***
Старк всегда умел находить подходящие к обстоятельствам слова. Будь то острота или тонкая, только для ценителей, шутка, заумное высказывание, мудрый совет и даже пафосная речь. Впервые у Тони Старка не было слов. Никаких. Ни цензурных, ни отборных матерных. Он смотрел на Барнса, который ему открыл даже не секрет, нет, гораздо больше, душу, и не мог прийти в себя. Уже само начало их разговора изрядно выбило Тони из колеи, но то, что последовало дальше, поразило настолько, что лишило дара речи. Старк решился залпом осушить бокал, это хоть как-то должно отрезвить, и не важно, что в стакане были добрых сорок градусов выдержанного односолодового виски. Не полегчало. А Барнс, кажется, ещё не закончил. — До войны я не успел влюбиться. Всё искал ту самую, единственную, перебирал, присматривался, в итоге прослыл дамским угодником и бабником. А потом меня отправили на фронт. И там, сам понимаешь, не до любви и романтики. Холодно, голодно, страшно и кругом смерть. Но иногда хотелось ласки и тепла, человеческого, живого. Никаких дамочек в окопе или казарме, разумеется, не было, за редкими исключениями. А были парни, такие же как я, одинокие, истощённые, вымотанные, которые уже и не помнили, зачем вообще мы все здесь находимся, зачем эта война. Мы убивали, выживали, и когда становилось совсем невмоготу, утешали, делились остатками тепла. Это было грязно, больно, быстро, в спешке, темноте и тишине, чтобы никто не увидел, не услышал, и чтобы для себя была отговорка, будто бы это был какой-то сон, не по-настоящему. Это не было любовью. Безысходность, обречённость, в которой хотелось почувствовать хоть на миг, что ты всё ещё живой. Я не любил войну, ненавидел всем сердцем, потому что она украла, забрала всё хорошее, что во мне было, и сделала убийцей. Я был лучшим снайпером дивизии, и счёт моих жертв, наверное, был близок к тысяче. А потом я попал в ад, это было наше первое знакомство. Лучше бы тогда я умер, и Стив никогда меня не находил. Потому что во второй раз у меня не было надежды, и ад не собирался меня так легко отпускать. Я правда хотел умереть, мне было так плохо, я был совсем один. Я терпел до последнего, насколько хватило духа, но всему есть предел. Святой бы не сдался, но праведником я не был никогда. Зимний — это оборотная сторона медали. Я бы хотел сказать, что всё, что было, это сделал он, что он виноват во всех грехах, смертях, что он выполнял приказы, а я невинная белая овечка, да только это будет ложью. Он был и, наверное, остаётся, всегда будет частью меня. Ты не должен был помогать мне, только не после всего, что случилось, но ты спас, починил, ты вернул всего меня, сделал цельным. Одним спасибо за такое никогда не расплатиться. Сожалеть о прошлом бессмысленно, мне его не изменить. Он хотел, чтобы ты был счастлив, улыбался, но сделал всё с точностью наоборот. Зимний Солдат безответно влюбился в человека, которому поломал жизнь сам того не зная. Но он… я сожалею о том, что принёс тебе столько горя, ты этого не заслужил. Всё, что когда-либо чувствовал и пережил он, чувствую и я, и никогда не забуду. Ты вправе ненавидеть и требовать отмщения, и от тебя, Тони, я готов принять любой приговор и наказание. Я пришёл не просить прощения, я просто не имею права просить тебя о чём-то, но я хотел, чтобы ты знал всё, всю правду обо мне, о нём… о нас. Было много информации, откровений, правды такой, какая она есть, без прикрас. Нечасто со Старком ей делились, очень редкий нынче товар, эксклюзивный и стоит просто баснословных… нет, не денег, усилий. Добиться искренности крайне сложно, люди пропитались фальшью, считая её более пригодной для повседневной жизни, да и в отношении с близкими тоже. Удобно, практично, маска лицемера сидит отлично. Даже гениальный мозг Тони Старка перегрелся от наплыва новых знаний, определённо требовался перерыв, анализ и перезагрузка. Барнс ничего не требовал, не выпрашивал, но оставить его рассказ без внимания Тони не мог. Он пытался подобрать то, что выразило бы его позицию, мнение насчёт всего, и это было весьма непросто. Ещё и Пятница бестактно вклинилась, вещая о каком-то срочном сообщении. Старк её слушать был не готов, сбивала с мысли, пришлось включить режим «без звука». — Не будет приговора, Барнс, как и наказания. Это выходит за рамки моей компетенции. Я много времени потратил, разбираясь в себе, пытался и тебя понять. Правда пытался. Выходило по-разному, не всегда успешно. Меня кидало то в состояние Халкбастера — ломать, крушить, то в преподобного — простить и отпустить грехи. Я не обвиняю тебя, уже не обвиняю, в том, что произошло с моей семьёй. И изменить ничего нельзя, тут ты прав, они мертвы, а мы живы. Ты не заслужил того ада, в котором провёл почти семь десятков лет. Никто такого не заслуживает. Странная штука эта судьба… Договорить ему помешала выбитая вместе с частью стены дверь и влетевший в гостиную никто иной как Стивен Роджерс, тут же получивший первое место в конкурсе эффектных, но неуместных появлений. Чем не угодил ему классический способ вежливого визита в гости, ну там позвонить или постучать — пока это оставалось загадкой. Барнс на рефлексах подорвался, тут же заслонил собой вскочившего на ноги Тони. — Твою же мать, кэп! Ты что творишь? — закричал взбешённый Старк, обходя Барнса. — Пятница! — Я пыталась вас предупредить, босс. — Пыталась она! — огрызнулся в ответ Тони и переключился на Роджерса. — Последние мозги потерял? Блядь, я же только ремонт закончил! — Стив, серьёзно, в чём дело? — разделяя негодование хозяина дома, добавил Барнс. Роджерс несколько раз изменился в лице. Уверенность и решительность сошли мгновенно, замешательство, смятение, озадаченность и, кажется, вина пришли им на смену. Адресом что ли ошибся? Или не ожидал застать мирные переговоры? Чего вообще припёрся? — Баки, мне сказали, что ты отправился в башню. Я звонил, и никто не отвечал, и я подумал, что Тони, что вы… — Что я что? — перебив, выплюнул Старк. — Давай, договаривай! Поубиваем друг друга? Ну и кого спасать пришёл, благородный рыцарь? Ответить Капитану, видимо, было не суждено той самой штукой, о которой говорил Тони. Какая-то клейкая субстанция запечатала ему рот, а следом ещё несколько полупрозрачных нитей приклеились к ногам американского достояния, а через мгновение рывок, и не ожидавший подвоха суперсолдат оказался лежащим лицом в пол. Барнс и Старк замерли в ступоре, пытаясь осознать только что произошедшее. Человек Паук, точнее сейчас будет сказать юный Питер Паркер, потому что одет он был, как обычный подросток, висел на потолке головой вниз, а нити паутины, коварно уложившей Роджерса, тянулись к запястьям обеих его рук. — Питер! Немедленно спускайся! — первым опомнился Старк. — Это что за фокусы? — Мистер Старк, — парнишка спрыгнул, ловко приземлившись на ноги, — я подумал, что Капитан вам угрожает, решил действовать на опережение. — Отставить спасательную операцию. Что ты здесь делаешь вообще? И с чего бы кэпу угрожать мне? — Карен сказала, что вы дома, вот я и решил зайти. Вы же разрешили. И ещё она говорила, вы только не сердитесь, мистер Старк, что вы чуть не умерли, после того, как Капитан Америка сломал ваш костюм. Я очень испугался. — Пятница! — взревел Тони. — Что значит, чуть не умер? — о, а это одновременно выкрикнули Барнс и уже поднявшийся Роджерс. Ну всё, достаточно! Это превращается в какой-то дешёвенький ситком. День был длинным, вечер ещё длиннее и насыщеннее на события и эмоции, а Тони Старку не восемнадцать лет. — Так, всем слушать сюда! Ты, ребёнок, идёшь в свою комнату, думать над поведением, — Старк громогласно объявил своё решение. — Но, мистер Старк… — попытался что-то сказать Питер. — Не перебивай, когда я говорю. Вон та дверь, — махнул куда-то влево за своей спиной, — дальше Пятница покажет. Мальчишка беспрекословно поплёлся в указанном направлении, напоследок наградив суперсолдат очень подозрительным и весьма угрожающим взглядом. — Ты, рыжая, разберись с протоколами безопасности своих же подчинённых! И дорогу малышу покажи. — Принято, босс. — Ремонтную бригаду вызови! И в комнате их осталось трое. Суперсолдаты выжидающе смотрели на Тони, которому было явно не до разъяснений не вовремя и не к месту всплывшей детали. — Роджерс, на выход. Барнс, нас грубо прервали, но проследи за своим милым другом, чтобы не натворил по дороге на базу вот таких, — качнув головой в сторону снесённой двери, — капитанских дел. Возражения конечно были, но Старк был непреклонен, выпроводил бравых парней за дверь, ну то есть то, что от неё осталось. И даже броню призывать не пришлось. Тони налил себе ещё виски, крутил стакан в руке, следил, как плещется янтарная жидкость в стекле. Спустя четверть часа закончил залипать на гипнотические отблески и переливы, поставил бокал на столик, так и не пригубив. Нужно было хорошенько всё обдумать, трезво, здраво. Выяснить, что наплела Питеру дочерняя программа Пятницы и поговорить с карапузом, потому что, кажется, тот что-то себе напридумывал, а неверные выводы надо обрубать на корню. Погром и беспорядок, ну это лечится легко. А ещё был Зимний Барнс, который будто новую планету сегодня открыл для Тони Старка.Часть 4
28 июля 2018 г. в 02:37
Гидра хотела создать совершенное оружие и с его помощью завоевать мировое господство, поработить человечество, поставить его на колени. Зимний Солдат стал их карающей несокрушимой десницей, несущей хаос и смерть. Агент, который в совершенстве использует навыки разведки и маскировки, превосходный тактик и стратег, безупречно владеет холодным оружием, непревзойдённый шпион, меткий стрелок. В добавок ко всему не стареет, не болеет, не задаёт лишних вопросов, не знает усталости, имеет запредельный болевой порог, быстрый, ловкий и силён, как Геркулес. Полностью подконтрольный сверхчеловек, идеальный солдат и машина для убийств. Они хотели получить бездушную марионетку, которая не имеет своих чувств, мнения, мыслей и воспоминаний. Но в этом они крупно облажались.
Солдат был скован цепями строгих регламентов, уставов и директив, его сдерживали вбитые в сознание рамки, но и они не всегда могли обуздать его масштабный потенциал. Временами оковы жалобно скрипели и поддавались, позволяя вдохнуть чуть больше кислорода, развести руки в стороны, размяться. Главным было — беспрекословно подчиняться чётким, выверенным до последнего слова приказам. Он Солдат, а солдаты должны следовать приказам, это логично и вписывается в концепцию его представления о мире. Но те, кто отдавал эти приказы, были всего лишь людьми, временами жалкими и жестокими, трусливыми и глупыми, алчными и слишком самонадеянными, и никогда совершенными. И они ошибались, а Зимний никогда не спускал им этих просчётов.
Это как укротитель и лев на манеже. Маленький человек ходит вокруг опасного хищника, грозя ему кожаным кнутом, сверху на прочном тросе спускают горящее золотым огнём кольцо. Лев смотрит на этого убогого и размышляет.
Голову ему откусить, что ли? А может, разорвать на части? Но после представления кормят тушками каких-то птиц… Чего ты хочешь, человек? Знай, прыгнуть мне не сложно, я делал это много раз. Ты думаешь, что подчинил меня и сделал ласковым котёнком, послушной зверушкой? Глупец! Наивная букашка! Ох, хлыстом по лапе… это больно. Я прыгну, смотри и наслаждайся. Но дальше будет смертельный номер, где ты засунешь голову мне в пасть. Я заслужил твоё доверие, покладисто разжимая челюсти всякий раз. Сегодня же будет совсем другое представление, где царь зверей покажет жалкому созданию, кто здесь хозяин, а кто добыча. Да, поужинаю сегодня раньше, приелась что-то мне та дичь. Человек, ты был жесток, но я терпел. Ты доигрался, забыв, что я не просто большая кошка. Я хищник, гроза саванны, её вождь и король в животном царстве. Давай же, подойди поближе. Да ты боишься! Чую, от тебя несёт душным запашком. Шшш, успокойся, всё будет быстро.
Барабанная дробь, и вместо оваций зал взорвался криком.
Что всё-таки сдерживает хищника от смертоносного броска на дрессировщика? Ведь он в разы превосходит своего мучителя по силе. Ответ прост, хоть и весьма ужасен. Боль. Условный рефлекс, выработанный, навязанный ему через волю. Делай, как сказано, иначе последует наказание. Разумное существо будет избегать, так сказать, неприятных ощущений. Какова же должна быть по силе эта боль, чтобы заставить подчиниться такого, как Зимний Солдат? Нечеловеческая, чудовищная, острая. Он был рождён ею, привык и научился жить с ней. Зимний не любил боль, но через какое-то время она воспринималась как часть периодического ритуала, за которым следовал покой. Но временами он срывался, как и тот лев, прекрасно зная, что будет после. Солдат ликовал в душе, ломая шею тому, кто его дразнил. Ему не нравились те люди, что окружали его, но необъяснимое «так надо» в голове заставляло покрепче стиснуть зубы, когда его вели на обнуление, терпеть разряды тока, выжигающие мозг.
Мощное смертоносное оружие всегда берегут, ухаживают, ценят и опасаются, ведь оно может нечаянно выстрелить. Страх. Солдат видел его в каждом, кому волей рока довелось оказаться рядом с ним. Будь то трясущиеся, как осиновый лист врачи, или замкнутые техники, или прожжённые командиры, за плечами которых был не один десяток чьих-то забранных жизней. Все, все они источали позорный страх перед Зимним Солдатом. Сам же Зимний не испытывал подобного. Никогда и ни перед кем. Бояться — быть слабым, а значит, уязвимым. Недопустимо. Почему он не должен был бояться, Зимний Солдат не знал, но был уверен, что обещал кому-то, что себя сломить он не позволит и защитит того, кто оказался недостаточно силён, потому что тот кто-то был ему дорог, как брат, как друг, как часть себя.
Оружие изначально создавалось человеком для того, чтобы защищать, оберегать, но в итоге по большей части лишь губит чужие жизни. В руках людей ножи, гранаты, пистолеты, шокеры превращаются в инструмент пыток, мучений и страданий. Оно дарует превосходство, контроль и подчинение, позволяет упиваться своей властью, стать доминантом и заявить: я есть сила, а значит, истина; я есть закон, и я устанавливаю порядок; подчинись или умрёшь. Зимний Солдат был милосердным. Возможно, прозвучало дико, ведь разве такой, как он, может сострадать? Ведь он же бездушная машина, которая исполняет чей-то приказ, не разбираясь в причинах и мотивах. А вдруг цель это чей-то отец или сын, врач или учёный, хороший, добрый человек, который пытается сделать этот мир лучше, избавить его от свихнувшихся психов? И всё же повторюсь, он был милосердным. Солдат никогда не заставлял своих жертв страдать. Точно, чётко, чисто, быстро. Он никогда не наслаждался агонией своей цели, не мучил, не истязал. Причиной смерти не всегда была пуля, в зависимости от обстоятельств и полученного приказа, Зимний Солдат разрабатывал наиболее оптимальный способ, которым выполнит задание. Несчастный случай, крайне редко яд, но опять же, всё происходило быстро. Когда же целью был не человек, или приходилось работать с группой, он не стремился убивать, но инстинкт самосохранения и выживания преобладал.
Он нестабилен. Солдат слышал эту фразу много-много раз. Как же он её ненавидел! Но он молчал. Ведь в эти моменты он мог увидеть то, что так тщательно и надёжно оберегал. Мимолётные, скользящие, нечёткие образы. Он спрятал их так глубоко, что, казалось бы, забыл. Картинки из прошлого того другого, весёлого, улыбчивого, молодого, которого он поклялся защищать. Ещё была потрёпанная временем дверь, а за ней маленькая бедная квартирка и какой-то размытый светлый мальчишка, но взгляд Солдат видел чётко: уверенный и чистый, как ясное голубое небо в погожий день. Зимний спрашивал себя, кто он? А потом всё по новой: процедура, холод, сон, приказ, цель.
Обнуления проводились специально для того, чтобы не позволить мозгу суперсолдата обрести целостность. Его сознание должно быть, что чистый лист бумаги, который они заполнят нужными Гидре речами, лозунгами и приказами. И это на время помогало, прикрывало потаённую дверь, и те картинки и видения отступали. Но памяти Зимнего его эта процедура не лишала. Он помнил каждое своё задание, какой тогда был день недели, вплоть до точного времени. Солдат чётко мог представить облик цели, во что она была одета, а также мелкие детали, например, цвет стен в помещении, из чего была обивка на диване, записка, брошенная на столе, настенные часы с кукушкой, какая музыка играла по радио в автомобиле, цвет глаз водителя, лицо, изображённое на карточке, что выпала случайно из кармана пиджака…
Солнце. Порой оно светит ярко, но не греет, издевается, обманчиво лаская, а следом ослепляет; а иногда обжигает, сдирая кожу. Коварный золотой кружок! Люди ценят то, что дарует ядро галактики, уже в открытую не поклоняются, но радуются, словно дети, когда сквозь грозовые тучи скользит его косой жёлтый луч. Звезда из космоса никакого восторга у Солдата не вызывала, он воспринимал её, как источник естественного освещения, временами, как помеху и один из факторов, который мог повлиять на исполнение плана, иногда она служила ориентиром. Всё, ни больше ни меньше. Но после декабрьского задания на закате тысячелетия, Зимний однозначно был уверен, что люди ошибались, называя так небесный кругляшок. Потому что та картинка, фотография, точнее юноша на ней, вот кого можно было смело назвать солнцем. Солдату бы хватило и секунды, чтобы отметить мимолётное движение незначительной детали, упавшей наземь, но он смотрел на неё целых три. Тот парень, он улыбался, открыто, искренне, и словно свет исходил откуда-то из глубины его души. Его красивое лицо светилось, притягивало, удерживало взгляд. Кому он даровал свою улыбку? А глаза, его глаза сияли, такие тёплые, добрые, восхищённые. На кого он так смотрел, что нужно сделать, чтобы заслужить такого взгляда? И будь у Солдата чуть больше времени, он обязательно бы нашёл ответы, потому что захотел ощутить всё это на себе. И если бы было допустимо, забрал ту фотографию, но должен был взять только кейс.
На Зимнего смотрели совсем по-другому. Нервные, скользящие украдкой, опасливые взгляды, или изучающие, безумные, от которых становилось мерзко, некомфортно. И в следующий раз, когда его вновь заперли в криокамере, Зимний Солдат даже не почувствовал холода, потому что его грел образ того удивительного человека, который стал для Солдата персональным солнцем, занял место в центре его вселенной.
Зимний спал долго, почти десяток лет, и он понимал, что за это время в мире всё сильно изменилось, и тот парень уже стал мужчиной, повзрослел, скорее всего женился, завёл семью, детей и каждый день радовал их своей улыбкой и заботой. И он разозлился, когда пришёл к такому выводу. Потому что не он, а кто-то другой заслужил тот тёплый взгляд.
Желаний у Солдата было не много, но это… он хотел, жаждал, желал его. Он был уверен, что тот человек совсем другой, уникальный, особенный, отличается от тех людей, с которыми когда-либо встречался Зимний Солдат. И такому бы он служил добровольно, защищал бы, сделал всё, чтобы тот огонёк, точнее яркая звезда, никогда не погас.
Солдат любил свои ножи и снайперскую винтовку, полностью отдаваться тренировкам и ощущение напряжённости мышц после, а ещё стейки с кровью. Он любил проводить свободное время на базе в компании служебных выдрессированных собак, возможно, из-за их схожести, ведь Зимний тоже был вынужден торчать в этой клетке, потому что была дана команда «место»; или из-за того, что они его не боялись, смотрели преданно, прыгали, радуясь гостю, просили ласки, подставляя шерстяное брюшко или тыкаясь холодным влажным носом в живую ладонь. И теперь хладнокровный киллер обзавёлся ещё одним люблю, только совсем иного толка. Он полюбил человека, которого совсем не знал, ни разу не видел, но очень бы хотел. Солдат мечтал и грезил, что обязательно его найдёт и со временем заслужит и его добрую улыбку, и его согревающий взгляд, и его сердце. Он мало знал о чувствах и прочих розовых соплях, знал, что это по уставу не положено агенту, да только никаким приказам не заткнуть то, что заложено природой или Богом, кому какое объяснение ближе. И у Зимнего где-то должна быть половинка, которая уравновесит, дополнит, сделает целым, правильным.
Зимний был верным, но не идеям Гидры, и даже не себе. Он был верен тому, кто доверился ему в конце сороковых в застенках гидровской лаборатории на холодном металлическом столе. Именно поэтому Солдат смог отступить, когда Баки умолял его остановиться, кричал, взывал вспомнить, что перед ним друг, не цель, не задание, что эта миссия не должна быть выполнена, пусть она будет единственным поражением, но в то же время, единственным светлым пятном в карьере призрачного убийцы. Он послушался и спас того, за кого просил Баки, несмотря на явный диссонанс и нестыковку с полученным приказом. Его голова разрывалась на части от шума, мелькающих картинок и нестерпимой боли. Устал, как же он устал, словно и не был суперсолдатом никогда. Но его дело сделано, сержант Барнс дальше справится сам. Зимний Солдат ушёл через какое-то время, оставив необходимые навыки и информацию, прихватил с собой ту боль, которую когда-то молил его забрать Баки, и плотно закрыл за собой дверь. Солдат был рад, что не позволил Гидре добраться до него, свою главную миссию он завершил успешно, жаль только, что не успел увидеть своё солнце лично. Да, видимо, Зимний всё-таки не заслужил счастья, это расплата за грехи.
Вырвали из забвения его бесцеремонно, грубо, жёстко и задали один единственный вопрос. Сопротивляться приказу Солдат не мог. Он рассказал всё о рапорте по засекреченной миссии, которую помнил, пожалуй, лучше всех предыдущих и последующих. Очкарик замешкался со следующим распоряжением, но Зимний не собирался дать тому и шанса его произнести. Приложил он докторишку не сильно, но этого было достаточно, чтобы путь был чист. Хотя на психолога тот был похож, как Солдат на единорога. База явно не принадлежала Гидре, скорее всего правительственный объект, вопрос только в том, какой страны. Нужно было уходить, найти безопасное место и определиться с дальнейшим планом. Находившиеся в здании люди были иного мнения, пришлось пробиваться с боем. Допустимо. Опять тот крепыш блондин, которого нельзя трогать, но перед этим всплыла мысль про незавершённое задание, и качок в кожаной куртке уже летел вниз по шахте лифта. На Зимнего кидались со всех сторон, пытались его остановить. Отряд бойцов, расфуфыренный пижон в костюмчике и странным приспособлением в металлической перчатке, отчаянные дамочки, сильный темнокожий парень с каким-то золотым клыком на шее. Неплохая попытка, но разве это остановит совершенного солдата, у которого есть цель. И когда цель была уже близка, опять появился назойливый блондинистый здоровяк. Пришлось припугнуть его падающей вертушкой, но тот всё не сдавался, а потом падение, удар, вода и тьма.
Следующее пробуждение было мягче, но приятных ощущений всё равно не принесло. Быстро осмотревшись по сторонам, Солдат оценил обстановку. Что-то было не так, инстинкты вопили об опасности, велели срочно уходить. Человек в белом халате показался смутно знакомым, сознание ещё находилось в какой-то дымке, поэтому точного имени он сейчас вспомнить не мог. Зимний доверял своему чутью, поэтому незамедлительно приступил к выполнению его призыва. Драться ему было не впервой, раскидал он бойцов достаточно быстро. Капитан Америка вновь встал у него на пути, пришлось подвинуть. Пока двигал, тот на русском всё взывал к каким-то бакам. Зимний особо не стал вникать, мало ли, вдруг это какой-то код, и просто вырубил его. Выбравшись наружу, легко растворился в толпе, благо одет был неприметно.
Солдат пытался сопоставить факты и детали, понять что произошло. Он на задании? Нет, точно нет. Последний приказ он выполнил, рассказал то, о чём его просили, а потом… потом какой-то вакуум. Плохо, надо укрыться, где тихо, суматоха не даёт сосредоточиться. Зимний не привык к такому хаосу в голове, после обнуления была пустота, а затем нужная информация выстраивалась по полочкам. Сейчас всё иначе. Что с ним сделали? Это очередной гидровский эксперимент?
В качестве средства передвижения Зимний выбрал такси, коих в Нью-Йорке было очень много, жёлтая машина внимания к себе не привлечёт. Одолжив у рассеянного водителя, который собирался перекусить в какой-то кафешке, ключи, Солдат вырвал из авто блок телематики, чтобы не отследили, вырулил на дорогу и влился в движущийся поток. Через пару часов он выбрался из города. Километров через пятьдесят закончился бензин. Пришлось бросить машину. Неизвестно, где ближайшая заправка, да и денег у него при себе не было, хотя это последнее, что могло помешать ему раздобыть бензин. Светиться лишний раз не нужно, опасно, Солдата скорее всего ищут, возможно, в СМИ размещены данные о нём, так что, автостоп, разбой тоже отпадали, дальше пешком. Вдоль трассы идти слишком приметно, поэтому он сошёл с дороги, скрылся в редком леске. И вскоре этот путь привёл его к заброшенной промзоне. Зимнему становилось хуже. Вспышки боли, которые до этого удавалось игнорировать, сейчас были до зубного скрежета настойчивы. Секундные провалы куда-то, крики, снег, голоса. Чёрт, он должен держаться, не сдаваться, сопротивляться, только бы не сломаться, нельзя, нельзя, нельзя… ведь он кому-то обещал.
Тяжёлые приближающиеся шаги заставили собраться. За ним пришли. Впервые Зимний не был готов к бою, потому что с ним что-то было не так, но он должен дать отпор любой ценой. Призвав на помощь все свои умения и таланты, он принял боевую стойку и встретился лицом к лицу с каким-то роботом из металла. Он смотрел на Солдата, но не нападал, и Зимний отвечал тем же. Оказалось, что это костюм, и в нём находился человек. Мужчина резких движений не делал, сказал, что с миром и спросил, как дела у какого-то Барнса. В голове Солдата вновь промелькнула вспышка, а человек всё что-то говорил и говорил.
И тут Солдат понял, хотя поверить никак не мог. Не может быть, это просто невероятно! Это же он! Он! Зимний Солдат узнал в этом привлекательном шатене своё солнце. Он назвал имя. Тони. Такое красивое, плавное, мягкое. И голос дивный, завораживает, обволакивает каждым звуком и успокаивает, такой глубокий, чистый, и не отдаёт приказы. Тони был старше, изменился, но дело даже не в чертах лица, которых коснулось время.
Кто посмел стереть твою настоящую улыбку? Кто украл искорку из глаз? Кто тебя так обидел, что ты заточил себя в броню?
Мысль о том, что Гидра сделала всё это с ним, сразу же сформировалась в озвученный вопрос. Но нет, Тони не из Гидры. И Солдат тоже сделал ему больно, потому что не узнал, не сопоставил образ, не анализировал, тогда было важным лишь уйти, вывести из-под удара… Баки. Но, кажется, сокрушать ему долго не придётся.
Как же больно! Он падал, летел куда-то вниз сквозь водоворот мельтешащих и голосящих кадров, отрезков чьей-то жизни. Чья она была? Не его, точно нет, он бы запомнил. Эти фрагменты были чужими, незнакомыми, цветными. Они очень быстро менялись, не позволяли детально рассмотреть, а потом осталось лишь два цвета: белый снег и тёмная багровая кровь. Солдат неисправен, он вышел из строя, сломался.
Голос Тони прозвучал ближе, и его словам Зимний поверил. Что бы дальше ни случилось, он знал, что ему не помогут.
Почини меня, Тони.
Происходило что-то непоправимое, образы всё прибывали и прибывали. Запутанные, искажённые, пугающие, кричащие, мёртвые. Солдат чувствовал чей-то страх, смешанный с отчаянием и горем. Безысходность, а смерть всё не приходит. Почему он просто не может умереть? Пусть… пусть всё это закончится, нет больше сил терпеть издевательства и пытки. Те люди, они смотрят на него и улыбаются. Им весело, смешно? Уроды, монстры! Невыносимо. За что они так с ним?
Никто не услышит, знаю, но молю, пожалуйста, не отдавай меня им. Забери… пожалуйста, забери её… боль.
Но Зимний услышал.
Сейчас Баки не кричал. Он стоял за спиной Солдата, как и тогда, когда Зимний впервые вышел вперёд, оттеснив его за барьер, закрыв собой, чтобы защитить. Преграда пала. Опасности больше нет? Всё сливалось, два разделённых мира сошлись в один. Время пришло, кому-то нужно уходить, две головы у одного тела быть не может. Зимний Солдат понимал, что ему не рады. Нет, не обидно, но немного жаль, он делал всё, что мог. Солдат очень хотел остаться, ведь там, совсем рядом, Тони, который сам нашёл его. Пожалуй, такое бывает только в сказках. Он так много хотел узнать, спросить, сказать, но не мог, не успел. Роковое стечение обстоятельств, Солдат просил спасти сержанта Барнса, зная, что для него самого это будет конец. А самый дорогой для Зимнего Солдата человек никогда не узнает, что тот его любил. Недосказанность убивает, но не в этом суть, Баки он спас, а прийти вовремя к Тони не сумел.
Последняя мысль Зимнего прозвучала тихо, будто бы кто-то чужой мог её услышать.
Прости, что всё так получилось. Я сделал этот выбор, чтобы защитить тебя. Я не смогу забрать их, теперь все воспоминания твои. И за это… за это тоже прости. Береги его, он самое дорогое, что у меня есть.