Когда улыбаются звёзды

Осознание собственной жестокости пришло к ней за считаные секунды и осело в душе, как ледяная пыль из-под колес красной иномарки, сбившей сестру и унесшейся на высокой скорости вдаль. Мечи стояла посреди улицы и смотрела на небо. Хмурое, затянутое точно грязной клеенкой. Она не могла плакать, слез не осталось. Прошло только два дня, а ей казалось, что прошел целый месяц, как она не видела сестру. Раньше уходила не прощаясь, даже не глядя в сторону Тини, наверняка знала, что вернется и сестра будет дома. Всегда будет рядом, всего в десяти шагах от нее, нужно лишь выйти из своей комнаты, пересечь коридор, и можно всегда без стука ворваться и напугать или, напротив, тихонько приоткрыть дверь и проследить. Тини никогда не злилась на нее за это, а Мечи всегда раздражал спокойный вопрос: не нужно ли ей что-нибудь? Ей всегда что-нибудь было нужно: дразнить сестру, обзывать, обижать. Она не могла существовать, если не скажет с утра пораньше какую-нибудь гадость, если не придерется. С самого детства ей хотелось все то, что хотелось сестре. Игрушки, конфеты, фломастеры, одежду. Тини хотела, а получала Мечи. Если сестра просила у родителей куклу, она требовала, чтобы эту куклу купили именно ей, а Тини другую. Или требовала купить ей куклу лучше, чем у Тино, а потом ходила и дразнила сестру. Она ненавидела, когда их сравнивали, когда Мартину хвалили, когда сестра в чем-то ее превосходила. Назло полюбила вместо кошек и собак попугаев. Всю жизнь разыгрывала аллергию, чтобы Тини не получила вожделенного котенка. Пошла в другую школу, лишь бы в очередной раз доказать всем, какие они разные. У нее с сестрой не было общих друзей, а ее друзья понятия не имели, что у Мечи есть близняшка. Только Лера, с которой она давно дружила, знала про Мартину. Подруга частенько просила их познакомить, но Мечи категорически отказывалась. Когда Лера заговаривала об этом, врала, что не хочет ни с кем делить любимую подругу, даже с родной сестрой. Лере это льстило, в конце концов она перестала настаивать на знакомстве. Мерседес пересекла двор и села на качели. Ей было некуда пойти, не с кем разделить свое горе, некому рассказать, как сильно она не права. Друзей видеть не хотелось, они никогда бы не поняли, что с ней произошло. Понять мог только тот, кто знал Маритину, хорошо знал – любил. Кто знал их обеих. Родителям она не могла от стыда смотреть в глаза, хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать, как мама плачет у себя в комнате, не видеть несчастных папиных глаз. Еще никогда в квартире не было так пусто, а сердце не сжималось от мимолетного взгляда на закрытую дверь в комнату сестры. Она не могла ничего делать, ходила из угла в угол и все думала-думала, о прошлом, о настоящем, даже любимый попугай не мог ее отвлечь. Всю жизнь она прожила с утешающим пониманием своего лидерства, а теперь осознала, что без Мартины, оказывается, ей ничего не нужно – ни достижения, ни друзья, ни победы. Хотелось лишь одного – чтобы сестра, как прежде, пришла домой, в своей детской курточке с опушкой на капюшоне, в коричневых круглоносых ботинках, над которыми она, Мечи, всегда смеялась, чтобы застенчиво улыбнулась ей при встрече, и она все-все смогла бы исправить. Все, что натворила за столько лет. Мечи не заметила, как по щекам поползли слезы, не обращала внимания, когда прохожие оборачивались на нее, впервые ей было абсолютно безразлично, кто и что о ней подумает. Стало холодно, лишь тогда она поднялась и пошла, сама не зная куда, – просто шла. Не хотелось возвращаться в пустую квартиру, стены давили на нее, не хватало воздуху, она задыхалась в одиночестве. Проходя под аркой, Мерседес наконец сообразила, куда идет, ноги сами ее вели как заколдованные. Дверь открыла Антонина Петровна. Она не задавала вопросов, ни о чем не расспрашивала, а просто впустила, помогла снять шубу. – Проходи, Мечита, я чайку вскипячу, глядишь, и Руджер подойдет. – Его нет? – На работе, скоро придет, запаздывает что-то… может, в магазин зашел или еще куда. Мечи села за стол, Руддера бабушка хлопотала вокруг нее, вынула из буфета корзинку с печеньем, поставила на стол варенье, налила в большую кружку ароматной заварки. Тини так же ухаживала за ней после школы, варила пельмени, подогревала суп, жарила картошку, а она принимала ненавязчивую заботу как должное. Так, словно сестра была ей обязана все это делать. – Давно ты не заходила, – заметила Антонина Петровна, усаживаясь напротив нее – возле окошка. –Руджер не приглашает, – неожиданно для себя призналась она и сразу же пожалела. Антонине Петровне стало неловко за внука, старушка опустила глаза. – Разве поймешь этих мальчишек. Мечи с этим была согласна, мальчишек не всегда легко понять, но Руджер-то она отлично понимала. Он выбрал не ее, Тини, и выбрал правильно. Они молча пили чай, с Антониной Петровной хорошо было молчать, это совсем не тяготило, не заставляло нервно выискивать тему для разговора – таких исключительных людей нечасто встретишь. Когда в дверь раздался звонок, она вздрогнула.