The Marrying Type

      Кларк — определенно не податливый пациент. Лекса обнаруживает, что ее не раздражает ее постоянное нытье и стоны, когда у нее такие розовые щеки. У нее даже насморк милый — она абсолютно очаровательна, даже когда чихает, что, в свою очередь, помогает ей выносить несносное поведение больной Кларк.       Она проспала еще час после ухода матери. Лекса подтащила кресло из угла к кровати и устроилась в нем, достаточно далеко, чтобы отдалиться от бактерий, но достаточно близко, чтобы приглядывать за ней. Кларк спит настолько крепко, насколько это возможно, но Лекса не может не заметить, что из-за высокой температуры она вся взмокла; она то и дело ворочается, очевидно, испытывая дискомфорт в своем нынешнем состоянии, и когда она просыпается примерно через час, то ведет себя крайне раздражительно.       — Голова болит, — ворчит Кларк.       Лекса откладывает книгу в сторону, берет стакан с прикроватной тумбочки и уходит в ванную, чтобы наполнить его. Затем она дает блондинке обезболивающее, одаривая ее робкой улыбкой, но Кларк только хмурится, и Лекса не может удержаться от смешка.       — Как ты?       Кларк бросает на нее сердитый взгляд.       — Я умираю.       — Нет, не умираешь.       — У меня спина болит. У меня все болит, — скулит Кларк. — Как такое может случиться за одну ночь?       — Очевидно, что это сильный вирус.       — Очевидно.       — Проголодалась?       У Кларк загораются глаза.       — О боже, да.       Когда Лекса возвращается с подносом с двумя мисками, полными куриного супа, Кларк дарит ей благодарную улыбку и нетерпеливо берет миску в руки, но слишком поспешно засовывает первую ложку в рот, тем самым его обжигая, и снова хмурится.       — Сегодня не мой день, — решает она.       — Ах, — улыбается Лекса. — Все же не так плохо?       — У меня все болит, мозг умирает, нос чешется, а теперь еще и рот обожжен. А, еще меня пырнули.       — Это была всего лишь иголка.       — Да что ты об этом знаешь? Не тебя же пырнули.       Лекса наклоняется и легонько целует ее в щеку.       — Моя маленькая больная малышка.       — Не подходи так близко, а то тоже заболеешь.       — Кларк, я всю ночь буквально на тебе проспала. Наверное, я и так уж заболела. Это всего лишь вопрос времени.       — И все же. Я противная и сопливая.       — Ты очаровательная.       — Я противная.       Лекса закатывает глаза и нежно целует ее в губы.       — Ты прекрасная и ничуть не противная.       — А если я тебе в лицо чихну? Тогда я все равно не буду противной?       — Пожалуйста, не надо.       Кларк кладет в рот еще одну ложку супа и ухмыляется.       — А я ведь могу.       Как по команде, Лекса чихает, хотя больше это походит на такой восхитительный, милый и нежный вскрик. Кларк таращится на нее с раскрытым ртом.       — Твою же мать.       Лекса шмыгает носом.       — Заткнись.       — Ты заболела.       — Заткнись, Кларк. Я еще не заболела. Я просто чихнула.       — Этот чих только что сделал мой день бесконечно лучше. Это было так мило.       — Заткнись.       Кларк только усмехается и еще глубже зарывается в гору одеял, баюкая в руках миску с супом.       — Он такой вкусный.       — Но он обжег тебе рот.       — Плевать. Он божественный, и я его обожаю.       Лекса садится, скрестив ноги, рядом с Кларк, и только сейчас пробует суп. Конечно же, Кларк более чем права насчет его вкуса — тот факт, что в супе и картофель, и лапша, и овощи, и искусно приготовленная курица со специями, делает его чуть ли не самым вкусным блюдом, которое она пробовала в своей жизни.       — Вкусно? — спрашивает Кларк. В качестве ответа она получает только довольное мычание и улыбается, на мгновение забывая о своем ноющем теле и высокой температуре.       Когда они заканчивают есть, Кларк снова ложится, на этот раз на живот, и громко и недовольно стонет о своих ноющих мышцах, пока Лекса не понимает намек и не предлагает ей массаж.       — Ну, если ты настаиваешь... — ухмыляется Кларк, устраиваясь поудобнее посреди их кровати, чтобы шатенка смогла сесть рядом с ней. Лекса целует ее в щеку, прежде чем снять ее майку через голову (ведь каждый массаж должен быть топлесс). И прохладный воздух, касающийся кожи, явно того стоит. Кларк обожает, как Лекса точно знает, где разминать и куда нажимать, как провести ладонью по особенно больному месту так, чтобы сорвать с ее губ стоны. Сначала она просто стоит на коленях рядом с Кларк, но в итоге седлает ее поясницу, не прекращая разминать ее мышцы и успокаивать нежную, разгоряченную кожу.       Она слышит, как снизу открывается дверь, но не утруждается отдалиться от Кларк, когда слышит шаги, приближающиеся к их комнате. В конце концов, на Кларк спортивный бюстгальтер, так что тут не происходит ничего слишком интимного, да и она знает, что это Аня — Эбби упомянула, что она попросит ее их проверить, а Лекса знает, какой мамой-медведицей может становиться Аня. Даже малейший намек на болезнь заставил бы ее примчаться к ней, а учитывая тот факт, что теперь она практически живет в двадцати шагах от их квартиры, разумно было полагать, что Аня может объявиться у них на пороге в любой момент.       — Привет. Я использовала ваш запасной клю... — начинает Аня, но, увидев Лексу, седлающую Кларк, отворачивается и запинается. — Извините, мне зайти попозже?       Лекса смеется и слезает с Кларк, которая успела расслабиться настолько, что чуть было не заснула. Она подносит палец к губам, а затем быстро укрывает свою жену одеялом и поправляет его. Лекса нежно целует ее в лоб, прежде чем на цыпочках выйти из комнаты, таща за собой Аню, вплоть до гостиной, где, она уверена, они не смогут потревожить Кларк.       — Выглядишь бледновато, — комментирует Аня. — Ты тоже заболеваешь, да?       — Господи, Аня. Я же не умираю, — вздыхает Лекса, плюхаясь на диван. — Тебя прислала Эбби, да?       — Она сказала, что Кларк болеет, и что ты тоже выглядишь не очень здорово. Я решила зайти и проверить.       — Аня, все хорошо. Я чихнула один раз.       — Один — это слишком много.       — Люди чихают, даже когда совершенно здоровы.       Аня садится рядом с ней и вздыхает.       — Лекса.       — Я ненавижу врачей.       — Ты не ненавидишь меня.       — Не придирайся.       — Я просто измерю твою температуру и оценю твое состояние. Это не займет много времени.       — Нет.       — Лекса...       — Аня.       — Лекса.       Лекса вздыхает.       — Ладно.       — Хорошо. Засунь это под мышку, пожалуйста.       Лекса берет градусник, сует его под мышку и принимается спокойно ждать, пока Аня осматривает ее горло и проверяет уши.       — У тебя слегка покраснело горло и охрип голос, — комментирует Аня, забирая градусник у Лексы. — И у тебя повышенная температура. Уже 37,7. Тебе следует лечь в постель.       — Аня, да все нормально.       — Только потому, что Кларк выглядит так, будто умирает, не значит, что ты тоже не больна.       — Она ведь не умирает?       Аня закатывает глаза.       — Нет.       — Ты ее даже не видела.       — Давай ты просто доверишься суждению ее матери. Эбби гораздо лучший врач, чем я.       Лекса замолкает на мгновение.       — Ладно.       — А теперь в постель.       — Но мне нужно купить продукты, а еще сходить на почту...       — Я возьму Рэйвен, и мы выполним твои поручения. Напиши нам список дел.       После того, как Лекса снабжает ее списком покупок и инструкциями относительно других дел, она отправляется наверх и ложится спать. Она признает, что чувствует себя немного уставшей и что у нее слегка болит голова, но она не заболела, этого просто не может быть. Тем не менее, как только она кладет голову на подушку, она тут же засыпает; ее тело фактически отключается, как только ему позволяют как следует отдохнуть.

***

      Аня входит в квартиру Рэйвен и обнаруживает, что та только что вышла из душа; полотенце, перекинутое через ее плечо, практически ничего не прикрывает. Покачав головой на очевидное отсутствие застенчивости у Рэйвен, она направляется к холодильнику, чтобы проверить, что в нем есть, чтобы заодно сходить за продуктами и для Рэйвен.       — Что ты делаешь? — спрашивает Рэйвен, появляясь на кухне секундой позже и вытирая волосы полотенцем, на этот раз одетая в спортивные штаны и майку.       — У тебя в квартире есть что-нибудь, помимо объедков и пива?       Рэйвен ухмыляется.       — У меня есть яйца.       — И ты на них живешь?       — Более или менее.       Аня закрывает дверцу холодильника и ворчит.       — Понятно. Мы идем за продуктами.       — Сейчас?       — Кларк с Лексой заболели. Им нужны продукты, и я пообещала, что мы за ними сходим.       — А меня ты зачем в это втянула?       — Потому что мне нужно, чтобы кто-то нес пакеты, разумеется, — ухмыляется Аня. — А теперь иди и надень что-нибудь другое, а не мою пижаму.       Рэйвен закатывает глаза.       — Перестань командовать.       — Разве я тебе не поэтому нравлюсь?       В Аню летит полотенце, но она только нежно смеется над явным раздражением Рэйвен. Рэйвен возвращается только через какое-то время, одетая в джинсы, футболку и свою фирменную красную куртку-бомбер. Аня стонет от ее вопиющего пренебрежения холодом на улице.       — Нет, переодевайся.       — Что?       — Рэйвен, на улице минус семь. А это очень холодно.       — Ты с юга. Неудивительно, что тебе здесь холодно, — указывает Рэйвен, решительно намереваясь оставить свою одежду. — Давай, пошли. Я уже проголодалась.       — Жди здесь.       Рэйвен терпеливо ждет, пока Аня вернется из комнаты, которую она уже начала мысленно называть их спальней, а не своей. Когда она выходит минуту спустя с шапочкой и шарфом в руках, Рэйвен стонет и пятится, слегка качая головой.       — Не-а. Ни за что.       Аня прижимает ее спиной к двери и быстро натягивает ей на голову шапочку, натягивая ее с такой силой, что она закрывает ей глаза. Затем она оборачивает шарф вокруг шеи Рэйвен, которая все это время брызжет слюной и ворчит. Когда Аня заканчивает, Рэйвен снова пытается снять их с себя, но Аня хватает ее за запястье и останавливает.       — Два человека уже заболело. Я не хочу, чтобы ты к ним присоединилась.       Рэйвен смотрит на нее и хмурится.       — Я ни хрена не вижу.       — Так поправь шапку.       — Не могу, ты мне руку держишь.       Аня вздыхает и позволяет ей поднять шапочку так, чтобы ее каштановые волосы обрамляли ее лицо и покоились поверх шерстяного шарфа.       — Вот, довольна?       Аня рассматривает свою девушку, чей хмурый взгляд делал ее еще более похожей на обидевшегося ребенка, и улыбается.       — Да, довольна. Я могу справиться со сварливостью Лексы, как и с Кларк, но если и ты заболеешь, я тебя прибью.       Рэйвен изображает умиляющийся звук и крадет быстрый поцелуй.       — Это было самое милое, что ты когда-либо мне говорила.       Теперь очередь хмурится переходит к Ане.       — Нет, точно не самое.       Рэйвен только смеется и отталкивает ее от себя, чтобы открыть входную дверь и выйти.       — Конечно, как скажешь.

***

      — Аня, я не могу разобрать почерк Лексы. Прочитай, а? Ты же врач.       — И какое отношение к этому имеет то, что я врач? — спрашивает Аня, выхватывая список у Рэйвен.       — Ты вообще видела записки врачей? Там одни каракули.       Аня усмехается.       — Конечно. Захвати немного бананов, хорошо?       Рэйвен подталкивает тележку и хватает связку бананов с прилавка рядом с собой.       — Столько хватит?       — Вполне.       Они идут дальше, тщательно выбирая фрукты и овощи, которые попросила Лекса. Аня принимается останавливаться каждые несколько шагов, чтобы спросить Рэйвен, действительно ли она не ест никакой полезной пищи.       — Ем, — отвечает Рэйвен. — Типа бананов и все такое. И морковь. Что-нибудь дешевое, что не надо готовить.       Аня только закатывает глаза.       — Я научу тебя готовить.       — Нет.       — Почему нет?       — Потому что, скорее всего, я все сожгу.       — А я научу так, чтобы не сожгла.       — Но это занимает столько времени.       — Рэйвен, я уже говорила это однажды, и я скажу это еще раз. Я бы очень хотела, чтобы ты дожила до тридцати, а если ты будешь продолжать откровенно избегать правильного питания, то столько ты не протянешь.       Рэйвен стонет.       — Ладно, ладно. Но сейчас самое время для вредной пищи. Что там попросила Лекса?       — С чего ты взяла, что она включила в список вредную пищу?       — Кларк болеет. Ей нужна ее любимая еда, и Лекса это знает. Давай, скажи мне, что я ошибаюсь.       Аня бросает взгляд на список.       — Нет, не ошибаешься.       — Шоколадное мороженое с орехами и зефирками?       — И ванильное мороженое с шоколадной крошкой.       — И, предполагаю, Орео. А она записала «Капри Сан»?       — На Кларк жената ты или Лекса?       Рэйвен закатывает глаза и смеется.       — А что, ревнуешь?       — Нет.       — Ревнуешь. Ты ревнуешь, потому что я так хорошо знаю Кларк.       — Ничего я не ревную.       Рэйвен отпускает тележку, встает перед Аней, кладя руку ей на талию, и наклоняется, чтобы поцеловать.       — Кларк — моя лучшая подруга, — говорит она Ане, возвращаясь к толканию тележки. — И поэтому я знаю, как за ней ухаживать.       — Я это знаю.       — Но еще я знаю, что твоя любимая еда — это что-нибудь с арахисовым маслом: конфеты с арахисовым маслом, мороженое с арахисовым маслом... А твое любимое блюдо — бутерброды с арахисовым маслом и маринованными огурцами, сочетание которых я никогда не пойму, но с радостью приготовлю для тебя, если ты будешь в этом нуждаться. Но не жди, что я стану целовать тебя после такого бутерброда, разве что ты будешь очень этого хотеть. И тогда я подумаю, стоит ли забыть о своей личной неприязни к маринованным огурцам ради твоего комфорта.       Аня останавливается как вкопанная, а Рэйвен проезжает еще несколько футов, прежде чем это заметить. Она оборачивается, чтобы в замешательстве на нее посмотреть, но, увидев удивление на лице Ани, ухмыляется.       — Что?       Аня подходит к ней и качает головой.       — Ничего.       — Да что?       — Ты идиотка.       — А что я сделала?       Аня оглядывает проход и, обнаружив, что он пуст, хватает Рэйвен, чтобы поцеловать, да так глубоко, что с губ ее девушки срывается удивленный воздух. Аня крепко сжимает ее запястья, прижимая к себе, и Рэйвен чувствует, как в животе что-то переворачивается, исполняя тысячи сальто, от этого внезапного проявления привязанности. А еще и тот факт, что это происходит на публике, когда Аня всегда придерживалась правила «никакого контакта» (кроме легких поцелуев и держаний за руки)... ну, Рэйвен чувствует, что это явно что-то новое, что-то особенное, и практически тает от прикосновений Ани.       — Ты была замечательной, — отстранившись, отвечает ей Аня. — Ты замечательная.       — Все, что я сделала, — это рассказала тебе то, что узнала, наблюдая за твоим поведением во время месячных.       Аня закатывает глаза.       — Ты обратила внимание и запомнила. Вот что делает тебя замечательной, засранка.       — Да, правильно, я засранка.       — Я начинаю думать, что ты вовсе не засранка.       — Эй! — огрызается Рэйвен. — Возьми свои слова обратно.       Аня качает головой.       — Никогда.

***

      Тем временем в квартире, Кларк просыпается и обнаруживает, что к ней в объятия заползла очень ворчливая и сонная Лекса. Ей жарко, она вся вспотела, но каким-то образом так ей наиболее комфортно, даже несмотря на то, что в местах соприкосновения их кожи очень липко и неприятно горячо. Она опускает глаза и видит, как на ней лениво лежит Лекса; маленькая струйка слюны стекает из уголка ее рта и слегка касается ее кожи — это было бы немного противно, если бы не было так очаровательно. Кларк максимально нежно проводит рукой по ее руке. Она не ожидала, что это легкое движение ее разбудит, но так и происходит. Лекса ворчит, когда понимает, что слабая головная боль, которую она испытывала, пока засыпала, успела перерасти в сильную.       — Вот же блять, — ворчит она.       — Болеешь? — охрипшим голосом спрашивает Кларк.       — Умираю.       — Нет, не умираешь. Это я умираю.       — Это все твоя вина.       — Ты сама меня поцеловала. Я тебя не просила.       Лекса утыкается лицом в грудь Кларк.       — Это того стоило.       Кларк ухмыляется.       — Идиотка.       — Да и я, наверное, еще вчера от тебя заразилась. Грипп не может накатить за пару часов.       — Да уж.       — Я горячая.       — Очень.       — Нет, в смысле у меня температура.       — Знаю.       — Но я не хочу двигаться.       — Знаю.       — Можешь принести лед?       — Я не хочу двигаться.       Лекса стонет.       — Где твой телефон?       — Что?       — Я позвоню Рэйвен, чтобы она принесла мне лед.       — Лекса, у нас есть лед в морозилке.       — Нету, я все использовала сегодня утром и забыла залить новый.       — А у нас нет замороженного горошка или типа того?       — Нет.       — Ух.       — И я не буду двигаться. Аня запретила мне вставать с постели, — язвит Лекса, протягивая руку и хватая телефон Кларк, а затем вводит пароль и набирает номер Рэйвен.       — Кларкуша!       Лекса стонет.       — Это Лекса, и не называй так Кларк. Она ненавидит это прозвище.       — Она назвала меня Кларкушей, да? — спрашивает Кларк. Лекса кивает.       — Вы там живы?       — Ага, с трудом... — кашляет Лекса. — Иди сюда. Нам нужен лед, а у нас закончился.       — С чего ты взяла, что у меня он есть?       — Ты ежедневно получаешь травмы.       — Хорошее замечание, Гриффин. Отдаю тебе должное.       — Почему ты нас обеих называешь Гриффинами? Это путает.       — Это фамилия и твоя, и Кларк. Чего тут путаться?       — Неважно. Вы уже купили продукты?       — Мы принесли их вам два часа назад, Лекса. Вы спали как младенцы. Кстати, я отправила Кларк фотографию.       — Пожалуйста, принеси мне лед.       — Я буквально на вашем пороге, господи. Дайте мне минутку, ладно?       Рэйвен входит в их спальню минуту спустя, заскочив лишь для того, чтобы бросить пакет со льдом в Лексу, а затем снова поспешно выйдя за дверь.       — Извините, Аня запретила мне болеть! — язвит она, уходя к себе. Кларк недовольно стонет.       — И все равно спасибо! — кричит ей вслед Лекса. Пакет со льдом она заворачивает в футболку и прикладывает к пояснице; прохлада вступает в контраст с жаром, разгорающимся внутри, и слегка успокаивает кожу. Но Кларк хватает пакет со льдом и кладет его себе на живот, а затем тянет шатенку на себя так, чтобы он оказался между ними. Лекса хмурится.       — А, так теперь ты хочешь делиться?       Кларк ворчит и снова закрывает глаза.       — Тс-с, дай поспать.