Bakemonogatari

      День выдался на удивление спокойным. Хаширама не путался под ногами, не трогал склянки и не смешивал содержимое, в попытках создать эффективное лекарство против бича шиноби. С раннего утра занимался делами клана. Тобирама выдохнул. Стены помещения давят, от запаха подташнивает. Выйти, размять мышцы, да подышать вечерней свежестью. Зимний воздух лучшее, что может быть, после пятичасовых экспериментов. Хруст снега под ногами, и глубокий вдох кольнул лёгкие. Тобирама скривился, взглядом вцепился в тропу вокруг тренировочного полигона. Сразу вспомнились марафоны босиком по снегу под пристальным надзором отца. Тогда из всего молодняка, пригодного для поприща шиноби, справились едва ли не восемь человек. Трое скончались от разрыва лёгких на десятикилометровой отметке, остальные слегли с лихорадкой. Каварама с Итамой чудом преодолели необходимую дистанцию, но последствия для обоих оказались плачевными. Слабое здоровье, плохой контроль чакры. Возможно, им удалось бы продержаться в бою против Учих до прибытия помощи чуть дольше, не нарушь та тренировка их систему циркуляции, на крайний случай смогли бы отступить. Кого он обманывает? Без шансов. Тобирама чертыхнулся, смачно сплюнул привкус фамилии красноглазых.       Тобирама вскинул голову. Усыпанное звёздами небо величественно возвышается над округой, за мерцанием скрывая насмешку над глупостью смертных. Луна выглянула из-за сгустившихся туч. Территория клана медленно окрасилась серебром. Спрятанные в карманы руки сжались в кулаки. Итама любил сидеть на энгаве, наблюдать за витиеватыми танцами снежинок, выпускать изо рта пар и размахивать руками, Каварама тайком лепить снеговиков, набивать щёки сладостями. Хаширама же хмурился, кутал озябшие тела младшеньких в одеяла и присоединялся к забавам, теребя и без того растрёпанные волосы то одного, то второго. Смех, спокойствие и счастье, временное, пока Зима не уступит правление Весне и в хрупкие кисти вновь не ляжет рукоять клинка. Тобирама зажмурился. Воспоминания нахлынули подобно цунами, безжалостно вырывая то последнее, что осталось от детства. Техника почти завершена, осталось совсем немного.       — Ани-чан? — не оборачиваясь, подал голос Тобирама.       — Тебя ждут.       Тон Хаширамы прозвучал серьёзнее обычного.       — Для чего? Очередных попоек?       — Тобирама! — отдёрнул Хаширама достаточно грубо.       Тобирама не ответил, двинулся в сторону кладбища. Только там он на мгновение может снять маску, побыть наедине с мыслями. Там он чувствует связь, которую теряет, живя в эпоху кровопролитных войн, где смерть соклановцев уже не траур, не трагедия — обыденность. Где запах разлагающейся плоти привычнее аромата цветов, а оттенки алого и белого ассоциируются лишь с гробами.       Две плиты с моном и именами погибших: Сенджу Каварама и Сенджу Итама — сыновья, братья, племянники. Какими бы они были не приди за ними шинигами Учих? Тобирама присел на корточки, пальцами провёл по холодному камню. Он хорошо помнит, что осталось от Каварамы, как дрожали руки, когда омывали останки; как в кровь прокусил губу, когда за неимением тела куски брата накрыли белой тканью. Помнит бледное лицо матери, слёзы Итамы, поникшего Хашираму. А после и младший отправился вслед за Каварамой, оставив старших на растерзание войне.       Тобирама поднялся, ладонью смёл снег с надгробий и молча направился вглубь леса. Достигнув замёрзшей речки, вытащил из кармана свиток. ДНК, последний штрих в созданной им технике. Свиток раскрылся, мягко лёг на лёд. Тобирама ускорил ток чакры.       — Тигр. Змея…       Руки дрожат, пальцы деревянные, но не от холода — страха.       — … Собака…       Удары сердца гулом отдаются в висках.       — … Дракон.       Хлопок оглушил. Кровавые символы растеклись в доработанную печать. Лёд затрещал. Шквал ветра сбил с ног, унося свиток с останками братьев на территорию Учих. Тобирама почувствовал присутствие знакомой чакры. Взгляд заметался, в попытках отыскать источники, но кроме едва заметного искажения в пространстве перед собой не увидел ничего. Он вздрогнул, когда тёплое коснулось его кисти и ощутимо обхватило пальцы. Сердце бешено заколотилось, ком подступил к глотке. Он не помнит, как опустился на колени, только объятья чакры Итамы и Каварамы. Тобирама лбом упёрся… в плечи? Подняв руки, смог обнять незримое, прижать к себе. Техника не закончена. Он нашёл недостающий фрагмент, но…       Больно.       Чёрт, как же больно!       Она не приносит ничего, кроме боли, заставляет кровоточить то, что по сути мертво. Несовершенна, нечестива. Тобирама давится немым криком, проклиная тот день, когда решил проложить тропу к усопшим, сжимает кулаки, чувствуя, как между пальцами собирается чакра, быть может, ткань — не это важно. Хоть раз, хоть краем глаза увидеть… услышать голоса.       Пусть мгновение…       Пусть размытыми силуэтами…       Почему сердце стонет, захлёбывается... зудит и душит? Этого он хотел, к этому стремился? Нет. Больше он не переступит черту, не посмеет потревожить их сон. Никогда. Он завершит технику, зашифрует так, чтобы никто и никогда не смог воспользоваться ею, а если посмеют, на себе испытают все тяготы встречи с почившими.       — Нии-сан, он видит их? — спросил Изуна, облокачиваясь о ствол дерева.       Они с братом тренировали шаринган, когда почувствовали огромный всплеск чакры в этой части леса.       — Нет, — сухо ответил Мадара и скрылся во тьме.       Изуна проводил брата взглядом. Он и словом не обмолвился о находке, позволяя Изуне самому решать, что делать. Ещё раз посмотрев в сторону речки, увидел, как призванные, прощаясь с его врагом, развеялись по ветру. Силён… и телом, и духом, заключил Изуна, пряча свиток за пояс.

***

      Снег сошёл. Первая стычка Сенджу и Учих после трёх месяцев затишья. Хаширама перед Мадарой, Изуна напротив. Непроницаемое лицо, алые глаза с тремя томое. Тобирама стиснул зубы, обнажил клинок. Противник зеркально повторил движения. Секунда, и Тобирама инстинктивно уклонился. Что-то шмякнулось у правой стопы.       — Уверен?       Глаза Изуны сверкнули. Тобирама, не сводя взгляда с противника, поднял свиток, тот самый, с частицами Итамы и Каварамы. Огненный шар едва не застал врасплох. Отпрыгнув, блокировал клинок кунаем, лезвием меча вскользь полоснул по предплечью. Изуна увернулся, оттолкнувшись ладонью от земли, пяткой врезал по подбородку, распарывая голень остриём катаны. Блоха прыгучая.       — Не благодари… Танец Смерти!       Искры с пяти сторон разгорелись, зажали в кольцо.       — Водяной Дракон!       Горячий пар от столкновения техник закрыл обзор, обжог лицо. Чакра Изуны за спиной. Развернувшись, разрубил от бедра до подмышки. Пламя рвануло на Тобираму. Огненный Клон? Ударная Волна! Вода воронкой собралась вокруг тела, мощным потоком ринулась в разные стороны. Погасив пламя, пропустил кунаи. Лезвия симметрично надрезали скулы.       — Медлишь.       Снизу. Тобирама воткнул катану в глотку Изуны, почувствовал клинок на подбородке. Замена? Отскочив назад, избежал смертельной раны. Чёртов Учиха…       Бой закончился также, как и сотни раз до этого — отказом от мирного соглашения. Пол-отряда в гробах, ещё половина в лазарете. Дееспособных шиноби всего двое: он и старший брат. Но раны, оставленные лезвием мелкого Учихи затягиваются медленно, будто посторонняя чакра тормозит заживление.       Тобирама посмотрел на свиток, который вернул Изуна. Вот от кого не ожидал подобного, так это от младшего брата Мадары. Технику, над которой бился больше трёх лет, он завершил, назвав «Нечистым Воскрешением», как предупреждение. Зашифровал настолько, насколько хватило мозгов. Тобирама вздохнул, взяв свиток, вышел из лаборатории. Он создавал Эдо Тенсей не для военной мощи клана, просто хотел вернуть дорогое сердцу, но практика и время показали, насколько глупым он был. У него есть Хаширама, клан и воспоминания, которые никогда не потускнеют, сколько бы лет не прошло.       Две плиты с моном и именами братьев. Тобирама сконцентрировал чакру, пальцами коснулся печати. Всё, что ему нужно находится в сердце, остальное пусть поглотит пламя и унесёт ветер…