Василиса
Мандигор уже долгое время вещал что-то про свойства препарата убеждая меня и моих родителей в его безопасности. Однако, мои руки продолжали трястись. Помимо него в палате еще был взрослый парень, который представился как Эрик. Именно он будет следить за всеми изменениями в моем организме. Я лежала на койке, на которую мне помог перебраться отец. — Ну что же, думаю можно приступать к действиям. Думаю, Василису будет смущать присутствие родителей, а потому могу предложить вам навестить ее уже завтра, — сказал явно не мне Мандигор. Вообще, я была согласна с ним, ведь так странно было бы сидеть сейчас с родителями. Я попрощалась с ними, а после удалился и Мандигор. Я услышала, как он предложил пройти в кабинет, чтобы окончательно подписать все документы. Мои руки не прекращали трястись. — Не бойся. Этот препарат точно не сделает хуже, — неожиданно раздался голос Эрика, который набирал какую-то жидкость в капельницу. — Когда боишься, становится только хуже. Ты все накручиваешь, а потому видишь только плохое. — Вы правы, — я устало выдохнула, закрывая глаза. Я была готова рискнуть вернуться в прошлую жизнь. Я вспомнила, как Фэш убеждал меня не отказываться, и я поняла, какая я дура, что не сразу согласилась. На моем лице появилась улыбка, сама не знаю почему. Я была искренне рада, что теперь Драгоций стал моим другом, которому я могу открыться. Наверное, именно этого мне и не хватало, чтобы начать трезво мыслить. Эрик подошел ко мне со шприцем, от вида которого я вздрогнула. Никогда не любила больницы. — Ты главное не бойся. Ты ничего не почувствуешь, все будет нормально, — он улыбнулся мне. Укол надо ставить в два места: в руку и ногу. Для последнего мне пришлось спустить штаны, а это знаете ли, не так просто. Поэтому доктору пришлось мне помочь, но мне было все равно как-то неловко, отчего я чувствовала, как слегка краснею. Эрик увидел это, поэтому усмехнулся. Он провел ватой по моей ноге, дезинфицируя. А после аккуратно ввел иголку шприца. Но я этого не чувствовала. После он проделал тоже самое с рукой. Я ощутила некую боль, отчего зашипела. — Это нормально, что неприятно. В результате ты будешь чувствовать тоже самое в своей ноге через некоторое время. Он убрал шприц, заклеил пластырем вату на месте укола, помог мне надеть мне спортивные штаны. Доктор отошел к столу, что-то записывая в карточку. — Как думаете, у меня есть шанс снова начать ходить? — я нервно закусила губу, накрывая тело одеялом. — Если бы ты не имела шансов, сейчас бы не находилась здесь. Я уверен, что все пройдет отлично и через год ты уже во всю будешь бегать и прыгать, — он дописал информацию, а после повернулся ко мне. — Тебя сейчас может начать клонить в сон: это нормально. Отдыхай, я вечером приду тебя навестить. Эрик удалился, а я действительно ощутила слабость. К тому же я не спала пол ночи, ведь только вчера вечером узнала, что утром уже буду лежать в больнице. Я удобнее устроилась на подушке и вскоре уснула.***
В течении следующих пяти дней все было одинаково: каждое утро и вечер мне вкалывали препарат, только теперь днем я не спала, а смотрела фильмы, читала, сидела в ноутбуке, который взяла из дома. Ежедневно приходили родители, но всегда по-отдельности, объясняя это занятостью другого. Да, я слышала, что у отца сейчас важные переговоры, а мама оформляла какие-то документы. Я переписывалась с Фэшем. Он рассказывал разные веселые истории. А еще к нему сейчас приехала в гости сестра — Захарра, а потому он много времени проводил с ней, но старался не забывать и про меня. Но когда прошли эти пять дней все пошла совсем по другому… Начался тот процесс, которого я боялась всем сердцем, но и понимала, что нечто подобное неизбежно. Это было обычное утро. Эрик как и всегда сделал мне два укола. Но меня клонило в сон, как и в первый день. Я не стала сопротивляться с сонливостью. Однако, когда я проснулась вечером мне было ужасно плохо: мне было холодно, тело бросало в дрожь, лицо горело, а все тело будто ломало. Мне измерили температуру: 38.9… Ее пытались сбить всю ночь, но ничего не менялось. Мне становилось только хуже: жуткий озноб овладевал моим телом, мозг полностью отключался, а сил не хватало даже поднять стакан воды. Мама приехала часа в три ночи сразу после звонка Мандигора. Ей было страшно, как и мне. Я не понимала, что со мной происходит. Я много спала, но меня все равно клонило в сон. Особо меня пугала боль в нижней части ног: я впервые чувствовала хотя бы что-то… Но боль пронизывала все тело, отчего меня дергало. В таком состоянии я провела уже не менее 3 дней: полностью отключенная от мира, со слабым пониманием, где вообще нахожусь.***
Фэш
Уже почти неделю Огнева не пишет мне, не отвечает на звонки, что меня пугало, ведь она проводит все время в больнице, а значит, у нее много свободного времени. Но что-то идет не так. В первый день я решил, что она сильно устала и спит, поэтому не паниковал, но сейчас мне было страшно за подругу. Сегодня было воскресение — единственный выходной. Мы с Захаррой спали долго, потому завтракали позже родителей. Сегодня мама испекла блины, которые я так любил. Но мне кусок в горло не лез. Я тупо сидел и пил чай. Захарра же во всю поедала свой завтрак. Мама с кем-то разговаривала по телефону с серьезным, даже грустным лицом. Надеюсь, не с Огневой. Спустя некоторое время она зашла на кухню, стараясь занять себя чем-нибудь. Но я видел, как ее руки немного дрожат. Сестра тоже заметила перемены в ней. — Тетя Селена, все в порядке? Вы выглядите напуганной… — как она всегда так на прямую спрашивала о проблемах? Мне надо поучиться у нее. — Я сейчас разговаривала с Лиссой Огневой… У них дочь в больнице, думаю Фэш рассказывал, — Селена замолчала, будто не зная, стоит ли говорить новую для сына информацию. — С ней что-то не так, мама? — женщина села на стул рядом с сыном. — Она уже несколько дней лежит с высокой температурой. Ее тело ломится от боли и Лисса и Нортон сильно напуганы этим, ведь они не ожидали подобного. Для меня эти слова стали как сигналом тревоги. Я должен ее навестить, я должен увидеть Василису. Я встал со стула и быстро поднялся в свою комнату. Быстро сменив домашнюю одежду на джинсы и толстовку, я схватил рюкзак и спустился обратно. — Я поеду к ней, — сказал я, обувая ботинки, когда мама показалась в коридоре. — Я не могу бросить ее, когда ей нужна дружеская поддержка. Я накинул куртку и вышел из дома. Я быстро добрался до остановки и сел на нужный автобус. Через минут 40 я добрался до больницы. Зайдя в здание, я уловил этот мерзкий больничный запах. Подойдя к регистратуре, я спросил, как могу попасть к Василисе Огневой. Меня направили на третий этаж в палату номер 307. Я поблагодарил женщину за информацию. Она дала мне одноразовый медицинский халат и бахилы, которые попросила надеть. Я сдал куртку в гардероб, выполнил просьбу женщины и поднялся на нужный этаж. Я быстро нашел дверь в палату Огневой. Я постучался, а после аккуратно открыл дверь. Там сидела мама Василисы. — Здравствуйте, Лисса! — поприветствовал женщину я. — Здравствуй, Фэш! — она слегка улыбнулась, опуская руку дочери, которую до этого аккуратно держала. Она встала и подошла ко мне обнимая. — Ей правда нужна твоя поддержка, — прошептала мне на ухо женщина, а после покинула палату. Я оглянулся: это была персональная комната Огневой, а значит, ей тут точно одиноко. Я опустил свой взгляд на девочку: ее щеки были красные, скорей всего из-за температуры, волосы были беспорядочно раскинуты на подушке, отчего некоторые пряди сильно спутались, а ресницы слегка дрожали. Я сел на стул, где прежде была Лисса. Я обратил внимание, как сильно вздымается грудь Огневой при каждом вдохе: ей было трудно дышать. В один момент левая рука сильно сжала простынь, правой она схватилась за живот. Брови нахмурились, а голова повернулась влево. Она вся сжалась: ее тело ломило от боли. По ее щекам скатывались две слезинки. Я взял ее руку, аккуратно поглаживая ладонь.