Bakemonogatari

      Он знал. С того момента, как объявили преемника. С той секунды, как прозвучало его имя и условия. Знал — добром решение главы семьи не закончится, по крайней мере, для нескольких персон. Но отказаться или пойти против — без вариантов. В лучшем случае лишились бы столь необходимой опоры, в худшем — разделили участь Обито. Предателей Мадара не жалует, как и пустозвонов. Дал слово — держи до последнего вздоха, нарушил — разжигай костёр, ну, или яму копай. Разницы никакой, итог один — Сандзу.       Согласие Итачи не требовалось. Когда второсортное училище — Полицейская Академия Японии, сменилось Тодаем, стало ясно — его жизнь принадлежит семье, а именно — Учихе Мадаре. Он будет распоряжаться ею на своё усмотрение, не считаясь с моралью, совестью или правами человека.       Несколько формальных встреч с высокопоставленными лицами, после водоворот договоров, а спустя месяц — роскошная свадьба едва ли не на всю Японию. И друг детства вошла в его жизнь вечной спутницей.       Итачи выполнил условия за исключением одного. Для него — неприемлемого, для Мадары — обязательного — наследники. Он любит Изуми, но не как мужчина женщину. Как сестру. Искренне, чисто. И переступить черту, оказалось сложнее, чем он предполагал. Трижды Итачи пытался сделать Изуми своей, а когда понял, что виной всему не границы дозволенного — не в состоянии, переехал в спальню напротив, избегая встреч, контакта, а иногда и разговоров. Жестоко? Возможно.       Давно за полночь, а в кабинете генерального директора всё ещё горит свет. Он стоит над папкой с перьевой ручкой и судорожно перелистывает контракт, проталкивая слюну по горлу. Руки дрожат, лоб покрывается испариной. Страшно? Не особо. Как и миллион раз до этого. Обычная сделка, ничего из ряда вон выходящего. Никакого криминала, никакого риска. Несколько размашистых росчерков, и работа на сегодня будет завершена. Но так ли нужна свобода, когда дыхание Шисуи опаляет шею? Так ли рвёшься домой, к жене, когда губы его касаются оголённых участков кожи, нашёптывая слова любви и непристойности, от которых раз за разом сгораешь дотла и подобно мифической птице возрождаешься из пепла?       Он знает, Изуми ждёт. Будет ждать, пока не уснёт за накрытым столом с давно остывшим ужином. По утру проснётся ни свет, ни заря, чтобы пожелать мужу счастливого пути, но застанет лишь холодные стены опустевшего особняка. Совестно? Нисколько. Чем больше она старается, тем дальше отталкивает. Природная неуклюжесть, глупость, наивность. Раздражает. Изуми — комнатное растение. Ни больше, ни меньше. Ей нет места в его сердце, нет места в его жизни, разве что, в особняке дорогой мебелью заполнять пустоту, с поправкой на слове — дорогой. Изуми не стать украшением мужчины, хранительницей очага, безопасной гаванью. И когда он стал таким? Жёстким?       До свадьбы всё в ней казалось милым. Детские черты лица, хрупкая фигура, застенчивость. Он оберегал её. Хотел сделать счастливее. Ведь будучи ребёнком она прошла через то, что многим и не снилось. На её глазах убили мать и старшего брата. Отец погиб годом раньше в автокатастрофе. Замкнутая, молчаливая, она часто пугала окружающих резкими перепадами настроения и поведения. Тихая, иногда подозрительная, порой озлобленная и агрессивная настолько, что, казалось, будто вся ненависть мира отпечаталась в ней проклятьем с необратимыми последствиями. Потребовалось больше пяти лет, чтобы вернуть её к жизни. Осторожно, терпеливо. Искал подход, радовался крохотному шажку, когда в глазах загоралась искра, а уголки губ неуверенно приподнимались в кривой улыбке. Почему же сейчас он относится к ней иначе? Что так повлияло на него или скорее кто?       — Итачи…       Голос Шисуи будоражит, возвращая в реальность. Прошлое пусть остаётся далеко позади. Сейчас он здесь, с Шисуи, и нет ничего важнее и желаннее. Итачи стонет приглушённо, настолько тихо, насколько хватает выдержки. Сорваться бы в голос, да не может. По ту сторону двери дежурит чуткий телохранитель, готовый в любую секунду ворваться в кабинет и, обнажив обрез, направить на обидчика гендиректора, любовно именуемый им — Самехадой.       Итачи облизывает сухие губы, когда до неприличия мокрая рука Шисуи скользит по его члену в такт хлюпающим толчкам, вдавливает немалым весом в стол. Когда умело оглаживает головку, задевая уздечку. Боль от соприкосновения бедренных костей с острым краем стеклянной столешницы пронизывает тело и волной наслаждения накрывает с головой. Топит в удовольствии и желании вновь ощутить Шусуи внутри, столько раз, сколько позволит физиология.       — Не вынимай, — прошептал Итачи, схватив Шисуи за ягодицы.       Он смотрит на Шисуи из-за плеча, пока спина не касается широкой груди. Холодные пальцы ласкают его шею, а желанные губы скулы.       Итачи до дрожи боится потерять то единственное, что удерживает на плаву, делает счастливым, пусть и на короткие мгновения. Скрашивает унылую серость будней, круговерть однообразия и неудач. Одного он уже потерял. Второму исчезнуть из поля зрения не позволит.       Каждую ночь ему снятся кошмары. Где нет ни Саске, ни Шисуи, даже семьи. Где он один посреди пустого кабинета, наблюдает за созревшими плодами некогда принятых решений и совершённых поступков. И во всех эпизодах мелькает его глупый отото. Итачи хотел сделать Саске сильнее, дать стимул расти и развиваться. Увеличивал расстояние между ними, поднимая планку всё выше и выше. Чтобы стремился догнать, и в один прекрасный день обскакал старшего. Но не вышло. Итачи раздавил Саске, уничтожил личность, собственноручно толкнув неоперившегося птенца в пасть хищника. Алкоголь, наркотики, гонки под кайфом — пепел от прежнего отото.       Он видит страшную аварию, кровь и смерть Саске. Видит, как в ярости убивает Учих, а после — ничего. Лишь пустота.       Одиночество проедает дыры в мозгу, мучает как острой, так и тягучей болью. Скручивает спазмами, душит. Когда теряется грань между сном и реальностью, Итачи кричит, но не слышит собственного голоса, вырывается из капкана, но тело не подчиняется его воле. Как бы отчаянно он не пытался проснуться, разлепить веки, вскочить с кровати, дивана, или кресла, явь ускользает до тех пор, пока неизменная концовка — абсолютная тишина в пропахшем медикаментами помещении, не заставит выть от отчаяния и молить о помощи — кого, сам не знает.       Итачи цепляется за надежду, веру, хоть и понимает — наглая ложь. Он не в силах противиться аморальной связи, которая началась ещё в юности, во время активного полового созревания. Пытался. Не справился. Сам пришёл к Шисуи. Стоял у порога его дома, не решаясь ни в дверь позвонить, ни номер набрать. Тогда ему казалось, что зависимость пройдёт, как только встретит ту, что разорвёт оковы ненормальности. Но время шло, а понятие — нормальность — размылось до запотевшего от холода стекла. Зависимость переросла в привязанность, а вскоре он с ужасом понял, что влюблён. Давно и неизлечимо.       — Итачи, посмотри на меня.       Итачи медленно выплывает на поверхность. В голове неразбериха, мысли путаются. Где прошлое, а где кошмар — не разобрать. Разум не справляется. Он словно на дне океана — темно, холодно и тесно. Давит. Галлюцинации не дают покоя. Что с ним не так? Почему зудит под рёбрами?       Тревога.       Страх.       Мука.       Ошибки не исправить, с ними приходится жить. Каждый день, каждую минуту, каждую блядскую секунду. Во сне и на яву проклинать себя за то, что не смог вовремя остановиться, заметить, защитить.       — Смотри на меня!       Шисуи кусает за предплечье так, что Итачи вскрикивает и запоздало осознаёт — лежит на столе. Шисуи намерен выбить из него всё, что беспокоит и ранит. Грубые толчки, засосы до фиолетовых отметин и следы от зубов. Итачи жмурится. Больно, стало быть — жив. Ирония.       Шисуи рывком поднимает Итачи и жёстко впивается в губы. Руки зарываются в волосах — длинных и влажных от пота. Итачи обнимает его, нежно касается лица.       Кожа к коже.       Горячо.       И… спокойно.       Надёжный, серьёзный, Шисуи — поддержка. Не стыдно опереться на его плечо, открыться, излить душу. Итачи тянется к нему, как цветы к солнцу. Слишком зависим, слишком уязвим.       Итачи запрокидывает голову и жадно глотает воздух, когда Шисуи резко тянет бёдра на себя и врывается до основания. Внутри странно и одновременно приятно.       Уродами не рождаются — говорит отец. И Итачи согласен. Он не был уродом, но стал им, когда понял, что время не вернуть. Больше он не допустит ошибок. А? О чём это он?       — И-та…чи…       Голос Изуми прозвучал на задворках сознания. Забавно. Она ждёт его дома, а он слышит её за несколько километров. Сколько можно? Неужели не ясно, что нет любви, и не интересна?       Движения Шисуи сошли на нет. Затуманенным взглядом Итачи смотрит на него, не понимая причины, что заставили остановиться перед самой развязкой.       — Как интересно.       Итачи замер, глаза расширились. Руки безвольно сползли с плеч Шисуи. Нет, не послышалось. Мадара. И он не один. Хикаку — телохранитель, не позволит ему разгуливать без охраны. Итачи с трудом заставил себя посмотреть на вошедших. Ни капли удивления. Мадара разглядывает с издёвкой и малой долей интереса, Хикаку с завидным равнодушием. Но Изуми… пугает. Этот взгляд. Колкий, жёсткий — ужасающий. Та семилетняя девочка с неустойчивой психикой не исчезла — прибывала в спячке. В такой ситуации ждёшь слёз, истерик, невнятной речи, но реакция Изуми не поддаётся анализу. Он не знает её, никогда не знал.       Взгляд скользнул выше, остановился на Кисаме справа от Хикаку. Он должен был знать, что в здании посторонние, камеры наблюдения повсюду. Но не предупредил. Почему? Невнимательность, халатность или же…       — Кисаме, отвези Изуми домой.       После ухода Изуми, Мадара не посчитал нужным растрачиваться на разговоры. Уехал, не сказав ни слова. По возвращении Кисаме, Итачи выяснил, что его не было на посту охраны, потому и знать о прибытии гостей в столь поздний час не мог. Как долго они с Шисуи просидели в молчании он не знает. Помнит только короткое — поговори с Изуми.       Впервые особняк встретил холодом и кромешной тьмой. Ни запаха ужина, ни спящей жены за накрытым столом. Непривычно. Он вошёл в её спальню без стука. Первое, за что зацепился взгляд — чемоданы у прикроватной тумбы. Неразумно, учитывая, что на браке настоял Мадара.       — Надо поговорить.       Сидит на подоконнике, подогнув ноги, и смотрит в темноту улиц. Капли дождя на окне. Когда он начался?       — О чём?       — То, что ты видела…       — Не утруждайся.       — Изуми…       — Бумаги на развод адвокат предоставит после одобрения Мадары.       Глупая. Он никогда не даст согласия на развод.       — Мадара ещё никого не отпускал. Для него семья важнее любви, наследники — измены.       — Наследники? От тебя?       Иронично, ядовито. Он и правда, не знает, какая личность настоящая Изуми. Перед ним не семилетняя девочка, не жена — незнакомка. Как вести беседу?       — Есть множество способов оплодотворить яйцеклетку без моего участия.       Изуми не ответила, и у Итачи не осталось ни идей, ни мыслей. Она не смотрит на него. Даже в отражении стекла видно, её нет в этой комнате.       Изуми выдохнула. Неважно, какую партию выберет Мадара: безэмоционального Хикаку, малолетнего наркомана Саске или всем известного вдовца Хьюга Хиаши, ровесника Фугаку, она подчинится. Сделает всё, в обмен на развод. Падать ниже некуда, итак на дне. Измена? Не это выворачивает. Муж не просто изменил, променял на мужчину. Не прикасался потому, что вызывала рвоту. Физиология подкачала. Между ног ничего не болтается, потому и возбудить его не смогла ни разу. Ухмылка стянула кожу лица, и остро кольнула собственная ничтожность.       — Изуми…       — Не трать слова.       Знал ли Мадара о предпочтениях приемника? Наверняка. Мог ли предвидеть исход? Вполне. За окном ливень. Ветер срывает листья, воет. Погода под настроение.

***

      Итачи видит Изуми чаще, чем хотелось бы. В компании, за кропотливой работой она выглядит более, чем счастливой. Сотрудники любят её, восхищаются, оберегают, если есть необходимость.       В положении красота её приобрела новые оттенки. Женственные, изысканные. От наивности и врождённой неуклюжести не осталось и следа. Мадара знает, как слепить из деревенской простушки женщину под стать себе. Почему себе? Всё до банального просто. Он одобрил развод, когда выяснилось, что приемник за три года совместной жизни так и не притронулся к жене. Отдавать её старпёру Хьюга бизнеса ради Мадара отказался, кажется, такой вариант им и вовсе не рассматривался. Со словами — руки в помощь, пусть дрочит — сам женился на Изуми.       Свадьба поразила скромностью. Никакого шика, никаких гостей. В узком кругу семьи, в фамильном особняке, без официальностей и лицемерия. Невеста показалась на торжестве в лиловом платье в пол. Нежном, воздушном, с открытыми плечами. Жених привычно, слишком обычно — чёрная рубашка напуск, с тремя расстёгнутыми пуговицами и закатанными на три четверти рукавами. Исключением являлись чисто классические брюки.       Вечеринка длилась до полуночи, и за семь часов Итачи ни разу не видел Изуми наедине с собой. Он хотел извиниться, объясниться, чтобы между бывшими супругами не осталось недомолвок и недопонимания, но Мадара умело ограждал свою женщину от неуместных, а возможно и неприятных разговоров. Отвлекал выпивкой, целовал губы, ключицы. Смотрел ему в глаза, предупреждая — не приближайся, пожалеешь. В его руках она дрожала, не от страха — от желания.       Итачи знает, Мадара не любит Изуми, изменяет — слышал, видел, но это не мешает семейной паре проводить время вместе, наслаждаться друг другом, искренне улыбаться и с нетерпением ждать пополнения. Почему его она прощает, поддерживает, а с Итачи проявила категоричность? Чем измены Мадары отличаются? Не захотела слушать, наотрез отказалась входить в его положение, хоть немного проникнуться проблемой.       Из-за развода приемника, весьма известной личности, а потому наиболее обсуждаемого, глава семейства обошёлся с виновниками по всей строгости: повторно женил его на сестре Хикаку, с которой тяжело находиться в одном доме, по той простой причине, что больна и капризна, а единственную отдушину — Шисуи, отослал в китайский филиал, сковав безымянный палец платиновым перстнем с гравировкой Золотого Дракона. Породнившись с Триадой, будь готов к последствиям. Одно неверное движение со стороны Шисуи по отношению к любимой племяннице босса мафии, и труп его причалит к берегу Кюсю, обогнув все проливы, само собой не без помощи подручных Ли Веньяна. Мадара не вступится за родственника, ибо — сам виноват, провинился, плати.       Два года минуло с тех пор, как Мадара одобрил развод. Многое изменилось. Итачи стал отцом годовалого Икаку, как именно догадаться несложно. Изуми родила главе Учих двойню. Саске отправили в наркологическую клинику на принудительное лечение. Шисуи прошёл сложный путь — от зятя, любящего мужа, вдовца и отца-одиночки до правой руки Ли Веньяна.       Полумрак. Жарко. Тяжело дышать.       — Итачи-сан…       — Кисаме… ах… сильнее.       — Ваши слова — закон.       Приватные встречи с Кисаме в дешёвом отеле на окраине Токио стали такими же привычными и необходимыми, как когда-то с Шисуи в кабинете гендиректора. Он даёт то, в чём Итачи отчаянно нуждается — глоток свежего воздуха, уверенность, страсть и наслаждение. В объятьях Кисаме он забывает, насколько ущербный, морально изуродованный.       — Ммм… Глубже.       — Как скажете.       Сейчас, вспоминая ту ночь, становится очевидно, почему Изуми приехала в компанию в такой поздний час. Мадара, понятное дело. Его компания, когда изъявит желание, тогда и заглядывает.       Кисаме.       Прощать или нет, не ему решать. Итачи не один, и только это имеет значение.