Книга Бытия

Я ожил.

      Каждый с заминкой вдох давался тяжело.       Я всасывал фильтрованный станцией кислород сквозь тупую боль и слёзы, наворачивающиеся на опухшие глаза. Кроме меня, здесь никого не было. И мне теперь было не страшно наполнять трущобную тишину слабыми стонами.       Я попытался облизнуть пересохший рот, но столкнулся с новой проблемой - мерзким послевкусием.       Металл. Вязкая констистенция. Кровь. Прохладная, остывшая.       Попытался рефлекторно вскочить, но меня прижало к земле напрочь. Тяжелая туша мешала двигаться.       С десятой попытки ресницы расклеились. Запекшаяся кровь, связывающая их, рассыпалась. Мне открылся слишком белый мир. Плавающее сознание молниеносно отрезвило, и я, терпеливо выдерживая слишком большое количество света, осматривался до момента, пока не ощутил сухость и глазах, но вновь продолжил исследовать окружение. Надо до конца убедиться в безопасности.       Никого вблизи. Тишина, если не брать во внимание заенящий шум.       Я вытянул одну онемевшую кисть, размял пальцы и стал ползти. Скоро - тело грабителя было скинуто. Лицо грабителя было озадаченным, на мой взгляд. В гримасе мертвеца удерживался немой вопрос, гнев - он точно не мог представить, что собственный брат осмелиться выстрелить в него. Зрачки были большими, застекляневшими, и в них было отражение сломленного человека.       Я так спокоен. Почему меня не затронула чужая смерть? Как и в далеком прошлом, когда ещё светоч Бога не пролилась на мою тьму, я был таким же мелочным на эмоции, когда приложил руку к убийству.       Под мерзким влиянием демонов я в последний раз облизал поперёк верхнюю губу, и сглотнул. Сгусток крови немного воодушивил меня. Жажда хоть и не отступила, но падать навзничь более тело не стремилось.       Вера в Бога должна помочь встать на путь. Заботливый Отец всех и вся поможет мне не оступиться. Я выбрал вектор пути противоположный рынку, до которого идти ближе.       Поднявшись, я, сунул липкие, окровавленные ладони в ни меньше взмокшие, теперь пустые карманы. Кровь везде. Я чувствую спиной, как запекшаяся корочка крошится, когда я делаю крохотные шаги. Труп сзади меня всё дальше и дальше. Меня не покидает ощущение, что мир изменился в красках.       Стены, мусор, уложенные в угол. Неодушевленные объекты воспринимаются холоднее, чем редкие прохожие, встречающиеся мне в сложной сети трущоб. Они живые. Я это понимаю, но они теперь намного сильнее различаются на фоне неодушевленного. Через стены я не стал видеть, как бы это бредовым не казалось, но на одном чутье мне удалось дойти до искомого места.       - Как ты... здесь оказался? - Я не успел разобрать, на какой стремительной скорости турианец извлек пистолет. Такой же живой, как я. - Ты стал одной из тех тварей?!       До меня дошло.       - Постой, пожалуйста. Я - человек. Кровь не моя, но и я не виноват, что в ней.       - Лучше встань к стене и сними балахон, иначе я, не задумываясь, прострелю твою тупую башку.       - Без проблем, - выдавил я и посторонился к стене.       На мне был обычная ряса, которую легко было снять. Неудовлетворенный взгляд добавил к груде сложенной одежды сперва рубаху, но после и мешковатые штаны. Снимать "последнего" я не стал, не впечатлившись угрожающе давящего в кадык дула, оставившего круглый след.       - Кожанчик, ты меня плохо понял?       - Я чист. Не заражен.       - Полностью нельзя быть увереным, когда ты жмешься, как трус.       - Я... я чист. Клянусь Богом.       - Да МНЕ наплевать, кем ты мне клянешься. Хоть духами предков - раздевайся, чертов монах.       Душный и тяжелый запах, неразрывно вырывающийся со словами турианца, немного туманил мысли. Здоровый для собственных мерок пришелец не поддавался уговорам, и я, стыдясь, потянул резинку трусов до перехода на бедра. Шершавые трехпалый пальцы ощупывали подозрительные места на теле, где была запекшаяся кровь, труднодоступные, когда я впадал в гневное смущение. Резкий поворот вокруг оси вызвал у меня рефлекторную попытку высвободиться, но опытность турианца не позволила лишний раз трепыхаться. Ранее переломанная рука им же была заломана до крайности.       - Понял, понял! Я не сопротивляюсь. Успокойся, - затараторил я. - Прости, я на рефлексах. Нервы. При мне недавно убили человека, и я сильно дерганный. Не-не-не...       Турианец был груб до невозможности:       - Я тебя предупреждал, что ненавижу людей. Дважды не повторяю. Ты чист, но что забыл здесь? Как? Где взял информацию о моём местоположении?       - Не знаю...       Ответ турианца не устроил, и заломанную руку здоровяк проверил в этот раз на прочность. Убедиться, что нервы заживлены, можно было обычным моим криком.       - Я... я-я не вру. Меня ограбили. Мне некуда идти. Меня не покидало чувство, что ты здесь. Почему - не знаю. Я в отчаянии.       - Я - твоё отчаяние.       - Мне нужна помощь. Я готов на всё.       - Точно не на всё, кожа...