я хочу чтоб ты знал и, наверное, всё-таки помнил я тебя жду через год, через два, или, может, во вторник я и вечность, пожалуй, смогу...
На исходе декабря заходящего солнца практически не видно, и дело не в том, что нет попытки вглядеться в небеса цвета лепестков сакуры, нет. Солнце прячется за тёмными грузными облаками, свет — за тучами, за стенами домов. Сегодня у меня было много свободного времени, чтобы приготовиться к грядущему вечеру. Для начала я сделала практически все уроки, оставался лишь очередной проект, который я благоразумно решила оставить на каникулы. Когда ты чего-то особенно ждёшь, время вообще пролетает незаметно. И я уже с самого утра на седьмом небе от счастья! Получать сообщения от Акеми — одно удовольствие. А называть её своей подругой — приятнее вдвойне. Кажется, впервые я могу без задней мысли рассказать что-то человеку, но точно первый раз вот так легко могу доверять. Иногда мы вместе выходим из школы и идём пешком до второго перекрёстка; там пути, конечно, расходятся, но, вот оно — счастье иметь настоящую подругу, которую я всегда готова выслушать и, которая может выслушать меня. Ту, кто способен вступиться за тебя, и ту, которую ты готова защитить сама. Кажется, впервые ловлю себя на мысли, что не боюсь. Больше нет. Потому что в суете этого мира дружба — единственное, что ещё не утратило значения.— Не горячо? — спрашивает меня Акеми, кивая в сторону чашки, не так давно наполненной чаем. — Нет, он же тёплый. — Да, Судзу, именно, — она легко улыбается и заботливо протягивают голубую чашку с холодной водой из кувшина. — Настолько тёплый, что ты едва не заплакала, как только сделала глоток. — Ну ладно тебе, — я жмурюсь, вдыхаю мятный аромат теперь уже тёплого чая. Свет бьёт в окно кухни, но не дарит тепла. Оно само — внутри. Когда мы так разговариваем, попеременно отпивая из кружек чай. Я словно бы даже чувствую, как мы стали ближе за всё время общения. Словно бы многие события просто взяли и столкнули нас вместе. Иногда зарождалось дикое ощущение обречённости, воспоминания об общем друге, настигающие в самые ужасные моменты. Вследствие этого общие слёзы, страхи. Но теперь я впервые не чувствовала себя одинокой. Не то, чтобы я когда-то зацикливалась на этом — время с книгой наедине, потому что в моей жизни никогда не было моментов, когда нечего почитать. Сейчас же мне очень нравится, что мы вот так можем сидеть и просто пить чай практически в полной тишине, которую прерывают разве что редкие удары капель о поверхность раковины и тиканье настенных часов. Молчание здесь наполнено каким-то странным смыслом. Я рада, что Акеми есть в моей жизни. — Сато-чан? — Да? Карие глаза девушки смотрят на меня немного удивлённо, но в большей степени всё-таки спокойно. — Аомине-кун не просто так оказывается рядом после всего случившегося? — не за чем уточнять, в какой именно момент, когда и после чего именно, потому что Акеми понимает всё сразу. В глазах моих видит волнение. — Потому что в каждом человеке есть чувство морали, даже если кажется, что это не так, — девушка смотрит поверх чашки и улыбается. — Мы же учимся в одном классе, поэтому очень часто становлюсь невольным свидетелем всего, что происходит. Такое... трудно забывать. — Я знаю, да? — Многие, — Акеми пожимает плечами. — Но мы не можем их осуждать, сама понимаешь. Это их жизнь. Не наша. — Тогда почему ты говоришь про мораль? — Он не показывает, но просто боится оступиться ещё раз. В наше время людям вообще очень трудно идти по заданному пути, даже если в жизни на первый взгляд всё идеально. Дорога редко бывает ровной, — в её карих глазах отражается свет кухонной лампы. — Но я очень рада, что мы можем вот так спокойно поговорить, — я улыбаюсь, даже если Акеми не решается на это. — Попробуй, представь, как эта самая дорога выравнивается. Она поднимает на меня свой взгляд, и точно в эту же секунду улица начинает растворяться в тусклом оранжево-фиолетовом освещении. — Знаешь, Судзу, с тобой это представить намного легче. — Не только со мной, — улыбка совершенно не хочет сходить с моего лица, потому что я понимаю, вот она — поддержка, взаимопомощь. И понимать в такие моменты, что ты не один, бесценно по-настоящему. — Это, скорее всего, как держаться вместе, пробираясь через тьму. — Скорее всего, — Акеми тепло улыбается в ответ.
Я смотрю на себя в зеркало, когда телефон на столе тихонько начинает вибрировать. На часах около семи вечера — пора выходить из дома — а на экране в один момент высвечиваются два имени: «Сато-чан» и «Кисе-кун». Сообщение от Акеми заставляет улыбнуться: она желает удачи и подмечает, что Кисе очень рад встретить меня около моего дома. Непрочитанное сообщение от него кажется грузом с неимоверным количеством смайликов. Пожалуй, я ещё долго смотрела на то, как значок мигает в строке уведомлений, но так и не смогла заставить себя даже открыть его, не то, что ответить. Будь там даже самая незначительная информация, я не могла не думать о том, что в жизни есть такая станция — первая любовь. Там темно-темно и совершенно холодно. Но, между тем, о каждом моменте с этим человеком ты думаешь с особым упоением. И это ужасно, ведь никак не избавишься. Потому что я помню, что Акеми с Кисе вела себя так, словно бы теперь может дышать воздухом, будто до этого задыхалась. Разве Кисе может вызывать нечто подобное? Наверное, я просто дурочка. Он много раз издевался, а один раз чуть я едва ли не получила сотрясение из-за кинутого им же баскетбольного мяча. Я совершенно ни на что не надеялась, но меня ужасно задевало то, что разлюбить не получается. И вот так с каждым разом невольно вглядываешься во мрак неизвестности собственных фантазий; глядишь в ужасную пустоту, что осязается холодом на коже, глухотой в собственной голове. Мне до сих пор кажется, что я сплю, когда спускаюсь по лестнице со второго этажа и замечаю у входной двери Кисе. И в жизни, словно что-то идёт не так. Не по сценарию, потому что это же Кисе Рёта! Ну, сколько же девушек хотят вот так просто поговорить с ним, может быть, столкнуться взглядами, аккуратно задеть плечом в школьном коридоре? Он улыбается. Господи, улыбка. Пожалуйста, дайте возможность отвернуться и не смотреть. Светлые волосы не уложены, но даже так не кажутся растрёпанными, а на безупречном лице всё та же неширокая улыбка, которой я всегда любовалась в классе. И, вот, любуюсь сейчас у себя же дома. Его ладонь, махнувшая в знак приветствия, заставляет меня едва заметно вздрогнуть. Стоит ли всё ещё говорить, что я до сих пор боюсь его внимания, как огня? Но я помню, как подумала тогда, что если бы такой парень, как Кисе Рёта, подарил мне розу, я была бы на седьмом небе от счастья. И как только я подумала об этом, я вспомнила, как подарил, когда извинялся. Могу поспорить, для него это было мелочью, но мне, за всю мою жизнь, никто никогда не дарил цветов. Никогда. Я всю ночь смотрела на ту розу, на то, что чашечка, в которой находился цветок, была похожа на маленькую ручку. На ней даже были капельки воды, чтобы она дольше сохранила свежесть. А запах... Пока я ехала домой на метро, я, не переставая, нюхала её, а затем засушила в книге, чтобы всегда помнить об этом. Я улыбаюсь Кисе в ответ, впервые так легко. Прошлый год в Тейко был подобием бомбы замедленного действия. Кто в кого стреляет — неясно, кому плохо, кому хорошо — это сущий кошмар. Все проблемы уже после того дня возникали словно бы из ниоткуда. И это просто (всего лишь) надо было пережить. Потому что каждый день был подобен вихрю, который сносит всё на пути, уничтожает, не оставляет ничего. Но ведь потом, каждый раз после ужасающего шторма, появляется яркое солнце. Светлая полоса, которой для меня являлась дружба с Акеми и... — Потрясающее серое небо, да? Кисе-кун, потрясающий здесь только ты. Карие глаза без интереса задерживаются на пейзаже за окном. А на моём лице расцветает улыбка, потому что... Этот человек. Красивый блондин, подающий надежды в баскетболе, который постепенно становится таким же лучиком света. И, если честно, я так привыкла к его обществу, что не понимала, какого это не видеть его в коридорах Тейко. — Ух ты, Судзуки-чан... — восторженный голос вырывает меня из мыслей. — Ты выглядишь настолько прекрасно, что уже рано утром я бы хотел видеть именно тебя. Слова звучат даже как приговор. Таким же тоном, наверное, говорят представителям закона преступники, которых только что поймали. Но как же приятно получать такие милые комплименты. Мне всё время казалось, что главное — это то, что творится в твоей голове. Что ты можешь отличить романтизм от классицизма, а не оттенки лака для ногтей. Но когда в моей жизни появляется такой вот Кисе Рёта, ужасно хочется выглядеть под стать ему. Считала ли я себя слабохарактерной теперь? Даже не знаю, если честно. Поправляя причёску, невольно обращаю внимание на Кисе, который терпеливо ждёт меня, теперь засунув одну руку в карманы клетчатых брюк и набирая кому-то сообщение в телефоне. Я всё равно даже так немного любуюсь им. Но... пусть мы и неплохо общаемся, проводим время вместе, прогуливаемся, мы всё равно... — Ой, неужели ты всё-таки готова? — его улыбку можно смело сравнивать с тёплым лезвием, проникающим далеко в душу, в сердце, потому что там, внутри, пламенем теперь разгорается нечто большее. И даже если в школе мы будем появляться вместе, это ничего не значит. Совершенно. После Кисе будет улыбаться другим девушкам, делать комплименты, рассказывать, может быть, чуточку меньше, чем мне, но... таков он, и этого не изменить. Он будет ходить на свидания и наслаждаться свободной жизнью. Кисе верен кому-то или только себе? Вряд ли я получу ответ на этот вопрос. Мы ведь просто друзья. Уже в его машине я понимаю, что так и не прочитала его сообщение, за что до сих пор немножечко стыдно. Но внутри салона играет совершенно успокаивающая музыка, от которой буквально за несколько секунд становится легче. Кисе открывает глаза под гудок машины. Неоновые огоньки с улицы вперемешку со светом от дисплея телефона пляшут на его щеках. Он моргает. На идеальных скулах чуть поигрывают желваки, чёлка спадает да лоб, когда он хмурится. — Только не волнуйся, хорошо? — он смотрит мне в глаза так внимательно, что становится тяжело дышать. Там будет бесконечное множество фанаток, скандирующих его имя, как безумные. Сотня девушек, которые, как только увидят меня с ним, возненавидят сразу же, даже меньше, чем за полсекунды. И имя моё станет чем-то вроде табу, потому что их милый-замечательный-Кисе-кун идёт на бал не с кем-то из них с тонной косметики, а... со мной. С обычной девушкой, которая больше любит оставаться в тени. Кисе-кун, когда ты рядом, мне практически нестрашно. Практически — ключевое слово здесь, но всё застилает глаза. Влюблённость — самое отвратительно-страшное, но такое нежное чувство. Но так я ему не скажу. Потому что мы всё ещё друзья. — Знаешь, ты даже не смотри в их сторону, — весело говорит он и улыбается. — А какие они? Кисе кидает на меня удивлённый взгляд, вскидывает бровь в немом удивлении, и в глазах сменяется много эмоций. Но я не могу разглядеть всё сразу, потому что в совокупности — слишком прекрасно. — Ну, есть ужасно-ужасно приставучие. Есть те, которые заваливают комплиментами, лишь бы хоть чуточку внимания получить, — может быть, эти слова звучат слишком цинично, но я всё равно ничего не могу сказать, не то, что возразить, потому что взгляд сам прикрывается к тёмно-бордовому галстуку, который очень аккуратно завязан. Кажется, Кисе опускает своей взгляд чуть ниже, но уже через секунду машина останавливается на территории Средней Школы Тейко. — Но они все-все-все одинаковые. Стильно одеться мама с папой не разрешают, но очень интересно. А чувства — вещь и правда страшная. Это нечто такое, что сидит внутри, словно бы взаперти. Но стоит этому самому получить хоть чуточку свободы, как вырвется. Склеит по частичкам тебя или наоборот — разорвёт на части, растопчет полностью. У меня не получается перестать любить Кисе. Совершенно не получается. Потому что сердцу, как говорится, не прикажешь. — Пойдём? Позади я слышу хлопок двери автомобиля. Через несколько секунд Кисе тихонько, едва ощутимо, обхватывает мои плечи и чуть приживает к себе, тем самым даря нереальное тепло. И я понимаю, что никак, совсем никак нельзя отказать тому, кто занимает в тебе целую часть. А на улице прохладный воздух неприятно холодит кожу, на школьной территории играет музыка. Здесь море из людей и разных эмоций. И море бушует....полусонного, пьяного, дикого, говорящего ерунду, беззаботного или разбитого, я любого тебя приму. ©