Огонь Южан

Весь дом, не смотря на ранее пробуждение, казался более живым, чем вчера до новостей и объявления Отбора. Селеста видя принцев, похожих личиком на Америку, но телосложением и цветом волос на Максона лишь улыбалась и радовалась за подругу, поглядывая на свою дочь, у которой явно внутри разгорелось пламя. И Селеста даже не повела бровью, спускаясь утром следующего дня, заметив дочь с анкетой и чашкой кофе. Подходя к черноволосой дочери, являвшейся полной копией матери, она лишь помогает ей составить анкету. — Напиши в сильных сторонах, что ты принцесса стерв, Дженнифер, — обращается к дочке ласково Селеста, целуя Дженнифер в лоб, а та лишь забавно морщится, словно всерьез впишет это в анкету. — Думаю меня сразу возненавидит каждая участница, — фыркает Дженнифер, сунув кончик ручки в рот, грызя его, и тут же получает нагоняй от матери. Селеста, успокоившись, лишь закатывает глаза. — Джен, ты еще даже не отправила анкету, но уже так уверена, что будешь одной из тридцати пяти девушек во дворце? — вскидывает она руками, наблюдая за прислугой, что делала ей завтрак. — Просто я копия своей маман, — огрызается она, переворачивая анкету от глаз матери и поднимаясь со своего места. Селеста стояла в убаюкивающей тишине и с болью в груди. Иногда она смотрит на дочь и видит в ней себя, но радости это не вызывает, лишь некое отвращение и сожаление, ведь самое плохое у нее от нее. Порой Дженнифер груба, невнимательна, да и порой создается впечатление, что слово «сочувствие» определенно ей неизвестно. Каждому родителю хочется, чтобы его дитя имело все лучшее, даже черты характера, и Селесте больно признавать, что в проколах воспитания виновата только она. — Вновь проявление бунтарского характера? — послышался сонный голос Аспена позади. Селеста оборачивается, глядя на мужа с растрепанными волосами. — Бунтарство в ней от тебя, — как претензию бросает она ему, жестом отсылая прислугу и делая глоток черного и горького кофе, морщась и ошпаривая язык. — А здесь было кое-что другое. То, что ты ненавидишь — вредность и самовлюбленность. — Ненавижу? Тебя же как-то полюбил, — жмет он плечами и фыркает, вспоминая изначальный характер Селесты, когда у нее имелось только одно хобби — быть самой ужасной девушкой в радиусе территории дворца. Это после она перестала играть злобную стерву, оставаясь такой же стервой, но чуть добрее к определенным лицам. — Что с тобой сделала Америка, что из несносной девицы, что притворялась на камеру, что безумно влюблена в Максона и в тайне мечтала лишь о славе и короне? Как она слепила из этого превосходную женщину, карьеристку, лучшую мать и жену на свете? — Сказала, что мне не нужен мужчина, чтобы добиться хорошего места в жизни, — улыбается она, прижимаясь к спине Аспена, принявшегося самостоятельно делать себе завтрак — вечная привычка, оставшаяся со времен, когда его семья принадлежала к шестеркам. — Она оказалась права. Мне не нужен был Максон. Мне нужен был прекрасный гвардеец по имени Аспен, который будет поддерживать меня на протяжении всей жизни. — Я удивлен, что вы не ссорились, — в его голосе слышалась определённая неловкость. Вспоминать Америку перед Селестой ему всегда неприятно, словно он предает и ту и другую. — Я рад, что наши семьи дружат, пускай и таким странным образом. Естественно, он говорил о частых телефонных звонках и редких встречах. Америку и Максона они видели чаще по телевизору, чем возле себя рядом, слыша их дыхание и слова, ощущая тепло исходящее от них. Селеста и Аспен грустно улыбнулись. Они оба тосковали по ним. — Я не хочу, чтобы Дженнифер учувствовала в Отборе, — вмиг пелена милости и заботы спала с Аспена и он превратился в строгого отца со стальным взглядом. Селеста отпускает его из своих объятиях, в растерянности смотря на обернувшегося к ней Аспена. Красноречивый взгляд и складки на лбу служат хорошим намеком на приближающуюся ссору. — Вспомни, что чувствовала ты. Вспомни, что чувствовала Америка. Представь на миг, что чувствовала Крис. Селеста также нахмурилась при упоминании Крис, с ней ее отношения не ладились, как бы она ни старалась. Именно поэтому Селеста даже не подумала посочувствовать бывшей участнице Отбора, а лишь по злорадному ухмыльнулась. И вмиг погрустнела, вспоминая печальный вид Америки, убежденной в проигрыше. Селеста тогда просто посмотрела на нее, да сразу почувствовала хандру по всему телу. А неприятный мороз и сейчас прошелся по ее коже, пока теплые и ласковые прикосновения Аспена не вывели Селесту из оцепенения. — Я понимаю, ты считаешь, что она взрослая и может принимать серьезные решения на счет своей жизни сама, — она кивает, а Аспен со вздохом понимает, как трудно ему придется. — Но я не хочу, чтобы она вернулась домой с разбитым сердцем и словно не своя. — А если она станет, как Америка? — золотой туз в рукаве и Селеста решила непринужденно и сразу, как резко начавшаяся гроза, использовать его. С неприкрытой коварной радостью она глядела ему в глаза, прикусывая от наслаждения губы. — Девушек было тридцать пять. Америка оказалась счастлива. Куда подевались остальные тридцать четыре девушки? Не желаешь узнать их судьбу? — хмыкает он, прекрасно осознавая, что рушит ее атмосферу «победы». У него не было настроения для пререканий и ссор, поэтому от отворачивается от нее, отправляя в рот кусок хлеба, намазанного клубничным джемом. — Марли нашла свою любовь. Я тоже. Америка тоже. Я думаю, что и у Дженнифер должен появиться шанс, если она правда этого так жаждет, — это брошено, как обвинение и из уст Селесты буквально прозвучало, как: «Ты ужасный отец и препятствуешь ее счастью». Не смотря на то, что этим утром в доме ускорилась жизнь, сейчас ее словно и вовсе не было в пучине общего недовольства.

***

Прижимая анкету к груди, пряча ее за руками от взора матери, Дженнифер в дорогой машине подъезжала к администрации, вокруг столпились множество девушек самой различной внешности. Дженнифер улыбается от такого большого количества красок, ставя каблук на асфальт и выходя из машины, как эффектная супер звезда, забирая всю славу себе и матери. Дженнифер, как и Селеста, любила любящие и не очень взгляды, вспышки фотокамер и, безусловно, популярность в народе. Селеста помнила предыдущий Отбор, как и то, что это не являлось случайной и счастливой лотереей. В голове всплывает признание Америки, сказанное по глупости Селесте, о том, что ее приняли в Отбор благодаря внешним данным на фотографии, а саму Селесту из-за связей. Хоть Селеста и поклялась молчать, видя испуганное и ошарашенное лицо подруги, которая, кажется, находилась в более большом шоке, чем сама хладнокровная Селеста. А король, придумавший подобное для своего сына, все еще сидит на троне, и не понятно будет ли использоваться подобная тактика в Отборе его внуков. Селеста решила просто перестраховаться, но в голове уже рисовала себе дочь в еще более дорогих нарядах, идущей за ручку с Рафаэлем или Мариамом. Селесте не важно, она знала их и видела только хорошие черты, понимая, что с любым принцем дочь проживет счастливую жизнь. Они мило ворковали друг с другом, ожидая своей очереди. На обоих надеты прекрасные платья, прекрасно сочетающиеся рядом с друг другом. На Селесте короткое черное бархатное платье, а вот на Дженнифер белое платье с завышенной талией и бретельками. И вот настала их очередь. Послышался щелчок камеры, Дженнифер со счастливым взглядом без улыбки глядела на свою фотографию, а Селеста в спешке промочила глаза, повторяя про себя вновь и вновь, какая она счастливая мать, если у нее такая великолепная во всех смыслах дочь. — Мам, — с претензией в голосе недовольно проныла Дженнифер, тихонько хихикая, отдавая свою анкету. — Скоро твоя дочь войдет во дворец. — Если твою анкету возьмут, помни, — обняв одной рукой дочь за плечо, Селеста двинулась к выходу, направляясь к машине, забавно морща нос и щелкая дочь по носу. — Не зазнавайся раньше времени, в свое время со мной это сыграло очень злую шутку. — Да, я помню, мне об этом много рассказывали папа и леди Америка при каждой удобной возможности, — недовольно морщится она, самостоятельно открывая дверь машины. — Иногда, — Селеста присаживается на сиденье рядом с Дженнифер, машина тут же трогается с положенного места, беря курс на дом семейства. — Мне не понятно, как ты можешь излучать позитив, а затем резко вновь негатив. — Просто я твоя дочь, — с недовольством в голосе напомнила Дженнифер, в этом не было ничего смешного и забавного, но, не смотря на это, Селеста усмехнулась, Дженнифер уловила печаль в этом проявлении чувств и ободряюще взяла мать за руку. — Как хорошо, что в моей крови еще течет кровь папы. — Да, иначе я бы понятия не имела, что с тобой делать, — хмыкает Селеста, вновь щелкая Дженнифер по носу, наблюдая как та забавно пытается спастись от ухоженных пальцев. За окном вдоль дороги мелькали такие же девушки: кто с матерью, кто с отцами, а кто вообще видимо за ручку с подругой. Дженнифер иронично фыркнула, желая посмотреть, долго ли продержится их дружба, если место в Отборе отдадут ближайшей подруге. И вот появляются знакомые дома, принадлежащие двойкам и тройкам, теперь делящие между собой одни и те же районы. Но на этом радостном, знакомом и привычном полотне закрались незваные гости. А именно городская стража, успокаивающая прислугу семьи и разговаривающая с Аспеном. Обеспокоенная Селеста открыла дверь машины на безопасном ходу и подбежала к мужу, накидываясь на него с различными вопросами, обхватывая его лицо руками и заглядывая в глаза. Затем быстро спохватившись, она принялась его осматривать, проверяя все ли в порядке. Увидев ярое беспокойство в ее глазах, Аспен не в силах был ее оттолкнуть. — Все в порядке, — удается прошептать ему, притянув жену к себе, больше успокаивая ее саму, чем себя. Подняв взгляд, он увидел улыбающуюся Дженнифер, разглядывающая семейную идиллию, но улыбка меркнет, стоит его дочери увидеть кровь на крыльце дома. — На дом напали повстанцы. Никто не пострадал, кроме разве что самих повстанцев. Дженнифер, как и Селеста, облегченно вздыхают. — Ты уверен, что это повстанцы? — осторожно спрашивает Селеста ошарашенного Аспена, подобный разговор никто не услышал, ни Дженнифер стоящая в пару метрах от пары, ни гвардейцы, выносившие раненых и трупы. — Может это… Шестерки? Семерки? Аспен нахмурился, желая оттолкнуть ее, но слыша ломаный голос не в силах прекратить их телесных контакт. — Я видел их в действии. Поверь, Низшие касты не похожи на собранную бандитскую организацию, — Селеста не была бы Селестой, если бы эти слова сразу убедили ее в неверности суждений. А Дженнифер, как шустрая мышка, уже оказалась в доме, переступая через частично сломанную мебель, лужицы грязи и крови, пытаясь ободрить некоторых слуг, отмахивающихся от ее ухода, что заботило и ранило не хуже этого нападения. Поднявшись на второй этаж, она неуверенно толкнула дверцу своей комнаты, боясь увидеть ее в хаусе. Не увидеть привычной застеленной кровати, аккуратно разложенных книг, идеального письменного стола и фотографий, висевших в рамках на стеклом на стенах. И напряжённый оскал на лице сменяется расслабленностью. Все в порядке, видно до ее комнаты не добрались, спустя минуту, она заметит разбросанные книги, но тут же Дженнифер поставила их обратно на место, не замечая никаких лишних изъянов в своей комнате. Но что-то красное, слишком похожее на кровь, привлекает ее внимание на полу, за ее столом возле настежь распахнутого окна, которое она точно закрывала перед выходом, Дженнифер помнит это. Пальцы касаются ткани, поднимая ее на уровень глаз. Корона, расколотая надвое на красном, кровавом фоне. Дженнифер начинает мутить. Но собственная рука не желает слушать приказы разжать пальцы и выбросить ткань, видно слушающую условным обозначение повстанцев куда подальше или отдать ее гвардейцам. Внезапно Дженнифер осознает, что она видела такие штуки у себя в школе, некоторые детишки, увлекающиеся внеклассной деятельностью завязывали у себя подобные куски тканей на плечах, показывая к какому кружку относятся. Это герб, символ повстанцев, но Дженнифер не хочет хвалить себя за догадливость. Возле двери она слышит тяжелые шаги отца и быстро кидает повязку в шкатулку к драгоценностями. Желая лишь одного — разгадать тайну раздробленной короны.