***
Райли услышал возмущённый голос Бена ещё до того, как открыл дверь. Тихо скользнув в квартиру, он прислушался. — Я не понимаю, чего ещё вы от меня хотите? Я заполнил все бумаги, предоставил вам все документы. В чём проблема? Позовите Дженкинса! Я сказал, позовите его! Нет, не надо мне угрожать! Что? — Бен замолчал, выслушивая собеседника. Райли застыл в прихожей, боясь быть обнаруженным раньше времени. — Что значит «государственная тайна»? Золотой город больше не тайна, я нашёл его и хочу исследовать историю его сокрытия. Я учёный, понимаете?.. Я уже говорил, я предоставил вам все свои источники, всё, что не было утеряно или уничтожено! Мои собственные выкладки, документы Уилкинсона… Нет! Вы сейчас серьёзно? Послушайте, сэр, позовите Дженкинса, я хочу с ним… Алло! Алло! Проклятье! — Бен пнул ногой диван и со злостью швырнул телефон в кресло. Райли решил, что самое время объявить о своём присутствии. — Что за скандал? Ты так не орал с тех пор, как встретился с Абигейл в Букингемском дворце. — Гейтс растеряно воззрился на вошедшего Райли и не спешил отвечать, наблюдая, как тот снимает пиджак и закатывает рукава серой рубашки. Выглядел Бен неважно: небритый, лохматый, с тенями под красными, воспалёнными глазами, будто не он ежедневно дрых до полудня. — Бен? Всё хорошо? — Не очень. Мне не дают исследовать историю преображения горы Рашмор и попыток скрыть подступы к Золотому городу, — Бен раздражённо поморщился. — Почему? Ты же, вроде как, тот чувак, который его нашёл? — А ещё я тот чувак, который ссылается на президентскую Книгу тайн, объясняя, как именно я его нашёл. ФБР следит за тем, какие документы я запрашиваю в архивах, а научное сообщество ставит палки в колёса. Пол Дженкинс из Национального Архива должен был дать мне разрешение на доступ к кое-каким закрытым документам, но он упёрся рогом и маринует меня уже две недели, — Гейтс безуспешно попытался пригладить растрёпанные волосы и обессилено рухнул на диван. — Хреново, — самого Райли много критиковали высоколобые историки, снизошедшие до того, чтобы ознакомиться с его первой книгой. Пула считали непрофессиональным юнцом, любителем сказок и пропагандистом теорий заговора, как и Гейтса, но Райли было как-то всё равно. В конце концов, в отличие от Бена, он не был учёным и не связывал своё будущее с научной карьерой. Наконец воплотившийся и заработавший проект собственной небольшой фирмы по IT-безопасности гораздо больше грел душу, тогда как история оставалась для него чем-то вроде прибыльного хобби. — Может, попросить кого-нибудь о помощи? — продолжил Райли. — У тебя завелось много друзей в научной среде, — он криво ухмыльнулся. Лизоблюдов вокруг Бена и правда прибавилось, ещё когда на весь мир прогремела новость о том, что Бен Гейтс, посмешище всего научного сообщества, откопал сокровища тамплиеров. — Ага, как же, — фыркнул Гейтс. — Это же те же самые люди, которые поливали грязью мою семью. Теперь они появляются в поле зрения, только когда им что-нибудь нужно. Бен помолчал, ковыряя кнопку на пульте от телевизора, нашедшегося где-то между диванными подушками. — На самом деле, уже пару месяцев дела идут не очень хорошо, — признался он. — Ты читал свежий выпуск «Journal of American History»? — Ещё нет. — Почитай на досуге, найдёшь несколько забавных формулировок, из тех, от которых я уже начал отвыкать, — Бен продолжал задумчиво терзать кнопку включения на пульте, рискуя содрать прорезиненное покрытие. Райли мягко отобрал у него пульт, стараясь не касаться руки Гейтса. От греха. Тот взглянул на Райли как-то странно, но ничего не сказал. — Да брось, Бен, ты же знаешь — эти снобы просто завидуют. Ты уже второй раз находишь сокровища, на поиск которых многие из них потратили всю жизнь, так ничего и не добившись. Их выворачивает от этого, но они вынуждены будут признать, что ты круче. — Стивен Уоррен так не считает, — ровно произнёс Гейтс, помолчал, а затем вдруг подорвался и выудил из груды бумаг на журнальном столике свежий «Journal of American History». Открыв нужную страницу, он зачитал: — «Аргументы мистера Гейтса поистине фантастичны, ведь он ссылается в том числе на загадочную Книгу тайн, якобы содержащую все секреты глав государства. Гейтс не в состоянии даже доказать её существование. Ссылки на книгу его соратника Райли Пула не представляются достоверными. Равно не предоставил Гейтс и доказательств касательно других сведений, якобы добытых в закрытых источниках, которых, возможно, и не существует на свете. Может ли научное сообщество верить россказням человека, который, вполне вероятно, добывает информацию нечестным путём, подкупая сотрудников архивов?» И он не единственный, кто так думает, — Бен небрежно кинул журнал обратно на столик. — Стивен Уоррен — шавка, которая тявкала на тебя всегда. Он же тебя ненавидит, чему ты удивляешься? — потерянный вид Бена действовал Пулу на нервы. Из них двоих именно Райли обычно предавался пессимизму, Гейтс же всегда был этаким рыцарем без страха и упрёка. Он не ведал сомнений и сразу переходил к действиям, чтобы доказать свою правоту. Ему всегда было плевать на высоколобых снобов, презрительно кривящих губы при виде мечтателей Гейтсов. Это восхищало. Заставляло следовать за ним, какой бы безрассудной ни была его затея. Вселяло веру — в успех дела, в самого Бена, а через него даже в себя. Иногда Райли чувствовал себя рядом с ним, как ребёнок, следующий за дудочкой Гамельнского крысолова. Стоило Бену произнести вдохновенную речь, и весь цинизм Райли куда-то улетучивался, всё становилось возможным, а самому Пулу море было по колено. Лишь бы этот человек не переставал говорить и сверлить его горящим взглядом. Теперь же они будто поменялись ролями. Из Гейтса словно высосали весь воздух, и он безвольно развалился на диване в квартире Райли, принимая насмешки коллег с несвойственным ему смирением. — Он ведь в чём-то прав. Я не могу предоставить доказательства. А когда пытаюсь их добыть, мне перекрывают доступ. Знаешь, я чувствую себя так, будто вернулся во времена поисков «Шарлотты». — Тогда вспомни себя в то время! — взорвался Пул. — Плюнь на них, Бен! Всё равно на коне — ты. Уоррен просто пытается впечатлить студенток. Он думает, нападки на самого Бена Гейтса повысят его статус. Жаль его разочаровывать, но, наверное, стоит ему сказать, чтобы сперва он сделал себе зубы, — Пул спародировал Уоррена, во время лекций всё время пытавшегося, как он считал, незаметно поправить языком отваливающийся зубной протез, который вставал на место с громким клацаньем, иногда сопровождавшимся смачным чавканьем. Получилось похоже. Гейтс фыркнул и несмело заулыбался — а Райли будто тронуло изнутри что-то тёплое. — Может, ты и прав. Может, стоит забыть об этом, — Гейтс вздохнул и потянулся. — А ты как? Как встреча с агентом? — Всё окей! — нарочито бодро ответствовал Пул, отводя взгляд от оголившейся полоски кожи между футболкой и домашними штанами Бена. Чёрт. — Мою книгу о городских легендах вот-вот напечатают, Саммер уже договорилась с издателем. Один экземпляр — тебе, — Райли кисло улыбнулся, вспомнив, как Бен отнёсся к его первой книге. — Спасибо, — острый взгляд на Пула. — Я прочитаю. Правда, не как тогда. Тогда я переезжал. — А здесь я буду немым укором тебе, Бен. Так что тебе придётся её прочитать. Бен снова улыбнулся, широко и солнечно, так, что Райли затопила нежность, и он против воли заулыбался в ответ. Когда ему показалось, ещё чуть-чуть — и она через край перельётся, Гейтс встал и прошествовал в ванную, бросив, что пора бы ему снова стать похожим на человека. Когда через 20 минут Бен вышел из душа — свежий, разгорячённый, в одном полотенце на бёдрах, — Пул понял, что ни хрена он не справляется. Следующей мыслью было, что так больше жить нельзя. В конце концов, он взрослый человек, может себе позволить переночевать вне дома разок. Или два раза. В штанах резко стало тесно. Он стал усиленно думать о Стивене Уоррене, делающем куннилингус Хиллари Клинтон — картинка, которая на сто процентов отбивала всякое сексуальное возбуждение. Через минуту Райли уже взял себя в руки достаточно, чтобы сбежать в комнату, переодеться и быстренько свалить на поиски парня на ночь, но Гейтс перехватил его по пути к двери и тронул за локоть: — Может, сходим выпить? Я угощаю, а то засел тут, как отшельник, а это ведь твоя квартира, — капли воды скатывались по его животу вниз, впитываясь в полотенце, повязанное слишком низко и не скрывавшее спускающуюся от пупка ниже дорожку волос. От его тела шёл жар — они стояли непозволительно близко, и это грозило неприятностями. Только руку протяни — и сможешь дотронуться до голой, восхитительно тёплой и живой кожи. Райли сглотнул, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Бен, и смотреть хотя бы ему в лицо, а не в пах. «Дьявол. Это плохо, очень плохо. Что он сказал?» — Что? — тупо спросил Пул, безуспешно тщась оторвать взгляд теперь уже от голой волосатой груди Гейтса. — Выпить. На этот раз в приличном месте. Ты не против? — Только не как в прошлый раз, — Райли, наконец, справился с собой и даже выдавил ухмылку, радуясь, что на нём плотные джинсы — член радостно отреагировал на голое дефиле Бенджамина Гейтса, и теперь причинял сильные неудобства. Даже отвратительные сцены с участием Уоррена не помогли — в воображении Райли он моментально превращался в Гейтса. «Надо будет передёрнуть перед выходом», — подумал Пул. Через час они с Беном сидели в уютном баре, потягивая весьма недурное тёмное пиво. Гейтс ругал правительство, ФБР и историков-нарциссов, жаловался на отца, который не упускал возможности иногда подлить масла в огонь и указать на его ошибки. А потом разговор как-то плавно перетёк на темы более личные. — Так что за неприятный опыт? — спросил вдруг Бен. — А? Ты о чём? — Ты говорил, у тебя был неприятный опыт общения с семьёй. — А, ну да. Скажем так, мы не сошлись во взглядах на жизнь, поэтому я свалил из дома в 17 лет, — Райли и сам не знал, почему рассказывает об этом. Но почему-то врать Бену не хотелось. Хоть в чём-то. — Прямо в 17? — Гейтс удивлённо вздёрнул брови. — Как они только тебя отпустили? — Меня никто не отпускал, я сам ушёл. Видишь ли, я всегда умел только разочаровывать своего отца. И однажды просто сел в автобус и уехал. Бен смотрел на Пула, ожидая продолжения, но его не последовало. Однако Райли весь как-то сник, напрягся и помрачнел. Между бровей залегла морщинка, руки сжались в кулаки. Забытые, казалось, сцены грандиозного скандала замелькали перед глазами, а в ушах будто вновь эхом зазвучали слова отца. Урод. Выродок. Райли прятал глаза, избегая смотреть на Бена. — И ты жил самостоятельно с 17-ти лет? — Пул в ответ лишь пожал плечами. — С тех пор ты с ними не общался? Райли снова пожал плечами, по-прежнему не смотря на Бена. — Я пытался связываться с младшим братом, но родители были от этого не в восторге, так что я прекратил попытки. Так как-то проще, чем в очередной раз нарываться на скандал, — тихо проговорил он, глядя куда-то в сторону. Они помолчали. Хлебнули пива. Гейтс украдкой рассматривал Райли — этого нового Райли, мрачного, закрытого и молчаливого. — Чтобы порвать с родными и жить полностью своим умом с такого раннего возраста, требуется стойкость. Что бы они тебе ни говорили, ты гораздо сильнее, чем думаешь, — сказал вдруг Бен. Пул, наконец, взглянул на него, совершенно сбитый с толку. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Повисла неловкая пауза, а Райли всё также изумлённо пялился на Гейтса. — Эм… Спасибо. Наверное… Я тронут, Бен, — выдавил Пул, немного взяв себя в руки. В следующее мгновение его глаза хитро загорелись. — Ну что, теперь мы обнимемся, всплакнём друг у друга на плече и заплетём мне косички? — он тряхнул слегка отросшими волосами. Бен лишь немного приподнял уголки губ в полуулыбке, но глаза оставались серьёзными. — Знаешь, если тебе нужно поговорить, не держи в себе. Говори. В конце концов, ты уже в который раз выслушиваешь мои излияния об Абигейл. Чёрт, да ты даже меня приютил! Ты, пожалуй, мой самый близкий друг. А я почти ничего о тебе и не знаю. Райли взяла оторопь. Самый близкий друг. Дождаться от Гейтса откровения такого уровня дорогого стоит. В груди распустилась ярким цветком надежда, рука сама потянулась к лицу Бена — нестерпимо захотелось дотронуться, ощутить его живое тепло. Наткнувшись на серьёзный взгляд Гейтса, Пул резко одёрнул себя, сделав вид, что поправляет давно требующие стрижки волосы, и ощутив ледяной укол страха. Нет. Нельзя. «Если он узнает, он уйдёт, и всё это закончится». Райли уже давно понял, как натуралы относятся к подобным нежностям, а уж тем более к неожиданным признаниям в любви. Но эта мысль всё равно привычно отозвалась болью. Райли горько улыбнулся. — Спасибо, Бен. Да у нас тут вечер откровений, а? Ну что, ещё по пиву?***
Райли впервые по-настоящему влюбился, когда ему только-только стукнуло 18. Энди, кудрявый синеглазый шатен, выглядящий достаточно мощным и сильным, чтобы работать вышибалой в клубе, подобрал Райли на улице, когда возвращался с работы. Пул бродил по ночным улицам, плохо помня даже название города в Колорадо, куда его занесло. Деньги у него закончились ещё накануне — не очень-то далеко от дома ему удалось уехать за те четыре месяца, что он провёл в одиночестве, проедая присланные Сайксом наличные и свои накопления и мыкаясь по придорожным забегаловкам в попытках подзаработать, чтобы снять себе жилье или хотя бы купить подержанную машину, которая бы ездила. Сайксу о своих вновь возникших финансовых трудностях Райли не писал, хотя тот и предлагал прислать ему ещё денег. Но Пул и так чувствовал себя обязанным ему и не желал ещё больше его напрягать. Хотелось есть и в душ. Остро стоял вопрос ночлега или хотя бы быстрого заработка, но, как назло, даркнет молчал, а в тех заведениях, куда Райли осмелился зайти, его не хотели нанимать даже в качестве уборщика. Они с Энди банально столкнулись на улице, и коренастый здоровяк спросил, не нужна ли ему помощь: Эндрю намётанным взглядом вышибалы определил, что Пул не пьян, но весьма заёбан жизнью. Райли вкратце рассказал ему свою историю, опустив подробности о своей ориентации, а Энди взял и предложил пожить у него. Так всё и началось. Энди было 20, он работал в баре своего дяди и был стопроцентным натуралом. Каждую пятницу он приводил домой новую подружку и развлекался с ней у себя в комнате, пока Райли — в соседней, через стенку — томился возбуждением, слушая его стоны. Пул влюбился в него почти сразу. Они бесконечно болтали о ерунде, пугали на ночь друг друга страшилками — Райли всегда выигрывал это негласное сражение, на городских легендах он ещё в Юте собаку съел — и вместе смотрели телик. От Энди терпко пахло сигаретами и мятным шампунем. Райли нравились его руки — широкие ладони с умелыми ловкими пальцами, частенько щеголяющими сбитыми костяшками. Энди казался взрослым и свободным, жил один, делал что хотел, был сам себе хозяином. Когда выпадал выходной, он мог рвануть в соседний город на концерт каких-нибудь доморощенных рокеров. Он всегда брал с собой Райли. Ощущение свободы пьянило. В моменты, разделённые с Энди, Райли чувствовал себя всемогущим. Вскоре Пул уверился, что в состоянии не быть обузой для Энди и переживающего за него Сайкса — ему, наконец, повезло с заказами в сети. Взлом сайтов, добыча данных на определённых людей, махинации с кредитками — Райли уже не чувствовал себя грешником, берясь за эту работу, тем более деньги за это ему платили внушительные. Однажды они оба выпили слишком много, и пьяно смеялись над какой-то пошлой шуткой, сидя на продавленном диване в комнате Энди. Тот хвалил Райли и недоумевал, почему у такого умного чувака до сих пор нет девушки. Называл красивым. Говорил о его глазах и изящной линии шеи, а ещё о ресницах, длинных, как у девчонки. Райли отшучивался, польщённо краснея. Его вело — от дешёвого виски, от похвалы, от близости Энди и от того факта, что на фоне по телику шла какая-то порнуха. Пул перестал понимать что-либо, и в какой-то момент желание коснуться Энди стало невыносимым. Он подался вперёд и накрыл губы Энди, млея от прикосновения тёплой влажной кожи, дурея от запаха и начиная бездумно водить руками по его груди, шее. В ту секунду Райли Пул был абсолютно, ослепительно счастлив. Удар у Эндрю был поставлен хорошо. Райли съехал с его квартиры на следующий же день и отправился дальше на восток, убеждая себя в том, что слишком задержался в Колорадо. Под глазом наливался синяк, и прохожие странно на него посматривали. Больно не было. Было пусто. Перед глазами всю дорогу стояло искажённое отвращением лицо Энди, а в ушах звучало презрительное «Сраный пидор! Считаешь, я в таком отчаянии?». Райли тогда что-то говорил: о том, что любит его, Энди, о том, что не хотел его напугать. Просил прощения. Просил сохранить дружбу. Пытался списать всё на алкоголь. Энди отправил его спать, а на следующий день, когда Райли пришёл к нему на работу поговорить, его дружки избили его в подворотне. Энди участвовал. И кричал это своё «Сраный пидор!». Вот это было больно. Энди сказал ему проваливать, и Райли сразу ушёл собирать вещи, некрасиво кривясь при поразившей его мысли о том, что ведь у Энди такое же имя, как у его отца. С тех пор к натуралам он старался не лезть.***
Бен прожил в квартире Райли уже 2 месяца, и Пул начал подозревать, что его друг либо идиот, либо ебучий фашист. Потому что нельзя так издеваться над человеком и ничего не замечать при этом. Его терпение было на исходе. Гейтс слишком глубоко проник в его жизнь и был буквально везде, не давая перевести дух. Помятый Бен утром на кухне, трогательно неуклюжий в попытках сварить кофе; по-деловому энергичный Бен в стильном костюме, собирающийся на встречу с адвокатом; Бен, спящий на диване в гостиной, в вытянутой футболке, сверкающий беззащитной шеей и ключицами; будто из камня вырезанный профиль Бена в лунном свете во время ночных посиделок на кухне; Бен, выходящий из душа в одном полотенце, непременно когда Райли находился поблизости. Последнее угрожало Пулу сердечным приступом. Справляться с собой становилось всё сложнее, как и объяснять свои неожиданные отлучки в такие моменты, когда Райли закрывался в ванной и, включив воду, быстро и яростно, на грани боли доводил себя до разрядки. Казалось, на ладонях вот-вот появятся мозоли от бесконечной мастурбации. Это превратилось почти в ритуал. Утром, вечером, иногда днём, по нескольку раз, чтобы, не приведите боги и пресвятая матрица, не дать понять Гейтсу, насколько Райли больной извращенец. Пул чувствовал себя так, будто ему снова 15, когда стоит на одно только слово «член». Это раздражало и будоражило одновременно. Хуже всего было то, что Бен будто нарочно стал искать прикосновений. Провести по руке, приобнять за плечи, потрепать по волосам — раньше подобного за ним не наблюдалось, но теперь он регулярно касался Райли, заставляя внутренне обмирать. Бен тепло улыбался и будто не замечал, что происходит с Пулом — краснеющим и бледнеющим, слабеющим ногами от счастья вперемешку с ужасом. Зато сам Гейтс пришёл в норму. Снова занялся делами, строчил статьи, отбиваясь от нападок коллег-историков, наконец обратил внимание на письма от адвокатов — своего и Абигейл. Он активно впрягся в бракоразводный процесс и, казалось, больше не испытывал по этому поводу особых негативных эмоций. Бен как-то вдруг успокоился — стал расслабленным и даже более открытым. Райли казалось, ему теперь по какой-то причине стало дозволено видеть больше, чем раньше — видеть настоящего Бена Гейтса, словно заглядывая в открытую дверь чужой комнаты. Гейтс чаще говорил о том, что чувствует, и Райли начал уже к этому привыкать. Сдерживать любопытство, как раньше, становилось трудно. И однажды, застав Бена собирающимся на очередную встречу с адвокатом, Пул не удержался: — Почему ты так спокоен? Не хочу лезть не в своё дело, но несколько месяцев назад ты поливал всех пьяными слезами из-за ухода Абигейл. А сейчас бодрячком. Бен, до того безуспешно сражавшийся с запонкой, раздражённо вздохнул и протянул руку Райли в безмолвной просьбе. — Ты знаешь… Я много думал в последнее время, — начал Бен. Райли непослушными пальцами принялся за закрепление запонки, тщетно пытаясь не касаться нежной кожи на запястье учёного. — И много пил, — фыркнул Пул. — И это тоже. В общем, я кое-что понял, — Гейтс помолчал. Райли, наконец, справился с непослушной запонкой и со смесью облегчения и разочарования отпустил его запястье и отошёл на несколько шагов, увеличив дистанцию. — Абигейл чудная девушка. Но знаешь, я ведь не особенно-то её и любил. Как оказалось. Сердце Райли замерло в нелогичной, неправильной надежде. Он присел на подоконник и вопросительно посмотрел на Бена, ожидая продолжения. Тот тяжело вздохнул. — Мне никогда не хотелось ничем с ней делиться. Говорить, что я чувствую. Разговаривать о чём-то, кроме работы. Даже выбирать чёртовы шторы, — Гейтс раздражённо скривился, видимо, вспомнив о какой-то давней ссоре на почве обустройства дома. Серые глаза его потемнели. — Страсть была, но настоящих чувств нет. Как-то так, — Бен смущённо улыбнулся и потянулся к портфелю. Пул украдкой перевёл дух, только сейчас осознавая, что всё это время слушал, затаив дыхание. Он не знал, как реагировать на это. В голову лезли только всякие глупости. — Значит, ты неделями валялся в кровати из-за уязвлённой гордости, а не разбитого сердца? — Значит, да, — Гейтс полоснул Райли притворно-угрожающим взглядом. — Будешь издеваться, подсыплю тебе в кофе снотворного. Или чего похуже. Пул, хохотнув, поднял руки, сдаваясь: — Убедил! После паузы Райли задал ещё один, давно мучивший его вопрос: — Слушай, раз уж у нас очередной сеанс психотерапии… Почему ты стал со мной так откровенен? В смысле, раньше я не замечал за тобой такого, — Райли напряжённо замер, ожидая возможной вспышки гнева. Но Бен лишь пожал плечами, не глядя на него: — Не знаю, а разве что-то изменилось? Просто мне с тобой комфортно. А вообще… — Гейтс задумался. — Знаешь, пожалуй, ты единственный, кто видит меня настоящего. Не то, чтобы у меня было много друзей за мою жизнь, — он криво ухмыльнулся. — А с тобой я не чувствую себя отверженным. Ведь даже папа всё время был мной недоволен. — Хочешь сказать, я твой папочка? — Пула потянуло на нервный смех, при этом сам он начал покрываться красными пятнами — он не привык к подобным признаниям. Бен одарил его взглядом, не сулящим ничего хорошего, но ответил: — Я хочу сказать, что, несмотря на всю твою дурость, Райли, — Гейтс сделал небольшую паузу и ещё раз выразительно на него посмотрел, — ты меня поражаешь. Ты добрый. Тебе не страшно довериться. Ты пошёл за мной, хотя я не обещал ничего, кроме призрачной перспективы найти мифические сокровища. Ты не побоялся пойти на преступление, чтобы восстановить справедливость, и следовал за мной, даже когда это было выгодно только мне. Мне повезло иметь такого друга. — О, чёрт, я сейчас разревусь, как мисс Америка. Правда, для мисс Америки у меня ноги коротковаты, — Райли постарался, чтобы его голос звучал максимально саркастично, хотя внутри у него была буря. Он чувствовал мучительную неловкость и почему-то стыд и всеми силами старался подавить в себе отчаянную надежду, поднявшую голову. «Ты понятия не имеешь, с кем имеешь дело, Бен». Но отчаянное счастье не отпускало. Ты меня поражаешь, мне с тобой комфортно, мне повезло… — слова Бена кружили голову. Райли тряхнул головой, прогоняя наваждение усилием воли. Надежда напрасна. Пул это понимал, и оттого в груди знакомо жгло болью. Он помолчал, наблюдая за тем, как Бен в последний раз поправляет перед зеркалом галстук, уже готовый уйти. Наконец, Райли принял решение и сказал: — Я сегодня вернусь поздно, так что не жди меня. Ложись спать. Гейтс удивлённо приподнял брови: — Ты же только что вернулся из офиса. Намечается пирушка? — Вроде того, — уклончиво ответил Пул, старательно игнорируя вопрос в глазах Бена. Ему уже давно стоило наведаться в «Сладкого Эрни», сбросить напряжение с каким-нибудь красавчиком. Это всяко лучше, чем терзаться подле недоступного Бена Гейтса.***
К 20-ти годам Райли считал себя успешным человеком. Потихоньку он добрался до Нью-Йорка и обосновался в Чайнатауне, в квартире над китайским рестораном, отчего всю его одежду пропитал запах азиатской кухни. Это, однако, Райли не сильно заботило: работал он обычно из дома, занимаясь чаще нелегальными, чем законными заказами в сети. Он хорошо скрывался и даже вполне успешно договаривался с собственной совестью, давя остатки мормонского воспитания во время обнуления очередной кредитки незадачливого олуха. Пул взламывал чужие страницы и сайты конкурентов его заказчиков в сети, проникал в чужие компьютеры, чтобы собрать защищённые данные или компромат на тех, кто перешёл дорогу его клиентам. Всё это позволяло зарабатывать неплохие деньги. Райли хватало с лихвой, временами он посылал кое-что Скотти, а с Сайксом, с которым периодически продолжал переписываться, видя в нём доброго друга, он рассчитался давно за все те разы, что тот подкидывал ему деньги в сложный момент. Скотти, которому было уже 12, был единственным из семьи, с кем Райли старался поддерживать контакт. Он писал ему письма, специально для этого выезжая в соседние города, чтобы запутать след на случай, если родители попытаются его вернуть. Ответные послания братишки сквозили растерянностью и надеждой на возвращение брата. Скотти писал, что атмосфера в семье изменилась. Отец бушевал после побега Райли так, как никогда раньше. Мама всё время плакала, а братьям и сестре было запрещено упоминать имя Райли. Скотт упрямо нарушал наказ, за что получал порцию криков от отца и слёз матери. Однажды мистер Пул сказал, чтобы Скотти не смел даже пытаться связаться с братом, а когда случайно вскрыл письмо от Райли и понял, что младшенькому приходят послания вовсе не из общества юных натуралистов Америки, как тот уверял, посадил Скотти под домашний арест на целых два месяца. С тех пор они изредка связывались по электронной почте, которую братишка мог проверять только в школьном компьютерном классе, где не было вездесущего грозного ока Эндрю Пула. Райли понял, что дома его не ждут. Скотти всё реже рассказывал новости о семье и всё чаще просил не присылать денег, даже отказался от того, чтобы Райли завёл счёт на его имя. Мальчику было трудно объяснять родителям, откуда у него деньги, к тому же он ненавидел врать и жутко боялся отца. В один прекрасный день он отправил Райли последнее письмо, в котором говорил о том, как сожалеет, что больше не сможет с ним общаться. Скотти не выдержал и высказал Эндрю Пулу собственные соображения насчёт сбежавшего брата и своего права общаться с опальным родственником. Реакция была предсказуема: Скотти фактически стал заключённым в собственном доме, и ему строго-настрого, под угрозой того, что Райли найдут и отправят на лечение до конца жизни, было запрещено искать встречи с «больным и пропащим» братом. Эндрю Пул знал, куда надо надавить, чтобы добросердечный Скотти, желая защитить Райли, больше никогда с ним не связывался. Райли это понимал. Он пытался снова выйти на контакт с братом, но ничего не получилось. Райли не был в обиде — не на него. А вот с яростью по отношению к отцу справиться он уже не мог. Сначала Пул хотел даже приехать домой для того только, чтобы наорать на Эндрю, прямо при всех, но потом подумал, что лучше оставить всё, как есть, и тихо самоустраниться. Даже из жизни Скотти. Вопреки просьбам брата не делать этого, Пул открыл счёт на имя Скотта Пула, куда регулярно старался класть какую-то сумму от своих заказов. Так, на всякий случай, на будущее. Из дома весточек больше не приходило. Зато дела самого Райли вскоре пошли в гору. Когда ему почти исполнилось 24, он встретил крутого парня, золотой билет в счастливое будущее, как он тогда считал. Блондин со смеющимися глазами, представившийся Иэном Хау, улыбался лучезарно, нахваливал навыки Райли и самого Райли, был добр к нему, обаятелен и умён. Иэн моментально окружил Пула заботой, заставил переехать в квартирку получше — «Не гоже такому классному специалисту ютиться в каморке над китайской забегаловкой!» — и обеспечивал работой. Не грошовыми заказами по махинациям с кредитками. Иэн давал действительно интересные задания и хорошо платил за их выполнение. Райли проникал в новейшие системы безопасности, писал алгоритмы для программ слежения, доставал такие сведения, которые их владельцы прятали тем усерднее, чем более порочащими они были. С Иэном Пул не только поправил своё финансовое положение, переехав в Квинс, но и подтянул навыки в IT. После прохождения нескольких испытаний его приняли в закрытое сообщество хакеров даркнета, где он на равных общался с настоящими талантами по части компьютеров. Райли Пул был практически счастлив. Когда Иэн Хау впервые уложил его в постель, Райли почувствовал, что счастье его, наконец, полно и абсолютно. Правда, длилась эта эйфория недолго. Пул быстро понял, что Иэн не слишком обременяет себя поддержанием случайных интрижек — а именно это у них, как оказалось, и было. Иэн спал с разными людьми — мужчинами, женщинами, среди которых не выделял никого конкретного. Он просто получал удовольствие от жизни. Когда было нужно, он намеренно привязывал к себе человека, и, если для этого требовалось с кем-то переспать, это не становилось проблемой для красавчика Хау. Так случилось и с Райли. Однажды он, безбожно влюблённый и счастливый, спросил Иэна, почему тот вообще с ним связался. Хау лишь отшутился: «У тебя глаза красивые, синие, и сам ты милый, как щеночек. Как можно было пройти мимо?». Потом он заткнул возражающего Райли поцелуем и привычно потянулся мягкими умелыми руками к его паху. А на следующий день, приехав без предупреждения к дому возлюбленного, Пул увидел, как Иэн заходит в вестибюль в обнимку с каким-то лысым небритым мужиком. Иэн никогда не пускал Райли к себе домой, тот всегда лишь преданно ждал его под окнами. Домой Иэн вообще не пускал никого. Кроме Шо, как выяснилось. Работать с Иэном, видя, как он милуется по углам с Шо — надо же, оказывается, кое-кого в череде своих любовников Иэн всё-таки выделял, — было тяжело, но Райли помалкивал. Только с Иэном спать перестал — каждый раз, когда он тянулся губами к его коже, перед глазами вставали образы Шо, точно так же проводящего языком по ключице Хау или собирающего подушечкой пальца смазку с его члена. Это обижало, бесило до ужаса — и заставляло чувствовать себя дешёвкой. Однажды, уже под конец, Иэн и вовсе назвал Райли чужим именем. Именем Шо. Это был последний раз, когда они делили постель. А вскоре Иэн объявил о предстоящем крупном деле. Он подчеркнул, что Пулу это особенно понравится, ведь речь о поиске несметных сокровищ, считающихся мифическими. Как раз работка для фаната городских легенд и исторических загадок. Тогда же Иэн прислал чёртова Бена Гейтса прямо к нему домой.***
Когда на следующее утро Райли выходил из квартиры Пола, высокого улыбчивого парня за тридцать, у него на шее красовался смачный засос. Пул выставил руку, ловя такси, и выбросил визитку Пола в ближайшую урну — тот почти насильно всучил ему карточку и просил позвонить как-нибудь. Ночка выдалась отличная, но повторять её с этим человеком Райли не собирался. Он вошёл в квартиру в семь утра, стараясь вести себя максимально тихо. Но почти сразу в ноздри ему ударил аромат свежего кофе — Бен уже встал. Райли прошёл на кухню и бодро поприветствовал его, тут же выхватывая с его тарелки кусочек хрустящего тоста. В кои-то веки он не чувствовал себя скованным по рукам и ногам и вновь верил в собственные силы и самоконтроль. Гейтс же явно был не в духе: он одарил Пула тяжёлым взглядом, так что сразу стало жутко неуютно. Райли болтал о всякой ерунде, сетуя на промозглую погоду, но Бен менее недовольным не становился, а только мрачнел с каждой секундой и отвечал односложно. — Эй, в чём дело? Не с той ноги встал? — Ни в чём, — в голосе Гейтса звучало плохо скрываемое раздражение. — Как погулял? Хорошо развлёкся? — О, вполне, спасибо, — Райли осторожничал, не до конца понимая, кто и чем успел так раздраконить Бена с утра. — В таком случае ты мог бы хотя бы предупредить, что вовсе не явишься ночевать. И поменьше светить засосами. Что, лакомая красотка и сама оказалась не прочь покусаться? Или ты завалил фанатку Энн Райс? — он пытался шутить, но прозвучало это слишком уж едко. Райли нахмурился, давя тут же вскипевшее внутри возмущение. Какого чёрта, он же взрослый самостоятельный человек! — Уж извини, Бен, но я предупредил, что поздно приду. Так вышло, — Бен продолжал изображать обиду, чем начинал уже бесить Пула. Райли вздохнул. — Бен, я ведь не монах. С чего ты вообще так взвился? Ну развлёкся я ночью кое с кем, имею право. Гейтс взглянул на него внимательно и тут же отвёл взгляд. Что-то в его глазах изменилось. — Ты прав, прости. Не знаю, что на меня нашло. Будешь кофе? — Ничего, проехали, — Райли недоумённо уставился на Бена, изучая печальный излом бровей и виновато опущенные плечи. — Кофе… да, кофе — это хорошо. «Странный он сегодня». Хорошего настроения как не бывало. Райли почувствовал досаду. Ну почему, едва он хоть немного смог спокойно выдохнуть, Бен опять устраивает ему проблемы? После этого случая Гейтс никак не комментировал ночные отлучки Райли. Но каждый раз, встречая утром расхристанного Пула во вчерашней мятой одежде, он становился мрачен, закрывался в себе и смотрел так, будто Райли занял у него много денег и не отдаёт. Тот бесился, не понимая такого демонстративного раздражения. Райли в своём собственном доме имеет право приходить, когда захочет! И спать, с кем захочет! Бен вообще у него в гостях, мог бы и поумерить свои эмоции и засунуть их поглубже себе туда, куда не заглядывает солнце. Райли каждый раз убеждал себя в этом и каждый раз смиренно терпел недовольного Гейтса, не говоря ни слова на тему его поведения. Изнутри точил страх, что Бен уйдёт. Пул уже привык натыкаться повсюду в доме на Бена или его вещи. Привык вести совместный быт. Даже к его полуголым дефиле привык и научился кое-как с ними справляться. Райли пришлось признаться себе, что ему слишком сладко было видеть Гейтса так часто, даже несмотря на мелкие бытовые неурядицы, вроде хронического склероза Бена, который развивался только тогда, когда надо было повесить в туалете новый рулон туалетной бумаги. Отпускать учёного не хотелось. От осознания того, что Гейтс здесь, в его квартире, живёт тут, спит в соседней комнате, пользуется той же посудой, техникой, ставит зубную щётку в тот же стакан в ванной, Райли до краёв заполняла щемящая нежность. Он улыбался от уха до уха, примечая эти детали, и чувствовал себя распоследним кретином. Счастливым кретином. Незаметно пролетели ещё 2 месяца. Всё шло неплохо, действительно очень неплохо и, к вящей радости Пула, Бен не спешил искать собственное жильё. Однажды вечером Райли вновь отправился в «Сладкого Эрни» в поисках мужчины на одну ночь. Гейтс пропадал на какой-то научной встрече, и Райли оставил ему на столе записку — он взял себе за правило предупреждать учёного о своих отлучках «на гульбища» во избежание скандалов. В «Эрни» было, как всегда, шумно и душно. Пул расслабленно выпивал, сидя у барной стойки, и оглядывал разношёрстную толпу, странно выглядящую в розоватом свете слишком ярких неоновых ламп в виде фламинго и рожков с мороженым. «Интересно, причём тут фламинго?» — лениво подумал Райли, когда его взгляд упал на симпатичного коренастого мужчину со светлыми глазами. Он был довольно мускулист — пиджак, казалось, трещал на нём по швам — и обладал красивой кудрявой шевелюрой. Незнакомец перехватил его взгляд и улыбнулся, сразу направившись к барной стойке. Райли вернул улыбку, провёл рукой по волосам и заказал ещё порцию выпивки. Через 20 минут они вместе выходили из бара. Ещё через полчаса в грязной подворотне через две улицы от «Сладкого Эрни» Райли с трудом пытался встать на ноги, утирая с лица кровь и нервно смеясь на грани истерики. Ныли рёбра, болели отбитые почки, губы были разбиты в кровь, нос тоже — возможно, он и вовсе был сломан. Левая нога после встречи с какой-то острой железякой, торчащей из-за мусорного бака всё в той же подворотне, сильно кровоточила. Райли ощупал себя, проверяя целы ли кости, потрогал языком зубы. Кажется, целы. Плотное зимнее пальто было изгваздано и безнадёжно испорчено, зато спасло его от переломов рёбер. Повезло, что на улице такая холодрыга. — Сраные гомофобные ушлёпки! — выплюнул Пул в пустоту. Накачанный красавчик оказался наживкой. За углом здания, куда он увлёк Райли, их ждали ещё три человека, которые методично, с чувством и расстановкой объяснили Пулу, почему он ведёт неправильный образ жизни и не должен жить на свете. Почти ласково они рассказали ему, что он зазря разбазаривает генофонд, ведь он парень симпатичный. Что он оскорбляет саму природу. Что он позорит образ настоящего мужчины. Что он — грязь. Как назло, вокруг было пустынно. В этот поздний час случайных прохожих почти не было, а большинство посетителей увеселительных заведений только начинали входить во вкус и не спешили выйти покурить на улицу — только Райли пришёл с конкретной целью и не рассусоливал с заигрываниями, сразу решив перейти к делу. Зря. Пулу, наконец, удалось подняться. После небольшой инспекции карманов оказалось, что его телефон разбит, а бумажника и след простыл — борцы с безнравственностью не побрезговали деньгами проклятого пидора. Райли выругался. Обычно, когда он решал посетить бар, тем паче гей-бар, то брал такси, не рискуя садиться за руль своей Феррари, будучи подшофе. Обратно в «Эрни», да и в другой бар его вряд ли пустят в таком непотребном виде. Делать нечего. Тяжело хромая и отдуваясь, он побрёл в сторону дома. Надо признать, дома он произвёл настоящий фурор. Ключи от квартиры он обронил где-то в злосчастной подворотне и так и не нашёл их в темноте, так что пришлось звонить в дверь в без четверти три ночи, чтобы Бен его хотя бы впустил в квартиру. Увидев окровавленного, потрёпанного, закоченевшего на декабрьском холоде Райли в грязном пальто, порванной рубашке и брюках, Гейтс застыл, открыв рот. И без того длинное лицо его вытянулось в удивлении. Видок был тот ещё. — Д-дяденька, пустите п-переночевать, — сморозил Пул, еле ворочая языком и стуча зубами. — Райли! Что случилось? Чёрт, кто тебя так? — так широко Гейтс не раскрывал глаза, даже когда нашёл сокровища тамплиеров. Похоже, он и правда был шокирован. А ещё обеспокоен: его взгляд скользил по лохмотьям, в которые превратились брендовые шмотки Пула, и задерживался на ссадинах и кровоподтёках. Бен повёл его в ванную, аккуратно поддерживая под локоть и обняв за талию тёплой рукой. Райли с облегчением рухнул в заботливые руки — после долгого ковыляния по ночному холоду ноги болели так, что не передать словами. По крайней мере, цензурными. Гейтс усадил его на бортик ванной, помогая снять пальто, пиджак и драную рубашку, а заодно пытаясь осмотреть повреждения. — Чёрт, да у тебя нога порезана! И на спине живого места нет, — руки учёного порхали по коже Райли, аккуратно ощупывая рёбра, синяки и ушибы. Осмотрев его раненую ногу, Бен сокрушённо покачал головой и глянул сочувственно. — Посиди, я вызову «Скорую»… — Не н-надо, Бен, я в п-порядке, — Райли чувствовал себя бесконечно усталым и совершенно высосанным эмоционально. Чёртовы гомофобы. Стычки с ними всегда будто отправляли Пула обратно в отчий дом, заставляя чувствовать себя беспомощным бесправным подростком. Ничтожеством. Он не стыдился своей ориентации. Почти никогда. Никогда, кроме таких моментов, — и общества Бена. — Не надо никуда з-звонить, — повторил Райли. — Кости целы, я живой. Отлежусь д-дома и буду как новенький. Не впервой. — Что значит «не впервой»? — возвысил голос Гейтс. — Да тебя будто через мясорубку провернули! Тебе надо к врачу, а ещё позвонить в полицию… — Бен, х-хватит. Н-не надо полиции, к ч-чёрту их всех. Помоги лучше штаны с-снять. Кажется, кровь начала подсыхать. Н-неприятно, — Райли не знал, заикается он от холода или потому, что психует. Казалось, чувства внутри замёрзли на морозе, но где-то глубоко внутри что-то тревожно и скорбно вибрировало, будто жужжание назойливого насекомого. Дыхание никак не успокаивалось, а руки дрожали. Гейтс посмотрел на него, как на идиота, только что пальцем у виска не покрутил. Но просьбу выполнил. Он медленно стянул с чертыхающегося Райли брюки, стараясь аккуратно отодрать прилипшую к ране ткань с запёкшейся кровью. Если не считать очевидных неудобств, руки его были почти ласковы. — С-спасибо, дальше я сам, — сказал Райли. Бен с сомнением на него посмотрел, но он лишь упрямо покачал головой. — Мне нужно п-принять д-душ. — Ты на ногах еле держишься. Если ты сейчас тут растянешься и разобьёшь голову, мне придётся объяснять, что я делаю в чужой квартире и почему в ванной лежит труп хозяина, — Гейтс произнёс это спокойно, без улыбки, но Райли всё равно нервно прыснул со смеху, о чём тут же пожалел: ранки на разбитых губах вновь открылись и стали кровоточить. Пул сдался. Он позволил Бену стянуть с себя бельё и усадить себя в ванную. Гейтс отрегулировал воду и начал смывать с него кровь и грязь, аккуратно намыливая и стараясь не задевать мочалкой рану на ноге и не слишком сильно тереть багровые кровоподтёки, украшавшие всё тело Райли. Тот чувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись абсолютно голым и избитым перед одетым в домашние штаны и свитер Беном. Беном, который сейчас мыл его, награждая заботливыми тёплыми касаниями. Но эти прикосновения не будоражили, по крайней мере, в данный момент. Райли трясло всё сильнее, несмотря на то что он согрелся под горячей водой. Гейтс бросал на него быстрые обеспокоенные взгляды, от чего ещё больше становилось не по себе. В районе солнечного сплетения всё острее нарастало противное тревожное чувство. Хотелось просто зарыться в одеяло и проспать часов этак сорок или закатить грандиозный скандал, с криками и битьём посуды. А лучше провалиться сквозь землю. То, что делал Бен, было приятно — о Райли давненько никто так не заботился — и в то же время унизительно. Когда с мытьём было покончено, Гейтс быстро притащил в ванную чистое бельё и аптечку. Согревшийся и одетый в пижамные штаны Пул сидел на бортике ванной, когда Бен, решив сперва заняться самыми серьёзными повреждениями, опустился перед ним на колени, чтобы обработать рану на ноге. В голове Райли тут же вспыхнула пошлая картинка — и сразу погасла. Он был не в том настроении, хотя всё равно слегка покраснел. Пул вцепился руками в бортики ванной, чтобы хоть как-то унять непрекращающуюся нервную дрожь. — Рана глубокая. Думаю, нужно наложить швы. Уверен, что не хочешь в больницу? — Уверен. Просто помоги продезинфицировать и зашей. Там есть зубная нить и игла. — Зубная нить? Ты серьёзно? — Гейтс недоверчиво уставился на него, смотря снизу вверх. Чёрт. — Представь себе, зубная нить. Я и раньше так делал, помогало, — Гейтс продолжал смотреть на него так, будто Райли решил обмотаться старыми тряпками. То есть как на юродивого. — Я серьёзно. Бен тяжело вздохнул: — Нить, так нить, как скажешь, — он покладисто протёр найденную в аптечке иглу спиртом, продезинфицировал саму рану, вырвав у Пула раздражённое шипение, и принялся зашивать ногу. — Может, ты всё-таки расскажешь мне, что произошло? — Просто… наткнулся на… идиотов. Ч-чёрт! — Райли с трудом говорил, резко выдыхая сквозь зубы, когда Гейтс в очередной раз протыкал иглой кожу. — Это не ответ, Райли, — и как у него это получалось? Тон Бена в это мгновение был точь-в-точь, как у миссис Пул, когда она отчитывала сына за провинность. — Кто это сделал? Ты подрался из-за девушки? — Аха-ха!.. Ебать! — чёртова игла, как же было больно! Не дёргаться, когда Бен делал стежок, было практически нереально. — Не совсем. Скорее, «девушка»… со мной подралась. И… её дружки. Чёртовы латентные уроды! — Что ты имеешь в виду? — Бен прервал свою медицинскую экзекуцию и взглянул на Пула. Тот сделал знак, чтобы Гейтс продолжал шить. — Да ничего, проехали. Подрался и подрался. Ай! И проиграл. Бывает. — Райли, ты не договариваешь. — Отстань, Бен, пожалуйста… — Ты же знаешь, я не отстану. Я хочу знать, кто и почему пытался сделать из тебя отбивную, — Гейтс продолжал накладывать швы, так что возмущение своё он высказывал, обращаясь к ране на ноге Райли. — Бен… — Говори, — повелительно сказал Гейтс. На его лице появилось то упрямое выражение, которое говорило, что он видит цель и не отступит, пока её не достигнет. Иногда Бен мог быть по-настоящему упёртым бараном. Райли почувствовал подступающее отчаяние. Онемевшие чувства грозили вырваться наружу неконтролируемой бурей. — Бен, оставь меня в покое! — Говори, Райли, — Гейтс, наконец, обратил к нему взгляд, отчего стало только хуже. — Бен… — Говори! — Ну, что ты хочешь услышать?! — в голосе Райли сквозили истерические нотки. — Что меня избили в подворотне четверо придурков за то, что я грёбаный гей?! Только спустя несколько секунд гробового молчания Райли понял, что именно он только что сказал. Он распахнул глаза и уставился на Бена, не зная, что сказать. Гейтс всё ещё сидел перед ним на коленях, придерживая травмированную ногу, и сверлил ошарашенного Райли нечитаемым взглядом серых глаз. Изнутри подступала паника, руки и ноги заледенели. В лице не было ни кровинки. Пул открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Бен молчал. — Я-я не то имел в в-виду, — начал Райли, судорожно пытаясь придумать своим словам разумное объяснение. — Ты не т-так понял… Я… Д-да отпусти ты, я с-сам могу. Бен, я… Ногу Бен не отпускал. Он сделал последний стежок, спокойно отрезал конец зубной нити и протёр проспиртованной ваткой зашитую рану. Только после этого он снова посмотрел на Райли. — Так ты гей? В этом всё дело? — Пул испуганно умолк. Бен внимательно изучал его лицо, не показывая ни гнева, ни отвращения. — Поэтому ты от меня так шарахаешься? Райли молчал. Ужас сковал его внутренности ледяной рукой. К горлу подкатила тошнота, а сердце стучало, как бешеное. Он попытался что-то сказать, но из сведённого спазмом горла не вырвалось ни звука. Его начало по-настоящему колотить. В голове рефреном отдавалась лишь одна мысль: «Теперь всё кончено, он уйдёт. Теперь всё кончено, он уйдёт. Теперь всё кончено, конченоконченокончено». Бен вздохнул, недовольно сжав губы в прямую напряжённую линию, и перевёл взгляд на кровоподтёки на его спине и боках. — Ладно, обсудим это позже. Повернись-ка спиной, — Гейтс надавил на плечо послушно, как кукла, повернувшегося Райли и принялся смазывать синяки мазью. Затем залепил пластырем ссадины на лице, аккуратно ощупав всё-таки целый нос. Они оба по-прежнему молчали: Райли — оглушённый ужасом и собственной глупостью, Бен — сосредоточенный на латании его ран. Он не хмурился и не выглядел сердитым. Его лицо вообще не отражало никаких эмоций. Бен научился превосходно держать себя в руках, если ему было нужно, — прошли те дни, когда Иэн легко мог обыграть его в покер, разгадав неумелый блеф. Семейная жизнь многому научила Гейтса. Когда он закончил, он, по-прежнему не нарушая тишину, собрал аптечку и вышел из ванны. Пул остался сидеть на бортике ванной. Катастрофа. Райли, будто наяву, слышал звук рушащихся стен. Весь тот красивый и безопасный фасад, который он кропотливо несколько лет выстраивал для Бена, развалился, открыв его истинное лицо. Теперь всё кончено. Теперь он точно потеряет Бена. Гейтс слишком вежлив, чтобы оставить избитого придурка без медицинской помощи, но теперь он точно уйдёт. Наверняка он уже собирает вещи. Пул сидел и вслушивался в звуки в квартире, не решаясь ни выйти из ванной, ни даже одёрнуть задранную штанину пижамных брюк на больной ноге. Впервые за несколько лет ему остро захотелось написать Сайксу, но это уже было невозможно. Райли сгорбился, в отчаянии уронил голову на руки. И затрясся в приступе беззвучного истерического смеха. Катастрофа.