Я твой единственный Бог

— Не собираешься со старым знакомым здороваться? — так же тихо спросил Артем и глубоко затянулся, глядя из-под полуопущенных век. — Ты меня напугал, — мрачно буркнул Глеб, судорожно пытаясь успокоиться. Сердце стучало как бешеное при виде старого друга, а сознание услужливо подкидывало воспоминания о том, как произошла размолвка. — Прости. Раньше ты был посмелее, — ухмыльнулся шатен, рассматривая юношу с какой-то странной эмоцией на лице. Ни радостью, ни счастьем ее назвать нельзя было. — Что ты тут забыл? — Голубин изо всех сил старался выглядеть расслабленным, но слова, вылетающие из его уст, все равно звучали зло и агрессивно, если не обиженно. — Настюха на фит позвала, — небрежно бросил парень, последний раз поднося самокрутку к губам и слегка кривясь. — Вот сука… — пробормотал блондин. Креслина, конечно, вряд ли знала, почему они перестали общаться, но могла бы хотя бы предупредить, что на совместке будет не только он. — Ну давай, еще с ней поссорься, — внезапно серьезно и мрачно сказал Шатохин. Хотя, может, он просто притворяется? — Я с тобой не ссорился, и ты это прекрасно знаешь, — с немного истеричными нотками выплюнул юноша. Сперва фанаты, а теперь и этот придурок. Ответом ему был лишь расслабленный смех шатена. Все-таки притворялся. — Поэтому оборвал все контакты, сменил номер и стараешься не пересекаться со мной? — все еще ироничный тон позволил просочиться в себя капле искренности, и Глеб четко услышал обиду бывшего друга. Не притворную, гипертрофированную и неприятную, а настоящую, честную и оттого горькую. — Я не обрывал все контакты, — едва слышно прошептал блондин. — Да ты даже в инстаграме от меня отписался. — Да! Да, блять, отписался! А хули мне делать было после того случая? — ни с того, ни с сего совсем уж истерично рявкнул Голубин. — Домой тебя пригласить? Гулять позвать? На свидание? — О, мы вспомнили тот случай, — прищурил глаза Артем, опуская окурок в полупустую пепельницу на подоконнике. Воспоминания захлестнули, как стихия Москву, и Глеб, не в силах сопротивляться, сам прыгнул в открывшийся водоворот. * * * — Че-ерт, это лучшее дерьмо, которое я писал в жизни, — Шатохин откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, наслаждаясь звуками музыки. — Ты так про каждый трек говоришь, — ухмыльнулся блондин. — Но, бля, это действительно годная хуйня. Просторную светлую квартирку Артема в Питере наполняла «Not 4 U». В воздухе витал приятный аромат травы, легкий ветерок из настежь открытого окна немного спасал от удушающей жары. Было около десяти вечера, и яркий насыщенный закат ласкал взор парней. — Охуенный альбом получился, — мечтательно протянул шатен. — У тебя все альбомы охуенные, — с широкой улыбкой Голубин плюхнулся с ногами рядом. Так рядом, что острая коленка в дорогущих штанах оказалась на бедре Шатохина. Последний как-то странно взглянул на нее, но песня закончилась, заиграла «Carousel», и он вновь прикрыл глаза. — Они кружатся по комнатке, воруют мое сердце… — прошептал Шатохин и внезапно вскочил, повинуясь спонтанному порыву, и схватил руку блондина. — Эй, ты чего? — хихикнул паренек, но подчинился, не выдернул ладонь и встал с кожаного дивана. — Династия на проводе, — шатен продолжил отрешенно подпевать льющейся из колонок песне, попутно беря Глеба за вторую кисть. — Потанцевать решил? — все так же весело спросил Голубин. — Партнерша из меня так себе. Держась лишь за руки и не нарушая личного пространства, юноши начали беззаботно наматывать по комнате круги. Неторопливо шагая, они двигались в такт треку, и блондин счастливо улыбался, наслаждаясь моментом. Прикрыв веки и вслушиваясь в каждую ноту написанного другом шедевра, он не заметил, что в глазах на против не было и капли веселья. Напротив, холодные голубые очи были преувеличенно-сосредоточенны. — Я скучаю по ним всем, пока лечу в какой-то город, — послышалось где-то очень близко. От неожиданности Глеб открыл глаза и вздрогнул, потому что не ожидал увидеть Артема буквально в сантиметре от себя. Юноша затормозил, и они соприкоснулись носами. — Бля, Бульвар, что с тобой? — нахмурился Голубин, пытаясь выдернуть руки, но парень напротив оказался на удивление цепким. Шатохин выглядел абсолютно нормально, как и всегда немного укуренный и расслабленный, только тонкие шелушащиеся губы были сомкнуты слишком серьезно и в глубине черных, едва расширенных зрачков плясал недобрый огонек. Такой взгляд бывает только у серийных убийц и у шизофреников. Шатен немного прищурился и провел кончиком носа снизу вверх, все еще задевая Глеба, а потом наконец подался вперед всем корпусом и дотронулся до губ юноши. Внимательно следя за реакцией перепуганных глаз напротив, легонько поцеловал и медленно отстранился, не отпуская запястья. — Ты… — начал было Голубин, задыхаясь от возмущения и шока. — Тс-с, — прошептал ему куда-то в подбородок Артем, глядя снизу вверх, и наконец освободил руки парня. — Я сейчас вернусь. Шатохин, словно в слоу-мо, спиной вперед пошел к выходу на балкон, смотря прямо в глаза блондина, пока звучали последние звуки прекрасной песни. Когда началась «OU», он уже стоял на открытой лоджии спиной к юноше и пытался подожжечь длинный толстый блант. * * * — Убежал и даже не попрощался, — черезчур плаксиво сказал шатен, корча мерзкую рожицу. — А я всего лишь отошел покурить. — Иди нахуй! — взвыл Глеб, пытаясь отделаться от навязчивой картинки в голове, от которой мигрень только прогрессировала. — Что я, блять, должен был сделать? Пойти отсосать тебе? — Я тебя, кажется, просил подождать, а не сосать, — усмехнулся парень. — Да как вообще нужно реагировать, когда тебя целует лучший друг? — бесновался блондин, вскочив с кровати и получив новую порцию иголок в висок. — Тш-ш, — Артем резко поднял палец к губам, переводя взгляд на дверь. За стенкой послышался перегруженный бит, присущий IC3PEAK. — Неплохо, да? — он снова посмотрел на Голубина. — Охуенный фит получится. — Да какой, к чертям, фит? — ядовито зашипел Глеб. — Если ты еще не понял, я… — Да ты заебал, — неожиданно раздраженно отозвался Шатохин. — Перестань вести себя как ребенок. — То есть это я веду себя как ребенок? Я не лезу ни к кому… — договорить юноша не успел, потому что шатен довольно быстро подошел к нему и дал пощечину. Не сильную, просто чтобы заткнуть, но скула все равно горела, то ли от удара, то ли от прикосновения прохладных пальцев. Голубин уже набрал в легкие воздуха, чтобы выговориться окончательно и, если нужно, подраться, но внимательные глаза-льдинки напротив глядели слишком болезненно. Как будто это их обладателю только что двинули по лицу, а заодно отбили все ребра, но боль это была другая; моральная, внутренняя, душевная — называйте как хотите. Увидев это, блондин как-то сразу расслабился, плечи опустились, и руки безвольно повисли, не в силах ответить на удар. — Пошли на балкон, — спокойным, обыденным, чуть довольным тоном позвал Артем. Речь так не вязалась с выражением лица, что парню пришлось несколько раз моргнуть, соображая, о чем говорит собеседник. — Пошли, — выдохнул Глеб, запоздало замечая, что они вновь стояли слишком близко. Шатохин проворно вышел на лоджию, на которой курил несколько минут назад, придержав рукой тюль, чтобы бывший друг прошел за ним. Вид, открывающийся с балкона, был удивительно дрянным даже для третьего этажа. Бессчетное количество серых пятиэтажных домишек строго прямоугольной формы раскинулось перед юношами, и редкие серо-зеленые деревья едва разбавляли эту скуку. Пыльные — даже потоп был бы не в силах убрать ее — дороги внизу с проезжающими по ним тарахтящими машинами как ничто другое передавали приземленность этого места, а расположенные в геометрическом порядке магазинчики довершали пейзаж. Единственное, что способно было скрасить уродство — это небо, тяжелое, почти черное, готовое в любую секунду снова низвергнуться на грешную землю смертельным дождем. — Эй, — позвал шатен, доставая тонкими пальцами из коробочки два джо. — Я в завязке, — слишком быстро ответил Голубин, не дожидаясь вопроса. — Совсем? — недоверчиво прищурился Артем, не спеша убирать коробку в карман. — Совсем, — как-то обреченно протянул Глеб. Он уже давно сделал этот выбор и ничуть не жалел о нем, но признаваться этому человеку все равно было как-то неудобно. Будто предаешь друга. — Господи, что с тобой стало, — парень перевел сразу ставший каким-то тусклым взгляд на небосвод и все-таки вернул второй косяк на место. Медленно и завораживающе, в своей обычной манере, он поднес самокрутку к губам большим и указательным пальцем, а второй рукой щелкнул серебряной зажигалкой. Несмотря на сильный ветер, кончик бланта тут же заалел, и Шатохин удовлетворенно затянулся. По телу блондина под футболкой и тонким анораком пробежали мурашки, и он поежился, то ли от холодного порыва, то ли от умелых действий знакомого. — У тебя как жизнь-то? — А? — у Голубина не сразу получилось выйти из транса. — Хуево. — Он честно хотел сказать «Пиздато», но язык почему-то повернулся совсем в другую сторону. — Че так? — шатен вновь вдохнул, слегка приподнимая подбородок, и Глеб почувствовал едва заметное покалывание в кончиках пальцев. — За корпораты мало платят? — Не знаю, — невесело ухмыльнулся он, тоже переводя взор на тучи и пропуская мимо ушей колкость. — Просто все осточертело, ничего уже не радует. Ты сам-то как? — Несколько дней назад флешку с новыми треками проебал, все слиты вк, — задумчиво протянул Артем. — Сочувствую, — абсолютно безразлично отозвался блондин. — Ага, жалко, — так же отрешенно ответил парень и стряхнул пепел. Ледяной ветер пробирался в рукава и за шиворот, и Глебу хотелось плюнуть на все и вернуться в квартиру, а еще лучше — вызвать такси и уехать нахуй домой, мучаться от мигрени в мягкой постели и вновь забывать бывшего друга, но он все равно твердо стоял на лоджии, положив руки на перила, и глядел вверх. «Больше никогда не буду соглашаться на фит с исполнителями, которых не знаю лично», — мрачно подумал юноша. — Помнишь, как раньше было пиздато? — спокойно сказал шатен и как будто сломал какую-то невидимую перегородку между ними. «Раньше» — это запретная тема. — Помню, — одними губами произнес Голубин, не сомневаясь, что его поймут. — Харвест-тур… — прошептал Артем, и, несмотря на шум улицы, отчетливо Глеб слышал только его. — Все пацаны еще с нами были. Давид, Дима, Алмас… — он потушил косяк в пепельнице и все-таки взглянул на блондина, разворачиваясь к нему. — Хорошее было время. Голубин сглотнул, не в силах оторвать взгляд от медленно приближающегося парня. Кайф, боль, усталость, хитрость — все было в голубых глазах, создавая сумасшедшую смесь. — Помнишь, как мы тот отель все вместе разъебали? У Федяя День Рождения был, — Шатохин подошел уже вплотную и едва не касался уха юноши. Ноздри улавливали аромат наркотиков, и боль в голове медленно отступала, а тело будто вспоминало сладостные вписки с укуриванием до беспамятства, которые он так любил пару лет назад. — Помню, — выдохнул блондин и прикрыл веки, чувствуя горячее дыхание на шее и опять покрываясь мурашками. Он был полностью готов к тому, что повторится прошлогодний инцидент, и даже перестал дышать, но сухие губы Артема, вопреки ожиданиям, невесомо мазнули по пострадавшей скуле, а когда Глеб открыл глаза спустя несколько мгновений, парень уже стоял в метре от него, запрокинув голову. — Ты дрожишь весь, — сказал он куда-то ввысь. — Давай в комнату вернемся. Голубин проглотил комок в горле и поправил волосы, пока Артем огибал его и открывал дверь. Чувство недосказанности и неоконченности диалога не покидало его, но язык не поворачивался задать какой-нибудь вопрос, конечности вообще плохо повиновались. — Ой, мальчики, — как только они вошли в помещение, туда же вбежала Креслина. — Коля закончил, пошлите! Кто первый будет? — Фара, — на удивление твердо произнес шатен. — Настюх, ты прости, но мне мой текст разонравился совсем, я домой поеду. — Тем, ну ты чего-о? — скорчила рожицу девушка. — Такой пиздатый трек должен был быть. — Нет, я уже решил. Тем более у тебя тут Глеб, с ним и так любой трек пиздатым выйдет. Да? — он повернулся к Голубину. Юноша смог только кивнуть, в миг забыв, что это он хотел уйти и не особо вникая в смысл слов. — Вот и отлично, пока. Шатохин крепко обнял певицу, кинул последний взгляд на бывшего друга, как бы говоря: «Понял я, что ты не собираешься со мной фитовать и вообще общаться», и вышел в коридор, оставляя блондина наедине с Настей, мигренью и миллионом мыслей. — Ну что, пошли? Песню они в тот день так и не записали.