, сына коллеги — кажется, его звали Дэниел, — и она сказала, что в ближайшие выходные устроит мне с ним свидание. По сути, она сказала, что я должна делать то, что она скажет, и в то время мне показалось, что меня заставили вступить в брак по расчету. В тот вечер я... я подошла к ее аптечке и взяла снотворное и обезболивающее и запила все это водкой. И следующее, что я помню, меня рвало кровью, и кто-то кричал...       Лекса чувствует, как Кларк вздрагивает, и поднимает голову, замечая слезы в ее глазах.       — Эй...       Но Кларк качает головой, прикусив губу, чтобы сдержать всхлип. Лекса вздыхает и слегка приподнимается, нежно обхватывая ладонями ее лицо и целуя. Кларк делает поверхностный вдох и вытирает глаза, чувствуя себя идиоткой из-за такой реакции, но услышав этот рассказ таким тихим и страдальческим голосом Лексы... Кларк тут же захотелось расплакаться и причинить боль любому, кто когда-либо осмеливался ранить ее жену. Она крепче обнимает шатенку и зарывается лицом в ее волосы, пряча слезы и надеясь, что она сможет их сдержать.       — Кларк... — шепчет Лекса.       — Мне просто... мне больно за тебя, — хныкает Кларк. — Я не понимаю как, и ты ведешь себя так... ну, ты явно не в порядке, но, по крайней мере, те не плачешь... но, услышав это, я... у меня болит сердце, Лекса. Я просто хочу обнять тебя и ударить любого, кто хотя бы попытается приблизиться к тебе, и мне так жаль, что у тебя выдалась такая дерьмовая жизнь. Я бы сделала все, что угодно, чтобы эти плохие воспоминания исчезли.       Лекса ласково улыбается и наклоняется ближе к Кларк, нежно поглаживая ее спину.       — Кларк, я в порядке. Прошлое в прошлом. Да, мне было нелегко. Но сейчас все хорошо. Мне снятся кошмары, и иногда мне становится грустно, но как и всем остальным. Это нормально.       — Но я... боже, Лекса, я хотела выбросить ту женщину из окна. И я уже давно хочу ударить твоих родителей, но потом я увидела ее и сразу же захотела ее смерти. Это ужасно, я не должна желать смерти другим людям. Я не должна желать людям зла, и все же, больше всего мне хочется врезать в это сопливое лицо твоего отца...       — И мне, — тихо признается Лекса.       — Серьезно?       — Серьезно.       Кларк это удивляет, а еще больше ее удивляет тот факт, что ее это удивляет. В конце концов, Лекса выросла в их семье и, несомненно, накопила достаточно гнева, чтобы захотеть причинить им безграничную боль.       — Но мы не станем этого делать. Они этого не заслуживают. Они не заслуживают занимать место в наших голова.       Лекса принимает эти слова близко к сердцу.       Они не заслуживают быть в моей голове. Они вообще не заслуживают моего времени.       И поэтому она вздыхает, прислоняясь к плечу своей жены, и чувствует себя немного лучше.       — Хочешь задать еще какой-нибудь вопрос?       Кларк напрягается, и Лекса понимает, что это значит «да». Так что, когда она говорит «нет», Лекса поднимает глаза и ухмыляется.       — Я знаю, что ты врешь, Кларк. Давай. Спрашивай.       — Я и так чуть не расплакалась.       — Так расплачься. В этом нет ничего плохого.       Кларк вздыхает.       — Я просто... я знаю, что твоя... репетиторша, что она сделала с тобой. Но... ты испугалась, когда увидела ее? Ты все еще боишься? Потому что если боишься, я бы хотела знать, чтобы убедиться, что тебе больше никогда не придется ее видеть.       — Я... я ее не боюсь. В смысле, не настоящая я, а вот... а вот молодая я боится. Это как остаточный страх, понимаешь? Я столько лет вздрагивала при звуке ее голоса, что просто... просто видеть ее было больно. И большинство моих кошмаров связаны с ней. Она... я не ожидала, что она появится там, вот и все. Я была шокирована.       — Я надеру ей зад.       Лекса хихикает.       — Ты милая.       — Надеру, клянусь. Если она хоть на милю к тебе приблизится, я надеру ей зад, — говорит Кларк. — Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо.       — У меня все хорошо, Кларк. И даже отлично. Я хочу знать, все ли хорошо у тебя.       — Я... — начинает Кларк, но вздыхает. — Иногда я не знаю, что делать. Когда ты... плачешь или грустишь, типа того. Меня это пугает, и я чувствую себя такой бесполезной, и я просто... я ненавижу это чувство, понимаешь? Я ненавижу не знать, как тебе помочь.       — Кларк, послушай меня. Тебе не нужно делать ничего, чтобы помочь мне, — строго говорит Лекса. — Большую часть мне нужно сделать самостоятельно. Это мой разум, мое сердце. Но ты правда помогаешь, поверь мне. Когда ждешь, пока я сама не обниму тебя, когда крепко прижимаешь к себе, когда я об этом попрошу; это идеально, — она прижимается губами к губам блондинки и с радостью обнаруживает, что они приподнимаются в улыбке. — Ты идеальна, — добавляет она, и Кларк поднимает руку к ее щеке, притягивая ее еще ближе к себе и снова целуя, на этот раз глубже, но все с той же любовью и преданностью.       — Так ты в порядке? — напоследок спрашивает Лекса. — Просто чтобы убедиться.       Кларк закатывает глаза.       — Да, Лекса. Я в порядке.

***

      После короткой дремы на диване они просыпаются, чувствуя себя отдохнувшими; на душе у обеих значительно полегчало. Кларк больше не испытывает вину за то, что сдерживается, и несмотря на боль от знания о прошлом Лексы, она также и наслаждается этим знанием — Лекса доверяет ей достаточно, чтобы рассказать об этом, и она чувствует себя в мире как с прошлым, так и с будущем.       — Пойдем прогуляемся, — шепчет Кларк в ухо Лексе, которая вообще отказывается вставать.       — Нет.       — Почему нет?       — На улице холодно. А здесь мне тепло.       — Давай же, Лекса. Мы уже несколько дней не выходили из квартиры. Иногда нужно выбираться на улицу.       — Но там холодно.       — Я одолжу тебе свою толстовку.       Лекса поднимает глаза и потягивает за толстовку, которую в данный момент носит Кларк.       — Эту?       — Она на мне.       — Пожалуйста? Она моя любимая.       — Напомни-ка, сколько у тебя толстовок?       — Ни одна из них не пахнет тобой.       — Видишь? Это просто жутко.       — Ой, да заткнись ты.       Обменявшись толстовками и накинув верхнюю одежду, чтобы защититься от холодного ветра, они отправляются на переполненные людьми улицы, освещаемые солнцем. Они направляются в парк и бесцельно по нему бродят, наслаждаясь лучиками солнца и самим ощущением дня; в воздухе витает привкус весны, несмотря на холод, который все еще отказывается отпускать город. В парке они встречают несколько странных исполнителей, и Кларк отсыпает каждому достаточное количество мелочи — любой, кто осмеливался (или нуждался) сидеть на улице на таком холоде, играя музыку за деньги, заслуживал хотя бы немного мелочи.       — Кларк, смотри. Там мороженщик.       Кларк смотрит туда, куда указывает Лекса, и широко улыбается при виде знакомого коротышки на его привычном месте под дубом.       — Сейчас же январь, — указывает она. — Ты правда хочешь мороженое?       Лекса тянет ее за руку.       — Пойдем, без него никак.       — Ладно, ладно. Но чур шоколадное — мое.       — Кла-арк...       — Ты хочешь мороженое или нет?       — Не относись ко мне как к ребенку, — ворчит Лекса, таща Кларк к продавцу. — Я возьму половину твоего шоколадного мороженого, а ты возьмешь половину моего ванильного. Как и всегда.       — Мы покупали у него мороженое раза три. Это не «всегда».       — Мы сделаем это традицией.       Кларк не может сдержать улыбку.       — Ладно, ладно. Можем поделиться. Все мое — твое, верно?