The Marrying Type

      На следующее утро Лекса просыпается в восемь утра от звонка Индры. Кларк ворчит и натягивает одеяло на голову, а Лекса ругается себе под нос, прежде чем схватить телефон и выйти из комнаты, чтобы дать своей жене отдохнуть.       — Доброе утро, Индра.       — Доброе утро, — говорит Индра. — Завтра тебя ждут в участке, чтобы задать несколько вопросов.       — Все же хорошо, да? — спрашивает Лекса. — Меня не обвиняют в...       — Нет, не обвиняют. Тебе хотят задать вопросы о твоих родителях.       — Тогда не проблема. Завтра?       — Да, в час дня. Я распоряжусь, чтобы за тобой заехала машина.       — Было бы здорово, да. Есть какие-нибудь новости?       — Ну, есть доказательства того, что твои родители использовали свои деньги, чтобы... ну, в сущности, степень их манипулирования твоей жизнью стала очевидной. Справедливости ради, ты могла бы подать еще один иск и...       — Я не буду ничего подавать, — перебивает Лекса. — Мне не нужны их деньги, особенно грязные.       — Справедливо.       — Но сейчас они под стражей?       — Да, и я полагаю, что уже на этой неделе их перевезут в Синг-Синг.       — А как насчет моего дяди?       — Его отправят в федеральную тюрьму, учитывая, что его преступление охватывало не только несколько штатов, но и целые страны.       — Хорошо.       — А как насчет тебя? Теперь твоим телефоном можно пользоваться, и я надеюсь, что к тебе никто не ломился.       — Нет, к нам никто не ломился. Пока все хорошо.       — Отлично. Тогда до завтра.       — Мне нужно поработать из дома?       — Если хочешь, но я ничего от тебя не требую. Сделай перерыв.       Лекса улыбается.       — Хорошо. До завтра.       Вернувшись в спальню, Лекса обнаруживает снова заснувшую Кларк – она растянулась посреди кровати; простыни прикрывают только нижнюю часть ее тела, оставляя всю спину обнаженной для любопытных глаз Лексы. Татуировка блондинки освещается мягким утренним светом, из-за чего крыло, идущее от лопатки к руке, выглядит темнее и почему-то более заметным, чем обычно. Лекса на мгновение задерживается в дверном проеме, не смея нарушить открывшийся перед ней вид. Лицо Кларк повернуто в сторону, а ее рот немного приоткрыт, и Лекса может поклясться, что замечает небольшую струйку слюны в уголке ее рта. Она тихо посмеивается и качает головой, когда подходит к кровати и быстро забирается на Кларк, тут же получая раздраженный стон в ответ.       — Слезь с меня, — ворчит Кларк. — Ты слишком горячая.       — Да, черт возьми, — бормочет Лекса, устраиваясь на ней поудобнее и проводя пальцами по руке Кларк. — И нет, я с тебя не слезу.       — Слишком жарко.       — Если я открою дверь балкона, тогда можно остаться?       — Что, прямо на мне? Как какой-то странный сэндвич?       — Я хочу пообниматься.       — Мы буквально обнимались всю ночь.       — Да, но я хочу еще. Я так редко тебя вижу.       — Это правда, — зевает Кларк. — Почему здесь так жарко?       — Может, потому, что на тебе спортивки, — предполагает Лекса, возвращаясь к ней от балконной двери.       Кларк уже собирается снять спортивные штаны, но замирает на полпути. Лекса замечает выражение чистого ужаса в ее глазах и почти сразу понимает, в чем дело, еще даже не услышав объяснений от Кларк.       — О боже, я испортила простыни.       Кларк отбрасывает от себя простыни, обнажая кровавые пятна на всем постельном белье, ее спортивках и практически везде, где только можно вообразить.       — О боже, — повторяет Лекса. — Как же... грязно.       — Еб твою мать.       Кларк вскакивает с кровати и спешит в ванную, а Лекса тихо смеется, собирая простыни и спускаясь вниз в их недавно обновленную прачечную, чтобы их застирать. Некоторое время спустя она возвращается с солью и небольшим количеством содового раствора и принимается отмывать пятно с самого матраса. К тому времени, как она более или менее заканчивает, Кларк выходит из душа и встает рядом с ней, выглядя невероятно смущенной.       — Ничего страшного, — смеется Лекса. — Со всеми бывает.       — Я все испачкала кровью, Лекса. Ты даже не видела, сколько ее было в моих штанах.       Лекса тихонько говорит «оу» и обнимает ее за талию.       — Мне жаль, что у тебя месячные.       — Ненавижу их.       — Ну, разумеется.       — Я хотела всю неделю заниматься сексом и практически не носить одежду, а теперь... все испорчено.       — Не обязательно, — бормочет Лекса ей в ухо. — Это просто значит, что нам нужно быть более осторожными.       Кларк выпускает смешок.       — Я чувствую себя отвратительной, раздутой, и все, чего я хочу, это немного мороженого и посмотреть «Короля кондитеров».       — Тогда этим и займемся, — кивает Лекса. — Но ты не отвратительная и не раздутая. Просто сама совершенство, как и всегда.       — Врешь.       — Не вру.       Кларк вздыхает и быстро целует Лексу, прежде чем пройти мимо нее к шкафу.       — Кстати, я забираю твою толстовку и леггинсы, — кричит она. — Это меньшее, что ты можешь сделать.       — Что? Это же не из-за меня у тебя месячные начались на неделю раньше!       — Пожалуйста?       — Конечно, ты можешь их взять, — смеется Лекса. — Но не вини меня в том, что у тебя такая нерегулярная матка.       В ее лицо прилетает майка, и Лекса снова смеется. Кларк, однако, бросает на нее свирепый взгляд.       — Заткнись.       — Ты очаровательна.       — Я отвратительна. Просто подожди, завтра все мое лицо будет в пятнах и прыщах, как будто я снова 15-летняя пубертатная Кларк.       — Я видела фотографии, ты не была такой уж отвратительной. 15-летней мне ты бы точно понравилась.       — О, правда? Ты бы меня даже не заметила, — говорит Кларк. — Я была неудачницей, которая всегда сидела одна на трибунах со своим альбомом для рисования.       — У тебя были друзья...       — Не хорошие.       — О, бедная малышка, — улыбается Лекса, обнимая Кларк и притягивая ближе к себе. — Я была бы твоим другом в средней школе.       — В старшей школе, Лекса. Девятый класс.       — Серьезно? Боже, я старая.       Кларк смеется и кладет голову на плечо Лексы.       — Да, это уж точно.       — Хотя я всего на год старше тебя.       — Не важно, бабуль.       — Меня беспокоит, что ты меня так называешь.       — Старушка.       — Заткнись.       — Заставь меня.       Лекса тянется за поцелуем, но Кларк отстраняется с хитрой ухмылкой на лице.       — Не-а.       — Что?       — Я чуть не рыгнула тебе в лицо, — прыскает Кларк. — Давай просто не будем. Это было бы просто неловко.       — Ты ходячая катастрофа.       — Я твоя катастрофа.       — И я справлюсь с этой катастрофой, — заявляет Лекса, быстро подхватывая ее на руки, отчего Кларк взвизгивает. — Я отнесу ваше величество вниз на блинчики с черникой и щедрой порцией взбитых сливок.       — Не смей меня уронить.       Лекса смеется.       — Не уроню.       Она достаточно умело переносит ее вниз по лестнице и усаживает на столешницу, чтобы та подождала, пока она готовит блинчики.       — Ты же знаешь, что мы ужасно банальные, да? — спрашивает Кларк. — Шутки Рэйвен попадают в точку, когда она шутит о нас.       Лекса разбивает яйцо и дарит ей улыбку, прежде чем вернуться к взбиванию теста.       — Да, знаю. Это отвратительно.       — Но мне это вроде как нравится.       — Мы ужасно милые, но не думаю, что мы пытаемся быть таковыми — это просто происходит, нет?       — Наши дети возненавидят нас.       Лекса выпускает смешок.       — Они будут недовольно стонать всякий раз, когда мы хотя бы возьмемся за руки.       — Разве так не все дети делают?       Лекса пожимает плечами.       — Не знаю. Почти уверена, что мои родители целовались только раз в год, на годовщину своей свадьбы. Наверное, это было прописано в их брачном контракте.       Кларк смеется.       — Ну, я видела маму с ее парнями и помню ее взаимодействия с папой, так что да, это отвратительно.       — Но я уверена, что наши дети не будут против.       — О, надеюсь, иначе мы от них отречемся.

***

      Аня просыпается около полудня и обнаруживает, что Рэйвен каким-то образом перекатилась вниз, так что теперь она лежит между ее ног, положив голову ей на живот, одной рукой обвив ее бедро, а ладонь подложив прямо под правую часть таза. Поза странная, но Рэйвен, кажется, вполне комфортно, так что Аня снова откидывается на подушки и подумывает вновь заснуть. Однако сегодня ее единственный выходной перед 48-часовой сменой, и она хочет провести его с Рэйвен.       А если конкретнее, она хочет поделиться с ней новостями.       И поэтому она мягко пихает Рэйвен, а затем тепло улыбается, видя, как та протирает глаза и зевает, прежде чем сесть. На ее голове гнездо, да и выглядит она очень сонной, и все же утреннее солнце так освещает ее лицо, что от нее захватывает дух.       — Солнце слепит, — бормочет Рэйвен. — Можешь его выключить?       Аня протягивает руку в сторону, чтобы задернуть шторы, и Рэйвен удовлетворенно вздыхает, когда легкая головная боль отступает, благодаря туманной темноте.       — Похмелье? — нежно спрашивает Аня, садясь.       Рэйвен слегка кивает.       — Немножко.       — Голова болит?       — Ага.       — Надо было выпить воду, — ухмыляется Аня.       — Пойду выпью сейчас.       Аня остается в постели ждать возвращения Рэйвен, обдумывая, какие слова ей подобрать, чтобы сообщить ей новости. Она почти уверена, что Рэйвен они придутся по душе, но далеко не так уверена в своей подаче.       — Ты не будешь завтракать? — спрашивает Рэйвен. — Я вот, например, с голоду помираю.       — Сейчас подойду, — говорит ей Аня. — Просто ждала, пока ты выйдешь из ванной.       Рэйвен хватает майку, которая, разумеется, принадлежит Ане, как и почти вся одежда, которую она носит в последнее время, хотя у нее-то всего, может, четыре майки, а вот у Ани целая коллекция маек и рубашек.       Она уже заканчивает готовить яичницу, когда на кухне появляется Аня. Нежной руки на бедре и легкого поцелуя в щеку более чем достаточно, чтобы немного облегчить похмелье Рэйвен. Аня же после этого начинает заниматься приготовлением кофе и овсянки.       — Овсянка противная, — указывает Рэйвен, когда они садятся за стол. — Выглядит как какое-то месиво.       — Она полезная.       — Выглядит противно.       — Ты ведь ела овсянку. Я все видела.       — Только потому, что больше ничего не было. И на вкус она была как размокшая картонка.       Аня черпает ложку и поднимает ее в сторону Рэйвен.       — Попробуй и скажи мне, что она противная.       Рэйвен поджимает губы.       — Ни за что.       — Давай, одну ложечку.       — Она отвратительная.       — А если я сделаю тебе массаж, если ты ее попробуешь?       — Ладно, ладно.       Рэйвен пробует овсянку, а Аня принимается наблюдать, как та пытается найти хоть что-нибудь в ее вкусе, что ей не понравится. Но она знает, что этого не произойдет — она готовит овсянку с добавлением кусочков яблока, яблочным соусом и корицей и прекрасно понимает, что по вкусу она напоминает яблочный пирог. Рэйвен никак не может не понравиться такое блюдо.       — Ну?       Рэйвен бросает на нее сердитый взгляд и возвращается к поеданию своего тоста с яйцами.       — Заткнись.       — Признай, что она вкусная.       — Ладно, на вкус она как яблочный пирог. Отстань.       — Говорила же.       — Я все равно буду есть яйца.       — Ну, разумеется.       Какое-то время они едят в тишине, но вскоре Рэйвен замечает напряжение Ани — она видит, что ей есть что сказать, и потому откладывает свою еду и устремляет на нее беспокойный взгляд.       — Что случилось?       Аня пожимает плечами.       — А, да ничего. У меня просто есть для тебя кое-какие новости, вот и все. Но они могут подождать.       — Нет, говори.       — Мне снова предложили работу, — пожимает плечами Аня.       Рэйвен замирает.       — Ты согласилась?       — Я еще думаю.       — Где?       — Папуа-Новая Гвинея.       — Когда? — спрашивает Рэйвен. — На... надолго?       — На двенадцать месяцев, начиная с июля.       — С июля? Сейчас же март!       Аня кивает.       — Я знаю.       — Нет, ты... там будет опасно?       — Нет, я не полечу в район вооруженного конфликта. Там безопаснее, чем в других точках.       Рэйвен выдыхает.       — Точно?       — Да, Рэйвен, точно.       — Так ты хочешь полететь?       Аня пожимает плечами.       — Я никогда не была в Папуа-Новой Гвинее.       — Значит, да, — вздыхает Рэйвен, откладывая вилку и вставая. Ей нужно походить, чтобы сохранить здравый рассудок. Она ощущает легкую тошноту при мысли о том, что Аня снова улетит, да еще и на целых двенадцать месяцев... нет, Рэйвен такой план не по душе.       Она ненавидит всю эту затею.       Аня вздыхает и берет ее руку в свою, притягивая к себе, пока та не встает к ней достаточно близко, чтобы она могла обнять ее за талию и посадить к себе на колени.       — Рэйвен, это еще не все.       — Не все? А что еще может быть? — спрашивает Рэйвен. — Ты снова улетаешь, да еще и на целый год...       — Ты можешь полететь со мной.       Глаза Рэйвен расширяются.       — Погоди, что?       — Там нужны не только врачи, — объясняет Аня. — Им нужны и так называемые технические логисты, работа которых в основном включая в себя инженерию и практическую механическую работу, управление транспортными средствами, техническое обслуживание и содержание медицинских учреждений, и все такое прочее...       — Но... работа? На двенадцать месяцев?       — Я поговорила с некоторыми людьми, и они сказали, что готовы дать тебе шанс.       — Они со мной даже не знакомы.       — Они доверяют мне.       — Ты даже не знаешь моих полномочий, способна ли я вообще...       — Рэйвен, я видела, как ты починила машину менее чем за пять минут, хотя я бы сочла это безнадегой. И ты, по сути, гений. Я знаю, что ты справишься.       — Возможно.       — Так ты согласна?       Рэйвен прикусывает губу и еще раз все обдумывает. А затем во второй раз. А потом и в третий.       — Рэйвен?       — А?       — Ты молчишь уже пару минут. Все нормально?       — Э-э, да... стой, погоди. Ты просишь меня полететь с тобой за границу на целый год? В Папуа-Новую Гвинею?       Аня кивает, но ничего не говорит, и Рэйвен понимает, что она сама не до конца уверена по поводу этой затеи.       — Это... даже не знаю, что сказать, но мне нужно... блин, да это же охуенно.       Ане показалось, что Рэйвен не понравилась эта идея. У нее правда сложилось такое впечатление, так что когда Рэйвен заканчивает свое предложение на «охуенно», ее глаза расширяются.       — Правда?       Рэйвен смеется, обхватывает ее лицо ладонями и целует.       — Да, правда. Ты подловила меня уже на «практической механической работе».       Аня улыбается.       — Так ты подумаешь над этим?       — Блин, да я согласна. Но только если ты полетишь со мной.       — Как будто я бы отпустила тебя в Папуа-Новую Гвинею на целый год одну, — фыркает Аня.       — Твою ж мать, я даже не знала, что такое возможно... в смысле, вау, — бормочет Рэйвен. — И технический логист? В жизни не слышала более пафосного термина для механика.       Аня улыбается.       — Так ты точно согласна?       — Дай мне несколько дней, чтобы подумать и убедиться, что я не принимаю опрометчивое решение, но сейчас я думаю, что согласна. Абсолютно точно согласна.       — Я просто подумала, раз Кларк и Лекса переезжают в Сан-Франциско, мы могли бы... ну, не знаю. Ты не обязана соглашаться, и я тоже не соглашусь на эту работу, если ты этого не хочешь...       — Я никогда не была на другом континенте, — говорит ей Рэйвен. — Я, блин, очень хочу путешествовать. И пожить год где-нибудь в другом месте.       — Предупреждаю, что Нетфликс, скорее всего, не работает в Папуа-Новой Гвинее.       — Тогда я просто найду другие способы развлечься, — пожимает плечами Рэйвен, наклоняясь, чтобы поцеловать шею Ани. — Уверена, мы придумаем, как нам... развлечься.       — Я буду работать день и ночь.       — Ну и что? У тебя будут обеденные перерывы и все такое. Я могу быть быстрой, когда это необходимо.       — Ты невыносима.       — Думаешь, что сможешь прожить со мной в маленьком лагере целых двенадцать месяцев? — спрашивает Рэйвен. — Потому что могу тебя заверить, что я буду такой же раздражающей...       — Мне ли не знать, — вздыхает Аня. — Но нет. Я хочу, чтобы ты полетела со мной. Я... я бы не согласилась, если бы ты отказалась.       — Тогда я согласна, — решает Рэйвен. — Давай устроим себе приключение.