— Мне вообще кажется, что война и вода для Вас — единственные любимые женщины на всю жизнь. — Мне кажется, Вы прекрасно знаете, что это не так. ©
Однажды, за партией в сёги, мы с Акаши говорили о том, что из себя представляет наша жизнь. Тогда он сказал, что для него это сродни соревнованию, где, конечно же, есть победа или проигрыш. А мне не хотелось сравнивать нечто, что я называю своим выбором или волей случая, с самым обычным графиком. Как наша жизнь может быть расписана победами и поражениями? Разве это правильно — планировать всё по минутам, а потом просто ожидать собственного выигрыша, словно бы находясь в казино. Хотя, может быть, для многих так оно и есть. Когда Аомине рядом со мной со всей дури захлопывает дверцу шкафчика, а Кисе смеётся, мне хочется ударить себя по лбу и рявкнуть на обоих. — Такие жалкие, вы бы видели их лица, — Аомине оглядывает помещение раздевалки и садится на скамью, накидывая на плечо полотенце. — Нет, серьёзно. У них даже смелости сказать хоть что-то не хватило. — Вот-вот, Аомине-ччи, — Кисе, стоящий у подоконника и уж слишком привередливо оглядывающим собственную форму, тихо посмеивается. — Такой позор. — Но ты сам ничего той девчонки из класса Мидоримы и Акаши не сказал, стоило ей только глянуть на тебя, — замечает Аомине, кивнув в мою сторону. Он пинает попавшуюся под ногу пустую бутылку куда-то в сторону. — Ты про Накаяму? — голос Акаши мне кажется ожидаемо равнодушным. — Не вашего поля ягода, это же видно. — А что такое? — спрашивает Аомине и внимательно глядит на капитана. — Она очень привередлива в плане общения с людьми, — отвечает Акаши и деловито пожимает плечами. Взгляд его, совершенно пустой, но неприятно тяжёлый, медленно опускается на Кисе, который сразу же сглатывает, глупо улыбается и плюхается на скамью. — Вы очень много шумите для учеников Тейко, не кажется? — Так ведь Мурасакибара-ччи с нами был! — Кисе-чин, один больше не ходи, понял? Я на долю секунды прикрываю глаза. Издевательства и насилие можно запросто сравнить с копьями, заострёнными с обоих концов. Того, кто с лёгкостью пускает их в дело, они ранят больней, чем самого противника. Аомине хлопает сидящего рядом Мурасакибару по плечу и улыбается. — Мне плевать, даже если с вами был Хайзаки, — холодно отвечает Акаши. По телу пробегают неприятные мурашки, и я бросаю на капитана взгляд, чего он намеренно не замечает. — Вы хотите, чтобы баскетбольная ассоциация выгнала вас? Без проблем. Кисе заметно сглатывает и сразу же замолкает, прекрасно понимая, что Акаши никогда не посмеет бросить слов на ветер. Я же качаю головой. В раздевалке словно бы стало намного холоднее. — Нас журналисты Поколением чудес прозвали, — я негромко выдыхаю, замечая на столике около окна стопку газет и тех же журналов. — Забавно, да? — Поколение чудес? — Мурасакибара ожидаемо широко зевает и чешет затылок. — Серьёзно? — А капитан у нас настолько чудесный, что прямо выжигает клеймо добра своим блядским взглядом, — Аомине усмехается. Он всегда особо любил поиграть на нервах Акаши, и я полагаю, что ему доставалось меньше всех. Он же за словом в карман не лезет, правда, в последнее время тоже сам не свой. Однако между собой мы почти не ругались — Акаши или тот же Ниджимура все споры мигом прекращали, Мурасакибара и Кисе ещё с первого года дружили и вообще никогда не дрались, да и Мурасакибаре просто лениво с кем-то цапаться. Куроко всё чаще помалкивал и в споры не влезал, , но никто с ним и не думал ссориться. Но с Аомине дела обстояли совсем по-другому. Как что не по его, так он молчать не станет, скажешь ему что-нибудь поперёк — берегись. Даже Акаши не особо хочет с ним связываться. От Аомине добра не жди, а врезать всё равно хочется. — Ой, да не боюсь я пары статей в школьных газетах! — Ещё поумнеешь, Рёта. Кисе выпрямляется в осанке и шутливо отдаёт честь. Акаши тяжело выдыхает и качает головой, устало глядя в мою сторону, ведь в последнее время сам как в футляре: замкнут в собственном существовании, созданном его ролью колёс в большой машине. Часы бьют — ему надо быть в студенческом совете, на тренировке, у тренера, на важном приёме, не считаясь с тем, что у него в самом деле на уме. По залу, за стенами раздевалки, раздаётся громкая мелодия звонка, разбавляющая напряжённую атмосферу. Аомине покидает раздевалку быстрее всех, не дожидаясь даже Куроко. В горле становится сухо, и нестерпимо хочется выпить чего-нибудь. От такого я сейчас просто не могу отказаться.|||
— Накаяма-сан, — на голос Акаши я оборачиваюсь чисто случайно, но смотрю совершенно не на него. Накаяма Мизуки сидит слева от моей парты. Она сильно сжимает чуть побелевшими пальцами простой карандаш и прячет лицо за медными волосами. Такая хрупкая, острожная, что и впечатление первое кажется ошибочным. Ухмылка отчего-то сама просится наружу — я всегда не против её мыслей и умозаключений, но даже так подавляю каждую эмоцию, что просится наружу, и попросту смотрю в другую сторону. Я встречаюсь взглядом с Акаши, он кивает на Накаяму, которая теперь оглядывает всех присутствующих в этом классе по очереди, а потом вновь сжимает в ладони карандаш. Собственная гордость и едва ощутимая скованность испаряются сами собой. Я лёгким движением руки отправляю скрученный шариком лист бумаги в корзину, и вижу, как грифель карандаша девушки ломается, сопровождая это неприятным звуком. Сейчас я понимаю, что если буду просто так сидеть и продолжать смотреть в её сторону, то в итоге так и останусь ни с чем. А Накаяма, безусловно, стоила того, чтобы подсесть к ней. — Мне кажется, будто в этом классе я чужая, — с лёгкой улыбкой говорит девушка, стоит мне только сесть на свободный стул рядом. — Накаяма, — отчего-то мне вновь становится неловко. Я не прибавляю суффиксы в общении, но отчего-то с ней мне хотелось это сделать. Гордость просто не позволяет, — разумеется, это не так. — Правда? — в её голосе я слышу нотку удовольствия. Многие ребята в классе собирают учебники и покидают кабинет, негромко обсуждая, что бы поесть в школьной столовой. Накаяма неспешно поворачивается в мою сторону, а потом смотрит мне в глаза. — Можно померить? Я затылком чувствую, что Акаши усмехается. Его взгляд, конечно же, в эту минуту даже не меняется, а я лишь медленно киваю, и уже через секунду мои очки оказываются на лице девушки. Я и сам понятия не имею, почему так легко соглашаюсь. Но отчего-то мне кажется, что этой девушке не хватает только более холодного взгляда и стоящих на коленях парней... чёрт возьми, ну что за мысли? Кто знает? Возможно, она с лёгкостью может покорить множество сердец, стоит ей сказать хоть слово, одну глубокую фразу или просто усмехнуться, так, просто, как она делает всякий раз, стоит только ей по результатам работ оказаться в пятёрке лучших в классе. И вот так любой, кто только заметит в этой девушке что-то большее, сопоставимое с возможностью здраво мыслить и ясно излагать, просто пройдёт сквозь огонь, бросится в воду лишь ради её внимания. А это ужасно. Но, да, такие люди на самом деле бывают. — У тебя очень красивые глаза, Мидорима-кун, — Накаяма не смотрит на меня, она лишь улыбается — взгляд её направлен к окну. Я в очередной раз киваю, потому что на большее попросту нет желания, а она, наконец, несмело поворачивается в мою сторону и улыбается. Я невольно начинаю сам смотреть в её глаза, серые, с таким голубоватым оттенком, словно бы стальные. И смотреть в них, по правде говоря, неприятно. Так же непривычно было после её фраз касательно талисманов или желаний перейти на обычное общение, хотя в каждый диалог Накаяма всегда вкладывала душу. — Извини, — она несмело улыбается и убирает прядки со лба назад. Солнце неприятно слепит глаза, и его лучи устраивают самое настоящее световое шоу на её волосах. — У меня иногда бывают приступы наглости... — Можешь не стесняться рядом со мной, — на это раз я даже не чувствую смущения. «Ты одна из немногих, с кем интересно разговаривать» — хочется добавить, но я лишь забираю очки из рук девушки обратно. А Накаяма мне просто улыбается.|||
Мне хочется просто выбросить телефон, когда он вновь раздражающе вибрирует в кармане пиджака. Приходится вежливо извиняться перед Накаямой, которая сначала совершенно внезапно столкнулась со мной после уроков у школьных ворот, очень неожиданно согласилась забрать вместе со мной мою младшую сестру из школы, а сейчас просто шла рядом и изредка говорила что-то больше похожее на лёгкое недовольство учителем физики. Мы недолго ждали мою младшую сестру. Но когда она выбежала на территорию своей школы из тёплого здания вся расстёгнутая и радостная, мне нестерпимо захотелось выговорить ей всё о таком безалаберном отношении к собственному здоровью. Накаяма странно смотрела на меня. Взгляд её, по правде говоря, заставил отмахнуться, ведь самому стало неловко. Я качаю головой и присаживаюсь на карточки, тут же ловя неугомонную сестру в объятия, застегиваю ей пиджак и просто треплю по лохматой макушке, немного сбитый с толку вскользь сказанным Накаямой «заботливый брат». Через некоторое время девушка нехотя упоминает жестокость спортсменов в разговоре со мной. — Знаешь, положение такое, — говорю я. — Но всем приходится несладко. — Знаю, Мидорима-кун, — спокойно соглашается она и кивает мне. — Это даже заметно. Правда, диалог наш заканчивается особенно быстро, прерывается безумным количеством сообщений Кисе разной эмоциональной окраски, что невольно заставляет впитать в себя грязный прохладный воздух Токио через плотно стиснутые зубы. Когда я отрываюсь от созерцания асфальта под ногами, то вижу перед собой Накаяму и младшую сестру. Девушка внимательно смотрит на меня, кивает головой, и с моих губ слетает лёгкий выдох. На светящемся экране мобильного высвечивается номер водителя, который сегодня отвезёт сестру домой. Через двадцать минут и почти столько же кварталов — территория Тейко, к которой незамедлительно подъезжают служебные машины. Люди в специальной одежде носятся из стороны в сторону, отгоняют толпу. Дым и копоть заставляют меня кашлянуть несколько раз. Я хватаю Накаяму за локоть, когда мимо нас проносятся какие-то парни. Девушка встаёт ближе ко мне, словно бы перестаёт двигаться в одно мгновение, и я рукой притягиваю её ещё ближе, практически собой загораживаю ей обзор на горящее здание. — В книгах многое пишут об огне, — негромко произносит Накаяма за моей спиной. Я чувствую, как она рукой касается ткани пиджака на моей спине. — Именно о том, что он всё уничтожает. — Но спортивный зал даже близко не пострадает. Я не даю себе возможности усмехнуться. Учеников вокруг с каждой минутой прибавляется. Рядом со мной совершенно неожиданно рисуется Кисе, бегло здоровается с Накаямой и хватает меня за плечо. Рядом Аомине и Акаши смотрят на полыхающий корпус Тейко. Кто-то из пожарных что-то сбивающимся от волнения голосом объявляет по громкоговорителю. Накаяма вздрагивает, разворачивается лицом ко мне и несильно тянет за галстук, отчего мне приходится чуть наклониться к ней. — Огонь — это красиво. Языки пламени чудаковатыми узорами рисуют линии тени на асфальте. Оказывается, в здании ещё остались ученики. После мир вокруг не становится лучше. Но огонь, съедая всё вокруг, становится.