— Ты ходишь с таким лицом, словно бы у тебя всё болит, — Сато, как и всегда, склоняет голову набок, едва заметно улыбается мне. Хитрые карие глаза будто заглядывают глубоко-глубоко. — Ты счастлив? — Эмоции и счастье при себе держу, — отмахиваюсь я и поднимаю взгляд на девушку. — Поделишься с кем-то, и всё обернётся против тебя. — Пессимист, — неодобрительно фыркает она. — Может быть, кто-то рядом теряется от твоего равнодушия, а ты всё молчишь и молчишь. — Знаешь, пусть тот, кому действительно интересно, спрашивает первым. Почему я должен вываливать всё сам? Но Акеми, чуть ухмыльнувшись, так мне и не отвечает, лишь покачивает головой.
Я никогда не был экстрасенсом (что в некоторых ситуациях было бы даже замечательно), но одну вещь понял прекрасно: никто из ребят третьего состава не может принять мои пасы. И ещё одну: пасы были простыми, с ними бы и Мурасакибара с закрытыми глазами справился. И ещё: ребята из третьего состава правда неплохие, просто меня это убивает. Они не поймали ни одного мяча, упустили каждый, а я стоял тогда в самом центре площадки и мысленно подавлял желание ударить себя по лбу, чтобы прямо там потерять сознание и больше не видеть такого... убожества, серьёзно. При всём уважении, они старались, были готовы руки сломать, а принять баскетбольный мяч, но выходило это настолько плохо, что я просто не знаю, что мне и думать. В тот момент я держал все эмоции в себе, не позволял даже блеснуть обыкновенной улыбке на лице, как бы мысленно подбадривая, мол, вот-вот, тебе ещё на три метра сдвинуться и обязательно примешь. Но этого не происходило, и я невольно подумал об Аомине, который всех вокруг просто считает слабаками. Удивительно, но по окончании матча между составами моей первой мыслью было то же самое слово. Оно всплыло в сознании так неожиданно, что я по приходу на тренировку первого состава ни с кем не поздоровался. Зато сразу вспомнил, как сам трудился, старался, ладони натирал мячом до крови, иногда плакал и бегал чуть ли не до потери пульса, дабы из третьего состава попасть хотя бы во второй. Понятное дело, что перебрался. И поначалу я ужасно переживал за ребят, что остались на скамье запасных и в резерве, потому что ведь они все заслуживают. По правде говоря, я и сейчас немного волнуюсь за них. Но когда они не могут принять простейший пас... я попросту не могу не разочаровываться, серьёзно. Так играть невозможно, и, даже подстроившись под их способности, не всегда получается радоваться. Сейчас тренировка основного состава Тейко проходит напряжённо, без привычных шуток и энтузиазма. Несмотря на былую усталость, я стараюсь поддерживать стандартный темп игры: раздаю сильнейшие пасы, пытаюсь кое-как улыбаться. Но даже Момои, стоящая рядом с тренерами и периодически подающая ребятам бутылки с водой и полотенца, пожимает плечами, когда я смотрю на неё. Акаши кажется мне ещё более равнодушным, чем это бывает обычно, но именно сейчас очень трудно не заметить. Если обычно-то он молчит, то сейчас вообще крайняя степень отстранённости — он совсем не в этом зале. Он... неясно где. Кисе, который вдвое преувеличил время опозданий, громко выдыхает и благодарит Момои за протянутую воду. На лице: ни грамма радости, странная ухмылка и убитый взгляд из-под светлой чёлки. — Аомине-куна сегодня нет, — замечаю я, когда тренировка подходит к концу. — С ним что-то произошло? — Всё как обычно, — Момои устало выдыхает и упирает свободную руку в бок. — Ты сам сегодня странный. Заразился от него? — Может быть, — киваю я, присаживаясь на одну из скамеек у стены. — Вы же... похожи, — девушка присаживается рядом и нешироко улыбается мне. — Но они, все трое, такие мутные. Что Хайзаки-кун, что Сато-тян, что и он теперь. Я не против Сато, она мне даже нравится, но круг её общения порой пугает. Я не отрицаю, что она общается и с хорошими людьми, но в большинстве случаем она одна из немногих, кто тоже умеет удивлять. Я помню, как однажды она сказала мне, что вполне может влюбиться в Аомине. Но их общение... оно ведь должно возвышать, мотивировать и греть. А тут наоборот. В какой-то момент всё идёт хорошо, а потом ставится точка, и это уже превращается в болезнь, убивающую постепенно. Однако девушке я не успеваю ответить, потому что замечаю Кисе, который самый первый выходит из раздевалки, ни на что не обращая внимание, на голову натягивает капюшон ветровки, убирает обе руки в карманы брюк, и уходит из спортивного зала, негромко хлопнув дверью. — И он им подражает, — в высоком голосе Момои едва слышатся нотки разочарования. — Разгар соревнований, финал не за горами, а у ребят мысли совершенно о другом. — Возраст. Просто такой возраст, — выдыхаю я, хотя бы так стараясь успокоить девушку. — Кроме того, на улице март. — Но какая разница? — удивляется она, откладывая блокнот и ручку в сторону. — Почему со мной всё нормально? — А ты, Момои-сан, разве не влюблялась ни разу? — спрашиваю я и ловлю на себе непонимающий взгляд девушки. Сацуки секунду смотрит точно мне в глаза, но тут же быстро отворачивается. — Как будто бы это что-то меняет, — бурчит Момои, глядя куда-то в сторону. — Я почти потеряла лучшего друга. — Так плохо, что сегодня он решил не приходить? — Он общается с... не очень хорошими ребятами. Наше внимание привлекают выходящие из раздевалки Акаши, Мидорима и Мурасакибара, изредка перекидывающиеся словами. Все трое кажутся мне совершенно тёмными людьми. Момои смотрит в их сторону, пока дверь в спортивный зал не хлопает громко. — А ты знал, что нам надо будет танцевать вальс на выпускном из средней школы? — на долю секунды я даже теряюсь. Сацуки несильно толкает меня и усмехается. — Всем классам, которые выпускаются в этом году. — Посмотри на ребят, — я пожимаю плечами. — Разве они в состоянии? — А ту девушку, с которой раньше ходил Ки-чан, зовут Судзуки Йоко? — Вроде, — я киваю Момои, немного сбитый с толку подобным вопросом. — Но они ведь не общаются. Ему нравится кто-то другой, это точно. — Туда же ты можешь приписать и Мидорина, — девушка быстро подскакивает со скамьи и ловко подхватывает блокнот. — Только им не повезло. — Что плохого в чувствах? — В них нет ничего плохого. Любовь, сама по себе, вещь замечательная, — я замечаю, как лицо Момои озаряется в лёгкой улыбке. — Плох здесь только объект их внимания.|||
В актовом зале школы, к моему же удивлению, огромное количество народа. Само помещение просторное, по размеру даже напоминает спортивный зал за главным корпусом. Моё внимание привлекают огромные окна, что пропускают во внутрь свет заходящего солнца. Когда кто-то решает включить свет уже в самом зале, я невольно зажмуриваюсь, через пару секунд вздрагиваю. Рядом совершенно неожиданно присаживается Кисе. — Сегодня не успели пообщаться, Куроко-ччи, — бегло замечает он и облокачивается о спинку стула. — Как прошла игра? — Замечательно. Парень сразу кивает мне, проводит ладонью по светлым волосам и вновь на голову накидывает капюшон. Я замечаю Сато, сидящую справа от меня. Только она не старается говорить, просто около десяти минут смотрит в сторону женщины-преподавателя, пока я первый не решаю привлечь её внимание. — Может, тебе бинокль дать? — Сато, кажется, на секунду теряется. Взгляд её отрывается от сидящего неподалёку Хайзаки, и я выдыхаю. — А то вдруг что-то пропустишь. Девушка лишь устало качает головой и кое-как давит из себя улыбку. Акеми даже не смотрит мне в глаза, но я прекрасно понимаю, что ей бы покоя, ей бы просто отдохнуть. На заднем плане учитель что-то говорит про танец и выражение эмоций. Я слышу скрип. Неожиданно Хайзаки резко встаёт с места и просто идёт к выходу из спортивного зала. Кисе рядом качает головой, на долю секунды отрываясь от экрана мобильного, когда в актовом зале поднимается негромкое волнение. — Всё-таки мне жаль маму Хайзаки-куна, — едва слышно произношу я. Кисе и Сато, как по щелчку, поворачиваются в мою сторону. — А что с ней случилось? — Его рождение. Кисе несильно хлопает меня по плечу, чуть посмеиваясь. Через некоторое время он вновь уделяет внимание только телефону, не слыша голоса преподавателя, что эхом отдаётся в каждом углу актового зала. — Это было жестоко, — вдруг замечает он, поднимая голову. — Кисе-кун, жестоко было, тогда, на улице, — я нехотя ловлю его взгляд, подёрнутый полной растерянностью. — Ты понимаешь, о чём я. Ученики начинают активно переговариваться, когда преподаватель предлагает взять хотя бы одну пару, базируясь на их чувствах и эмоциях. Правда, никто и понятия не имеет, кто это будет, но даже я убеждён в том, что хорошего танца не получится, если мысли друг о друге будут остро негативными. Однако именно в этот момент я начинаю понимать Хайзаки и завидовать Аомине с Акаши, которых здесь попросту нет. Далее, возможно, от этого откажется и Мурасакибара. И, признаться, я бы тоже отказался, громко бы хлопнул тяжёлой дверью, но... не могу. Внутри ощущение, словно бы этого делать не надо. Подсознание просит остаться, бьёт в голове ярким сигналом. — Ну, кто готов? — женщина продолжает внимательно оглядывать зал, но через некоторое время её взгляд ложится словно бы сквозь меня. Я могу лишь спокойно выдохнуть, когда она проходит мимо и делает жест рукой, прося таким образом подняться. — Как тебя зовут? Проходит лишь несколько секунд, прежде, чем я ощущаю неприятный укол любопытства, но в то же время какой-то странной горечи. — Судзуки Йоко, — ровным, но таким тихим голосом произносит девушка и медленно выходит к центру зала. Я замечаю, что ей жутко от такого внимания, и Сато рядом едва ощутимо касается своей ладонью моего локтя. Зато когда Кисе рядом скрещивает руки на груди, я почему-то сразу вспоминаю недавние слова Момои. — Кто ещё? — учитель продолжает ходить между рядами, кажется, оглядывая каждого в этом зале. Через долю секунды звук каблуков приостанавливается. — Кисе-кун, правильно? Парень рядом робко кивает ей, снимая с головы капюшон ветровки. — Тогда вперёд, — она рукой указывает в центр актового зала, отчего Кисе чуть ли не примерзает к месту. — Давай, смелее. Я тут же оборачиваюсь и мигом замечаю в толпе учеников знакомую розовую макушку, мысленно подавляя желание бесцветно усмехнуться. Конечно же, Момои Сацуки поспособствовала, иначе подобные совпадение были бы, как минимум, смешны и ироничны. Кисе становится в центре зала на почтительном расстоянии от Судзуки, которая едва ли не сжимается в комочек от страха и волнения. Он даже выпрямляется в осанке, но старается не смотреть в сторону девушки. — Упражнение заключается в следующем, — женщина встаёт между ними и теперь вновь привлекает наше внимание. — Один другому скажет простую фразу, и если второй поверит ему, то попросит сделать шаг в свою сторону, понятно? Все громко соглашаются, и я качаю головой. — Отлично, — радостно поизносит учитель. — У кого есть идеи? С какой фразой будем работать? Сато рядом чуть наклоняется ко мне, и я едва ли не дёргаюсь, чудом только удерживая себя, потому что рука девушки кажется мне холодной. — «Я люблю тебя» — замечательная фраза, — подмечаете она. — Однажды мне не дали её сказать. — У тебя ещё будет возможность. Кисе обе руки убирает в карманы брюк и взглядом упирается в пол. Мне даже отсюда заметно, что он хмурится, пока одна из девушек противным-противным голосом, который чуть ли не режет барабанные перепонки, произносит: — Я тебя ненавижу. Судзуки качает головой и вновь сцепляет ладони в замочек, кажется, до побеление костяшек. Кисе пожимает плечами, даже не стараясь смотреть по сторонам. — Эта фраза тоже по-своему хороша, — шёпотом говорю я Сато, и она вскользь снова называет меня пессимистом. Присутствующие всё чаще наперебой начинают предлагать разные варианты, но, признаться, ни одна из них не кажется мне интересной. Я рукой провожу по волосам, стараясь зачесать их назад, но непослушная чёлка падает мне на лоб, щекочет кожу, отчего я качаю головой. — Я люблю тебя. Взгляд Кисе живо устремляется в толпу, и я замечаю, как сменяются эмоции на лице. Судзуки рядом с ним кажется совершенно потерянной, когда в актовом зале поднимается подлинное восхищение и даже умиление. А я голос одноклассницы Акаши и Мидоримы узнаю сразу. Может быть, сидя там, Накаяма даже улыбается. Ей же, скорее всего, нравится, когда в таком положении не она сама. — Вот с этой фразой и будем работать, — преподаватель останавливается и переводит взгляд на учеников в очередной раз. — Итак, Кисе-кун скажет Судзуки-тян «я люблю тебя», и если Судзуки-тян ему поверит, то попросит сделать шаг в её сторону. Я едва ли подавляю непрошеную улыбку, а Сато рядом следит за совершенно убитыми Кисе и Судзуки очень внимательно. В зале словно бы всё постепенно затихает, и, честное слово, впервые мне кого-то по-настоящему становится жалко.