Но как же можно так влюблять в себя, чтобы инстинкт самосохранения, вдолбленный в мозг сотней мерзких воспоминаний, уступает место сильному биению сердца?
Иногда даже Кисе кажется, что хуже уже и правда ничего быть не может. Когда он чёрт знает в какой раз старается прыгнуть, прокрутиться в воздухе и аккуратно положить мяч в корзину, в глазах внезапно темнеет, и он понимает, что вот-вот упадёт вновь. Иногда Кисе кажется, что его смущённая улыбка после каждого неудачного момента в игре — это нечто среднее между рекламой и полным провалом. Такая же приторная, неловкая, несмелая и полностью лишенная всякой искренности. И Кисе бы с радостью исчез из этого спортивного зала. Туда, где громко играет музыка, подиум и красная дорожка, по которой он так любит ходить, убрав руки в карманы дизайнерских брюк и периодически ловя вспышки камер. Статьи в журналах, от внимания поклонниц неспокойно, эти стайки так и бегают за ним, а он, Кисе Рёта, просто красиво улыбается им, как само собой разумеющееся, и намеренно не замечает, что за один только взгляд янтарных глаз они готовы переубивать друг друга. Но вместо громкой музыки — скрип кроссовок о паркет, вместо вспышек камер — вспышки боли после каждого падения, вместо красной дорожки — почти красные ладони, которые ещё чуть-чуть и не выдержат соприкосновения с шершавой поверхностью мяча. Только, вот, баскетбол остаётся баскетболом, и движения Аомине Дайки в нём всё в том же ритме. Кисе помнит каждый его финт, но повторить получается из рук вон плохо: он видит малейшие детали, считает скорость, но совершенно не может подстроиться. Его живой ум, привыкший больше к однотипным движениям, явно не может смириться с тем, что все движения аса — полёт фантазии, импровизация в чистом виде. Кисе раз за разом повторяет про себя, что надо отключать голову. И его жутко выводит из себя все грёбанные движения Аомине-ччи, нелогичные, до мозга костей неповторимые, неправильные для профи в баскетболе, кто играет по правилам, но такие правильные именно для Аомине. Рёта помнит, как пытался повторить в первый раз — на уличной баскетбольной площадке поздно вечером. Накаяма потом ничего не говорила ему, просто улыбалась и кивала в знак приветствия, что, кстати, жутко увлекало его за ней. И как только она отворачивалась, он взглядом скользил по длинным стройным ногам с изящными щиколотками, школьной тёмной юбке. Сердце начинало быстрее колотиться, когда он невольно задерживал взгляд на её блузке, а потом следил за тем, как плавно девушка проводит рукой по волосам. В голове у Кисе не витало ни мысли, в крови вмиг поднимался адреналин, а сердце стучало яростно и слишком быстро, напоминая о её словах. Он не знал — да чего уж там! — до сих пор не знает, почему позволил ей вот так легко вбиться в собственные мысли. Кисе неплохо разбирается в женщинах, но практически не умеет контролировать собственные чувства, хотя видит, что тому же Акаши это даётся легко. А Накаяма тогда просто поцеловала его, крепко сжав ткань рубашки на спине, а потом быстро исчезла, — и он, совершенно не видя навязчивости с её стороны, сам начал чувствовать, как сердце подхватывает быстрый ритм при виде её, а ноги словно бы сами тянут в обратном направлении. Например, в спортивный зал. Кисе всегда был способным учеником, всё схватывал на лету. Но позже, вот, может быть, дня два назад, понял, что эти испытания пройти практически не получится. Это, пожалуй, то же самое, что лезть в окно по лозе с шипованной розой в зубах. Кисе этим мыслям улыбается. И самое забавное здесь, что он прекрасно представляет эту картину. То, как бесконечная зелёная лоза больно натирает ладони, а роза в зубах — если сжать сильнее — непременно проколет губу до крови. Только, вот, он всё чаще говорит себе, что слишком любит себя и лучше уж зациклиться, например, на собственной причёске, чтобы на разрушать свой идеальный образ свободного и совсем-совсем не увлечённого кем-то молодого человека, к которому все уже успели привыкнуть. Жаль только, что принципы у него совершенно другие. Например, Кисе безумно нравится, когда Судзуки с особым упоением следит за каждым его движением на тренировке. Его настолько сильно умиляют её розовые щёчки, что хочется смущать ещё больше. Возможно, просто подойти и затискать до смерти. Или всё же просто вызывать этот очаровательный румянец чаще, чем раз в минуту. И даже сейчас он не может отказать себе в этом, поглядывая в её сторону, точно на нижние ряды трибун, откуда она так искренне улыбается ему. А когда он приглашает её посмотреть поближе, отсчитать метры до кольца, то смотрит даже немного насмешливо. И здесь Судзуки не везёт, потому что лучше бы кто-то другой, а не Кисе Рёта. Ведь она краснеет постоянно. Потому что Кисе всё прекрасно замечает. Каждый взгляд в свою сторону, и ему это жутко нравится. А ещё он, в очередной раз рассказывая ей о чём-то и не прерывая зрительного контакта, поглаживает баскетбольный мяч правой ладонью. Медленно так, сладко-сладко улыбаясь, опуская мяч ниже, почти на уровень резинки шорт. На таких моментах Йоко очень часто буквально пулей вылетала из зала, ссылаясь на важные дела в библиотеке. А сейчас же она просто стоит, практически заворожённая этими странными плавными движениями, и, ловя каждое его слово. И чувствует, чувствует, как мелодичный голос Кисе Рёты проникает в сознание, как лёгкие смешки с его стороны вызывают желание ударить себя, чтобы одуматься. Мидорима тоже закидывает мячи в корзину, только с другой стороны от центра зала. Йоко поспешно стирает признаки смущения с лица и отвечает ему очень тихо. Кисе не слышит. Не то, чтобы даже слушает — при каждом взгляде на невозможные броски в другой стороне зала в ушах появляется странный звон, а потом и в голове — множество мыслей, когда Йоко отходит на почтительное расстояние. Например, Рёта вспоминает, что конкретно говорил Мидорима про свои броски и броски Аомине. Отстранённо напоминает: даже если попробуешь, не получится. И не особо получается, он прав. Зато, вот, девушек соблазнять получается, думает Кисе, следя взглядом за очередным броском товарища. Между прочим, идеально, потому что желания у него все совершенно эгоистичны. Потому что ни одна девушка после свиданий с ним на других парней не может смотреть без того самого презрения, и, ох, Рёта этим жутко упивается. Страдай потом. Вспоминай его. Плачь. Режь вены. А он просто будет знать, что прекрасен. Разве Кисе можно назвать садистом? На самом деле, нет... Он просто жутко любит, когда его умоляют начать всё сначала, а потом толпами таскаются везде. Только с Акеми не прокатило, правда... А про других Кисе и думать не хочет. Но, на самом деле, с Судзуки бы он так не поступил. Нет-нет-нет, ни за что. Потому что она хорошая, потому что прощает легко. Потому что ему кажется, что, прикоснувшись к ней ещё раз, он просто уничтожит её. И тогда Акеми, вероятно, не просто кастрирует его. И, ох, Кисе даже думать об этом боится. Но если мысли, связанные прочной цепочкой, вдруг касаются Накаямы, то тут уже становится плохо. Нет, правда, Рёту злит её подход к жизни, а к себе — в частности. Потому что в смысле «Кисе-кун, тебе вообще не обязательно общаться со мной и подходить» и «Честное слово, даже если у меня есть твой номер, тебе я писать не буду»? Это нормально? Кисе точно считает, что нет. И, может быть, принципы эти немного даже возвышенные. Или же просто чисто мужские. Это уже вам решать. Но мяч он бросает в сторону в свирепом молчании, даже невзирая на ноющие по всему телу мышцы. И так отстранённо думает о том, что поклонницы у него ужасно навязчивы, а, вот, когда навязчив ты, получаешь совершенно обратный эффект. Кисе усмехается собственным мыслям, когда слышит приглушённый всхлип. А потом то, как на другой стороне спортивного зала баскетбольный мяч легонько стучит о паркет. Рёта пропускает момент, когда Мидорима с силой дёргает его за плечо, но когда слышит негромкое ругательство, тут же возвращается в реальность. У них с Шинтаро никогда не было особо тёплых дружеских отношений, скорее, они придерживались нейтралитета по отношению друг к другу, хотя Кисе почти каждый час порывается узнать, как же у него дела. Но вот именно сейчас он понимает, что Мидорима-ччи так выражается только в серьёзных случаях. И Рёта удивлённо смотрит на него и тут же на глазах буквально теряется. — С какой же силой можно было так швырнуть этот мяч, а, Кисе? — серьёзный низкий голос Шинтаро разбавляет тишину спортивного зала. — Я, чёрт... — Рёта даже не знает, что ответить, поэтому просто присаживается на корточки. — Прости, пожалуйста, Судзуки-чан. Я просто... И Кисе совершенно боится смотреть в её голубые глаза, потому что в долю секунды становится нестерпимо стыдно, когда он замечает алую струйку крови и практически бордовую переносицу. Мидорима толкает его, чтобы заткнулся. — Идиот, тут твои дурацкие извинения ничего не решат, — выдаёт он, поправляет очки и пытается помочь шокированной девушке подняться. А Кисе даже кажется, что Шинтаро почти в шаге от того, чтобы просто хлопнуть себя рукой по лбу со всей силы. И как только Судзуки морщится, вероятно, отходя от шока, Мидорима сжимает её запястье и ловит её взгляд. — Даже не думай говорить, что всё в порядке, понятно? Тебя как зовут хотя бы? — Судзуки Йоко, — девушка жмурится от света ламп, и Кисе буквально дёргается от её голоса. — Вот, хотя бы имя помнишь. Уже хорошо, — выдыхает Шинтаро и бросает острый взгляд на блондина. — Сейчас в медпункт. И никаких отговорок, ясно? Рёта кивает слишком быстро.|||
Кисе не знает Мидориму Шинтаро. Но отчего-то ему всегда казалось по-другому. Он продолжает наблюдать за тем, как его товарищ, холодный, склочный снайпер Поколения Чудес, аккуратно прикладывает лёд к ушибленному носу Судзуки. И оказывается, Мидорима-ччи может быть очень нежным. После этих слов Рёту слишком нелестно шлют подальше от медицинского кабинета. В коридоре Кисе даже не сидит, а нервно ходит из стороны в сторону. Разве могут существовать такие люди как Судзуки Йоко? Каждая их встреча оставляет именно в её памяти миллионы болезненных событий, но она продолжает смотреть на него всё так же восторженно и смущённо. И Кисе даже не знает, любовь ли это? Заслуживает ли он вообще? Ведь каждый раз он понимает, что это чувство любого способно убить морально. А потом, если совершенно зациклиться, с лёгкость лишить таланта. Кисе специально громко кашляет, когда Мидорима выходит в коридор, тихо прикрывая дверь. А потом перехватывает взгляд изумрудных глаз и кивает, как бы задавая немой вопрос. — Останавливает кровь. Но ты заходи через десять минут. Сейчас я бы на её месте тебя пристрелил. И уходит, ничего больше не сказав. А Кисе благодарственно кивает ему и достаёт из кармана брюк телефон, на который не так давно пришло сообщение. Он смотрит на экран и даже на секунду замирает, буквально вчитываясь в каждое слово. «Представляешь, сегодня кто-то подложил очередное любовное послание в шкафчик. Кажется, по популярности я скоро кое-кого обгоню» И на момент подлинное удивление сменяется лёгкой ухмылкой.«Кажется, у кое-кого ужасно завышенная самооценка \(★ω★)/»
Звук отправленного сообщения заставляет Кисе улыбнуться ещё шире. И посмеяться, наверное. Но он лишь выдыхает и печатает вновь.«Где ты?»
Ответ приходит спустя несколько секунд, и Рёта вздрагивает. «В музыкальном классе. Угадай, кого жду?» И мысли, касательно Йоко, из головы выносятся словно ветром.«Ох, неужели меня?(・・;)ゞ»
«Нет, но он ведь тоже баскетболист» Забавное сообщение, думает Кисе, и улыбка исчезает с красивого лица слишком-слишком быстро. Знаете, ведь ему даже громко рассмеяться хочется в очередной раз. Чтобы теперь слышал именно он. Чтобы было это ядовито и приторно. Потому что этого Рёта вообще не понимает. Да и вряд ли сможет понять, потому что это Накаяма, которая ну просто до ужаса противоречива. Но здесь не её вина. Это просто он — дурак. — Кисе? Парень шугается так, что чуть не роняет телефон с недопечатанным сообщением на пол и несмело встречается с карими, переходящими в более тёмный оттенок глазами Сато. Не странно ли то, что она вот так легко может говорить с ним? Прошлая их встреча была очень... В общем, они неплохо поговорили. — С женихами всё переписываешься? И Акеми вряд ли воспринимает его всерьёз. Стоит напротив и смотрит на него этим своим почти дружелюбным взглядом. Рёта закатывает глаза, медленно убирает телефон, позволяя поймать свой взгляд. — С Шого, — и улыбается. Акеми кивает ему и становится у двери в медкабинет. И, наверное, только ей не хочется улыбаться ему. — У тебя что-то случилось? — спрашивает Кисе, ладонь прикладывая к подбородку, а Сато на одно мгновение замирает, словно бы не ожидая от него подобного вопроса. — Ничего серьёзного, — пожимает плечами. — А у тебя? Бедненький, растяжение получил? — Разбитое тобой сердечко. — Ну, мы же все прекрасно знаем, что мне ты больше нравился как модель. Кроме того, прекращай строить из себя такого несчастного. Кисе рассматривает своё отражение в одном из кубков баскетбольной команды и, если честно, даже радуется тому, что баскетбольным мячом всё-таки получил не он, как бы ужасно это ни звучало. На момент он даже соглашается с ней, когда рукой проводит по светлым растрёпанным волосам, но больше от безысходности, нежели, чтобы убрать чёлку назад. И как только он встречается взглядом с Сато, отворачивается слишком быстро, решая всё же смотреть вглубь коридора. У Акеми красивые глаза и сухие губы. Рёта подмечает это ещё когда упоминает имя Хайзаки. Он едва ли мог хоть когда-то распознать признаки боли на лице Сато, но сейчас получается. Всё же знакомы они давно. И лучше о большем не говорить. — Странно, что я говорю тебе не причинять никому боли, когда сама так вот поступила с хорошей подругой. И от этих слов Кисе совершенно не больно, потому что взгляд, который дарит ему Акеми, сам прекрасно объясняет всю ситуацию. И вот это неприятно. — А я ведь сам так хорош, — Рёта спокойно выдыхает и горько улыбается. — И тебе жизнь испортил. Ну не дурак ли? — Дурак, — Акеми слегка пихает его в плечо. — А ты сводница. — Мизу уже говорила, — едва заметно улыбается девушка. — И про Шого, и про всех. Кисе слегка прищуривается, но насчёт имени не говорит ни слова. — У тебя друзья какие-то странные, — замечает он, намеренно брезгливо морщась. — А про твоих я вообще молчу. И Акеми не говорит детально, не упоминает большее никого, хотя замечает внимательный взгляд Кисе на себе. Тейко же большая школа, и учеников в ней очень много. Но Рёта, скорее всего, понимает слишком многое. Однако, не решается ни о чём говорить. Он, откровенно говоря, даже не знает, что сказать. Зато в кабинет его гонят лишь мысли о Судзуки. Потому что он правда волнуется, ведь силы у него слишком много, чтобы не было даже сотрясения. Дверь в медицинский кабинет практически не скрипит, зато в нос уже на пороге врывается едкий запах медикаментов, и Кисе громко чихает, привлекая внимание Судзуки, которая всё смотрит на себя в небольшое зеркальце. Она вздрагивает от неожиданности, когда видит их обоих. — Сато-чан! Кисе дёргается и специально отходит к стене, чтобы не привлекать внимание. — Вот это синяк... — Акеми удивлённо смотрит на улыбающуюся подругу и усаживает ту обратно на железную кушетку. Кисе старательно делает вид, что его здесь нет. — А с кем же ты теперь такая красивая на выпускной бал пойдёшь? И кто вообще посмел? Кисе сглатывает, рукой зарывается в светлые волосы на затылке и отходит от стены. — Я честно нечаянно, — от его мягкого и спокойного голоса по спине Йоко пробегает сотня мурашек. Она переводит взгляд на него, наверное, желая вот так ментально попросить, чтобы молчал и не корил себя слишком сильно. Он рукой ерошит волосы и подходит ближе, даже не замечая тех молящих ноток в её нежном, но всё же встревоженном взгляде. Рёта на долю секунды отворачивается к окну. — Судзуки-чан, правда, прости меня, пожалуйста. Я даже не знаю, что было бы, получи ты сотрясение из-за меня, серьёзно... Акеми отчаянно борется с желанием убить его, но обращает внимание на тон его голоса и сами слова. И они, чёрт возьми, звучат так искренне, без грамма фальши, что у неё даже не получается думать о том, что это может быть всего лишь очередной шаблонной фразой, которая стала одной из его привычек. Хотя у Кисе Рёты и так хватает плохих привычек. — Тогда, если это не сотрясение, и он проводит тебя, я пойду, — Сато облегчённо улыбается им обоим, напоследок кидает предупреждающий взгляд на Кисе и уходит из кабинета. Рёта смотрит в сторону закрывающейся двери, а потом поправляет ворот рубашки, бросает беглый взгляд на подтаявший в раковине лёд и теперь смотрит на Судзуки. А она от его взгляда едва ли не готова на стену лезть, хотя, наверное, лучше просто выпрыгнуть в окно. А Рёта всё так же смотрит прямо на неё. — Кисе-кун, — недовольно произносит она, — ты же уже извинился. — Ну, просто... — он не договаривает фразу до конца, когда вновь акцентирует внимание на синяке на лице девушки. — Что? Кисе с лёгкостью ловит её взгляд, и на его губах появляется улыбка. Судзуки даже немного настораживается, когда он подходит ближе к кушетке. А как только опускается перед ней на одно колено, лишь судорожно выдыхает. Кисе, конечно же, замечает её замешательство, всматривается в чистые голубые глаза, которые в контрасте с бордовым синяком кажутся особенно прекрасными. Это даже странно — мысленно забавляясь тем, что, вот, ты ей уже и физическую боль причиняешь, а она всё рядом, смотрит на тебя влюблённо. Кисе правда этого не понимает. — Наверное, много тех, кто хочет пойти с тобой на бал? Улыбка блондина кажется ей чем-то совершенно волшебным. Но, тем не менее, его близкое присутствие едва доводит до лёгкой паники. Когда Судзуки буквально на коленях чувствует его дыхание, хочется провалиться сквозь землю. Кисе же смотрит совершенно внимательно. И чрезмерно уверенно. — На самом деле... — А хочешь пойти со мной? — он легко подмигивает, быстро поднимается на ноги и протягивает девушке ладонь. И этот жест кажется ей совершенно нереальным. Невозможным. — Кисе-кун... — Нет-нет, Судзуки-чан, — Кисе вновь рукой зарывается в светлые волосы, и этот жест кажется девушке настолько по-мальчишечки милым, что она не может не улыбнуться, — ты можешь подумать, конечно же. Например, пару дней. Я больше не выдержу. — Надо больше терпения, Кисе-кун, — говорит Йоко и сразу же морщится, потому что говорить и правда больно. — Или с такой травмой ты больше из дома не выйдешь? — Рёта улыбается девушке. Судзуки не умеет отказывать Кисе. А когда нечто подобное случалось, то больше это было похоже не на строгое «нет», а на выражение собственного мнения, словно бы эта девушка настолько мягкая, что людям даже прямо в глаза боится смотреть. Кисе вообще всегда в девушках ценил смелость. Но почему-то именно в Йоко — такую мягкость характера, вопреки всем своим убеждениям. В пустом коридоре Кисе обхватывает тонкие плечи девушки, а она позволяет, но ничего не говорит. А ему просто хочется сейчас вот так аккуратно поддерживать её, потому что Йоко всё ещё немного шатает. А она даже понять не может: сон это или реальность? Потому что всё сейчас кажется совершенно необыкновенным. То, как Кисе улыбается и буквально каждые две минуты спрашивает, всё ли в порядке. То, как он мягко произносит «Судзуки-чан». То, как в очередной раз извиняется и виновато смотрит на неё. Потому что разве можно всё сравнивать с первым триместром? Когда почти вся основа баскетбольного клуба просто доказывала, что лучше в стенах Тейко никого нет. Хотя, скорее, она ни о чём не знает лишь потому, что избегала общества Кисе. И, к слову, он даже не искал её, но разве сейчас есть смысл об этом думать? Судзуки сама не может ответить на этот вопрос. Даже когда они чуть замедляются у кабинета музыки, ей не хочется нагружать себя разнообразными мыслями. Потому что, во-первых, ужасно ноет голова. А, во-вторых... Кажется, если Кисе отойдёт от неё хоть на шаг, она просто упадёт. И так, если подумать, всё здесь совершенно неправильно. Судзуки лишь на долю секунды отвлекается, когда слышит негромкий вздох Кисе. Она не может спросить, чем это вызвано. А он просто знает, что уже целую неделю Мидорима после каждой вечерней тренировки приходит в музыкальный кабинет и играет хотя бы час. Каждый вечер Накаяма просто сидит напротив и слушает. Когда Рёта на долю секунды прекрывает глаза, Йоко легонько толкает его локтем в ребро, как бы спрашивая о его странном беспокойстве. А Кисе улыбается. Улыбается как самый весёлый и расслабленный парень в этой школе. Или же как самый настоящий лжец. Судзуки не то, чтобы настораживает это. Ей просто слишком сложно думать на данный момент, потому что шок от удара баскетбольным мячом ещё не сошёл на «нет». Но внутри есть что-то такое, что неумолимо говорит быть осторожнее. И дело ведь даже не в том, что Кисе, главный красавец Средней Школы Тейко, так близко. Просто несмотря на свой мягкий характер, Йоко прекрасно понимает, что людям несвойственно меняться в одно мгновение.