Prior Rings

      Луэлла кормит Кейли грудью, когда я прихожу домой, и на мгновение я забываю все слова, наблюдая за ними. Не знаю, что я сделал, чтобы заслужить их.       Беру свои слова обратно. Я прекрасно знаю, что не заслуживаю их. Если бы это было так, я бы не стоял сейчас, пытаясь придумать, как сказать своей жене, что я никогда не был честным с ней.       Но я приветствую их как обычно: дочь — нежным поцелуем в головку, а жену — крепким поцелуем в губы. Я всю свою жизнь прятался за «фасадом» нормальности, так что сейчас я не прикладываю много усилий.       — Привет, — тихо говорит Луэлла, стараясь не мешать Кейли. Я улыбаюсь в ответ. — Сегодня есть успехи? — спрашивает она с надеждой в голосе.       — В некотором роде… — Я наклоняюсь, поглаживая ребенка по голове, чтобы не встречаться взглядом с Луэллой. — Это не работа, а… Ну, мы должны это обсудить.       — Хорошо… — говорит она медленно, явно не зная, как себя вести после моих слов. Обычно я не бываю таким рассеянным.       — Я приготовлю ужин, пока ты заканчиваешь с Кейли, — добавляю я, все еще избегая зрительного контакта. Предстоящий разговор, если честно, малость завис.       Но к тому времени, когда я приготавливаю ужин, а Кейли крепко засыпает, я уже не могу этого избежать.       — Ты никогда не спрашивала, чем я занимался, — говорю я тихо — старая привычка, чтобы убедиться, что соседи не услышат подобные разговоры.       — Я думала, ты не хочешь делиться, — бормочет Луэлла, и я невольно улыбаюсь. Так мало людей в нашем обществе уважают личное пространство, и мне нравится, что она всегда старалась сберечь моё.       Но я перестаю улыбаться, проводя рукой по волосам и думая о том, как сказать ей это.       — Это долгая история, — наконец говорю я, — и я, наверное, должен начать с самого начала. — Она только кивает, внимательно слушая. — На всю мою семью не действовали вещания, — начинаю я, мое сердце колотится от признания. На протяжении большей части моей жизни сказать это вслух означало бы смерть. — Родители учили нас скрывать это и всегда притворяться, что мы такие же, как и все. Мы были образцовыми гражданами на публике. Но в глубине души я ненавидел это. Я ненавидел правительство и всю ложь, которой они нас кормили.       Невозможно скрыть мою презрительную усмешку, но Луэлла ободряюще кивает, ожидая, что я продолжу. Так я и делаю:       — Мне удавалось держать себя в руках, пока папа не умер. Ты, наверное, этого не знаешь, но он погиб из-за аварии на заводе. — Мой голос становится еще более горьким. — Компания запирала своих подчиненных в рабочие часы, и однажды случился пожар. Никто не смог выбраться… И они умерли.       Луэлла кладет руку мне на плечо.       — Мне жаль, Микки, — шепчет она.       — Не тебе нужно жалеть, — огрызаюсь я, моя ярость свежа даже спустя годы после смерти отца. — Это произошло по вине проклятой компании, но, конечно, в те дни никто этого не признавал. — Я отрицательно качаю головой. — Они ничего для нас не сделали. Они даже не заплатили, чтобы похоронить то, что от него осталось. И потому к огромному горю и уменьшению дохода нам прибавились еще и эти расходы. Конечно, мы оказались на улице, как и все остальные.       Мое горло сжимается, и я смотрю на свою тарелку, пока снова не могу говорить.       — Я очень боялся, что мои маленькие брат и сестра раскроют себя — что они сопротивляются трансляции, — и тогда нас всех убьют. И я ненавидел организацию, в которой работал отец. Я так сильно ее ненавидел. В связи с этим я обнаружил, что наблюдаю за ними и думаю о том, как отомстить, и через некоторое время… я понял, где они уязвимы. — Я встречаю взгляд Луэллы и наконец — впервые с тех пор, как встретил ее, — рассказываю ей, что делал на самом деле: — А потом я украл у них кучу денег.       Что-то неопределенное появляется на ее лице: удивление или, может, удовлетворение. Трудно сказать, но по крайней мере она не сердится на меня. И этого достаточно, чтобы продолжить рассказ:       — Средств хватило, чтобы купить квартиру для моей семьи. Я сказал им, что нашел работу, и они не задавали много вопросов. Но моя сестра Мэри подозревала, что я что-то замышляю. Мы всегда были близки, и она так же сопротивлялась вещаниям, как и я. И столь же яростно относилась к тому, что случилось с отцом. В конце концов я рассказал ей, что сделал. — Я немного улыбаюсь, вспоминая, как она отреагировала — как она была взволнована… И как гордилась мной. — Она предложила провернуть то же самое с другими компаниями. Такими же ужасными, как организация отца. И мы приступили к выяснению. Наблюдали и разговаривали с людьми, притворяясь, что заинтересованы в работе в компании и хотим узнать о ней больше. Все в таком духе. А потом наносили удар… И выходили сухими из воды с кучей денег. Кучей.       Я сомневаюсь: не уверен, что жена подумает о следующем, но если я собираюсь попросить ее расстаться со своим обручальным кольцом, мне нужно быть честным в том, почему это необходимо.       — Мы, конечно, тратили деньги на жизнь, но также отдавали… семьям папиных коллег. Тем, родственник которых умер вместе с ним. Было правильно вернуть им часть денег компании, хотя, конечно, мы не сказали им, откуда они взялись. — Я издаю смешок. — Это было бы самоубийством.       Луэлла берет мою руку, сплетая свои пальцы с моими. Я вижу гордость в ее глазах, когда она говорит:       — Знаешь, может, их жизнь была спасена благодаря вам.       — Да, возможно, и так. Мне нравится так думать, во всяком случае. — Я неловко отвожу взгляд и добавляю: — Но деньги израсходовались слишком быстро. А потом, когда НСША были свергнуты… Ну, больше негде было воровать, не чувствуя себя виноватыми из-за того, что взяли. Поэтому мы перестали… — Я жестом показываю на нашу почти голую квартиру. Мы продали почти все. — И пришли к этому.       Я вижу понимание на лице Луэллы. Теперь она знает, почему мы бедны, почему нас вот-вот вышвырнут отсюда.       — Микки… — Она останавливается, не зная, что сказать. Открывает и закрывает рот, прежде чем резко наклониться и поцеловать меня. — Это самое храброе, что я когда-либо слышала, — шепчет она.       Я чертовски хорошо умею прятать свои чувства, но уверен, что на этот раз я поражен и это видно. Луэлла улыбается.       Показывая на нашу квартиру, она говорит:       — Ты думаешь, меня волнует что-то из того, что мы продали? Конечно, нет. Я люблю тебя. Тебя и Кейли. Пока у меня есть вы, я счастлива. — Она улыбается шире, и это радует больше, чем я могу признать. — И я рада, что ты отдал деньги, — настаивает она. — Тогда они были нужны тем людям. Намного больше, чем сейчас.       Какое-то мгновение я просто смотрю на жену, радуясь, что она есть в моей жизни. Затем я медленно качаю головой.       — Ты права, — мягко говорю я, — и я не жалею об этом. Но именно поэтому мне сейчас так трудно найти работу. У меня нет никакого реального опыта работы или контактов, или… Ничего.       Она нежно гладит меня по руке, задумавшись.       — Что случилось сегодня? — наконец спрашивает. — Ты сказал, что тебе повезло.       Я вздыхаю.       — Не могу назвать это удачей, на самом деле. И это определенно не работа. Но… мне поступило очень неожиданное предложение насчёт твоего кольца.       Она напугана.        — Что ты имеешь в виду?       — Довольно трудно объяснить… Но, эм… Ну, это связано с крупным вещанием — тем, что положило конец НСША. Парень, который передал его, он… нашел меня сегодня. — Внезапно я понимаю, как абсурдно все это звучит. Ее кольцо действительно принадлежит президенту? Она никогда мне не поверит, даже если это правда.       Но доверчивое выражение ее лица подсказывает мне, что, возможно, я ошибаюсь.       — И что? — не терпится ей.       Я вздыхаю.       — Это прозвучит странно, но они с президентом Прайор приехали сюда, чтобы остановить НСША. И им пришлось продать кое-что, чтобы финансировать свою миссию.       Луэлла задыхается, и я знаю, что она все поняла. Я немного удивлен. Она не глупая, но я не ожидал, что это случится так быстро.       — Включая мое кольцо? — спрашивает она, глядя на меня для подтверждения. — Правда, не так ли? — Я закрываю глаза и киваю.       — Парень — Тобиас — хочет выкупить его обратно. Он сказал, что для них это много значит. Так что он предложил вдвое больше, чем я заплатил, плюс — другое кольцо. — Я кусаю щеку изнутри. — Я… сказал ему, что должен спросить у тебя.       В течение нескольких секунд она просто смотрит на меня, не моргая, а затем ее глаза опускаются к кольцу. Она задумчиво улыбается, но ее голос звучит спокойно, когда она наконец говорит:       — Микки, мы должны согласиться. После всего, что они сделали для страны, мы обязаны вернуть то, что принадлежит им.       — И нам тоже, — настаиваю я. — Оно твое. Если ты хочешь оставить его — ты имеешь на это право. Мы постараемся найти другой способ.       Она качает головой.       — Микки, я люблю тебя. Ты это знаешь. Но, как я уже говорила, я люблю это кольцо только потому, что оно от тебя. Если ты подаришь мне другое, я буду так же счастлива. И это… это правильно. Это поможет нам и им. Глупо отказываться.       Я пристально наблюдаю за ней, чтобы убедиться, что это то, чего она действительно хочет. Нет никаких сомнений, что это решит много наших проблем, и, если я честен с собой, часть меня хочет помочь людям, которые повергли НСША. Они сделали больше, чем кто-либо другой, чтобы добиться справедливости ради отца, и я никогда не ожидал, что смогу вернуть им что-то за это. Но я должен быть уверен, что Луэлла правда не против.       Она берет мою руку, крепко сжимая ее, когда встречает мои глаза.       — Пожалуйста, Микки, — мягко говорит она. — Сделай это ради меня, Кейли и президента. И потому, что это правильно.       Я киваю.