Ты говоришь, она холодна. В этом-то самый вкус и есть. Ведь ты любишь мороженное? ©
— Слушай, — сестра хитро щурится, лениво поглядывая на меня снизу вверх и каждые несколько секунд порываясь забрать у меня свою школьную сумку, которую сама же мне и отдала, — ты долго будешь вот так молчать? Она в очередной раз дёргает меня за руку, желая привлечь больше внимания, отчего хочется просто обыденно прикрикнуть на неё, но я этого не делаю. Стоит только заметить этот всё же наивный детский взгляд зелёных глаз, как такое желание отпадает почти сразу же. — Настройся уже на учёбу, — я лишь тяжело выдыхаю, продолжая идти вперёд по улице, дальше по которой идут разные дома, а впереди уже виднеется главный корпус её школы. — Шин, не уходи от вопроса, — сестра вмиг оказывается напротив меня, но я еле успеваю просто обойти её, едва не задев и, соответственно, сильно не толкнув. Позади слышатся невнятные возмущения. — Как ты учишься с ним, Накаяма-тян? Мне остаётся лишь покачать головой да пожать плечами, когда сестра вновь обгоняет меня и теперь идёт спиной вперёд и... пытается просто разбавить скучные серые будни хоть как-то? Или строит из себя кого? Сводницу? Мизуки рядом хихикает. Я замечаю, что перед огромными воротами младшей школы столпилось приличное количество народа. Какие-то мальчишки в спортивных куртках, верно, баскетбольной команды громко смеются, переговариваются и вежливо пропускают многих вперёд. Каждый раз, когда я вообще на улице замечаю парней из других баскетбольных клубов, в голове роится огромное количество мыслей, но почти всегда любую мысль перекрывает одна единственная, может быть, даже не мысль, а чувства или ощущения зависти или простой непонятной, но какой-то даже праведной тоски. Ведь в нашей команде не так. Даже когда на первом году обучения или хотя бы в начале второго мы якобы по-дружески покупали мороженое, общих тем для разговора было не так много. А я просто поправлял очки, наблюдая за вечерним Токио и яркими неоновыми вывесками, хоть, возможно, и обрадовался бы, если бы кто-то из нас обсуждал что-то помимо тренировок и учёбы. Накаяма живёт в непосредственной близости от моего дома, чуть дальше по кварталу, как раз на возвышенности, откуда со второго этажа на деловой центр Токио открывается замечательный вид. Акаши не раз рассказывал, как замечал её на балконе из окна своей комнаты, иногда в шутку поражаясь тому, что у неё есть время вот так просто стоять и смотреть куда-то. Даже сейчас она наслаждается такой лёгкой прогулкой, когда многие ученики уже бегут на занятия в школу. Моя же сестра никогда ранее меня с девушками не видела, и, скорее всего, именно поэтому так странно и смотрит на меня, отчего лично мне просто хочется привычно закатить глаза на каждую её выходку. — Шин, — она в очередной раз дёргает меня за рукав пиджака. Я нехотя отрываюсь от пролетающего высоко в небе вертолёта и вновь смотрю на неё, — может быть, скажешь хоть что-нибудь? Правда, у меня ощущение, будто я тебя чем-то обидела. Я заглядываю в чистые, светящиеся какой-то непоседливой радостью глаза девчонки, отчего она расцветает ещё больше. Мизуки рядом лишь улыбается, когда сестра просит меня чуть наклониться ниже. Из-за глупых взглядом и детских вопросов я совершенно забываю о том, что всё это время моя одноклассница шла рядом и долго наблюдала за тем, как сестра пытается выбить из меня хоть что-то. И у неё это получается почти с оскорбительной лёгкостью, за чем Накаяма внимательно и с улыбкой наблюдает. — Вам обеим смешно, да? Мизуки игнорирует мой вопрос. Мы ненадолго сталкиваемся взглядами, и когда девушку отворачивается первая, я качаю головой и медленно присаживаюсь на корточки, точно напротив своей сестры. — Будь сегодня внимательнее, — я расправляю ворот её школьной рубашки, а она кивает несколько раз подряд и улыбается, довольная тем, что, верно, смогла таки пробудить в своём старшем брате заботу на людях. — Мне за тобой приходить или с водителем договориться? — Шин, я люблю, когда именно ты меня забираешь! — и весело смеётся. Они обмениваются взглядами с Мизуки. Я же тяжело вздыхаю и отворачиваюсь. Но когда сестра наспех обнимает меня, не могу не обнять в ответ, даже если её объятия во сто крат крепче и сильнее моих. — Готова к контрольным сегодня? — спрашивает Мизуки у неё, когда я вновь становлюсь в полный рост. Неяркий солнечный свет всё же слепит глаза, и мне приходится ненадолго снять очки. Вокруг всё ожидаемо расплывается, чему я мысленно так странно рад. — Шин мне всё уже объяснил, — сестра пожимает плечами. — Думаю, что справлюсь. Я надеваю очки, а она ловко выхватывает из моих рук свою школьную сумку, машет нам на прощание и радостно убегает в сторону главного корпуса школы. Я же смотрю ей вслед, буквально ощущая на себе взгляд Мизуки. — У нас сегодня контрольная по физике, — напоминает мне девушка, когда мы выходим за кованые ворота школьной территории. — Она вряд ли сложная. Всего лишь программа. — Как ты так делаешь, Мидорима-кун? — лёгкие возмущённые нотки в голосе Мизуки вызывают на моём лице едва заметную улыбку. — Я всю ночь это учу, ношу кофе термосами, а вы с Акаши просто берёте и отвечаете, даже не особо готовясь. — Зато тебе легче даётся другое, — я несильно хватаю девушку за локоть, когда мы останавливаемся напротив светофора. Кажется, разговор со мной её увлёк настолько, что она не обратила внимание на красный сигнал. — Та же литература, история, которую я, вот честно, терпеть не могу. — Ничего не поделаешь, — Накаяма улыбается мне, и я тут же чуть ли не отдёргиваю свою ладонь в сторону. — Из-за этих технических наук я частенько начинаю очень сомневаться в своих способностях. — Я с удовольствием помогу тебе, — говорю прежде, чем успеваю вообще что-либо сообразить.|||
Накануне выездных матчей градус соперничества в организме каждого спортсмена повышается особенно резко и загоняет многих в школьные тренажёрные залы. У меня же от мысли о том, что во время Национальных соревнований Тейко участвует ещё и в префектурных, неприятно скапливается внутри какое-то странное волнение, которое я, конечно же, не показываю. Вместо этого присаживаюсь в кресло и продолжаю читать одну из тех книг, что захватил в школьной библиотеке, не особо обращая внимание на всё то, что происходит здесь. Даже звуки музыки не отвлекают меня. Но получается прочитать всего лишь страницы три перед тем, как Кисе с каким-то громким стоном кладёт гантели обратно на пол, присаживается на скамью и с тяжёлым выдохом облокачивается спиной о штангу, глядя теперь в зеркало напротив. Я замечаю, как Мурасакибара лениво накручивает диски и тоже теперь присаживается на скамью не так далеко от самого Кисе. Проходит около минуты перед тем, как я понимаю, что упражнения они оба закончили и, вот, обратили внимание на меня. — Ну как день? — первым вопрос ожидаемо задаёт как раз таки Кисе, потому что ещё с самого утра у него не подворачивалось возможности подойти ко мне, а на завтраке в столовой мы не виделись — ему пришлось выслушивать признания в любви, о которых он часто говорил вполне обыденно и легкомысленно. — Никак, — отвечаю ему я, даже не поднимая головы. Запах бумажных страниц смешивается с запахом дезодорантов, и, на самом деле, даже хочется уйти, но тренеру это вряд ли понравится. Помнится, Аомине ещё год назад говорил мне, что он сам просто делает вид, словно чем-то здесь занят, хотя обычно берёт какие-то свои журналы и уходит к подоконнику, подальше от людей. — Что? — переспрашивает Кисе. — Никак, — повторяю я и скашиваю на него взгляд, чтобы хотя бы так намекнуть, что мне не нужны его разговоры во время чтения. — Вообще-вообще ничего не произошло? — в его голосе отчётливо слышатся нотки подлинного удивления. Кисе даже встаёт с места, но тут же от усталости буквально падает обратно на скамью и чуть жмурится. — Как так? — Да я на первый урок прилично опоздал, — на секунду перевожу взгляд на него, пожимаю плечами и вновь утыкаюсь в печатный текст. — Проспал что ли? — Небольшой форс-мажор произошёл, — спокойно говорю я, краем уха слыша разговоры других ребят здесь. — Пришлось идти очень быстро до школы. — А почему ты с водителем не ездишь? — интересуется Кисе, подкидывая мобильный телефон. — Не боишься попасть в какую-нибудь неприятность? — Не надо меня только с собой ровнять. Фоном слышится музыка и его весёлый смех. Мурасакибара качает головой, а сам Кисе воротом майки вытирает пот со лба и теперь поднимается во весь рост, тут же загородив мне свет, так становится теперь у самого зеркала, привередливо разглядывая собственное лицо. Я даже невольно вспоминаю, как он на одном из матчей ещё в прошлом году от кого-то из команды соперника получил в нос и первым делом, кое-как добравшись до скамьи запасных, миновав тренера, достал из сумки свой мобильный и ещё очень долго разглядывал в отражении экрана собственное лицо. Над ним мы ещё долго смеялись, в шутку называя «красавицей». Кисе так же шутя говорил, что если не получится взять кубок Национальных игрой в баскетбол, то возьмём красотой. — Да меня больше ни в одну рекламу не возьмут с этим вот, — теперь он вновь привлекает моё внимание, указывая на собственную бровь, и жмурится, стоит только дотронуться до неё. Я же подавляю желание довольно усмехнуться той мысли, что из всех нас Кисе получал наибольшее количество раз. — Слушай, — я лишь спокойно выдыхаю и тут же ловлю на себе его заинтересованный взгляд, — я из-за тебя уже раз тридцатый читаю одну и ту же фразу. Кисе виновато смотрит на меня, отходит от зеркала и пожимает плечами. — А ты не знаешь, где сейчас Аомине-ччи? — Не знаю и знать не хочу, — отвечаю ему я, краем глаза заметив уже и взгляд Мурасакибары на себе. Я всё же решаю поднять голову. — Может, ты сядешь, Кисе, красавица, а то ты мне весь свет загораживаешь. Мне всегда казалось, что он очень не любит, когда его так называют, но, вопреки собственному недовольству, чаще поступает благоразумно и с ссорами не лезет. Кисе выдыхает и поднимает обе руки в защитном жесте, так, словно бы ему правда безмерно жаль и слова мои его ни капли не задели. Иногда мне даже кажется, что такой актёрский талант — практически божий дар. Как-то он даже рассказывал, что обществом ценится именно смущённая улыбка, лёгкий румянец, отвод взгляда в сторону, подлинное стеснение и, конечно же, его уважение и внимание к поклонницам. Общество не ценит открытого хамства, отсутствия манер и пошлости, поэтому Кисе на людях и отказывается от самого себя, потому что хоть одно громко сказанное плохое слово на каком-либо интервью с лёгкостью завершит его карьеру. Но даже так я отлично помню, как на недавнем матче он, чуть ли не захлёбываясь собственной кровью, на перерыве между четвертями, глядя в сторону фанаток, что как ненормальные только его имя и скандировали, повернулся в нашу с Акаши и Момои сторону и тихо вымученно сказал: «Боже, просто уберите их отсюда, пожалуйста». Поэтому даже так Кисе, скорее, заслуживает того, чтобы его выслушали. Но я этого делать, конечно же, не буду. — А что ты читаешь, Мидорима-ччи? — его очередной вопрос заставляет меня от глупой безысходности и лёгкого раздражения просто кулаком подпереть подбородок и исподлобья глянуть на него. — Не видишь — книгу. — Интересная? — Да, — киваю я, оглядывая потрёпанную временем обложку, — особенно эта фраза, которую я постоянно перечитываю. Куроко подходит совершенно незаметно, как это обычно и бывает, а Кисе, до которого всё-таки, надеюсь дошло, только посылает в мою сторону обычную улыбку и подходит к отдыхающему Мурасакибаре, что-то говоря и указывая на штангу. Мне же становится противно лишь от мысли о том, что лишь половина команды кое-как тренируется. Даже я просто сижу и читаю, совершенно не желая поднимать все эти гантели. Куроко же выглядит совершенно уставшим и каким-то немного потерянным. — Ты силы для матча бережёшь? — спрашивает он меня, простым кивком головы указывая на закрытую книгу в моих руках. В его голосе не получается распознать какие-либо эмоции. Я уже собираюсь ответить ему, но мы оба вмиг отвлекаемся на шум позади. Кисе буквально сбегает подальше от штанги, подняв двадцать килограмм от силы раз девять. А Куроко почти не общался ни с кем из баскетбольного клуба чуть меньше недели. — Так что случилось на том вечере? — спрашивает он, потирая запястья и поправляя вместе с этим светло-голубые с белой полоской напульсники. Голос какой-то металлический и пустой. — Вы были в ужасном виде. Мне кажется, что вокруг становится странно тихо, даже слышно, как капли из-под кранов разбиваются о белоснежные поверхности раковин у стены. Я на долю секунды ловлю взгляд Мурасакибары, который, верно, помнит, как сам пытался сдержать Хайзаки. — Что ж, скажем так, — первым нарушает тишину Кисе, стараясь не смотреть на Куроко. Но даже в вое ветра на улице больше эмоций и чувств, чем во взгляде голубых глаз. — Это же было окончание второго года. В северной части Токио был страшный ливень, поэтому веселье быстро закончилось. А мы были на взводе, влюблены и готовы на любые авантюры. — Это ты, как обычно, был влюблён, — поправляет его Мурасакибара. — Остальные — просто на взводе. — Но, кстати, по контракту мне ничем таким заниматься нельзя, — объясняет Кисе, теперь ловя на себе слегка заинтересованные, но всё же в какой-то степени укоризненные взгляды. — Ну там никаких отношений, странных контактов, драк, шумных вечеринок. Только по контракту. А остальное людям знать необязательно, думаю я. Куроко, стоящий рядом, лишь устало пожимает плечами, отстранённо смотрит куда-то в сторону, потом кивает нам, желая, скорее всего, просто уйти, но не успевает. Рядом рисуется Момои Сацуки, запыхавшаяся и даже растрёпанная, плавным движением руки кладёт на столик, рядом с моей книгой, какие-то папки и бумаги, а потом выпрямляется и облегчённо выдыхает. Когда же её взгляд задерживается на мне, я на долю секунды теряюсь, но тут же возвращаю себе былой настрой. — Момои-сан, произошло что-то особенно серьёзное? Девушка мягко улыбается Куроко, через секунду, только глянув ему в глаза, отворачивается и ладонью проводит по волосам. — Мук-куна критикует за недавнюю игру Киёши Теппей. — Кто меня критикует? Киёши? — я замечаю краем глаза, как Мурасакибара пренебрежительно жмурится и трясёт кистью руки. — А кто он такой? Не знаю никакого Киёши. Момои только и улыбается ему, словно бы подобного рода новость — формальность, не более. Когда она поворачивается в мою сторону, я лишь киваю ей в знак приветствия, мысленно желая просто продолжить чтение. — Мидорима-кун, а ты чем здесь занимаешься? — Чего? — Тренер не говорил тебе, что в завтрашнем матче в стартовом составе тебя нет? Лампа на потолке почему-то пару раз мигает. На заднем фоне слышится какая-то невнятная музыка и нервный смешок со стороны Кисе, который становится теперь подальше от меня. В голове мысли смешиваются-смешиваются, а потом разбиваются вновь об эту странную, кажется, нереальную фразу. Словно бы, вот, ты играешь, продолжаешь играть за этот клуб, носишь форму Тейко, защищаешь эмблему, а теперь по какой-то непонятной причине тебе дают отдых или, может быть, просто так неожиданно вычёркивают из основы. Мне даже кажется это сном, в котором вокруг происходят странные вещи. — Момои, — негромко и спокойно зову девушку, отчего она даже дёргается, — где Акаши? — Плохая идея, Мидо-чин, — флегматично замечает Мурасакибара и зевает. — Лучше съешь что-нибудь сладкое, ты слишком паришься даже сейчас. Девушка, немного даже напуганно взглянув на него, лишь кивает мне куда-то в сторону дверей, у которых я как раз замечаю только вошедших Акаши и самого тренера. Быстро поднимаюсь с насиженного места, оставив так и недосчитанную главу книги, буквально одним лишь взглядом говорю Момои «спасибо», а она, на удивление, даже не торопится лезть ко мне с расспросами и останавливать хоть как-то. Я же ненадолго поворачиваюсь в сторону что-то жующего Мурасакибары. Кисе молчит, опасливо поглядывая на меня, а Куроко в этот момент скрещивает руки на груди и просто удручённо качает головой, словно бы вокруг всё идёт хуже некуда. — Никаких драк, даже не думайте, — этими словами я хоть как-то обнадёживаю их, а потом поворачиваюсь к Мурасакибаре. — И хватит уже быть таким инфантильным. Тебе пятнадцать, а не пять. Взглядом нахожу макушку Акаши и разворачиваюсь, не желая больше что-либо говорить сейчас. — Сорвался все-таки, — я слышу, как Мурасакибара позади высказывает, верно, то, что у всех остальных было сейчас на уме. — Значит, не только Мине-чина, но и Мидо-чина сломить можно. В отражении зеркала видно, как Момои и Кисе устремляют взгляд в пол, не зная даже, что сказать. Куроко отворачивается от них к окну, а Мурасакибара даже злостно выдыхает, как мне кажется. У раковин вновь слышится лёгкий шумок капель, который, что странно, даже не перебивает негромкая музыка здесь. Акаши замечает меня сразу же, как только уходит тренер, и без каких-либо промедлений кивает, а я почему-то начинаю думать о том, сколько времени удача была на моей стороне. Потому что, вот, она от меня, похоже, и отворачивается. — Теперь такое разнообразие в игре? — спрашиваю я, слыша при этом, как о чём-то болтают другие парни. — Ты будешь продолжать утыкаться в телефон как ни в чём не бывало? — Ну, не похоже, что ты на взводе, как Дайки в прошлый раз, поэтому это даёт тебе пару минут. — А, может, лучше сразу всю основу заменить и бросить командную игру к чертям? Ты же прекрасно видишь, к чему всё идёт. Ты понимаешь, чем конкретно это может кончиться? Акаши отрывается от телефона и переводит абсолютно спокойный взгляд на меня. — Переживаешь за баскетбол Тейко? — он изгибает бровь в лёгком удивлении и даже позволяет себе ухмыльнуться. — Да ладно, ты просто не знаешь, что тебе ещё делать. А это такая альтернатива. Мальчишка без мозгов, конечно, но в кольцо попадает. Почему нет? Я смотрю на него, но отчего-то почти сразу отвожу взгляд. — Так и скажи, что и сам уже не знаешь, что делать. Я не Аомине и не смогу послать руководство команды куда подальше. Акаши ничего не отвечает, словно бы что-то обдумывая. И, признаться, мне жутко хочется избавиться от этой маски хладнокровия. Может быть, просто как раньше хлюпнуть его по плечу, чтобы перестал быть таким, но сейчас Акаши даже в сёги практически не играет. Вместо того, чтобы сказать хоть что-то обнадёживающее, он выпрямляется в осанке и равнодушно пожимает плечами. — Команда не пощадит игроков другой школы, у них всех желание играть отпадёт только так. Но ты и сам знаешь. Это ли сама проблема? Несомненно. А решить её получится? Точно нет. — Тебе вообще тогда играть нравилось? Акаши даже прикрывает глаза от всего абсурда заданного вопроса. Я не отвожу взгляд, не чувствую уже ничего, даже того неприятно холода, когда он вновь поворачивается ко мне и как-то немного осуждающе покачивает головой с едва заметной ухмылкой. — Развлекался да и только.|||
— Неприятно, да? — Аомине откидывается на спинку стула, что противно скрипит под тяжестью его веса, и скрещивает руки на груди. — А я, вот, в стартовом составе есть. Разнообразия теперь хоть отбавляй. От тона его голоса мне хочется лишь зажмуриться и перестать слышать всё, что происходит вокруг. В школьной столовой, несмотря на то, что уже вечереет и за окнами становится темнее, немалое количество учеников, которые по-прежнему болтают о чём-то своём. Я ладонью раскачиваю небольшую бутылку воды, а потом перевожу взгляд на Аомине, который запрокидывает голову назад и громко выдыхает. — По идее, раз в команде происходит такая ерунда, надо, пожалуй, задумываться о смене клуба. — Ага, — лениво соглашается Аомине, как будто бы саркастично кивает мне, а потом хлопает по левой части груди. — Но я отдал многое ради этой эмблемы и самого клуба. Он поворачивается ко мне лицом и даже чуть ухмыляется, хотя взгляд от этого никак не меняется. Я же отодвигаю бутылку воды в сторону и понимаю теперь в полной мере, насколько сильно Аомине может любить баскетбол. Несмотря на то, что мы настолько разные, не можем додуматься на генетическом уровне о мыслях друг друга, как они когда-то с Куроко, всё и так видно замечательно. — Даже пропуская тренировки, ты всё равно верен клубу? — Да. — А если мы третий раз подряд выиграем Национальные? — Наверняка, — Аомине просто взглядом утыкается в потолок, прекрасно понимая, что так оно и будет. Вокруг достаточно шумно, отчего он хмурится. — Знаешь, это стрёмно как-то — осознавать, что даже со своей командой сыграться не получается. Ни один из вас не передаёт нормальные пасы, не догадывается даже о всех этих заморочках. Я — идиот. Вместо бессмысленного времяпровождения мог бы хотя бы попытаться что-то придумать. — Ходи чаще на тренировки. — Я не могу. — Почему? — я с лёгкостью перехватываю взгляд синих глаз. — Так прикипел к отдыху на крыше? — Не в этом дело. — Девушка? Аомине на долю секунды отворачивается, смотрит куда-то в сторону, может быть, на двери в большой зал столовой, и качает головой, словно бы я сейчас сказал какую-то глупость. Многие прекрасно знают, что Аомине может выпендриваться и храбриться сколько угодно — только, вот, никто не должен заметить слабости в нём. Он — баскетболист Тейко и точка. Мне же не так трудно его понять. — Я всё же вижу, что ты неплохой человек, — немного индифферентно пожимаю плечами, тут же поймав презрительный взгляд Аомине. — Тогда тебе надо проверить зрение. Я лишь качаю головой и поднимаюсь из-за стола следом за ним, не особо обращая внимание на сказанные им слова, потому что чувствую, как меня начинает мучить жажда. Подкидываю бутылку воды, откручиваю крышку, ловко поймав её, на ходу делаю глоток, но тут же от не слишком сильного толчка буквально отшатываюсь в сторону. Бутылка выскальзывает из моих рук, расплёскивая брызги по сторонам, а Мизуки напротив опускает взгляд и удивлённо смотрит теперь на то, как капли постепенно впитываются в ткань голубой форменной блузки. Выражение лица Аомине стоит того, чтобы сейчас сдерживать все эмоции в себе. Поэтому именно в этот момент он за спиной девушки руками изображает очки, ожидаемо гадко усмехается и просто уходит. А мне, наверное, впервые за всю свою жизнь становится по-настоящему неловко. — У тебя есть, во что переодеться? — я опускаю взгляд ниже и ровно выдыхаю, замечая, как многие сейчас смотрят в нашу сторону. Мизуки, лишенная от такой неожиданности дара речи, лишь отрицательно качает головой. Я же внезапно ловлю себя на мысли, что сам сбил её с толку. — У баскетбольного клуба тренировка должна уже закончиться, так что я могу дать тебе свою спортивную форму. — Это было бы очень мило с твой стороны, — и она улыбается, глядя мне в глаза, а мне кое-как всё же удаётся справиться с лёгким смущением. В нашу сторону продолжают смотреть многие ученики, некоторые даже шепчутся и неловко переглядываются, отчего девушка сжимает ткань моего пиджака чуть сильнее. Сейчас она мне кажется такой лёгкой, безобидной, даже слабой, без любого рода ухмылок, что на душе совсем неожиданно становится спокойнее. Я даже замечаю лёгкий румянец на её щеках, когда мы уже в дверях спортивного зала сталкиваемся с Мурасакибарой, который, скорее всего, даже не обратил на нас внимание. Куроко ожидаемо просто вежливо здоровается, а Акаши внутри я не замечаю. Многие парни из второго и третьего составов кидают дурацкие взгляды конкретно на меня, смущённо разбрасывая вокруг какие-то глупые шутки. В самой же раздевалке остался только Кисе, который, застегнув последнюю пуговицу на рубашке и только-только глянув в нашу сторону, подхватывает пиджак, школьную сумку, бегло приветствует нас одним лишь кивком головы и так же быстро уходит. Мизуки так же кивает ему и пожимает плечами, глядя на меня, стоит только двери сюда закрыться. А я лишь через некоторое время, после того, как из шкафчика достаю спортивный костюм и отдаю его Накаяме, понимаю, что сам Кисе бы никогда не позволил себе вот так наспех смять одежду, совсем не аккуратно закинуть в шкафчик и не поинтересоваться даже у нас о жизни перед тем, как просто уйти.