Она не стояла на месте. Торопилась любить в каждом вдохе и выдохе. ©
Необъятная территория Тейко меня впечатлила ещё в сентябре, в начале второго триместра, когда мне было так страшно находиться здесь, среди общества, что славится столь яркими людьми. Я замечательно помню, как в первое время мне было трудно появляться в огромном здании учебного заведения, собственная форма казалась слишком-слишком нарядной, а в актовом зале, где проходила линейка, приходилось держаться ровно, и я даже отчего-то не могла позволить себе нормально вздохнуть. Там все стояли прямо и вытянувшись, но этот день мне уже тогда казался весьма плохим. Члены спортивных клубов, однако, вели себя на этой церемонии примерно и, казалось, даже не молились о скором её завершении. Капитан баскетбольного клуба, Ниджимура Шузо, стоял один впереди, точно рядом с самим директором и произносил всю речь своим красивым голосом. Его лицо выражало полную сосредоточенность. Вся основа баскетбольного клуба стояла так же неподвижно в течение всей церемонии. Я не понимала, как удавалось внушить этим парням чувство приличия, но потом решила, что всё дело именно в их капитане, чей строгий взгляд серых глаз казался похожим на взгляд коршуна, который стоит только дёрнуться — нападёт, не особо боясь. Теперь же речь от баскетбольного клуба произносит именно Акаши Сейджуро, к которому должность капитана, по словами Кисе Рёты, перешла совсем-совсем недавно. Помнится, я была очень взволнована и смущена, когда в моей жизни совершенно неожиданно появился этот талантливый парень, подающий надежды в баскетболе. Кисе по счастливой случайности оказался рядом, когда я встретилась с Хайзаки Шого. Он защитил меня, заметил моё смущение и с большой приветливостью старался приободрить меня, поставил напротив себя и стал расспрашивать с таким участием и так ласково, что я была тронута до глубины души. У меня внутри безумно колотилось сердце, стоило только взгляду карих (скорее даже янтарных, потому что, когда он смотрит точно на солнце, оттенок делается светлее) глаз опуститься на меня, блеснуть заинтересованностью и ослепительной улыбке заиграть на красивом лице. В такие моменты мне всё чаще хотелось убежать и спрятаться, закрыться руками, не видеть его образа, потому что я явно ощущала ту теплоту внутри, что появляется лишь при взгляде далеко не на каждого человека. Когда Кисе появлялся в классе за несколько минут до звонка, я совершенно по-глупому отворачивалась к окну и следила за тем, как по небу бегут пушистые облака. В голове так и всплывали воспоминания о нашем длительном диалоге на территории Тейко, точно перед главным корпусом. Но в то же время мне всё это казалось неимоверно странным. В фильмах и книгах влюблённость(?) описывается как самое жестокое чувство на свете, которое из наших глаз убирает все-все-все изъяны человека, делает его настоящим идеалом, и люди путаются. На широком экране они чаще идут на самоубийства, теряют себя, хватаются за алкоголь и стараются забыть обо всём, но у них не выходит. Объект их воздыханий причиняет неимоверную боль, и чувства эти плавно перерастают в любовь, которая их разрушает окончательно, а я этого никак не могла понять. Просто... это же так странно и глупо влюбляться в плохие качества людей, разве нет? Наше сердце должно принадлежать именно тем, кто готов пожертвовать многим, дабы сохранить отношения. А там, всё на том же цветном экране, слёзы, истерики, стрельба из пистолета, самоубийства, и всё ужасно редко заканчивается счастливо. После таких мыслей мне всегда хочется сильной мотнуть головой, словно бы отгоняя их подальше. Нет ничего страшного в том, что мне кто-то нравится. Страшно как раз-таки именно то, что происходит в фильмах и книгах о любви.|||
В столовой во время перерыва всегда большое количество народа, как и в самих школьных коридорах. Здесь огромное количество ребят всё в той же форме — белые пиджаки и свитера, рубашки королевского синего оттенка, чёрные брюки, которые так и мешаются друг с другом, изредка толкаясь и бранясь про себя. Мне самой нередко случалось сталкиваться с кем-то и получать немного грубые слова, в ответ на которые я лишь негромко извинялась и пыталась уйти поскорее. На душе становится очень неприятно после ссор с кем-то, мигом возрастает ощущение, что виновата именно я, а прощать в таком случае — дело уже обыденное. У меня в принципе не получается держать зло на людей. Может быть, воспитание меня сделало такой или это просто особенность характера. Но сам факт того, что никто совершенно не вызывает во мне резкого негатива, полностью подтверждает это. Когда я касаюсь белой чашки чая, тут же дёргаюсь — пальцам становится горячо. Зато я даже улыбаюсь. Кажется, мне только что говорили, что надо быть аккуратнее, но я, конечно же, отвлеклась на лёгкое и такое беззаботное «Привет, Судзуки-чан». Высокий, наполненный нотками радости, голос Кисе Рёты пробрал меня буквально до мурашек, заставив все мысли отойти на второй план, и, вот, как итог, — красные подушечки пальцев и чуточку испорченное настроение. Более того, сегодня девчонки в классе обсуждали то, что он совсем недавно расстался со своей девушкой. И, верно, меня это должно несказанно радовать, но я не испытывала ничего подобного. Мне казалось это неправильным. У человека в личной жизни произошёл крах, он выглядит отстранённым уже на протяжении нескольких дней, а мои одноклассницы буквально прыгают вокруг него на одной ножке, лишь изредка интересуясь тем, как у него дела. Кисе чаще уходит из класса, отнекиваясь от них и уже даже отмахиваясь рукой. А я в такие моменты провожаю его каким-то даже подавленным, избитым взглядом. И мне ужасно хочется просто подойти к нему и поговорить, возможно, выслушать, но я понимаю, что у меня на это даже права нет. Кисе, скорее всего, избежит подобного разговора, а мне от таких мыслей становилось невыносимо. Человеку плохо, а ты ничего-ничего сделать не можешь. Я медленно выдыхаю, и мой взгляд сам опускается на соседний столик, цепляется за рукава белоснежного школьного пиджака, за чёрный галстук, ворот рубашки. Я со своего места с замиранием сердца замечаю сосредоточенный взгляд карих глаз, направленный точно в экран телефона. Кисе рукой проводит по волосам, непослушная светлая чёлка вновь ложится на лоб, он хмурится, и теперь моё сердце буквально пропускает удар. Я резко перевожу взгляд в сторону, теряясь в собственных мыслях и ощущениях, но тут же спокойнее выдыхаю, когда понимаю, что его внимание никому, кроме мобильного, не принадлежит. Безмерно хочется хлопнуть себя ладонью по лбу. Кисе ведь даже не смотрит в мою сторону, он не подойдёт. Потому что это всё глупо. Глупо. Глупо. Такого не будет, и всё тут. Но... я практически не могу отвести взгляд, ощущаю, что его серьёзный вид сейчас вызывает во мне ещё большой трепет, чем обычно. В горле из-за биения сердца словно бы растёт ком. Две девушки за соседним столиком не сводят взгляда с парня-модели. Кисе с громким выдохом откидывается на спинку стула, сжимая телефон в руке. И в тот момент, когда взгляд карих глаз из-под светлой чёлки на долю секунды задерживается на мне, я невольно улыбаюсь ему, дурочка. А он... едва заметно кивает мне, чуть улыбается и вновь утыкается в телефон, пока одна из девушек не решает подойти к нему. Я сильнее вжимаюсь в спинку стула, практически до боли, и понимаю, что нормально даже слова сказать не могу. На ближайшей геометрии у меня не будет ни одной мысли о треугольниках и пирамидах, потому что они все здесь, в этой просторной столовой, где по-прежнему много учеников. Но я отвлекаюсь на быстрый стук, а ещё ближе — всхлипы, никак не прекращающиеся. В глаза бьёт неяркий оранжевый свет от ламп в контрасте с тёмными стенами столовой, и мимо быстро пробегает утирающая порывистыми движениями слёзы та самая девушка, которая только и старается не расплакаться в полной мере вот здесь, где полно вмиг замолчавших учеников. Мне кажется, что сию же минуту из моих рук выпадет чашка с уже почти остывшим чаем, звуком разбивающегося стекла о мраморный пол так и создаст контраст. Но становится неловко лишь от мысли о том, что я не могу эту девушку, которую взглядами провожают практически все, поддержать, даже если мы не знакомы, лишь пересеклись в школьных коридорах. Может быть, она одна из тех девушек, что так любят находиться в самом центре внимания и крутить людьми. Но... даже так, почему тогда никто не бежит следом за ней, все продолжают провожать взглядами? Почему в этой столовой нет тех, кто мог бы остановить её? Подруга, ещё друзья? Хоть кто-нибудь? Я медленно отворачиваюсь от широких дверей в столовую, шум вновь начинает походить на постепенно разгорающийся костёр. Ученики перемешиваются друг с другом, занимают свободные столики, болтают и уже смеются, вмиг позабыв о только уже выбежавшей в слезах девушке. На секунду мне кажется, что по губам Кисе пробегает лёгкая улыбка. Он в руке покручивает телефон, прикрывает глаза на долю секунды, и я вновь понимаю, что он даже не подойдёт ко мне, не спросит о моём состоянии, потому что думать так — и правда глупо. Вторая девушка покидает столовую спустя несколько минут. Я замечаю ещё одного своего одноклассника у дверей. Мурасакибара Атсуши лениво машет Кисе рукой, тот поднимается с места и в последний раз кидает на меня взгляд. Такой взгляд, который буквально говорит, что Кисе самый хороший и приятный человек во всех отношениях. И я искренне в это верю, правда. Каждый его жест, взгляд остаётся в памяти, и теперь-то у меня хватает смелости удручённо улыбнуться. Потому что вот так уже можно потерять и саму себя, правда же?