Волчье солнце

— Ты мне соврал! — почти торжественно заявляю я, утирая ладонью сажный след с щеки. Переводящий дыхание Рендал медленно втыкает меч в потрескавшуюся от жара землю — без основательной чистки лезвия о его возвращении в ножны пока и думать не стоит — оборачивается ко мне, поднимая забрало и привычно ослепляя меня своей белозубой улыбкой: — Ты о моем происхождении? Ой, ладно тебе: ну да, я наследник балдерского трона, как это ужасно… Тимелия, неужели ты не завязала бы со мной дружбу, узнав в день знакомства, кто я такой? Прости, но на ярую противницу монархии ты не слишком похожа. Да и какое значение имеет происхождение на поле битвы? Вот знание о том, что я случайно призвал ученицу Арториаса… Как по мне, так это гораздо более стоящая тайна, чем имя моего отца. — Почему это? — Ну, я бы точно позвал тебя на эту битву заранее, а не почти случайно, лихорадочно перебирая, кто из моих товарищей сможет помочь одолеть проклятую зверюгу. — Зверюгу, — почти мечтательно повторяю я, оборачиваясь к огромной чешуйчатой туше, лежащей за нами. Широкая морда, еще раскаленная из-за вырывавшегося сквозь зубы жгущегося дыхания, когти чуть ли не с полменя размером, исполинские крылья — четыре штуки… — Знаешь, всегда думала, что это я — мастер преуменьшения, но ты только что переплюнул все мои достижения на этом поприще. Назвать «зверюгой» дракона из потомков Присносущих — это… — взмахнув руками от избытка чувств, я просто уставляюсь на рыцаря в немом укоре. Он отвечает мне строгим взглядом, показывает кулак — и мы, не выдержав, хохочем над нашей перепалкой. У меня колет опаленный бок — терпимо, конечно, фантомы, призванные по записи-имени, вообще гораздо легче боль переносят и по возвращении ран не остается — Рендал получил укус в плечо, но, кажется, доспех клыки не пробили. Парень вообще будто из стали отлит: отвлекал громадного ящера на себя, принимая удары и не давая отвлечься при помощи болезненных ударов по морде, пока я исхитрялась добраться до его шеи с тыла. Получилось в итоге перерубить связки на холке, причем с одного удара, как Волчий Рыцарь учил… ох, как же хорошо, что я постоянно теребила сэра Арториаса просьбами рассказать мне о схватках времен Войны с Драконами — хоть и не думала, что выуженная из его историй информация когда-нибудь пригодится мне в реальном бою. Однако ж пригодилась. Даже не только для удачного убийства, но и… — Кстати, ты и правда хорошо сделал, что меня призвал. Потому что у меня получилось добыть для тебя трофей. Вот, — сделав пару прыжков в сторону, я поднимаю с земли длинный темный предмет и, с некоторым усилием уперев его в пыль пополам с гарью, гордо задираю нос. — Теперь можно с уверенностью сказать, что ты не зря учился у меня махать гигантскими мечами — потому что у тебя появилось соответствующее оружие! Парень вытряхивает свою голову из потускневшего от копоти шлема и немного непонимающе уставляется на меня и штуковину в моих руках. — Тебя дракон хвостом не приложил? — с нарочитой заботливостью интересуется он. Весело фыркаю в ответ: — Нет, потому что я его отрубила! И, кстати, как раз на него ты сейчас и смотришь… ой, только не говори, что не знаешь об их пресуществлении в клинки. — Откуда, интересно? — хмыкает Рендал. Подходит ближе, наклоняется, с интересом разглядывая широкое обсидиановое лезвие, по кромке которого словно бегут отблески едкого драконьего пламени. Осторожно перехватывает у меня рукоять, без труда отрывает клинок от земли, пробуя баланс. — Слушай, он великолепен! Уверена, что сама не хочешь взять? — От этой ящерицы мне нужна только ее чешуя, — отмахиваюсь. — Отнесу нашему кузнецу-гиганту, он вроде как умеет оружие из нее закалять… да и вообще это твоя добыча, а я так, просто помогла. Теперь про тебя наверняка балладу сложат, и не одну. Принц-рыцарь Рендал из Балдера; да за такое название все менестрели на групповой поединок выйдут! Хохотнув, парень хлопает меня по плечу, а потом, подхватив новое оружие, вместе со мной направляется к драконьей туше — понятное дело, зачем, в форме фантома я ее не обдеру, так что мне нужна его помощь. Сил у моего призыва осталось еще где-то на минут двадцать, но лучше поторопиться. Просто на всякий случай. Конечно же, ругаться с Рендалом из-за того, что его отец — балдерский король, и уж тем более переставать с ним дружить я не стану. Да будь он хоть монстром из изалитских глубин — это бы ничего не изменило, слишком уж парень хороший. И друзья у него под стать: храбрые, дружные, веселые! Видела их, когда меня призвали на драку с великотопной гидрой. Как потом выяснилось, ребята брели в сторону поселения алхимиков за запасами зеленого титанита, нужного для создания каких-то там небесных лезвий, но потеряли тропу и забрались в глубинные хляби. В итоге еще и выводить их пришлось через чудо родовое, чтобы самой не заплутать… тогда-то я и узнала название их ковенанта — «Солнечные Братья». Очень подходящее, кстати. Ребята и вправду друг за друга горой, словно настоящие родичи по крови. И за меня теперь тоже: наслушавшись баек Рендала, подкрепленных горстью подаренных им золотых медалей, которые я вытащила из поясного кошеля, сопровождающие его рыцари прониклись симпатией к моей лесной мордашке. Даже приглашение в ковенант получила по итогу: пришлось на пару с принцем объяснять, что, дескать, я бы с радостью, но меня уже другие господа к себе замели, грешить перебежкой не хочу… вообще странно, что сэр Арториас ничего про Братьев не рассказывал. Да и сами рыцари с некоторой холодностью относились к Анор Лондо по совершенно непонятной мне причине. Ну да мало ли, в чем она, братство у них все равно распрекрасное. Мне понравилось. — Слушай, а чего ты-то меня на подмогу никогда не зовешь? — отвлекает меня от размышлений Рендал, вырывающий указанные мною чешуйки из драконьей плоти. — Только не говори, что у тебя собственных драк не бывает, не поверю. Позапрошлый раз, когда мы на гигантского вепря вышли, ты без шлема была, потому что его кто-то почти пополам раскусил… Сокрушенно развожу руками в стороны. — Я бы с радостью, поверь — но мои соратники не слишком любят чужаков на поле битвы; да и противники у нас обычно не чудовища в привычном понимании. А когда и в привычном, то… — я задумчиво скребу ухо, вспоминая довольно частые и стремительные схватки в Архиве Герцога, способные по опасности дать фору тем же Великим Топям с их недружелюбными обитателями. — Тогда со мной сражается старший товарищ, удивительно искусный лучник. Ну и маг еще, хоть в том месте от этого никакого проку. — Бывает места, где магия может оказаться бесполезной? — искренне удивленный рыцарь поворачивается и, получив мой утвердительный кивок, качает головой. — Надо же. Запомню на будущее. А ты подставляй плащ, а то иначе я твою награду на землю высыплю! — Нет уж, обойдешься. Я уже рассчитывать начала, что на меч пойдет, что на кинжал… Вот знаете за что я люблю свою развеселую жизнь? За ее совершенно безукоризненную неожиданность. То с утра, еще до начала исполнения моих ежедневных обязанностей на схватку с драконом призовут, то поход к кузнецу по итогу выльется в жаркий спор, буквально ни с того ни с сего затеянный на входе в Нижний Город, куда я забрела на обратном пути: — А я говорю — сумею! — Вот и нет! — Вот и да! — Да ты даже не нашей крови, куда тебе! — Ха, чтобы дочь Каффри да не смогла что-то сплясать? Что дальше, скажешь, что изалитские ведьмы пожаров боятся? — «Что-то»?! С каких это пор наша пляска Доверия — что-то?.. — дальше следует крайне запутанная ругательная конструкция, этак смысловых петель в четыре, но меня подобной мелочью не проймешь, сама так умею: — Морнова кровь в реки слез праматушки Каифы через архиепископовы шпили и Велковы перья! Если не веришь, то давай все решим, как благородные господа, а не шваль подзаборная, — о том, что еще лет двадцать назад я относилась скорее ко вторым ребятам, я предпочитаю тактично умолчать. — Спорю на свое месячное жалование, что я не только потяну оттанцевать в одном ритме с тобой, да еще и выдохнусь не раньше, чем ты! Мой оппонент — высокий смуглый мужчина с темными курчавыми волосами — обрывает ответное ругательство на середине и уставляется на меня с сумрачным, но ощутимым интересом. Остальные ребята из расположившегося на одном из гостевых торжищ каравана и другие благодарные зрители устроенной нами перепалки громким гулом поддерживают эту идею; даже изящный юноша-маг в винхеймской мантии, с чуть скучающим выражением лица ожидающий окончания спора у каменного борта рыночного колодца, кивает головой, выражая свою заинтересованность. Для меня этот жест становится определяющим, заставляет подбочениться и щелкнуть каблуками, чуть насмешливо уставившись на спорщика: — Ну что, рискнешь? Слышала я, что в Кариме от вызовов не отказываются — неужто это просто байки? И именно эта подначка становится решающим аргументом. Вообще вот именно за это я и люблю каримцев. Страстные они ребята, буквально отдающие душу тому, что считают важным; ну а что цель может быть не очень благой и в процессе порой наламываются дрова в количестве, так это бывает. Страсть — она такая. Поэтому, углядев на обратной дороге караван с людьми в элегантных и строгих одеяниях, пытающихся объясниться со стражей, я не удержалась, подскочив и самым наглым образом вклинившись в разговор. Пришлось немного поработать переводчиком — гости Анор Лондо плохо знали лордранский — поторговаться за размер пошлины, но в итоге у меня получилось разговориться с приезжими. Слово за слово… в итоге я азартно бьюсь о заклад с одним из охранников каравана. Чудеса дипломатии, не иначе. — И тебе денег не жалко? — допытывается до меня мужчина. — Не-а, я рассчитываю победить. И выиграть у тебя минимум пару бутылок тутового вина с янтарной пыльцой — вы за него такую цену ломите, что без слез смотреть нельзя. А так хоть полакомлюсь. — Донна знает, о чем просить, — хмыкает каримец, прежде чем отвесить мне настоящий дуэльный поклон. — Хорошо, допустим, я согласился. Но нам нужна площадка, музыканты, да и одежда у тебя не слишком подходящая… Его возражения тонут в поднявшемся вокруг шуме: наблюдавший за нашим спором народ обрадованно загудел и подался назад, освобождая место; пара великанов даже откатывают в сторону несколько телег, попросту ухватившись огромными руками за дышла. Словно из-под земли выпрыгивают веселые рыночные музыканты, на ходу начинающие настраивать инструменты в один лад — к ним присоединяются несколько каримских караванщиков, таща с собой звучные ручные барабаны и трумбы — маг тянется за посохом, сосредоточенно нахмуривается… — Великолепно, — выдыхаю я, с легким раздражением смотря на появившееся на мне цветастое одеяние с длинной юбкой, столь любимое каримскими девушками. Впрочем, иллюзия мне нравится гораздо больше оригинала: ткань в ногах не путается, видимость одна, так что творцу я отвешиваю глубокий почтительный поклон: — Спасибо, мастер, — а потом вопросительно уставляюсь на своего оппонента по спору и будущего партнера по танцу. Не передумал?.. ха, куда там, уже перетягивает свои курчавые темные волосы повязкой, чтобы в глаза не лезли, и пробует каблуками ровную мостовую. — Точно готова? — уже куда более серьезным тоном спрашивает он, и я киваю, вкладывая в жест всю свою уверенность. Каримская «Пляска Доверия» — штука древняя, как Пламя, и не имеет ничего общего с легкомысленными плясовыми других человеческих народов. Раньше именно с ее помощью воины определяли, достоин ли их потенциальный напарник боевого союза; прекрасный обычай, как по мне, даже жаль, что он давно в прошлом. Сказаний об образованных таким образом ратных двойках больше, чем листьев в лесу, и все великолепные. Правда, часть из них — разбойничьи байки… а, мелочи. В общем, танец рожден уходящей вглубь времен традицией и почти что освящен временем. Даже своеобразные запреты есть: например, его никогда нельзя исполнять двум людям, уже делавшим это вместе, и уж тем более готовиться и тренировать движения заранее. Сошлись, решились, отплясали — и прикинули, можно ли с полученной согласованностью идти вместе на врагов. Воевать с этим охранником против кого-либо я не собираюсь, но в принципе даже любопытно… «Тап, тап, тап, тап» — отвлекают меня от мыслей первые ритмичные удары. Состроившиеся с местными менестрелями каримцы дружно бьют в огромный барабан-литавр, задавая темп. Почти сразу их подхватывают более звонкие дарбуки, выбивая затейливый такт, заставляющий наших зрителей умолкнуть и расступиться еще сильнее, давая нам место. Каримец выходит первым; поводит плечами, словно примеряя ритм на себе — и под задорный вопль трумб прыгает в центр образованного круга настоящим звериным прыжком. Поворачивается ко мне, подбочениваясь и выставляя ногу, словно спрашивает: а ты так можешь? Ухмыльнувшись, я пригибаюсь к земле, становясь похожей на черных сестер Альвины, дожидаюсь задорного аккорда мандолин — а потом в два скачка набираю нужный разгон. Удачно выставленное чужое колено принимает мой вес, тело вздергивается в стойку на руках — мой партнер соображает подхватить меня под лопатки, позволяя полноценно выгнуться на его плечах тугим луком, а потом, покачнув, помогает соскочить скользящим сальто обратно. Откинуться назад, изящно поднимая руку в качестве приветствия восхищенно вскрикнувшей толпе, а потом послушно крутануться вокруг своей оси, повинуясь движению каримца. Кажется, в его глазах промелькивает что-то вроде одобрения, прежде чем мы одновременно отбиваем ритм плечами и сцепляем руки в открытом танцевальном объятии. Шаг вперед и вбок, качнуть бедрами, перенеся вес, сразу же — выбросить ногу, одновременно с мужчиной отбивая каблуками мостовую; несколько летящих шагов, объятие «распахивается» в открытую позицию, снова сцепка, первый поворот с очередным отбитым коленцем. Поднятая рука — лихо проворачиваюсь вокруг своей оси, выпускаю чужую кисть, давая партнеру крутануться волчком и ловко обтекаю его, с нарочитой мягкостью обвив за шею. Четыре удара подошвами сапог по брусчатке, вплетающиеся в барабанный бой, шаг, три поворота: простой, вокруг своей оси, с проседанием, снова быстрый шаг и оборот. Каримец чувствует, что я поспеваю за музыкой, перехватывает мои руки накрест, давая упор. Делаю поперечный шпагат в прыжке и сразу же еще один — продольный — опустившись на землю; и сразу же — обратно на ноги, без потери ритма входя в следующий разворот. Замереть на мгновение, ловя одновременно довольный рев зрителей и одобрительный взгляд караванного стража. Отпустив руки и обходя сведенного со мной пляской чужака, одновременно с ним дважды ударить в ладоши и снова сцепить пальцы, позволяя мелодии увлечь нас обоих… Танец — единственное, чего мне так не хватает в жизни рыцаря. Он живет в моей природе, через него я и мои родичи меняем мир. Движемся с ним в едином ритме. Беспутной бродяжкой я плясала все время, везде: на шумных площадях, в дорожной грязи под проливным дождем, удирая от разбойников на тракте, одна или с кем-то, и по большему счету мне было неважно, с кем танцевать. Главное — ощущать тепло, прикосновение, энергию другого существа, настроиться на него. Всего на несколько минут — пока длится мелодия — стать с кем-то другим единым целым. Потому что тогда происходит что-то необъяснимое, странное и восхитительное. Тело и душа начинают жить своей жизнью, все глупые мысли и сомнения вылетают из разума прошлогодней листвой. Остается только музыка, только танец, только ритм и мир, который пляшет вместе с тобой и словно качает на своих волнах… а сейчас я еще и не в одиночку плещусь в этом золотистом море, со мной здесь ловкач из Карима. Гордец, щеголь — такой и в трактирную драку не полезет в несвежей рубахе — любитель баклера и колющего оружия навроде эстока и рапиры. Расчетливый, чурающийся лишнего риска, но при необходимости готовый броситься в схватку очертя голову и не думая ни о чем, кроме спасения товарища. Отвага укротителя вепрей и змеиная грация, готовая ответить на опасность жалящим укусом. …удар ладонью в площадную брусчатку, прыжок друг к другу. Каримец перехватывает мою руку, подкидывает мое легкое тело вверх, давая упор: прогибаюсь назад, в мостик и — оп! — встаю на руки, на этот раз упираясь руками в широкие плечи. Новый восхищенный крик зрителей. Отпустив меня, мужчина чуть отступает назад и, сделав высокий прыжок под мой перекат, оканчивает танец эффектным закидыванием меня на свой загривок. А потом, покровительственно хлопнув меня по лопаткам, хрипло кричит через сбитое дыхание — иначе сквозь свист и аплодисменты не прорваться: — Ладно, вертихвостка, я тебя недооценил. Вино твое. От себя еще бутылку добавлю — та, с кем я готов пойти на дорогу с кистенем, стоит моей щедрости… кстати, двуручник по типу широколезвийного цвайхандера и щит, да? — Вроде того, — киваю, рассеянно поглядывая на постепенно смыкающуюся толпу наблюдателей вокруг. На обнимающихся друг с другом музыкантов, на рассыпанные под нашими ногами монеты — видимо, благодарные зрители набросали в награду за редкое зрелище. Ого, да тут серебро! — А ты любитель баклера и рапиры, узнаваемые резкие движения кистью… спасибо за предложение, но пока я откажусь от дорожного разбоя, есть у меня уже занятие — да и ты не скучаешь, как я погляжу. — Вроде того. Спустив меня с плеча, охранник еще раз хлопает мою спину — и, наконец, представляется: — Даррен из Карима. — Тимелия из Лесных Земель. — Вот что, Тимелия, — рослый мужчина нависает надо мной, окутывая запахом пряностей и пыли. — Ты нам помогла разобраться со въездом в город, да и мы с тобой теперь вроде как не совсем чужие, так что пошли с нами, отметим окончание долгого пути. — Ну, эээ… я не то чтобы против, но решать не только мне… — переведя дыхание, я немного потеряно озираюсь по сторонам. Где же, где же… а, вот. — Мастер, нас тут на кутеж пригласили. Что скажешь? — Неожиданная новость. К счастью, планируя распорядок сегодняшнего дня, я предполагал, что обстоятельства могут задержать наше возвращение в город и отложил самые важные дела, — величаво кивает мне буквально соткавшийся из ниоткуда винхеймский маг. Скрещивает изящные руки на груди, наблюдая, как я смущенно отворачиваюсь и лезу пятерней в растрепанную шевелюру — его лицо бесстрастно, но в уголках губ прячется лукавая усмешка, на которую я не могу не ответить клыкастой ухмылкой. — Я не против. — Спасибо, — выдыхаю я с легким поклоном. Укутанный в иллюзорный облик Гвиндолин кивает еще раз. И немного неуверенно оглядывается на шумную цветастую толпу, весело пляшущую вокруг нас — подобное количество живых существ до сих пор несколько стесняет привыкшего к строгости Анор Лондо бога. Но я уже знаю, что эта неловкость скоро пропадет. Вообще сперва после открытой мне тайны моего сюзерена я несколько дней проходила в каком-то затмевающем окружающую реальность тумане — повернутый набок мир потребовал время на отлеживание. Притихшую меня не оставили без внимания, но излишнего интереса удалось избежать: разве что леди Сиаран с легким смешком похлопала меня по плечу при случайной встрече у боевых площадок да Стражи Принцессы попытались отправить в Крыло Врачевания — провериться, не заболела ли. Но чем моя легкомысленная натура и хороша, так это перекройкой мира по новым лекалам. Так что на пятый день я проснулась не в компании смутного вопроса «и как мне жить со всем этим безобразием?», а при вполне себе прагматичным и воодушевляющим «пора что-то делать со случившимся!» Что именно? Ай, разберемся, мне голова не только под шлем нужна. Иногда я в нее еще думаю. — Приятно видеть, что живость вернулась к тебе, — замечает Гвиндолин после утреннего приветствия, опираясь изящными руками на свой упертый в плиты золотой лук. Я с некоторой настороженностью скашиваю на него свой болотно-зеленый взгляд, прежде чем снять с подставки свое оружие — богу были любопытны мои достижения в стрельбе, так что при каждом появлении на стрельбище я составляла ему компанию. — Что, неужели было так заметно? Легкий смешок сливается с пением магической стрелы, отправленной в полет. — Не слишком. Если бы не твое молчание, я бы списал все на недоверие, родившееся в тебе после разоблачения обмана — но ты выглядела не отстраненной, а растерянной. Рад, что моя догадка подтвердилась. Зачем-то попробовав натяжение тетивы — и так знаю, что все в идеальном порядке, по-другому в этом городе богов не бывает — я качаю головой и по-варварски оттягиваю первую стрелу до уха: — Простите, милорд. Наверное, мне стоило сообщить вам о том, что у меня на душе творится. Темное Солнце неопределенно склоняет голову в сияющей короне к плечу, но ничего не отвечает — вместо этого он с шутливой легкостью попадает в мишень, центр которой я безуспешно выцеливала в течение двух минут, а потом расщепляет мою стрелу, ушедшую чуть выше. И едва заметно улыбается на мои попытки адресовать ему укоризненный взгляд. «Не расскажи мне Волчий Рыцарь о его детстве — решила бы, что мне привиделось», — мысленно ворчу я после, потирая ноющие от стрельбы пальцы и посматривая на безукоризненно прямую фигуру своего сюзерена, плывущего на стелющихся по земле змеях впереди. — «Интересно, а он скучает по нему? По вылазкам с братом, по прогулкам с Арториасом… мы ведь из интересных мест разве что Архив посещаем. Я бы точно заскучала. Ха, собственно, и заскучала, когда месяц с лишним тут прошел; повезло, что в Нижний Город занесло, там всегда что-нибудь да творится…» Мысль еще не до конца обрастает плотью в моей голове, но я все равно щелкаю каблуками сапог — идея, наглая, но интересная, щекотно завозилась в голове. А когда Гвиндолин с легким вопросом оборачивается на устроенный мною шум, извиняюсь ловким поклоном — и тут же вздергиваю заинтересованную мордашку кверху: — Скажите, милорд, а вам интересно посмотреть на изалитских огнеглоталей? Они позавчера в город прибыли — и уже такого навертели, летучемышиные демоны с вечера из гнезд вылезти боятся… В тот момент я и не думала о том, во что выльется это мое предложение. Внутри просто играла мысль: если уж я оказалась одной из немногих, знающих правду о судьбе Темного Солнца, то не стоит сидеть с этим знанием сложа руки. Гораздо лучше последовать примеру Арториаса и по мере своих скромных сил посодействовать богу в его делах, стать его сообщником. Да и вообще нечестно это — я вон то на вылазки с Клинками, то к Рендалу на схватки с различными недружелюбными созданиями, то просто в Нижний Город искать приключений на хвост бегаю, а у Гвиндолина из развлечений лишь лук, кисти и редкие посещения Архива. Это точно ни в какие ворота это — ни Главные, ни Светозарные, ни Тихих Ветров. Вот я и ляпнула, в кой-то веки подумав. — Крайне интригующее предложение, — замечает сын Гвина, поднеся изящную руку к краю подбородка. Для постороннего слушателя его голос не отразил бы ничего, кроме вежливой скуки, но я буквально шкурой чувствую его интерес, искрами затрещавший в воздухе. — Что ж, раз ты считаешь подобное зрелище любопытным и поучительным… И как-то само собой для меня становится нормальным раз в несколько дней отправляться в Нижний Город в компании молодого винхеймского мага. Затаскивать его в различные закутки цветастого рынка, вместе с ним знакомиться с гостями из дальних земель, навещать ставших знакомыми тамошних обитателей — от веселой балаганной ватаги до вороватых лукавых ребят, кутающихся в живописные лохмотья. С удивлением отмечать, что мои близкие к бродяжной жизни товарищи не только ладят с укрытым иллюзией богом, но и обращаются к нему с не меньшим уважением: словно чуют в нем его светозарную сущность, хоть и не зная истины. Предостерегать от возможных сомнительных знакомств, рассказывать байки, втягивать в авантюры, внимать его нравоучениям, попутно недружелюбно скалясь на тех, кто не прочь прервать их раньше положенного — и… Мягкое касание к плечу вытряхивает меня из размышлений, возвращая в реальность — довольно неплохую, смею сказать. В ней обнаруживается чаша с вином, костровый треск, нестройное, но душевное пение моих товарищей — старых и новых, вперемешку. И Гвиндолин, ясно Пламя, тоже. — О чем задумалась, Тимелия? — спрашивает он, опускаясь на цветастую попону рядом со мной. — О том, что, кажется, мы умудрились подружиться, — честно отвечаю я, поставив чашу на землю. Хватит с меня сегодня, а то еще на своих ногах не уйду. — Только сейчас сообразила. Представляешь? В маскировке обращаться только на «ты» — это правило строгое. — Вполне, — кивает парень, перехватывая у меня сосуд с душистой жидкостью. Отпивает с… ну, с учетом его воспитываемой с детства строгости облика это выражение лица можно назвать насмешливым. — Пару дней назад сам об этом раздумывал. — Ого. И к чему пришел? — Что надо предложить тебе обращаться ко мне в официальном тоне только в присутствии третьих лиц. Потратив какое-то время на расшифровку смысла сказанного — выпитое сказывается на соображалке — я уставляюсь на сидящего рядом бога с искренним потрясением: — А это вообще дозволительно? Ну, тот же сэр Арториас к ва… тебе только на «вы» обращается, хоть и знает тебя гораздо дольше моего. — У нас тот же уговор, что я озвучил сейчас. А поскольку при том разговоре присутствовала ты, то… — бог не договаривает, но я понимаю, к чему он клонит. Немного растерянно лезу пятерней в растрепанные волосы. Гвиндолин толкует этот жест по-своему, хмуря светлые брови. — Ты против? — Нет, что ты. Просто укладываю в голове очередные кусочки своего перевернутого вверх тормашками мира. Не переживай, это скоро пройдет. Беззвучно усмехнувшись, сын Гвина снова пригубливает вино. Покосившись на это действо, я невольно хихикаю, вспоминая совсем недавно случившуюся с нами историю, но потом старательно придаю своей мордашке строгий вид: — Может, хватит на сегодня выпивки? Будет не слишком хорошо, если повторится окончание нашего посещения катаринских купцов. Юноша-маг лукаво скашивает на меня светлый взгляд: — Не понравилось тащить меня на себе в покои? — Это не так уж страшно, хотя твои ноги-змеи доставляли некоторые неудобства, — ворчливо замечаю я, откидываюсь на удачно оказавшееся за спиной тележное колесо. — Но вот еще одну встречу с караулящим нас Орнштейном я точно не перенесу. Когда ты его «рыцарем-кисой» назвал, я была уверена, что мне придется принимать смерть в бою, защищая своего сюзерена от разъяренного Драконоборца. Даже застольную песню, описывающую этот подвиг, представила. Пожалей своего телохранителя на этот раз, а?.. «Все же обыватели Анор Лондо, окрестившие Темное Солнце задумчивой и угрюмой богиней, дураки, каких поискать» — вот о чем думаю я, наблюдая, как Гвиндолин искренне хохочет, чуть не расплескивая вино из рвущейся с ослабевших пальцев чаши. И от этой мысли мне становится смешно и уютно. А еще после только что случившегося между нами короткого разговора я с уверенностью могу сказать, что надежды сэра Арториаса, приведшего меня сюда, теперь оправданы полностью. Его воспитанники — благородный лордранский бог и веселый лесной полубожок — сумели подружиться друг с другом.