Dum spiro, spero

— Макс, подумай ещё раз. Пожалуйста. Ты ведь понимаешь, что это спасёт тебе жизнь, — убеждал меня Сэм, когда мы разогревались перед последним, заключительным матчем региональной лиги. — Нет, это заберёт её у меня, отнимет все, что мне было дорого, — покачал я головой, разминая фаланги пальцев. — Макс, а что с тобой будет? Что будет с… — очередной поток всё тех же бессмысленных вопросов, которые задавал мне Сэм при каждой нашей встрече, прервал крик Джея: — Парни, хватит болтать, потом разберётесь. Макс, давай, на сетку. Как обычно, минут пятнадцать, потом на подачу. Сэм, бери в пару Рика, разогрей мышцы, травмы нам не нужны, — он оглядел фигуру нашего либеро и подмигнул своему парню. Сэм покраснел и помчался к доигровщикам. Мне оставалось лишь хмыкнуть и встать в тройку. Я обожал свою позицию в волейболе. Пасующий — не просто связующее звено на площадке, это ещё и сторонний наблюдатель. С первой линии мне было видно абсолютно все: намеки, побуждения, мысли. В волейболе нежелательно громко сообщать о своих намерениях. Соперники такие же игроки, как и мои напарники. Волейбол — игра, где нет места очевидному. Это игра комбинаций и шифров, секретных жестов и мимики. И я был тем, кто понимал все тайные знаки. Я читал их. Я объединял все эти послания и должен был расшифровать в считанные секунды, пока летит мяч, пока мои пальцы не коснулись его шероховатой кожи и не ощутили тяжесть доводки. Мне приходилось обращать внимание на мельчайшие подробности: куда направлен взгляд каждого из нападающих, какие знаки показывают игроки и что за сигналы посылают мне принимающие. Чем хорош экономист в качестве связующего? Я привык к цифрам и вычислениям, не руководствовался эмоциями и никогда не позволял ощущениям и страстному опьянению выигрышем взять над собой верх. Контроль. Вот, что такое моя позиция. Азарт, страсть, бешеный темперамент были у меня в подчинении. Все играли в волейбол, а я вёл партию с эмоциями. Направить мощный удар доигровшика в шестую зону, где сейчас было пусто, зная о его желании забить; увести мяч немного левее, чтобы нападение прошло ближе к линии, заставляя диагонального ощутить прилив адреналина; поднять пас немного выше, чем обычно на тренировках, чтобы игрок выбил мяч в угол, где практически невозможно предугадать, попадёт ли он в цель. Ещё одно мое несовершенное оружие. Ещё один рискованный манёвр. Я всецело доверял своим парням, а они безоговорочно следовали моим указаниям. А ещё я любил наблюдать за соперниками. Их эмоциями тоже управлял я. Гнев, удивление, страх, разочарование, отчаяние. Этот коктейль из разнообразных ощущений был мне так же хорошо знаком, как и пьянящий вкус победы. Я видел, как комбинации и уловки доставляли им почти физическую боль. Когда в воздух взмывали сразу все наши нападающие, блокирующим было катастрофически сложно определить, куда направить руки, чтобы закрыть широкими ладонями обзор на ту сторону поля. И самым неожиданным в такой ситуации был сильный, сокрушительный пайп*. Когда есть возможность передать пас одному из игроков на передней линии, чаще всего, связующие прибегают к их помощи. Пайп — удар, который обычно проводит самый сильный игрок с задней линии. Это был мой любимый вид атаки. Меня возбуждали те мощь и высота прыжка, которые сопутствовали этому нападению. Мне нравилось смотреть, как напрягались мышцы ног, и волновал вид соблазнительных икр. Ещё один фетиш, ещё одно искушение. Закончив разминку, мы вышли на приветствие. Дежурные выкрики, дежурное пожатие рук, и мы снова стояли на поле, каждый на своей позиции. Я был уверен в нашей победе. Мы шли к этому очень долго и не могли отступить. Прозвучал свисток к началу партии. Подача соперников. Нам надо сняться, нужен хороший приём. Давай, Сэм, не подведи. Хотя, учитывая просто сверхъестественную, в прямом смысле этого слова, способность нашего либеро максимально быстро реагировать на падающий на наше поле мяч, он был самым надёжным игроком в команде. Его блестящие приёмы до сих пор оставались неожиданностью для нас самих, что уж говорить о неподготовленных соперниках. Сегодняшняя игра не была исключением. Парень вытаскивал все мячи, при этом, казалось, даже не уставал. Наш матч был решающим в этом сезоне, поэтому мы разыгрывали пять партий. К концу второй партии я почувствовал тяжесть в горле и легкое головокружение. Оба сета закончились нашими победами, а напряжение команд можно было потрогать руками. Мы снова поменялись полями и заняли свои места. Мои подачи в начале партии принесли нам четыре очка, и я ощутил приятную дрожь от удачного планера. Несколько точных доводок Сэма, пасы через себя в четвёртую позицию*, и я снова слышал вопли болельщиков с трибун. Джей должным образом исполнял свои обязанности капитана, стимулировал нас к хорошей игре и поднимал командный дух. Когда на табло был счёт 24:23 в нашу пользу, ребята занервничали. Сет-пойнт* в волейболе означал не просто решающее очко для ведущей команды. Сейчас это был конец, завершение игры. В последней партии, когда каждый из игроков ощущал просто непередаваемую усталость, появлялось чувство отчаяния. Все желали победы, жаждали ощутить вкус триумфа и страшились поражения. Осознание проигрыша было так же невыносимо, как сильна была надежда на успех. Сейчас мы вели по всем сетам, наши результаты были лучше, чем у наших соперников, но все мог изменить случай, неосторожность или глупая ошибка. Я понимал это, как никто другой. И проходил через это тысячи раз. Но сейчас мне стало страшно. По-настоящему страшно. Меня охватил просто иррациональный ужас от осознания, что я не могу больше полноценно вздохнуть. Как в замедленной съемке я видел, что подача идёт с нашей стороны. Соперники с трудом приняли мяч и передали на связующего, который отправил не очень аккуратный пас, и доигровщик не смог грамотно разыграть очко. Мяч у нас, и я видел, что Джей ждёт, уверенный в своих силах и нашей победе. Я задыхался, с трудом поднял руки и дал пас. Но ошибся… Мяч пошёл высоковато, и капитан немного не попал, поэтому снова разыгрывали на той стороне. Я больше не мог пошевелиться, огонь на этот раз застал меня врасплох. Я снова задыхался и понемногу терял связь с реальностью. Голов шла кругом, я закашлялся и не сдерживал приступ. На поле посыпались первые цветки, кто-то закричал, трибуны продолжали скандировать и болеть за свою команду, а я смотрел только на мяч. Связующий из команды соперника сделал скидку*. И я понял, что никто не успеет. Никто, кроме меня. Мяч покатился по верхнему тросу и стал падать в двух метрах от меня. Я с трудом сделал несколько решающих шагов, вытянул вперёд правую руку и почувствовал удар по внешней стороне ладони. Кажется, я достал. И кажется, это было последнее, что я смог сделать. Меня охватила боль, и я услышал, будто сквозь плотное стекло, свой собственный крик. А затем в первый раз за долгое время последовала темнота и чей-то ласковый шёпот: «Дыши, Макс».