Prior Rings

      — Четыре, у тебя есть немного времени? — спрашивает Зик слишком повседневно, когда я вхожу в комнату отдыха.       Я смотрю на него с подозрением; замечаю, что он сидит с Юрайей и Кристиной, которые выглядят очень нервными. Шона — в стороне от них, катается взад-вперёд в инвалидном кресле, сжимая губы в раздражении. Что-то тут не так.       — В чём дело? — задаю я вопрос, скрещивая руки на груди и неизменно стоя на месте. Я только что закончил сеанс терапии с Амаром, так что настроение у меня сейчас не очень, и, думаю, эти четверо мне его не поднимут из-за того, что так выглядят.       — Это может подождать, — быстро говорит Юрайя, но Кристина пихает его локтем по рёбрам.       — Ему есть что тебе сказать, — твёрдо произносит она, глядя на него, а затем на меня. — Ты обязан знать, для того чтобы решить, может он сюда переехать или нет.       Мне это нравится всё меньше и меньше. Я уже говорил, что не против того, чтобы Юрайя присоединился к нашей мини-фракции. На самом деле, я специально сказал, что это хорошая идея. Но, очевидно, они считают, что я могу передумать, после того как услышу это.       — Выкладывай уже, — рычу я.       Юрайя чешет затылок так же, как и я, когда нервничаю. Эту привычку он, вероятно, перенял из моего моделирования, например, как Кристина и Кара кусают губы, как всегда делала Трис. Возможно, делает и сейчас.       — Эм… — начинает он. — Это… Эм… Кое-что произошло до того, как я покинул Филадельфию. — Мои внутренности застывают во внезапном подозрении. Нет. Пожалуйста, скажите мне, что он не о том, о чём я сейчас подумал…       Юрайя сглатывает.       — Ты же в курсе, что Трис была очень разбита, когда ты уехал? — Он смотрит на меня, но я не отвечаю. Конечно, мне это известно. Я ненавижу то, что сделал с ней. Ненавижу всё, что связано с этим. Но больше всего боюсь того, что могло случиться, если бы я остался. — Ну, — продолжает он, опуская взгляд на свои руки, — это меня беспокоило. Она заслуживает лучшего, понимаешь? — Он пожимает плечами, всё ещё смотря в пол, а я по-прежнему молчу. По-моему, я вообще не способен говорить прямо сейчас. — И ты знаешь, что она мне всегда нравилась. — Слова впиваются в меня, усиливая мои прежние подозрения, и я чувствую, как пот скапливается у меня на лбу. Он демонстративно поднимает глаза. — Она была в одной из моих симуляций, поэтому ты знаешь, что это так. Ты видел.       — Покончи с этим, — говорит Зик, его голос грубый. Я не уверен, стоит ли благодарить его за вмешательство или нет.       — Хорошо, — тихо проговаривает Юрайя. — И я просто подумал, что если ты не можешь взять себя в руки и вернуться к ней, она хотя бы должна знать, что у неё есть варианты. Поэтому я рассказал ей о своих чувствах. — Нет-нет-нет-нет-нет… Этого не могло случиться.— А потом поцеловал.       Мне кажется, я не двигаюсь. Не думаю, что вообще дышу. Насколько я могу судить, конец света не настал, и я всего лишь застыл в пространстве, в котором находился. Но моё восприятие, должно быть, отключено, судя по тому, как Зик вдруг крепко прижал руки к моей груди, и по тому, как Кристина кричит на меня, чтобы я пошёл прогулялся, вышел, просто ушёл отсюда. Слова наконец доходят до моего мозга, и тогда я спотыкаюсь из комнаты и из здания, и кто знает, что дальше.       Я не чувствую времени. Ноги идут сами собой, преодолевая кварталы километр за километром в нескончаемом потоке шагов, когда одна и та же картина стоит перед глазами. Его губы прижались к её губам. Он обнимает её своими руками. Его тело напротив её. В этой вселенной не осталось воздуха.       Трис моя! Мысль настолько дикая, что пугает меня, напоминая мне о сотнях других стенаний из-за ревности, с которыми я сталкивался на собраниях поддержки*. Она мне не принадлежит. Даже если бы я не бросил её, она никому не принадлежит. Трис вольна делать то, что хочет. Но, Господи, как я хочу, чтобы она была моей.       И Юрайя находился в Филадельфии больше меня на месяц. Я не готов двигаться дальше, но Трис целовалась с другим спустя несколько недель после моего отъезда? Эта мысль буквально набирает во мне вес.       Этого не должно было случиться. Я так усердно работал на собраниях поддержки, пытаясь дойти до того момента, когда смогу доверять себе, чтобы я мог быть с Трис. Но она даже этого не хочет. И зачем ей это, если она может быть с Юрайей? Добрым, привлекательным Юрайей, который никогда бы её не ударил, никогда бы её не бросил. Как я могу соревноваться с ним?       Трудно сказать, сколько раз я возвращаюсь в свою фракцию, даже не зная, чего хочу, разве что для того, чтобы услышать, что всё это шутка; что этого никогда не было; что её губы никогда не касались его. Но всякий раз Кристина прогоняет меня, говоря: «Уходи», «Уйди отсюда», «Ещё не время». Как будто возможно избавиться от этих чувств, пройдя определённое расстояние.       В конце концов, я понимаю, что мне нужно что-то побить, и если я не могу воспользоваться тренажёрным залом дома, я знаю, где есть ещё. Я врываюсь в Бесстрашие, как будто кто-то меня может остановить, предоставив оправдание, что сейчас лучше не махать кулаками. Однако я всегда выгляжу пугающе, потому никто не встанет у меня на пути даже во фракции Бесстрашие. Они пропускают меня, бормоча что-то, когда я шагаю по старому знакомому пути в тренировочную комнату, и сразу принимаюсь за самую большую боксёрскую грушу, которая тут есть. Я колочу её снова и снова, пока мои руки не кровоточат; пот течёт по всему телу, а мои конечности дрожат и едва могут шевелиться. Но всё равно эти образы давят на мой разум, как подумаю об их переплетённых телах.       По старой привычке я возвращаюсь в свою бывшую квартиру, где прожил два года. Но дверь заперта, и я понимаю, что сейчас в ней живёт кто-то другой. Ненадолго в голову приходит глупая мысль, что Юрайя забрал у меня и это.       Пробираюсь к Яме, впиваясь взглядом в любого, кто посмотрит на меня, и я почти выхожу из здания, когда останавливаюсь, оборачиваясь, чтобы удовлетворить внезапно возникшее внутреннее желание сделать себе ещё больнее. Комната пейзажа страха совсем рядом.       Неудивительно, но никто не сменил коды ни в кладовой, ни в компьютерной комнате. Они редко беспокоились, даже когда это место было защищено от посторонних. Теперь, когда всё открыто для общественности, им явно всё равно. Я ввожу себе сыворотку и настраиваю компьютер так, словно я никогда не покидал это место. И затем вхожу в свой пейзаж.       Здания выше, чем когда-либо. Я полагаю, это указывает на прогресс — что я могу справиться с высотами, которые беспокоили бы меня в прошлом. Но всё, о чём я могу думать, — это что Трис хотела прыгнуть со мной, когда мы вместе проходили моё моделирование. Как она помогла мне преодолеть этот страх, как проводила через другие. Господи, я скучаю по ней.       Образ её и Юрайи всё ещё перед моими глазами, когда я прыгаю в воздух, позволяя симуляции поглотить меня. Наверное, это моя самая тяжёлая посадка.       Я всегда застреваю в коробке. Кажется, она приняла форму гроба, и я чувствую, что похоронен заживо в нём, не в состоянии видеть и совершенно лишённый надежды. Вспоминаю руку Трис на своей груди; её сердцебиение трепетало под моей ладонью, когда она говорила мне дышать с ней, но воспоминания заставляют меня чувствовать себя ещё больше одиноким, и от этого сложнее дышать.       Впоследствии что-то щёлкает внутри меня, и я больше не могу здесь находиться — бью ногой в стену и вылезаю, не зная, как мне это удалось.       Я жалею, что затеял всё это, когда окунаюсь в следующий страх.       Сижу на заднем ряду маленькой церкви, а Юрайя стоит впереди, одетый в то, что безошибочно является смокингом жениха. Зик, Амар и Джордж рядом с ним; они ждут невесту, а на их лицах счастливые улыбки. Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, кто это, но мои глаза всё равно цепляются за неё.       Трис выглядит красивее, чем я когда-либо видел её, когда она идёт к алтарю. Её лицо светится радостью, платье струится позади неё, и играет свадебный марш. Она даже не смотрит на меня, когда проходит мимо; её взгляд сосредоточен только на Юрайе, и боль внутри меня настолько сильная, что, мне кажется, это убьёт меня в любой момент.       Я, похоже, застыл на месте: не могу двигаться, вмешаться и даже не могу оторвать взгляда, когда они обмениваются клятвами, а затем наклоняются друг к другу для поцелуя, который длится вечность. Она двигается дальше. Я потерял ее навсегда. И это — полностью моя вина.       Не совсем уверен, почему моделирование переходит к следующему страху. Что-то не похоже, что мое сердцебиение замедлилось, но думаю, что так и есть, потому что картинка стала другой.       Трис в моих объятиях. Она прижимается ко мне, целует, и это так правильно, что я забываю, где нахожусь; забываю, что если она здесь, то это — часть страха. Напротив, я отчаянно тяну ее к себе, отвечаю на поцелуй. Я так по этому скучал. Я скучал по ней больше, чем когда-либо думал.       Она проводит пальцами по моим волосам, вжимая меня в себя, а мои руки находятся под ее рубашкой, чувствуя ее гладкую кожу, когда поцелуи становятся жарче.       — Я так скучал по тебе, Трис, — бормочу я в ее рот, вдыхая ее невероятный запах. — Я люблю тебя.       Но чувствую, как она сжимается в моих руках, и я отстраняюсь достаточно, чтобы посмотреть на нее. Она напугана. Ее глаза широко открыты, она смотрит на что-то позади меня и отступает, защищаясь.       — Нет, пожалуйста, не надо, — шепчет она, и мне больно от страха в ее голосе. — Пожалуйста, не надо.       Я почему-то не могу повернуться и увидеть, на кого она смотрит, чтобы защитить ее.       — Пожалуйста, Питер, — умоляет она. — Я не хотела, чтобы это произошло.       А потом я вижу, как он подходит к ней с злобным выражением лица. Он так похож на моего отца — гнев и ненависть охватили каждую черточку его лица.       — Ты не хотела изменять мне? — спрашивает почти мягко. Но эта нежность опасна. — С ним, из всех людей? Думаешь, я должен просто смириться с этим?       Питер бьет ее по лицу, хватает за волосы и наносит удар по голове, а затем в подбородок, что сопровождается различимым щёлканьем. Он сломал ей челюсть.       Она падает на пол, пытаясь защитить себя, а он бьёт ее снова и снова; из-за сильных ударов руками и ногами она истекает кровью, плачет, сворачивается в клубок, чтобы обезопасить себя. Я борюсь с каждой клеточкой своего тела, но мои мышцы все еще застывшие. Я не могу кричать, не могу даже плакать. Все, что делаю, — это смотрю, как он без конца её избивает. Нет. Боже, нет. Остановите это!       Когда Питер наконец уходит, мои мышцы разжимаются, и я подбегаю к ней. Трис тяжело дышит, и я беру её окровавленное тельце на руки.       — Трис! Трис, пожалуйста, посмотри на меня. Все будет хорошо. Пожалуйста!       Она открывает глаза, и я снова заморожен от ненависти в них.       — Ты это сделал, — шипит она в предсмертном вздохе. — Я вышла за него замуж только потому, что ты меня бросил. Это ты во всем виноват.       И когда жизнь покидает ее глаза, я знаю, что она права. Я испортил всё, что только можно. Я это сделал.