— Вы в нём немного утонули. — Это верно, — сказала я, думая не о пальто. «Смутная улыбка»
— Да пошёл ты, — вежливо прошу я и вежливо с приставкой «очень» толкаю Кисе в плечо. В коридоре не стало спокойнее, стены не наполнились красками, я не стала счастливее. Счастье не проникает под белый вязаный свитер, под голубую блузку, под кожу. — Тебя раздавить что ли, не пойму? — Мурасакибара убирает руки в карманы. Кисе скалится, взглядом следя за девчонкой в классе, что стоит позади, неловко переминаясь с ноги на ногу. Кенджи рядом пальцами сжимает моё плечо, мысленно умоляя поскорее уйти отсюда. — Мурасакибара-ччи, не груби, — Кисе шаркает ногой, качая головой и внимательно смотря в пол. — Девушка, можно сказать, преодолела саму себя, даже подошла к нам, а ты такой весь из себя жестокий. У девчонки кружится голова, всё плывёт. Вокруг как туман. Почему-то мы оказались у этого кабинета. Или были здесь с самого начала? Кенджи, словно бы преданный щеночек, мечется из стороны в сторону, чёрными глазами что-то выискивая на полу, отстранённо изучая узоры мраморных плит и желая уйти подальше, может быть, убежать. Всё вокруг серое — смотреть тошно. — Это тот... — голос Кенджи дрогает на этом, создавая необъяснимую паузу. — С кольцами. Первогодки Тейко сыпят из дверей, торопясь попасть в столовую. Мне кажется, что что-то не меняется совершенно. С Кисе по-прежнему спорила, ругалась, пересекалась. Действительно, не меняется. Я вновь пропускаю его мимо себя, едва не сталкиваясь локтем с ним. Кенджи устало трёт красный след на щеке, передёргивает плечами. Парни уходят в сторону лестницы на первый этаж, и он громко выдыхает, заставляя меня пожалеть, что, в принципе, просто так сорвалась, — и ступила блондинчику навстречу. Подозрительная пропасть поглощает грудную клетку колючим ударом. Кажется, всё всегда делилось на периоды, поэтому когда Кенджи вот так пальцами касался следа от удара, я горько выдыхала. Выдыхала рвано и не хотела ни с кем пересекаться более. Но пересекалась — и дышалось легче. Дышится легче, когда влюблена. Кажется, кто-то тянулся за мной, за кем-то тянулась я. Но так хотелось остановиться и научиться по-настоящему видеть, но... что-то не получалось. Чувство застревало где-то в горле грозным комом и никак не хотело исчезать. Сколько воды не пей. Сколько не сглатывай или не пытайся пробить себя на кашель. Меня пугала сама особенность женского характера, что, на самом деле, это красиво — смотреть на кого-то и не видеть подводных камней… Но зато талант, красивая внешность и хороший костюм, будто ничего не может быть по-другому.Ты думаешь, Хайзаки твой будет ровнять себя с каким-то хиленьким мальчишкой, который и мяча-то баскетбольного в руках никогда не держал?
Мизуки, однако, умеет говорить правильные вещи, хотя я порой начинаю её ненавидеть за возможность вот так легко читать людей. Но пусть слова её полны яда и цинизма, я мысленно соглашаюсь, ведь со стороны действительно всё видно. Кенджи робко протягивает девчонке руку, смышлёно улыбается, ерошит тёмные, всё такие же непослушные волосы. — Но... Кисе-кун правда не такой. Просто... у всех же бывают проблемы, да? Кенджи внимательно слушает её, совершенно неожиданно перестаёт быть зажатым, а я просто не могу не улыбнуться, потому что у девчонки очень чистые и искренние голубые глаза, в которых люди могут делать больно лишь от их же проблем, но не из-за особенностей характера. И это мне кажется настолько... правильным и очаровательным, что я решаю подойти. — Сато Акеми, — я протягиваю ей руку, таким жестом стараясь хоть как-то более менее успокоить. — Будем знакомы. Девчонка теряется лишь на долю секунды, но тут же выравнивается и расплывается в лёгкой улыбке, в чистых эмоциях. — Судзуки Йоко, — она жмёт мою руку. Кенджи рядом негромко смеётся. — Очень приятно.|||
Я нахожу Хайзаки Шого за главным зданием школы, точно напротив одного из фонтанов, около которого часто собираются парочки. Шого, как это обычно и бывает, прячется от всей этой суеты, но, по правде, в на уроках я вообще не ожидала его увидеть — он мне редко что-то сообщает о своих передвижениях, а я и не настаиваю; вот такие отношения. Он стоит, облокотившись о бетонную стену и закуривая сигарету, пока никто из учителей не видит. Я невольно задерживаю взгляд на его фигуре и, похоже, начинаю бесстыдно пялиться. Я прекрасно знаю, что почти каждая девчонка в Тейко обожает его — нравится ей это или нет. Пепельные волосы, торчащие в разные стороны, придают его тёмному образу эдакую неряшливость, даже вид самого настоящего хулигана. На пути к нему я чисто случайно шаркаю ногой, и взгляд серых глаз сразу же, как по щелчку, буквально пронзает меня. Шого опасно прищуривается, стоит мне только перевести взгляд на догорающую сигарету в его руке. — Если у тебя есть проблема с тем, что я курю, скажи мне, — спокойно произносит он и вновь затягивается, прислонившись затылком к холодной стене. — Ладно, у меня проблема с тем, что ты куришь, — говорю я. Мысленно я уже начинаю готовиться к типичному ответу: «похер». — Почему ты раньше мне об этом не сказала? — спрашивает он, но не тушит сигарету. Оранжевый огонёк постепенно сжигает бумагу и пепел. Где-то вдалеке слышится смех. — Я не могу поверить, что тебе это на самом деле нравится, — отвечаю я, когда он затягивается снова. — Я выгляжу круто, — усмехается Шого. — И... это меня успокаивает. — Я заставляю тебя нервничать? Его в какой-то степени опасный взгляд перемещается от моих глаз к вырезу на блузке, и вниз, до того, как моя школьная юбка заканчивается на бедрах. — В этой форме — да. Он тушит сигарету о бетонную стену, при этом вырисовывая на ней какие-то чудные рисунки, словно находясь в лёгкой прострации. Я смотрю на его лицо, и могу поклясться, что впервые вижу Хайзаки Шого таким спокойным. Мой взгляд цепляется за серьги в его ушах, потом сам собой опускается на губы, всегда искривлённые в наглой ухмылке. На костяшках кулаков выступает загрубевшая кожа, на шее шрам — его легко могли полоснуть выкидным ножиком, зная его взрывной характер. От таких мыслей голова тяжелеет. — Чего пялишься-то? — Шого живо прерывает мои раздумья. — Глаза не сломаешь? Сколько же в его голосе желчи. Но мне, чёрт побери, нравится. Я знаю, в душе он совсем не такой. — Как думаешь... — немного отрешенно произношу я, а он словно и не слушает даже. — Это... нормально, когда людям причиняют боль? Шого медленно поворачивается в мою сторону и вновь облокачивается о бетонную стену здания. В его взгляде заметна насмешка, отчего становится даже забавно. Но лично мне. — Кто? — Все, — я пожимаю плечами, ловя любое его движение. Когда Шого рукой проводит по непослушным волосам, я замечаю саднящие костяшки на кулаках. — Как ты. — Как я? С ума сошла, — парень качает головой с лёгкой ухмылкой и переводит взгляд на меня. — Крошка, тебе стоит мой список нарушений на досуге полистать. — Но... — Но, — тянет Шого и выдыхает, глядя куда-то в сторону, — более чем. — Зачем? — задаю сейчас самый логичный вопрос. Шого расстёгивает пуговицы на рукавах школьного пиджака, переводит на меня взгляд, выгибает левую бровь, но тут же жмурится. Я дёргаюсь, чувствуя волнение, ведь бровь у него разбита. — Тебе-то какая разница? — кивает он мне. — Даже так, ну получат в ответ, и что с того? Ну разобьют каждому лицо в кровь, руки сломают. — Баскетболистам сломают руки, — я даже улыбаюсь ему. В моменты, когда Шого старается ответить на какой-то вопрос серьёзно, он выглядит особенно забавно. — Я к тому, что физическое насилие — ничто по сравнению с моральным, — парень пожимает плечами и вновь облокачивается о стену, улыбается мне. — Какой-нибудь человек даже с разбитым носом остаётся кретином, но если разобьют самого человека, то... — Ты меня поражаешь, честно. — Заткнись, пожалуйста, — Шого чуть прищуривается и через секунду прикрывает глаза. Он терпеть не может говорить о чём-то высоконравственном, а я не могу сдержать улыбки. Когда он так ведёт себя, я обычно смеюсь. — Сама подумай, Акеми, а не задавай мне дурацких вопросов. Вот, когда человеку плохо? — Когда... его лишают любимого дела? — на кивок Шого я лишь усмехаюсь. — Когда он что-то долго делает, а толку никакого. Или, например, когда он, вот, что-то любит, а это потом теряет значение и смысл, правда же? — Умница. — И, наверное... — на секунду перевожу взгляд на парня, смотрю в его серые глаза, чувствуя, как внутри ещё сильнее начинает колотиться сердце. Конечно, — когда влюбляется? Мы сталкиваемся взглядами, и, кажется, впервые меня пробирает от лёгких мурашек. Но это не мурашки, что появляются от страха или волнения. Они приятные по-своему. Приятны именно для тех, кто влюблён. — Конечно, — негромко повторяю вслух, но голос заглушает порыв ветра.