***
— Не надо, хён, — ускользнув от поцелуя танцора, менеджер зачесал мокрую челку назад и натянуто улыбнулся. — Это лишнее. — Ты мне нравишься, Чимин-а, — непонимающе пожав плечами, Чон говорил, казалось бы, самые очевидные вещи. — И мне хочется касаться человека, что нравится мне. — Видимо, ты забыл, кто я такой, Хоби-хён… — улыбка вмиг померкла на мальчишеском лице, а короткие пальцы судорожно вцепились в ткань футболки. Повисло молчание, прерываемое разнобойным ритмом сменяющих друг друга композиций. Перед Хосоком вновь предстал тот самый Пак Чимин, что забывал про свою маску добродушного менеджера на время тренировки. И в отражении зеркала он был таким же сосредоточенным, лишенным всякого представления о внешней эмоциональной составляющей танца. Почему-то именно сейчас Чон понял, что разговор предстоит не из легких, да и вряд ли итоги беседы удовлетворят его. Тяжело вздохнув, главный танцор BTS прошёл к ноутбуку и поставил на паузу очередной трек, попутно схватив две бутылки с водой. — Держи, — усевшись на пол, Хосок утянул тонсена за собой. — Давай сразу решим всё, чтобы ни ты, ни я не мучились недомолвками. И вновь тишина. Чимин крутил в своих руках закрытую бутылку, так и не отпив из оной, когда как Чон смотрел в отражение зеркала, собираясь с мыслями. Детский сад Проснувшиеся к тонсену чувства не были лишними, непозволительными, неправильными или же аморальными для самого танцора. Он не видел проблемы в том, чтобы питать далеко не братский интерес к мальчишке, взволновавшем его сердце. Ему нравился этот парень, что затмил собой мысли о Юнги-хёне, не пожелавшем пойти на уступки или же хотя бы дать возможность сохранить «отношения». С Паком был явный шанс почувствовать себя абсолютно счастливым — именно это и хотел донести до шатена хён, в намерения которого входило не только получать тепло, но и отдавать оное в ответ. — Ты переживаешь из-за своего контракта с компанией, не так ли… — то ли утвердительно, то ли вопросительно произнёс старший, после чего сделал глоток из своей бутылки. — Конечно, — не стал спорить младший, ведь не было смысла идти против правды. — Мои обязанности никуда не делись после ночи с тобой, хён. Чувства — это лишнее. Им нет места в жизни долгового контрактника. — Скажи честно, за кого ты больше переживаешь: за себя или меня? Чьи чувства ты боишься ранить своим договором? Задумавшись, Чимин вновь зарылся пальцами в темные волосы, опустив голову вниз. Он и не думал, что выяснять отношения, которых, по сути, и быть не должно, так страшно. Сглотнув вязкую слюну, парень опустил бутылку на пол и постучал указательным пальцем по крышке. — Только не смейся, — тихо заговорил Пак, мельком глянув на отражение танцора, и, получив утвердительный кивок визави, продолжил. — Вся моя жизнь — вот эта бутылка. Однажды из неё вылили воду — опыт семнадцати лет, а потом стали вливать всё подряд: разочарование, обиду, похоть, страх, боль… Вся эта муть медленно разъедает пластик, и рано или поздно всё дерьмо выльется наружу, залив своё окружение грязью. Её поставили на стол рядом с другими бутылками, постепенно вливая в каждую по десятку миллилитров гнили. Чистая вода мутнеет, портится — её невозможно пить… И в твоей бутылке уже есть часть подобной грязи. А я не хочу марать тебя ещё сильнее, хён. Эти чувства — лишь временное помутнение: достаточно просто отфильтровать воду, чтобы снова стать чистым. Я боюсь привязаться к тебе, Хоби-хён, стать зависимым от этих чувств, а потом вновь и вновь страдать от невозможности пойти против условий собственного контракта. Хосок понял. И аналогия не показалась ему смешной, потому что теперь он смотрел на ситуацию глазами самого Чимина. Ведь Чон один из шести мэмберов, имеющих столько же прав на долгового контрактника, сколько и он сам. И точно также не может пойти против выставленных условий, приняв правила этой жестокой игры. Мы так ослеплены собственными чувствами, что не воспринимаем всерьёз чужие… Вмиг все эмоции стали такими блеклыми и неуместными. Танцор смотрел на отражение в зеркале, но видел в нём лишь грустную улыбку шатена. Он видел мальчишку, совсем ещё подростка, у которого вся жизнь впереди, а сил бороться с этой самой жизнью практически не осталось. В Паке угасала уверенность в собственной задумке — затушить искру чувств обилием жестокой правды оказалось так болезненно. И оттого привыкшие к широкой улыбке уста подрагивали при желании сдаться. Хотелось обнять теплого хёна, согреться в его руках, обрести новую надежду. Хотелось стать чьим-то насовсем, а не на одну жалкую ночь. Глупости. Как только ты переспишь с Юнги-хёном — он тут же разочаруется в тебе Гудящие от напряжения мышцы после тренировки отказывались слушаться, но менеджер всё равно поднялся на ноги, продолжая кривить губы в привычной улыбке. Молча натянув поверх футболки толстовку, он подхватил свой рюкзак, махнул танцору на прощание и покинул комнату практики, оставив Хосока одного. Трусливо сбежал или дал возможность самостоятельно разобраться в себе? Чон опустил взгляд на закрытую бутылку тонсена и постучал указательным пальцем по её крышечке. Оставшись наедине с самим собой он внезапно понял, что одиночество угнетает. И видеть в отражении одного темноволосого мальчишку желание не пропало, как не исчезли без следа зародившиеся глубоко внутри чувства. Мысли пульсирующими волнами омывали черепную коробку, не затихая и на секунду, твердя лишь одно: «Не могу. Не хочу. Не отпущу». Мы оба пожалеем об этом, но… Чимин-а, почему только с тобой так спокойно, а без тебя невозможно?***
Десятидневный отпуск превратился в череду серых будней, отличавшихся лишь числом на календаре. По крайней мере Чон не видел разницы между «сегодня» и «вчера», утром завтракая стряпнёй старшего вокалиста и до обеда пропадая в комнате практики, после чего трапезничал с лидером в семейном ресторане неподалёку от компании BigHit и занимал студию для работы над лирикой, а к ужину возвращался обратно в общежитие, прикидываясь радостным придурком для своих сожителей. На душе было тяжело, а Чимин не объявлялся последние три дня, бегая по поручениям нового менеджера. Возможно, это была просто отговорка, но у Хосока не было права требовать объяснений или претендовать на личное время шатена. Потому что он понимал — Пак держится в стороне, боясь не только чувств самого танцора, но и своих собственных. Тяжело жить мыслями о человеке, пожелавшем остаться в тени пережитого опыта. Но тонсен был в своём праве, а Чон — признателен ему за искренность. Иначе недопонимание постепенно превратилось бы в снежный ком, скатываясь с горы несуществующих чувств и разрушая всё на своём пути. Чувства — это лишнее. Для нас обоих лишнее. Но, надеюсь, со временем ты позволишь мне просто быть рядом, Чимин-а. Этого будет достаточно… Наверно… Однако пиздец обрёл свою конечную форму именно тогда, когда до первого октября оставалось всего лишь два дня. Главный менеджер и некоторые сотрудники стаффа должны были вернуться из отпуска, директор уже приготовил несколько битов к новому альбому, а хореограф подготавливал новую программу для тренировок. И всё бы ничего, если бы Пак Чимина не приставили в помощники менеджеру Хон, что устроился в BigHit в начале сентября. Этот рослый мужчина вёл себя вполне дружелюбно, но наедине с шатеном постепенно менялся в характере, допуская в своей речи сальные шуточки в сторону подопечного. Возможно, не будь у Пака остатков медленно истлевающей совести, он бы давно отказался от обязанностей младшего помощника, став обычным долговым контрактником, но оставить возложенные на него задачи невыполненными было выше его сил. И Хон этим активно пользовался — всё чаще оставался с ним наедине, как бы невзначай придерживал мальчишку за талию, медленно спускаясь ладонями к ягодицам, нашептывал сомнительные комплименты на ухо. На возмущения Чимина менеджер не обращал внимание, лишь ухмыляясь. «Не строй из себя оскорбленную невинность, помощник Пак» Шатен медленно зверел, но терпел. Ему не хотелось устраивать скандал, да и привлекать к проблеме ежедневно писавших в KakaoTalk хёнов желания не было. Всё бы пришло в норму, вернулось бы в привычное русло к первому октября, но… Провиденье решило по-своему. — Чимин-ши, не хочешь зайти сегодня ко мне и выпить? — когда стрелки часов застыли на одиннадцати, оставшиеся сотрудники отдела менеджеров покинули здание компании, а Хон в очередной раз попытал счастье в уговорах. — Думал приготовить пулькоги: сегодня достаточно тепло для барбекю на свежем воздухе. — Спасибо, сонбэним, но мне нужно вернуться в общежитие, — мило улыбнувшись, Пак шагнул по направлению к дому, но его тут же схватили за руку и силой поволокли в сторону единственной машины на парковке. — Айщ!.. Менеджер Хон отпустите меня немедленно! — Будь паинькой, и я не выебу тебя прямо на улице, — зашипел мужчина, второй рукой зарывшись в волосы мальчишки. — Молчи, понял меня? — Вы забываетесь, сонбэним, — попытавшись вырваться из крепкой хватки, шатен судорожно всхлипнул. — Что ты там вякнул? — грубые пальцы вцепились в горло подростка, грозясь оставить на мягкой коже яркие пятна синяков. Чимина нельзя было назвать слабым физически, но оторвать от себя чужую руку оказалось практически невозможным. Как бы сильно не дергался мальчишка — мужчина был куда сильнее шатена, из горла которого с хрипом вырывались тихие выдохи. Хон до потемнения в глазах хотел этого юношу. Потому что было в нём нечто такое пресловуто-прекрасное, какая-то своя запачканная грязью чистота и пошлая непорочность. Сплошное противоречие. Особенно когда Пак улыбался ему своей фирменной улыбочкой с глазами-полумесяцами, особенно когда облизывал юрким язычком блядские губы… Внизу живота разливалось жгучие желание. Он слишком долго терпел, почти что месяц изводил себя, находясь рядом с этой маленькой шлюшкой. А знание о роли мнимого помощника главного менеджера разжигало нездоровый интерес. И вот сегодня они были совершенно одни практически рядом с его машиной, в которой можно было бы подчинить Чимина себе. И получить долгожданное удовольствие — Тебе всяко надоело играться с этими детишками-айдолами, — слегка ослабив хватку на шее шатена, Хон с превосходством взирал на визави, с уст которого сорвался кашель. — Взрослый мужчина сможет удовлетворить все твои желания. Ебучее дежавю Страх медленно овладевал разумом мальчишки, ведь если мэмберам BTS он не мог отказать в силу условий контракта, то менеджеру противиться парень не мог чисто физически. И пускай в компании все сотрудники прекрасно знали о приказе директора о неприкосновенности Пак Чимина, почему-то именно новичку пришло в голову идти против слова CEO. Не хочу… Пожалуйста, не надо… Пальцы зарылись в волосах, с силой оттягивая пряди назад. Хватка на горле в конец ослабла, а на вороте куртки заскрипел бегунок. Лицо Хона потеряло остатки былого добродушия, искажаясь в противной гримасе. Осенний холод пробрался под футболку, мурашками разбегаясь по коже, заставляя тело пленника содрогаться. …пожалуйстапожалуйстапожалуйста… — Сонбэнним, прошу, не надо, — хриплый голос Пака сорвался, резко обратившись в шёпот. — Пожалуйста… — Чимин-ши? Время застыло, словно кто-то поставил дораму на паузу. Сорвавшееся с привычного ритма сердце пропустило удар, когда до окутанного паникой сознания донесся шепелявый голос нежданного свидетеля отвратительной мизансцены. Внутри мальчишки яркими вспышками взрывались эмоции, от коих кружилась голова, но он держался за представший перед глазами образ человека, что так вовремя окликнул его. Возможно, всё это глупо и безумно жалко, но прямо сейчас Чимин был благодарен ему. За низкий тембр голоса, за своевременное появление, за само существование одного из старших участников BTS. Пак с трудом повернул голову в сторону застывшего в стороне рэпера и одними губами прошептал: «Пожалуйста, хён…»