Один большой маскарад.
|||
Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала высказал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя — и кончил искренней злостью. Сперва это её забавляло, а потом испугало. «Герой нашего времени»
Хайзаки с какой-то отвратительно-сладкой улыбкой думал о чём-то и внимательно смотрел на меня. — Ты чего? — спрашиваю я, в очередной раз поймав его довольный взгляд. Полчаса назад Хайзаки однозначно увёл подружку у Кисе. Полчаса назад он чуть ли не сломал ему руку. Эти же полчаса назад они оба были готовы разбить друг друга о бетонную стену спортзала, а в итоге разбилось только одно — и, скорее всего, это именно Кисе. — Ну, — подкинув мобильный, Хайзаки легко подхватывает его и убирает в карман брюк, — я почти был уверен в том, что ты заступишься за своего друга. Он, однако, умеет говорить правильные вещи. — А мне казалось, что не надо, — я ухмыляюсь. — Я был уверен, что ты ему проиграешь. Хайзаки пожимает плечами, вновь улыбаясь и глядя словно бы сквозь толпу учеников в коридоре. Так мы стоим и молчим, пока оба не отвлекаемся на звонкий весёлый голос нашей одноклассницы. Мне же становится немного неприятно — та же интонация была в спортивном зале. — Шого-кун, — Сато улыбается Хайзаки, привлекая даже моё внимание, и запускает руку в карман школьного свитера, — смотри, у меня есть ключи от пустой квартиры. Встретимся вечером? Я с лёгким прищуром смотрю на девушку, ловлю с поразительной быстротой и взгляд карих глаз на себе, но тут же отвлекаюсь на чуть сбитого с толку Хайзаки. — Ну, договорились. Сато улыбается нам обоим, связку ключей исчезает в кармане белоснежного свитера. В последний раз за сегодня мы сталкиваемся взглядами прежде, чем до меня доходит вся забавная абсурдность ситуации. Хайзаки немного недоумённо глядит девушке вслед, но даже так не старается скрыть самодовольной ухмылки. — Ты что с ней сделал? — спрашиваю я, когда силуэт Сато пропадает в бесконечной толпе учеников. — Её же просто несёт. — Эй, — Хайзаки улыбается и толкает в плечо. — Уважай мать моих детей. — Эй, говори это ей, — пихаю его в ответ, когда мы останавливаемся напротив стенда с информацией. — Вот это она точно проглотит. — Ну, это точно будет, — и Хайзаки смеётся.
Сейчас я смотрю на Сато, отвечающую у доски, и, наконец, в полной мере понимаю, что эта девушка в разговорах со мной имела в виду. С самой первой встречи я не мог понять смысла её самых даже простых фраз и поступков. Более того, мне это всё казалось диким, а Кисе ко всему прочему не раз пускался оскорблять её. Правда, не в лицо. Но и это тоже играло определённую роль. Но в Сато, по правде говоря, что-то было. Да, она симпатичная, но не тот самый идеал, который обычно ищут парни. Сацуки была эффектнее раз уж на то пошло. И пусть я видел огромное количество красивых девчонок, но именно в Сато что-то заставляло задуматься. — Сердце имеет доводы, которых не знает разум, — голос девушки кажется мне каким-то надломленным и немного уставшим. Сато у доски смотрит в окно, и глаза её кажутся чуть более светлыми, чем обычно. Часто я мог сравнить их цвет с оттенком горячего кофе, а теперь они лишь ненамного темнее янтаря. Учительница, удовлетворённая ответом, разрешает девушке занять своё место, а потом сразу же привлекает внимание класса негромким хлопком в ладоши. Я отворачиваюсь к окну, когда Сато проходит мимо. — Кто-нибудь может мне сказать, что означает эта фраза? Хайзаки рядом со мной от скуки чуть ли не роняет голову на парту, изредка наблюдая за тем, что происходит на улице. — Хайзаки-кун, — я пропускаю тот момент, когда преподавательница подходит к нашей парте. Острый взгляд препарирует, и сразу становится неприятно, хочется даже виновато опустить голову, но я лишь в очередной раз отворачиваюсь к окну, когда она негромко кашляет, — все учителя только и говорят о тебе. — Надо же, как я популярен, — отвечает Хайзаки чуть громче. Лёгкая улыбка просится наружу. — Ты просто мегапопулярен. Хотя, ты, наверное, с трудом воспринимаешь такие длинные слова. Очень известен, да, — по классу разносится лёгкий смех. А сама преподавательница вновь подходит к доске, невозмутимо оглядывает каждого в этом классе и присаживается на край стола. — Мне кажется, что я знаю, почему учительница с прошлого урока сбежала чуть ли не в слезах. Мы продолжим шутки или кто-нибудь всё же ответит мне на вопрос? — Иногда мы делаем то, что хочет наше сердце, но никто этого не понимает, — голос Сацуки лишь на пару секунд разрывает странную тишину. Впервые мне хочется прислушаться, что она говорит. Сацуки только на мгновение кажется мне особенно серьёзной, осанка напряжённая. Такое ощущение, словно ей на ум пришло что-то, что с лёгкостью можно подставить под этот случай. Хайзаки карандашом цепляет её волосы от нечего делать. Я почему-то улыбаюсь, совершенно его не собираясь останавливать. — Да, именно так, — соглашается с ней учительница, сверкнув линзами очков. — Мы совершаем поступки, которые с моральной точки зрения неприемлемы. Но иногда мы всё-таки вынуждены это делать. Она в очередной раз оглядывает весь наш класс, взглядом цепляясь за каждого, наверное, стараясь понять, что сказанные ею слова дошли до всех. Почему-то именно сейчас я решаю вспомнить хоть пару таких поступков, и получается с удивительной лёгкостью. Если честно, мне даже хочется рассмеяться. Почему вообще мы иногда поступаем так? Что вынуждает? Ведь в самом начале я всегда делал просто по-своему, но раскаяние постепенно брало верх, Сацуки прекрасно помнит все эти моменты. После Сато просто задавала мне странные вопросы. И хоть её слова почти всегда были полны яда и хорошо скрытой неприязни, они до отвращения правдивы. — Ну, если это не сносит нам крышу, — Сацуки оборачивается, заставив нас с Хайзаки чуть ли не синхронно дёрнуться. Он поднимает руки в защитном жесте, а я отворачиваюсь к окну, когда понимаю, что она смотрит теперь уже на Сато. — Да, существует риск неприятных последствий подобных решений, — соглашается с ней преподавательница. — Но чего бы стоила жизнь без риска? На секунду мне кажется, что именно в нашем классе речь почти на каждом уроке заходит именно о жизни. Но сам факт того, что вопрос этот не оставляет никого равнодушным, говорит о многом. Это же правда? Каждый раз кто-то рискует распрощаться с хорошими качествами, идя на поводу у собственных амбиций. У Хайзаки ужасные воспоминания, и тем не менее он просто смотрит в окно, не стараясь ухмыляться всячески. Мне становится даже забавно, когда я понимаю, на какой риск пошёл этот парень в тот вечер. Разве оно того стоило? Потому что одно — на удачу бросать мяч в кольцо, не ведя в счёте, и за несколько секунду до окончания матча, а другое — разрушить жизнь и свою, и Сато. Пусть это даже не сродни чему-то капитальному — Хайзаки же никого не убил. Но мне очень не нравится, что при виде этой девушки я, чёрт знает почему, вспоминаю об этом, даже жалею её, ведь сам никак к этому не причастен. Но, тем не менее, на риск идёт каждый. Они не единственные. — Итак, дальше работаем по следующей схеме, — голос преподавательницы бьёт по ушам не самым приятным образом. — Те, у кого в прошлом триместре плохие оценки, объединяются для задания с теми, у кого результаты получше. Вы должны ответить всего на пару вопросов. Спрашивать буду обоих, чтобы в паре никто не бездельничал. В классе поднимается шелест листов бумаги, мешается с возмущением. Мне хочется, чтобы они заткнулись. — Я с Аомине-куном? Негромкий голос. Я оборачиваюсь на долю секунды и ловлю взгляд Сато. Девушка странно щурится, глядя на меня, отчего хочется ей ответить, но я не позволяю себе этого. Даже если взгляд её такой блядски пренебрежительный, а сама интонация голоса похожа больше на скрытую мольбу. И всё это вперемешку с праведным недоумением — такая отвратительная смесь, что хочется огрызнуться. Пусть даже тогда мы встретились в больнице, пусть мне нередко хочется сказать Сато хоть что-то, чтобы приободрить, но мы не можем работать вместе — слишком много противоречий. Уже очень давно, практически с начала этого учебного года. И ладно бы мы просто не поделили что-то, она накричала на меня или я просто выругался в её сторону и грубо обозвал — это несерьёзно, не стоит дурацкого молчания. Такое происходит сплошь и рядом, люди ругаются каждый день. Но то, что так разделяет нас с этой девушкой, видно невооружённым глазом. Просто нельзя хорошо общаться с теми, кто видит тебя, считай, насквозь. — Что? — я сталкиваюсь взглядом с учительницей, которая медленно-медленно, едва ли не кошачьим шагом, подходит к нашему ряд. — У неё есть пара, и это не я. Хайзаки смотрит на меня. Всё это проходит через совершенно мёртвую тишину, а остальные ученики, стараясь ни издавать ни звука, осторожно и внимательно следят за каждым моим движением. Почему-то мне кажется, что даже Тецу в этом классе хочет вставить своё слово. Но он молчит, наблюдает и ждёт. — Аомине-кун, у тебя результаты на грани вылета из школы, — холодно и вкрадчиво объясняет преподавательница, опасно сверкнув толстыми линзами очков. — А у Сато-тян всё лучше, поэтому вы работаете в паре. Рядом сильно захлопывается учебник, что заставляет невольно зажмуриться. Свет в классе мне кажется каким-то ярким, когда Хайзаки едва ощутимо пихает меня, а потом сам переводит взгляд на учительницу и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. — А он Вам говорит «нет», — хриплый голос одноклассника заставляет женщину всё же сделать маленький шаг назад. Она старательно отводит взгляд, но, тем не менее, больше не уступает. Похвально. — И я не советую портить с нами отношения. — Вы оба угрожаете мне? — удивляется преподавательница, разводя руками в стороны и в упор глядя на нас с Хайзаки. Тишина в классе постепенно сгущается. Ещё чуть-чуть, и всё полетит к чертям. — А ты позволяешь подопечному такие выпады? — А что? — кажется, Сацуки даже улыбается. — Он — лучший игрок в баскетбольной команде, и ему не могут все нравиться. Лёгкие смешки, словно бы волны в море, проносятся по рядам парт, но их очень быстро пресекает звонок, так и не дав событиям развиться до конца. Мне даже кажется, что из-за непогоды в классе становится с каждой минутой темнее, несмотря на то, что все лампы включены и освещают душное помещение очень ярко. — Так, Аомине-кун, или ты работаешь в паре с одноклассницей, или оценка твоя в триместре будут плохой, — наконец произносит учительница, собирая со своего стола бумаги и учебники. Она останавливается у доски, кивает, когда все уже встают из-за парт. — Всё, урок окончен. Сацуки убегает слишком быстро, чтобы успеть дать ей «пять». Я только вздыхаю, когда Хайзаки выходит из класса. Пока остальные покидают кабинет, у меня появляется пара минут, чтобы набрать сообщение Кисе. Но, как только я убираю телефон обратно, сталкиваюсь взглядом с Тецу, который словно бы читает все мои мысли, внутренне усмехаясь самому себе, ведь это не он в такой ситуации. Но, даже несмотря на насмешки в бесцветном взгляде, Куроко мне всегда нравился. Первое время мы были готовы смеяться над многим, попеременно пуская разнообразные шутки в разговоры. Он талантливый парень, который раздаёт замечательные пасы. Конечно, Тецу оказался хоть и скупым на эмоции, но очень приятным человеком в общении. Может быть, таким же начитанным, как тот же Акаши. Но, вот, стоило Куроко только не понравиться, стоило чему-то измениться, причём в худшую сторону, то все хорошие качества в этом парне меркли на фоне безразличия и немого упрёка в каждом взгляде. По крайней мере, это мне так казалось. И уж если Тецу готов был осуждать, то делал это очень искусно, едко, молча, заставляя задумываться надолго, пересматривая все свои поступки, пусть и совершенно без желания. Так ты невольно начинаешь чувствовать себя виноватым. До недавнего момента человеком, который тоже пробуждал на эмоции, была и Сато. В классе я ловил её взгляд, ожидая, что она будет отворачиваться, но в ответ лишь улыбалась мне. Я громко выражал своё мнение при ней, а она лишь ухмылялась этому, но отвечала, что для других было полным запретом. Я не слушал её оскорблений, но она по-прежнему была склонна говорить что-то умное, высоко-философское практически. Я позволял себе снисхождение по отношению к ней, а она не принимала этого. Ничего практически не принимала кроме единственного стакана холодной воды в коридоре больницы. Она могла справиться без помощи любого. Сама и с лёгкостью. Но, вот, она молчит. Молчит так странно, как никогда ранее. Перестала смотреть мне в глаза, едко упоминать о многом. Практически не здоровается со мной, не ищет встреч. Мы не сталкиваемся в школьных коридорах, и я не слышу её глупых бесполезных упрёков. Она больше не смотрит в мою сторону. Или же просто сделала так, чтобы не смотрел именно я. Не было больше поводов для помощи. Я не оказывался рядом, когда она случайно могла уронить учебник на пол, порезаться кончиком страницы. Я намеренно ждал слабости, но так и не замечал ничего. Мне не хочется этого. И ей, скорее всего, тоже. Но как только я встаю из-за парты, Сато несильно врезается в меня. Ладонь неприятно ноет от столкновения с деревянным углом. Девушка смотрит мне в глаза, и я чувствую жёсткую хватку на своём предплечье. Поворачиваюсь в сторону открытой двери — Сацуки хихикает, глядя на нас, словно бы ветерок врывается в класс, забирает с парты ручку и выбегает обратно, в шумный коридор. — Значит, всё же будем работать над этим заданием? На секунду мне даже кажется, что я ослышался. Но Сато по-прежнему не отводит взгляд от моего лица, ожидая ответа. — Да, — выдыхаю я, свободной рукой поправляя ворот школьной рубашки. Мне хочется сказать что-то ещё, но я не успеваю, потому что девушка отходит от меня. И, наверное, в продолжении этого диалога нет никакого смысла. Я прекрасно вижу во взгляде Сато полную растерянность. Ей очень трудно понять то, что мы будет работать над одним заданием. Но ещё труднее принять тот факт, что даже так мы общаемся. — Аомине, — я медленно поворачиваюсь в её сторону. Она убирает учебники в школьную сумку и не смотрит на меня. До недавнего момента, теперь Сато не сводит с меня взгляд своих карих глаз, — спасибо. На долю секунды я теряюсь, совершенно сбитый с толку её словами. Что я сделал такого особенного? Просто по счастливой случайности оказывался рядом, когда это нужно было? Но кто она мне? Или я ей? Разве мы не чужие люди друг другу? Ведь всё равно ясно же, что это просто ерунда или обыкновенное совпадение. — Я ничего не делал. Насколько же правдоподобно можно обманывать, делая вид, словно бы всё равно? Мы же не встретимся с этими людьми потом. Так какой тогда смысл во всём этом? Где-то на фоне слышатся звуки из музыкального класса, а Сато поправляет кожаный ремень школьной сумки. Мне даже кажется, что это словно стоять посреди тёмной комнаты, как в старых криминальных фильмах, где всё вокруг ломается, взрывается, разбивается вдребезги. Раньше, когда Сато так смотрела на меня, у меня всегда был повод просто проигнорировать: в её взгляде тогда был чуть ли не вселенский упрёк, в сердце хлынувшее наружу чувство справедливости. А сейчас... мне просто кажется, что раньше мне безумно нравилось замечать всю эту бойню вокруг перед тем, как просто уйти. После самой первой своей драки я шёл домой и думал о том, что, чёрт возьми, я врезал парню в челюсть, вот так легко пустил кровь лишь за то, что он искренне восхитился моим талантом. Я усмехался, потому что это было жалко. Сато молчит. Я устаю вот так смотреть на неё, начиная чувствовать внутри какое-то странное волнение. По счастливой случайности оказываюсь рядом? Такие моменты, когда я просто стою напротив неё, хочется иногда свести к минимуму. Минуты, проведённые с этой девушкой даже в одном классе, наполнены смыслом.Какая разница, Аомине? Ты хочешь совсем с катушек слететь? Посмотри на своё отражение, вспомни лицо того парня! Хочешь, чтобы потом когда-нибудь досталось и тебе? У судьбы есть дурацкая привычка давать сдачу. Если хочешь, то пожалуйста.
Тогда я так и ничего не ответил ей, и на следующий день наша команда выиграла всухую. Мне ужасно хотелось встретить Сато в очередной раз и просто желчно усмехнуться, чтобы было понятно. Но отчего-то мне казалось, что только эта девушка вот так беспокоится, возмущается. По крайней мере, так было раньше. А сейчас она, верно, становится попросту сторонним наблюдателем. Ей нравится смотреть на то, как постепенно происходят разрушения. Да и все люди таковы: знают же заранее, что будет, а помогают, ругаются, советуют, многие одобряют, но потом отворачиваются и просто уходят, всё так же искренне возмущаясь, но уже все дурные стороны поступков не одобряя, потому что в голове у себя придумывают другие варианты. — Сделал, — наконец, отвечает Сато, — но, знаешь, единственное не могу понять... это всё же со мной что-то не так или просто мир сошёл с ума? Моменты, проведённые с ней, хочется забыть и уничтожить, потому что Сато права. Я не слечу с катушек, бред какой. Такое просто со всеми бывает.То, что происходит в этой школе, ничего не значит, понимаешь? Ты ещё можешь исправить всё то, что происходит и в клубе. Аомине, у тебя блестящее будущее, но... Боже, скольким ты ещё намерен разбить жизнь?
Однажды я вспомнил эту фразу, когда уходил поздно вечером с недавней тренировки, и почему-то решил, что всё это глупо — позволять себе играть совершенно обычно, словно бы надеясь хотя бы не выбивать многих баскетболистов из колеи. На одном из матчей мне разбили нос. Больно тогда не было, но играть нормально я так и не смог, поскользнулся на собственной крови и совершенно по-глупому смазал бросок. А когда меня посадили на скамью запасных, другая команда хотя бы начала дышать. И это меня странным образом задело. Не сломало окончательно, но больше всё-таки обидело и разозлило. Однако именно тогда повысился градус высокомерия в организме. Когда девушка выходит из класса, мне кажется, словно то невидимое холодное дуло пистолета убрали от виска, заменив простой выстрел ощущением, будто изнутри что-то пока только едва ощутимо вгрызается в органы. Наверное, лишь какая-то часть меня осознаёт, чем всё это может закончиться. Но в то же время, может быть, оно и к лучшему. Сато умеет быть причиной странных мыслей. И сейчас мне кажется, что мы с ней более, чем похожи: оба знаем какого это — смотреть в глаза тому, кто так сильно желает от тебя отвернуться и не показывать полностью именно себя самого.|||
В спортивном зале, на удивлению, нет основного состава. Один из резервистов лишь указал мне на дверь в тренерскую, стоило мне только взглянуть в его сторону. Когда я с лёгким скрипом открываю дверь, сначала даже не могу привыкнуть к тусклому освещению внутри, но через несколько секунд, лишь моргнув пару раз, замечаю всех и в знак приветствия киваю головой. — Атсуши где? — устало спрашивает у меня Акаши, но Сацуки тут же привлекает его внимание. — Мук-кун приболел. Домой пошёл. — А он не притворился, чтобы тренировку прогулять? — Мидорима, не поднимая головы, продолжает размывать пальцы на левой руке. Кисе, стоящий точно напротив него, морщится от этой ненавязчивой грубости. — Мидорима-ччи, он даже на обед не пошёл. — Надеюсь, что с ним всё хорошо, — спокойный голос Тецу, стоящего чуть позади, заставляет лишь только на секунду почувствовать пробежавший по коже холод. Я даже решаю обернуться и замечаю, что над ним через какой-то период мигает лампа. Взглядом обвожу всех здесь и прислоняюсь к доске, на которой висят схемы разных стратегий и атак. Странное молчание длится уже около минуты, я сталкиваюсь взглядом с Кисе. Он же очень быстро отворачивается и нервно улыбается, глядя теперь и на Акаши. Я продолжаю безучастно оглядывать кабинет, пока не слышу лёгкого скрипа двери. Воздух становится каким-то густым, даже несмотря на гудящие вентиляторы. — Отлично, что вы все здесь, — тренер задумчиво оглядывает тёмное помещение, невозмутимо проходит к своему столу и бросает на него какие-то бумаги. По правде говоря, он мне никогда не нравился, но слушать его приходилось, даже если его планы — полнейшая ерунда, что только и ориентируется на индивидуализм, которого в каждом из нас и так через край. Я смотрю на молчаливую Сацуки. Она ни разу не обратила внимание на меня с тех пор, как я вошёл в кабинет. И теперь уже продолжает всё так же безучастно глядеть на самого тренера. — Момои-сан, очень важно, чтобы ты связалась потом с Мурасакибарой-куном и оповестила его о том, что он попал в заявку на следующий матч отбора. Девушка кивает очень быстро и сразу же выуживает из своей сумки мобильный. Из-за такого тёмного освещения здесь я могу как раз видеть только её. Кабинет даже кажется мне маленьким, словно бы стены постепенно сжимаются. — И, Аомине-кун, — тренер поворачивается ко мне, когда позади него Кисе чуть ли не вжимается в стену, — тебя из заявки я исключил на некоторое время, поэтому сидеть ты будешь на скамье запасных. Матч этот ты пропускаешь. Первое время мне кажется, что я ослышался. И, вот, как только я замечаю взгляд Акаши, до меня очень быстро доходит. Внутри сердце словно пропускает удар. — Где я буду сидеть? — я становлюсь во весь рост, щурясь теперь от всё такого же тусклого освещения. Стоящий у стола тренер выглядит сбитым с толку и удивленным. Остальные — ни капли. — Дайки, заткнись, — Акаши говорит это совершенно холодно. Мне кажется, что он даже не может сдержать своей ухмылки, потому что моим поведением явно не удивлён, — сядь и успокойся. Из клуба тебя никто не выгоняет. Ты стоишь тысячи просто хороших игроков. Мне нестерпимо хочется врезать ему, потому что прекрасно знаю, что он прав. Знаю это и без его блядского взгляда, которым он так любит пользоваться. — Я, что, мало очков за матч зарабатываю? Или для Тейко этого уже недостаточно? — Нет, — тренер задумчиво смотрит на меня, как будто желая свести моё отвратительное настроение к минимуму, словно ищет правильные слова, — но... — Аомине-кун, сейчас так будет лучше для команды, вот и всё, — Тецу, который до этого даже не смотрел мне в глаза, говорит это теперь с совершенно каменным выражением лица. Козлина. Лучше для команды. Момои медленно-медленно убирает мобильный обратно и смотрит на него завороженно, словно бы он сказал что-то, что ей может понравиться. Я сам одна сплошная команда. — И, — добавляет тренер перед тем, как я собираюсь уйти, хотя на данный момент мне хочется, чтобы все сейчас просто заткнулись и перестали так смотреть на меня, — у команды, с которой мы будем играть, слабое нападение, надо будет больше работать в защите. Забить им не составит вообще никакого труда, а вот на матче со следующими командами ты уже отлично впишешься в группу нападения. Это кажется глупой ерундой сейчас — такое вообще невозможно. Совсем недавно я побил очередной рекорд. Я должен выйти на площадку, где всю команду Тейко ненавидят всей душой, но становится по-настоящему неприятно — я буду сидеть на скамье запасных. Взгляд Тецу, который я вижу при всё таком же тусклом оранжевом освещении напоследок, подчёркивает реальность. Слова Акаши, звучащие в голове, её олицетворяют.|||
Наверное, тем, кто склонен к унынию, Токио в конце зимних месяцев может предложить всё, что душе угодно. Вечерний туман, скрывающий собою вершины зданий, — чуть ли не каждый вечер, скрипучие стоны нефтяных вышек на севере города, плеск тёмной воды в канале, что находится не так далеко от Тейко, свист ветра, бьющий в окна и стены домов. В такие дни у многих разрушается и тихо умирает хорошее настроение. Я несильно пинаю один из камней в воду. Брызги так и не достигают берега. В мутной воде канала виднеются покрытые ржавчиной железные балки, и если вглядеться в воду, заметно будет, как потоки какой-то грязи перемещаются у дна. Обычно каждые полчаса по мосту над каналом с грохотом проносились пассажирские поезда, по ночам всегда было заметно, как выскакивают искры из проводов. Приняв пассажиров на ближайшей станции, поезда со скрежетом стартовали и шли дальше, издавая ужасный грохот. Я уже около десяти минут не замечаю даже Хайзаки, что всё это время тщетно пытался зажечь сигарету. Когда я ощущаю едкий запах, мысли вновь собираются воедино, словно бы чёртов пазл. Тяжелый камень в грязную, мутную воду летит сразу же. — Не, ну это надо такие тупые решения принимать, а? — запрокинув голову назад, спрашиваю я и выдыхаю. — И всё из-за того, что какой-то слабак ушёл недавно из клуба проигравшей команды. Убил бы этого гада. — С радостью бы помог, — бросает Хайзаки и выкидывает окурок куда-то в воду. Откровенно говоря, он никогда не был тем, кого я без какой-либо задней мысли мог считать своим другом. За всё наше времянахождение здесь никогда так и не сказал ничего особенного. Да и что здесь такого? Мы всё-таки играли в одной команде. — А что ты здесь, кстати, делаешь? — срывается у меня с губ немного неожиданно и даже грубо, поэтому я вновь пинаю какой-то мелкий камень в воду. Хайзаки чуть кашляет и засовывает обе руки в карманы. — Я шёл домой, — он следит за рыбью на воде, — но увидел тебя и мне стало жутко интересно, почему тебя нет именно на предматчевой тренировке. — Наверное, я даже догадываюсь, кто из клуба попался тебе под руку. Шого странно усмехается, что меня, кстати, нередко так раздражало в нём, но со временем я просто совершенно забил на его привычку. — Вообще-то я даже не подходил ни к кому из них сегодня, — он пожимает плечами. Прохладный ветер гонит воду в канале далеко налево. Серое небо отражается в грязной поверхности полностью. — Хайзаки, — я негромко зову его, и он сразу поворачивается в мою сторону, — а они ведь с тобой раньше неплохо дружили. Даже когда меня клали в больницу после травмы на первом году. — Да я бы не назвал это дружбой, — он чуть усмехается, смотря себе под ноги, где под подошвами кед шуршат редкие листья. — Ну так, тусили иногда. Просто все не выдержали ритма. Не, я вообще не хочу сказать о них ничего плохого, но они немного слабоваты. А так... — Классно было бы разбить каждому голову? — Эй, я никому ничего не разбивал, — Хайзаки качает головой, даже поднимает обе руки в примирительном жесте и щурится от очередного порыва ветра. — Чего ты вообще это начал? — Да я и сам не знаю. Почему-то в памяти всплывают те моменты, когда мы с Хайзаки чуть ли не разбивали друг друга в кровь. Когда они сцеплялись с Кисе, я был уж точно не на стороне Шого. Они едва ли не цапались с Мурасакибарой, пару раз с Мидоримой, с Тецу, но разве что с Акаши ни разу. Я сталкиваюсь взглядом с серыми глазами и понимаю, что когда-то этому парню отдавал пасы. — Дайки, тебя же не выгнали из клуба, — он лезет в карман и достаёт оттуда пачку сигарет в очередной раз. Когда щёлкает зажигалка, я всё же решаю взять во внимание его слова. — Хватит думать об этом. Забей. Я пожимаю плечами, а Хайзаки смотрит на время в своём телефоне. — Когда я уходил, то был ещё и на грани вылета из самой школы. В тот вечер я даже чуть не врезал Акаши, так что мы в очень разных условиях, — он несильно хлопает меня по плечу и ухмыляется так же по-своему неприятно. — Ну, просто чтоб ты знал.