***
Всё ли с ним было нормально? Ёбаный свет! Конечно, нет. Это не страх, не паника, это дикий кошмар и вопящий ужас, который одномоментно навалились на него. Баки было невыносимо тяжело, хоть иди головой об стену бейся, да только не поможет это ни на миг. После падения хэликэрриеров и полученной свободы он тоже что-то помнил, не всё, но с лихвой хватило, чтобы лишиться сна. Благодаря модифицированному телу его порог выносливости был очень высок, при этом он всё же оставался человеком, а человекам, как известно, нужен покой и отдых. Стоило закрыть глаза и приходил монстр, демонстрировал свои достижения на службе у великой Гидры. Баки бежал, как можно дальше, пытался спрятаться в самой глухой глуши, чтобы его не смогли найти, чтобы вновь не забрали, потому что это никогда не должно повториться. Нет… нет… нет! Своё имя он узнал, и то, кем был до того, как стал чудовищем. Вспомнил Стиви — светловолосого доброго мальчишку, который был отважней и храбрее всех на свете. Они были друзьями почти что с самого детства. Баки оберегал его, вытаскивал из передряг и мусорных баков, потому что тот, будучи болезненно хрупким, но бесстрашным, всегда умудрялся встрять в драку, защищая чью-то поруганную честь. Свой уход на фронт Барнс тоже помнил. Огонь, свист пуль и рёв бомбовых снарядов, тяжёлые рычащие танки, сырые окопы, свою лёжку в лесу под хвойными ветками и точный выстрел между глаз фашиста. Первая жизнь, забранная им лично. Это война, и убивать врага логично. Но не было радости и дикого восторга, издёвки из разряда: «Заслужил, теперь гори в аду, нацистская морда!». Он не такой! Не такой! Он. Весёлый, задорный парень из Бруклина, временами полный раздолбай, а ещё работяга, трудяга, преданный друг и похититель дамских сердец. И он не убийца! Хотя кого теперь обманывать, у сержанта Барнса на руках уже была кровь. Как же от этого хотелось убежать! Туда, за океан, домой, в Нью-Йорк, в старую маленькую квартирку, в которой сейчас, сидя в дряхлом кресле, рисует яркими красками единственный оставшийся родной человек, а рядом на трехногой табуретке дымящаяся чашка с травяным чаем, и ноги парнишки укутаны в потрёпанный клетчатый плед. Хорошо, что в призывной комиссии умные люди, малышу Стиви определённо здесь не место, ему нельзя в эту сырость и грязь, он простудится, заболеет, будет кашлять и чихать. А здесь нет лекарств и тёплого пледа, здесь вообще с провизией и удобствами тяжело. И Баки было спокойно, что его друг далеко и никогда не увидит поле боя. От войны не убежать, она догоняет, пресекая любое сопротивление, заставляет убивать, выживать, эмоции выжигает, остаётся только раз за разом курок спускать. И с каждым выстрелом в нём что-то внутри замерзает, покрывается коркой колючего льда. Этот холод… он до костей пробирает, но руки уже не дрожат. Спустя короткое время он стал лучшим снайпером 107-го полка. Видимо, за эти заслуги судьбой был отправлен прямиком в ад, и он оказался совсем не таким, каким его представляют в литературе. Хотя Данте был прав, когда говорил, что бояться тьмы не нужно, пусть и на вид она кажется тебе страшной. Яркий белый свет — вот что предвещает адские муки. Вначале их было пятеро, но вскоре он остался один. Ему кололи какую-то жижу, которая кислотой обжигала вены, артерии, сосуды, капилляры. Она отравляла кровь, стремилась к сердцу, чтобы завладеть им, поглотить, изменить. Его били, резали, топили, прижигали, пускали ток по телу. Он пытался сдерживать рвущийся наружу крик, да только агония была сильнее, а с воплями становилось чуточку легче терпеть. Эти пытки длились, казалось бы, вечно, повторялись изо дня в день. В перерывах, стараясь отвлечься и не забыть, он назло им повторял звание и свой личный номер… Чудеса временами всё-таки случаются. За ним пришёл Стив. Он спас друга из вражеского плена. Тут волей-неволей поверишь в Бога, потому что во плоти бы так выглядел архангел или серафим, снизошедший с небес до смертных. Большой, мощный, несокрушимый. Тело сравнялось с силой духа. Баки даже не сразу его узнал, но глаза были всё те же: чистые, ясные, добрые. За такого Стива можно было не волноваться и не переживать, тот ломал танковские пушки, как спички. Малышу из Бруклина больше не нужна была защита. Они сражались вместе, плечом к плечу, прикрывая друг друга, успешно разбивали гидровские базы и заводы. Ревущая команда не знала поражений. А потом был поезд, падение, снег, белый шум и Зимний Солдат, который ждёт приказаний. Всё это было лишь верхушкой айсберга, малой долей от всей громады, скрывающейся глубоко под водой. Зимний безупречно исполнял свой первый полученный приказ, который для самого Баки был молитвой. И когда Солдат ушёл насовсем, навсегда, все пробелы заполнились, шум исчез, закрытые двери разом открылись. Принять себя таким было невозможно. Как он мог призвать эту тварь? Почему не устоял, сдался? Нельзя, нельзя было демона выпускать на волю, а ведь он начал просыпаться ещё в тот момент, когда впервые руки сержанта были омыты кровью. С каждой пулей, метко поразившей цель, Солдат становился сильнее, питаясь страхами и болью. Мороз и холод были его стихией. В голове Баки очень тесно переплелись две абсолютно разных истории, две жизни диаметрально противоположные, которые, по сути, принадлежали одному человеку. Оправданий себе он не искал, в этом не было смысла. А кого обвинять? Своё собственное подсознание? Нормальный человек не сможет такое принять… А разве я нормальный? И если бы эти воспоминания были немыми чёрно-белыми, как старое довоенное кино, наверное, можно было бы смириться, отбросить, но все они были живыми, говорящими, пропитанные отголосками чувств и эмоций своих, чужих, его. Стоило отпустить контроль, на секунду отрешиться от реальности, и всё, мозг будто включал автопилот, направлял его туда, где сам Баки ещё не был. Он снова убивал, был незримой тенью, выполнял приказ, а потом замерзал. Когда они укрылись в Ваканде, он видел крио единственным правильным выходом, но Стив не позволил. И Баки не стал возражать. Друг многим пожертвовал, чтобы его вытащить, и это меньшее, что он мог сделать в ответ — остаться. Для Капитана не имела значения загубленная репутация, опала правительств всего мира, в этом Баки был уверен. Но что-то не давало Стиву покоя, хотя он старался и вида не подавать, улыбался, но как-то иначе. Они много времени проводили вместе, вспоминали, говорили. Тоска во взгляде и вечное ожидание звонка на телефон, с которым Стив ни на секунду не расставался, говорили сами за себя. Ему была нужна поддержка, и скорее всего, не от Баки. Переломанный почти столетний Барнс не мог оставить его одного с этими переживаниями, не снова. Такого широкого жеста от надменного Старка он не ожидал. Тот протягивал пальмовую ветвь мира им обоим, всем, кто пошёл за Капитаном Америка в этот бой. Баки весьма скептически отнёсся к выходке миллиардера, он хорошо помнил их сражение на базе Гидры. Барнс видел одержимость возмездием, ярость, безумный гнев и боль, которые переполняли Железного Человека в тот момент. И Баки понимал, что миром такое не закончится никогда. Понимал, что на то есть причины и претензии в его адрес обоснованы, и сам бы, наверное, с цепи сорвался, если бы узрел того, кто отнял жизнь у родителей. И сам Баки ведь и не нападал, лишь защищался. В конечном итоге они вместе со Стивом справились с невменяемым Железным Человеком, ушли без оглядки, сил не было и было как-то паршиво. А после весточки от Старка Стив сразу приободрился, в нём затеплилась… надежда? Он хотел вернуться, а Баки… Баки последует за ним, как и раньше, куда угодно, хоть в акулью пасть, хоть к чёрту на рога. А эгоцентрик Старк изменился. Барнс видел его мельком на базе в день их прилёта и пресс-конференции, которая была устроена по случаю воссоединения команды супергероев. Он был в шикарном дорогом костюме, блистал своей улыбкой, толкал пафосные речи, шутил, но вот глаза… глаза надёжно прятал и напряжён был, что струна. Ему всё это не по нраву, насильно переступил через себя? Зачем? Где жажда мести и праведного гнева? Почему не стремится убивать? Ведь ты же мститель! Давай, скажи какую-нибудь гадость, прояви себя, начни обвинять, угрожать, взорвись, как ядерная бомба, только чтобы чувство вражды и неприязни не перерастало в этот наигранный нейтралитет и напускное спокойствие. Неужели никто этого не видит? Влиться в новый ритм было сложно. Но Стив был рядом, помогал, оберегал, как курица наседка, отгоняя всех от своего цыплёнка. Рука, восстановленная Старком, вернула уверенность и ощущения целостности. Ежедневная работа с психологами, дознавателями даже суперсолдата выматывала, оставляла без сил. Они хотели узнать то, что он не помнил, а Барнс ничего не мог с этим поделать, словно был какой-то непробиваемый барьер. Когда команда экспертов заключила, что созданная Тони Старком методика безопасна, и более того, должна сработать, Баки начал сомневаться. А может, не стоит ворошить прошлое, пусть будет так, как есть сейчас. Он многое вспомнил, возможно, этого достаточно? Ведь Солдат был худшим его кошмаром, безжалостным монстром, который украл его жизнь. Но всё-таки он согласился на процедуру, позволил вновь себя изучать, чувство тревоги смягчал Стив, который был рядом. В лаборатории Старка всё бесповоротно изменилось. Неверие, непонимание, сомнения, испуг, глубокий шок. Не было его и Солдата, на ногах твёрдо стояло неразделённое «Я». Зимний говорил с ним, прощаясь. Кого он просил беречь? Всё было далеко ненормально. Обеспокоенный и взволнованный Старк… нет, Тони стоял перед ним, растирая шею после грубого захвата, и ответ на вопрос нашёлся сразу. Барнс почувствовал, увидел самые сокровенные мысли и мечты Солдата, посвящённые единственному человеку, хотя теперь-то все они принадлежат ему. Они все его, не чужие. Он бы хотел поддаться порыву, воплотить одно из желаний, обнять крепко, благодарить, да только Тони не подпустит, не оценит, не поймёт. Но вместо этого Баки сказал, что с ним всё нормально, и что он помнит всё. Его оправдали, реабилитировали, освободили из-под надзора, сделали героем войны, медальку даже вручили. Теперь-то всё хорошо? Увы, нет. Кошмары приходили ночами, Барнс просыпался в холодном липком поту. Худшим был тот, в котором на базе в Сибири он убивал Старка, голыми руками сдирал броню, а затем вырывал сердце из его груди. Он ничего не рассказывал Стиву. Да и как о таком говорить? Самому осознать ещё времени не хватило. Поэтому Баки продолжал копаться в себе, искал ответы, какую-то подсказку или ключ к разгадке. Выводы напрашивались неутешительные. Зимний и Барнс — единое целое. Обстоятельства требовали принятия решения, кто-то из них был должен рискнуть, тогда Солдат оказался сильнее, подавил, спрятал и направился защищать, в общем пошёл делать то, что умел, и так, как умел. А спустя несколько десятилетий влюбился в глаза и улыбку на фотокарточке, убивая при этом семейную пару в сумерках ночи на тихом пустом шоссе. Тони его никогда не простит. К Старку тянуло гораздо сильнее, чем магнит приманивает металл. Барнс изучал его, прочёл и просмотрел всё, что смог найти во всемирной паутине, архивах развалившегося Щ.И.Т.а. И что-то не сходилось. Тони превосходный актёр, публика принимает его образ за истину. Но это же маска, да? Не будет такой человек собой рисковать, спасая целый город — так точно не поступает эгоист. Конченный мудак не будет помогать своему врагу, добьёт не заморачиваясь, хладнокровно, и даже глазом не моргнёт. Баки знал, что так повлияло на Старка. Смерть родителей — это было только началом, точкой нового отсчёта, которая задала иное направление вектору. С этого момента Тони Старк искренне не улыбался, выдерживал созданный им самим образ, который помогал пережить боль. Каждый последующий удар судьбы заставлял его укреплять броню. Сибирь сделала его почти совершенным Железным Человеком. И только ли причина в Зимнем Солдате, может быть, было что-то ещё? Где-то через месяц, Баки собрался с духом. Себя изводить и дальше было просто невозможно. Сидя на месте, он ничего не добьётся. Поэтому Барнс пришёл к Старку. Его не выгнали, в окно не выбросили, пригласили в гостиную и предложили выпить. Откровенно было неловко. Господи, какой ужас! Баки не знал с чего лучше начать, поэтому сказал то самое, что крутилось в голове всё это время. Тони подавился, закашлялся, и, кажется, даже заплакал. Да только сказанные вслух слова не растрогали, а оказались просто неожиданностью, и слезам виною был всего лишь виски. Старк слушал всё терпеливо, замер в кресле и даже не двигался, а после залпом осушил свой бокал. И, к величайшему удивлению и облегчению, Тони его не обвинял! А потом так не вовремя появился Стив, испортив тем самым момент истины. Это не точно, но мог же Баки надеяться, что они со Старком могли наладить общение и стать хотя бы приятелями? Конечно, мог. Очень тихо и тайно, неуверенно, но он допускал эту мысль в свою голову. Он забыл, что значит «хотеть», «мечтать», «выбирать», ему очень долго запрещалось иметь что-то своё, только его, личное. И чувства тоже были в новинку, а их оказалось так много, они казались непостижимыми и невозможными, но они были. Поэтому отказать себе в робкой надежде Баки не хотел. Капитан зашёл громко, вывел хозяина дома из себя, и разозлил своего друга. Спустя несколько минут на потолке появился какой-то странно-знакомый пацан, а Роджерс прилёг отдохнуть. События развивались так стремительно и ошеломительно, а потом… Господи! То, что Тони чуть из-за них со Стивом не погиб, ударило очень мощно и резко. Вот! Вот почему было тогда паршиво! Нельзя, нельзя было не оборачиваясь уходить, это была ошибка. В этот раз Железный Человек выгнал их и даже без брони, но Баки ушёл спокойным. Фраза, оброненная Тони, намекала на неоконченный диалог, значит, они ещё продолжат. Когда они со Стивом спускались в лифте, друга хотелось, откровенно, взять за грудки и хорошенько встряхнуть. Баки же не маленький мальчик, чтобы носиться за ним и оберегать, скорее наоборот, это он опасен. Но вместо встряски, он попытался ещё раз прояснить ситуацию. — Стив, иногда я тебя совсем не понимаю. Просто скажи мне, зачем? — Я волновался за тебя, за Тони. Ты же видел его тогда, всё могло повториться. — Не повторилось бы. Я бы не стал с ним драться. — Баки, ты не знаешь Старка, это его бы не остановило. — Ты понимаешь, что мы говорим о том, чего не случилось? Не делай так больше, я позову, если мне будет нужна помощь, поверь. — Зачем ты вообще к нему приходил? — Хотел ещё раз сказать спасибо. Вернувшись на базу, каждый разошёлся по своим комнатам. Совершенно никакого настроения для дружеских посиделок. Да, Баки Стиву соврал, говорить правду не было смысла. Он сам толком не знал, во что это может вылиться. И не то, чтобы он хотел что-то скрывать, но это было настолько личным, хотелось уберечь от чужих глаз, в том числе и от лучшего друга. Утром Баки обнаружил Стива в общей гостиной, спящим на диване, а на полу валялся альбом и несколько карандашей. По всей видимости, тот рисовал прошлой ночью. Кошмары наведываются регулярно и к нему. Баки хотел пройти мимо, не мешать, но что-то подтолкнуло его к тетради в кожаном переплёте. Он бесшумно подошёл, поднял альбом, начал листать, и на каждой странице запечатлён Тони. Стив всегда любил рисовать людей, раньше его тетрадки пестрели портретами случайных прохожих. Он никогда не повторялся, бывало, конечно, что и самого Баки просил позировать для отработки навыка, но это… это одержимость, фанатизм, влюблённость? Похоже, что тайны своего сердца хочет оберегать не только Баки.Часть 5
2 августа 2018 г. в 21:11
Изменившийся интерьер, новая мебель и другой цвет стен всё равно не избавляли от воспоминаний, да и не в этом была цель преобразований. Обновление. Башня Старка — это ещё одно детище, созданное Тони, большой дом для большой семьи. Мстители стали таковой, и он радушно открыл для них двери, подпустил настолько близко, что и усилий особо прилагать не надо, чтобы дотянуться и ударить побольнее.
Как там говорится? В семье не без урода? Да, точно, очень верное высказывание. В каждой ячейке общества есть такая белая ворона. И этой самой вороной в команде был Старк. Его редко кто слушал, не воспринимали всерьёз, потому что видели шута и балагура, который любой бой называл вечеринкой, всё время ёрничал, отпускал свои колкие комментарии и мог вывести из себя любого, особо не напрягаясь. Как взятый из приюта бунтарь-подросток, который щетинится, недоверчиво посматривает, огрызается и скалится. То, что эта заноза в заднице обеспечивала всю команду и Щ.И.Т. необходимым оборудованием, постоянно совершенствовала оборонные и наступательные ресурсы, реально не щадя себя, сутки напролёт просиживала в лаборатории, всю душу вкладывала, искренне желая сделать жизнь команды проще — на это, видимо, внимания никто не обращал. Дают — бери, грех отказываться от подарков судьбы, а благодарить, ну чего уж там, незачем лишний раз сотрясать воздух, да и не просили же, сам ведь вызвался.
Даже Стив, с которым курс на сближение стремительно пошёл после событий в Нью-Йорке, не всегда был на стороне Тони. Капитан, как командир, старался пресекать стычки, рассуждать здраво и принимать верные решения, но и он далеко не всегда мог заглянуть вперёд и увидеть то, что видел Старк, озвучивая тот или иной вывод, предлагая определённую стратегию. Стив очень хорошо узнал Тони за это время, больше, чем кто-либо, но понимать… понять он его не смог, не захотел или просто не стремился. Роджерс был хорошим парнем, доблестным воином, зубодробительно правильным, нравственным, ценил честь и отвагу. Он прошёл войну, спас множество жизней, обладал всеми необходимыми качествами лидера и действительно был героем, но вот жизненного опыта у него было недостаточно. С биологической точки зрения его возраст был под сотню, но на деле ему было не больше тридцати. Важное дополнение, возраст не всегда определяет взрослость человека, и примеров, доказывающих это, найдётся более чем достаточно. Приобретённые с годами знания позволяют стать мудрее, где нужно проявить гибкость, или наоборот настойчивость, где-то отступить, что не значит сдаться. Ну что с него взять, солдафон, вояка, прёт, как танк, напролом. Стивен Роджерс отступать не умел, впрочем, как и Капитан Америка, что и на поле боя, и в жизни далеко не всегда является верной стратегией. Он настойчиво добивался Старка, целенаправленно пробираясь под кожу, разламывая огрубевший панцирь, он терпеливо окутывал его собой, и также неотступно удалился, не желая искать компромиссы. Раньше за такую упёртость Тони хотелось временами дать ему по зубам или жёстко заткнуть поцелуем, только чтобы молчал. А сейчас не хотелось ничего, только чтобы двери больше не выбивал, да на глаза не попадался. Безразличие — это тоже чувство, выражающее, порой, гораздо больше, чем открытая ненависть или безумная одержимость.
Всё, что Тони пытается построить, кто-то обязательно стремится разрушить. Где, мать его, справедливость? А нет её, не завезли, как хлеб в сельскую лавку, или прохлаждается в какой-то другой вселенной. Поэтому оставалось опустить забрало, сжать кулаки, и вперёд, покорять очередную высоту. Всё происходящее в жизни Старка было однозначным посылом к эволюции, самосовершенствованию. Добиваться прогресса, развиваться, никогда не стоять на месте, иначе накроет так, что мало не покажется, затянет в пучину отчаяния, и уже будет не выбраться оттуда никогда. Тони так много раз был придавлен тяжким грузом ответственности и вины к самому дну, он захлёбывался, задыхался, но каждый из них, превозмогая боль, разбирал завалы и успевал вынырнуть на поверхность до того, как запас воздуха не кончился в лёгких. Последний такой подъём стоил ему очень дорого, потому что в душу нагадили, и никакие системы очищения, фильтрации и вентиляции не справлялись с тем зловонием, которым пропиталась когда-то цветущая, чистая, яркая сущность. Пришлось поместить её под вечный карантин, чтобы не дать распространиться заразе по организму. Особо расстраиваться не было смысла, показывать кому-то такое убожество не хотелось, да и никто в здравом уме не захочет смотреть на такую жуть.
А в настоящем, дом, построенный Тони, был закрыт от большинства бывших обитателей. Но над системой безопасности, видимо, стоило ещё поработать, чтобы всякие блондины в звездно-полосатых купальниках с фрисби подмышкой не забегали на огонёк. С рыжими не сложилось, блондинки тоже что-то не порадовали, может, с брюнеткой замутить? Ладно, лирика это всё. Старка сейчас больше волновал Паркер, который был отправлен думать над своим поведением и заодно знакомиться с комнатой, которую Тони обустроил специально для него. Однозначного ответа не было на вопрос, почему миллиардер сам разрабатывал дизайн, монтировал и встраивал различные технологичные приблуды в помещение под названием «Spider’s room». Более точно выражала его намерения, наверное, вот такая формулировка: Тони хотел показать, что у Питера есть место, куда тот всегда сможет прийти, если будет трудно, когда будет нужна поддержка или наоборот уединение, что ему всегда рады, и он не просто бестактный вторженец, а имеет полное право здесь находиться.
Когда Старк вошёл в паучье логово, разумеется, никакого философствующего и задумчивого мальчишки он там не обнаружил. Парнишка с горящими глазами рассматривал, видимо, не такую уж и секретную секцию, за дверями которой скрывался новый усовершенствованный костюм Человека Паука. Он осторожно тянул руки к обманчиво тонкой синтетической ткани, но всё не решался дотронуться, будто боялся запачкать или помять. Паркер не сразу заметил появление Тони, поэтому он успел застать эту немую сцену поклонения его творению. А когда пацан обнаружил, что его застукали, виновато потупил свои восторженные глазки и попытался оправдаться, что не хотел, оно как-то само открылось. Старк от души улыбнулся, наблюдая за такой забавной реакцией, а затем поинтересовался, понравилась ли карапузу комната. И ответ не заставил себя долго ждать.
Как могло не понравиться вот это всё? Просторная, светлая, с огромными панорамными окнами от пола и до потолка, поделённая на зоны для работы, отдыха и сна, оборудованные по последнему слову техники, удобства и комфорта. Минимализм и хай-тек сочетались просто превосходно. Стекло, металл и свет. Это сложно было назвать комнатой, скорее это была полноценная отдельная квартира, потому что было ещё несколько дверей, куда паучок не успел заглянуть. А какой вид открывается! Весь город, как на ладони. Паркер о таком даже мечтать не мог, и на всякий случай решил уточнить, действительно ли всё это для него, и что он может время от времени здесь зависать. А получив подтверждение, продемонстрировал свои фантастические акробатические способности, сделав сальто назад с громким радостным воплем.
Паучок расспрашивал о свойствах и функциях тех или иных приспособлений, но постоянно бросал взгляд на костюм, что не укрылось от внимания Старка. Конечно, парень хотел его опробовать, и Тони не собирался возражать, но вначале им нужно было прояснить один момент.
Обзорная экскурсия завершилась в районе лаунжа с огромным диваном, а то, что висело на стене напротив, смело можно было назвать кинотеатром. Старк сел на диван вполоборота, подогнув одну ногу под себя, подпёр голову рукой и кивком предложил Питеру присоединиться. Ругать паучка за любознательность он не собирался, да и за то, что влез куда не нужно тоже. Тони и сам частенько грешил подобным. Но если пацан обозлился на Роджерса, это могло повлиять на будущую работу Паука в команде, а эмоции в таком важном деле лишние, проверено на горьком личном опыте. Меньше всего Старк хотел впутывать хоть кого-то, в особенности карапуза, в свои контры с кэпом, но тот впутался сам.
Оказалось, что Паркер не совсем безнадёжен в соблазнении представительниц прекрасного пола, потому как-то по-другому объяснить, с чего вдруг Карен охотно поделилась сведениями о происшествии в российской глубинке, было нельзя. Пятница не могла налажать, она просто не умеет это делать. Питер любил болтать со своей помощницей и в один из таких диалогов спросил: «Почему исчез Капитан Америка?». На что получил исчерпывающий, правда, не во всех красках, ответ, многие детали Карен опустила, но суть паучок всё же уловил, по-своему.
Железный Человек (благородный рыцарь в доспехах) пришёл на помощь другу. У Капитана Америка (здоровяк из Бруклина) тоже был друг — Зимний Солдат (чувак с металлической рукой), который в прошлом сделал ужасную вещь (блин, информация засекречена), огорчившую мистера Старка. Завязалась драка, и Железный Человек был повержен (двое на одного — нечестно!). Без оказания помощи мистер Старк провёл около восьми часов, что привело к значительной кровопотере, переохлаждению, нахождению на грани жизни и смерти. Разумеется, после такого пацан, который на протяжении всей своей сознательной жизни считал Тони Старка, Железного Человека, кумиром, образцом для подражания и своим героем, решил что капитан Роджерс пусть и не вселенское зло, но что-то очень близкое к этому.
И сегодня выйдя из лифта, увидев разрушенную стену и широкую враждебно настроенную спину Капитана, Питер намеревался не допустить повторения ситуации, уровнять шансы, ведь там ещё был тот, второй, терминатор.
Тони вынужден был на несколько секунд прикрыть глаза, даже лайт-версия событий подняла тяжёлые воспоминания о том дне. Прогонять демонов он вроде как наловчился, поэтому постарался паузу не затягивать, не уходить в себя. Конечно, Паркер не знал многих деталей, и слава богу, что не знал. И, да, видение это ему было представлено безоговорочно верным искусственным интеллектом, который в любой ситуации на стороне создателя. Но то, как мальчишка стремительно ринулся в бой, а сейчас с таким сопереживанием рассказывал, искренне недоумевая, что дружбу можно вот так предать — всё это одновременно и утешало, потому что его понимают, переживают за него, заботятся, и огорчало. Старк не хотел никого настраивать против Роджерса и о своих претензиях к нему кричать на весь мир тоже не собирался. А там была не только политика, но и очень много личного: и ревность, и обида, и ущемлённое «Я», потому что выбрали не его, и разочарование. Тони не мог позволить перенести даже толику этих отголосков в мысли Паркера. И, возможно, Старк лукавил, немного привирал, говоря, что кэп вообще отличный парень, но бывает слегка упрям, впрочем, как и он сам.
— Не суди предвзято, Пит. Никогда. Это поможет избежать многих ошибок. И за меня переживать не надо, это того не стоит. Всё прошло, все живы, все разногласия урегулированы.
— Но это же неправильно, мистер Старк, — не согласился паучок.
— Что именно? — Тони не уловил смысл возражения.
— Ведь он был не прав, поступил подло. А сейчас в школе вновь запустили патриотичные мотивирующие, поучительные ролики с Капитаном, который говорит о долге, чести и терпении. Это же ложь! Как человек, который игнорирует свои же ценности, может учить этому других?
— Не драматизируй. Капитан многое повидал, у него есть чему поучиться. Но никто не совершенен. Мы оба были не правы, так что не забивай себе голову лишним.
По слегка нахмуренному парнишке было видно, что услышать-то он услышал, но остался при своём мнении. Занудствовать Тони не стал и решил отвлечь и себя, и его от дальнейшего развития темы.
— Переодевайся, через пять минут жду тебя на крыше, — поднимаясь с дивана, сообщил Старк.
— Зачем? Да и нет у меня другой одежды, — Питер растерялся.
— Ты сейчас издеваешься надо мной? — со смешком спросил Тони. — Пит, ты пялишься на костюм так, что скоро он воспламенится, а Дубины здесь нет. Так что примеряй обновку и вперёд, оберегать покой мирных граждан.
— А вы?
— А я составлю тебе компанию, — Старк вышел из комнаты, но буквально через секунду заглянул обратно. — Можешь воспользоваться окном, там не больше пяти метров будет.
Сегодня любимый город может спать спокойно.
Полёт всегда успокаивал Тони, помогал выбросить всё лишнее из головы и сосредоточиться на главном, поразмышлять над волнующими его вопросами, да и просто отдаться этому чувству полной свободы и независимости. Вот и сейчас, сопроводив Паркера домой после пары часов патрулирования, Старк не спешил возвращаться в башню. Он уже давно не летал просто так, для себя, в удовольствие, что и подзабыл о тех эмоциях и чувствах, которые вызывают шум ветра, густые облака, далёкие звёзды. Это непередаваемо, неповторимо. Это как первый поцелуй, волнующий, чистый, сладкий, которого вначале боишься, потому что не умеешь, а распробовав, ни за что не захочешь остановиться. Потом будет второй, третий, пятидесятый, сотый, но первый ты не забудешь никогда. Тони помнил свой восторг от первого полёта и адреналин, который бурлил тогда в крови, и спустя почти десять лет он не чувствовал перенасыщения, ему было мало.
Он думал о Барнсе и Зимнем Солдате, пытался уложить и переварить его откровения. Судьба действительно очень странная дама, чувство юмора у неё весьма скверное и никакого такта. То, что в Старка влюблялись многие, секретом ни для кого не было, только любовью назвать это было нельзя. Фанатизм, подхалимаж, скрытые мотивы, ну и Старк просто ходячий секс, невозможно устоять. Лишь однажды он произносил заветные слова, вкладывая в них весь глубокий смысл. Пеппер Тони любил, да и продолжает любить до сих пор. Даже после разрыва она осталась с ним, не как возлюбленная, а как верный друг. Старк иногда ловил себя на мысли, что нужно быть полным идиотом, чтобы упустить такую женщину, она была идеальна во всём. Но она заслуживает счастья, простого, тёплого, человеческого счастья. С Тони просто никогда не бывает, это как курить, сидя на пороховой бочке — в любой момент бомбанёт. И нужно быть ещё большим идиотом, чтобы загубить такую потрясающую, обаятельную, умную, красивую. Тони Старк, как известно, идиотом не был, поэтому смог отпустить, не подвергать опасности.
С Роджерсом было по-другому. Если Пеппер была гаванью стабильности, то со Стивом было как на войне. Между ними постоянно искрило, что-то взрывалось, высокое напряжение, кровь закипала, потому что было очень горячо. Сколько бы Тони ни подкалывал кэпа насчёт его отмороженности, тот никогда не был холодным. Раскалённая лава, которая бескомпромиссно выжигает все препятствия на своём пути. Так было с самой их первой встречи. Уже тогда Старк не мог отрицать свой интерес к нему, но тогда была Пеппер. И когда ограничивающих факторов не стало, боевые действия вышли на новый уровень, войска обоих фронтов пошли в наступление. Их очередная стычка могла вылиться в жёсткий мордобой, потому что Тони смог таки вывести Роджерса из себя, в тысячный раз стебясь над непорочной невинностью. И когда его яростно, не сдерживая силы, впечатали в стенку, следующим Старк ожидал удар, который выбьет из него весь дух. Но кто такой Тони Старк, чтобы его ожидания оправдывали?! Стив поцеловал грубо, вымещая весь свой гнев, напористо, кусая губы до крови, толкаясь языком, заставляя подчиниться, отвечать. И дух действительно вышел, ноги подкосились, да только его никто не собирался отпускать. Кэп держал крепко, сжимал хрупкое, по сравнению со своим, тело до синяков, до хруста рёбер. Вот тебе и столетний девственник! Тони уже не пытался сопротивляться, потому что было очень хорошо, крышесносно, мощно, жарко. Они целовались долго, жадно, и если бы не были в проходном коридоре, всё могло зайти гораздо дальше. Оно и зашло через какое-то время, они миновали точку невозврата. Они стали хорошими друзьями, раскрепощёнными любовниками, надёжными партнёрами, которые могли положиться друг на друга, доверять. Старк был очень близок к тому, чтобы произнести заветные три слова. Но у потока лавы есть ещё одно свойство, помимо запредельной температуры, о котором нельзя забывать. Она остывает, каменеет. И вот пробиться через затвердевшую доблестную глухую породу не смог даже Железный Человек.
Воспринимать слова Барнса как злую шутку не получалось. Хотя от человека с его навыками можно ожидать чего угодно. Только смысла в этом никакого. До сегодняшнего вечера Тони воспринимал его как старого-нового бойфренда Роджерса. Из рассказа же он понял, что интима между ними никакого. Крепкая мужская дружба, которая, сука, очень сильно отдаёт подтекстом и светится оттенком лазури. Господи! То, как Барнс говорил о Старке от имени Зимнего Солдата, реально вгоняло в краску. Тони предполагал, что у того было какое-то своё самосознание, иначе бы Зимний просто не смог быть настолько успешным и неуловимым киллером. О чём он никогда не задумывался, так это о том, что Солдат мог испытывать эмоции и даже чувствовать. Ну и разумеется, ему бы никогда в голову не пришла мысль о том, что Зимний Солдат мог влюбиться в девятнадцатилетнюю версию Тони Старка.
Остановите! Остановите, Тони надо выйти, потому что на этой планете мир сошёл с ума!
Отдав команду Пятнице сконцентрировать энергию на ускорителях, Железный Человек предпринял попытку самостоятельно покинуть Землю, рванув на ранее непокорённую высоту.
Не прокатило, но новый рекорд был поставлен.
Всё это странно, как-то нереально, дико, не вовремя, и, блядь, как с этим всем разбираться?! Потому что, сука, из головы не выкинуть никак. Ведь не послышалось же, ему в любви признались, считай дважды. Зимний Баки и Солдат Барнс. Так и у самого скоро кукушечка скажет «пока» и съедет. На него Тони не злился, конечно, нельзя сказать, что он рад новому знанию, но не то, чтобы оно его так уж и сильно тяготило. Зимнее альтер эго натворило много нехороших дел, и это очень мягко сказано, но свою позицию Старк уже озвучил. Он долго шёл к такому выводу, копался в старых архивах, изучал засекреченные дела, смотрел военную и гидровские хроники, терзал свою израненную душу, десятки, сотни раз пересматривая запись от 16 декабря 1991 года. И смог принять тот факт, что нельзя обвинять ядерную ракету, которую вместо космоса направили на мирный город. Приказ она себе сама не отдавала, маловероятно, что мечтала, но если бы могла, хотела бы летать, не падать, не умирать, погребая тысячи людей под обломками бетонных зданий.
Как оказалось, Зимний мечтал о солнце, не том далёком, а которое увидел на земле. Как такое вообще возможно? Кого-то полюбить заочно? Судьба ещё та сука, извращенка. Вначале Тони Солдата Барнса ненавидел, он не разделял их в принципе. Потом сочувствовал, жалел, затем возникло необъяснимое желание помочь, а не расквитаться, пользуясь моментом. Последним было уважение, потому что при всех обстоятельствах тот оставался верным. А после мир Старка основательно встряхнули, подкинули множество мелких деталей, которые раскрашивали серый паззл. И Тони понял, что до этого он ничегошеньки не знал ни о Солдате, ни о Барнсе.
Возможно, им стоило бы сблизиться, подружиться? Глядишь через десяток лет шутили бы, попивая маргариту на пляже, вспоминая прошлые деньки.
Мозг сразу откликнулся на мелькнувшую мыслишку и смоделировал потенциально возможный диалог.
— А помнишь, как ты пытался убить меня и оторвал руку?
— Конечно. А ты, как убил мою маму?
Бред.
Тони начинал злиться, потому что не понимал, во-первых, что от него хотели, вываливая весь этот ценный груз ему на голову; во-вторых, что с этим грузом делать. Утилизировать, складировать и хранить или пустить в оборот новые ресурсы? Мда, неразрешимая дилемма, задачка, так сказать, со звёздочкой, а Тони любил трудные задачки.
На завтра у Старка была запланирована встреча в Вашингтоне с госсекретарём, и по возвращению в башню, после бодрящего и тонизирующего душа, Тони засел в своём кабинете для проверки материалов доклада. Как ни крути, а работу-то никто не отменял. Связи с общественностью и прочая публичная хрень полностью остались в ведении Старка, хотя официально Мстителей возглавлял амнистированный Роджерс, но почему-то отчёты Росс предпочитал заслушивать именно от миллиардера. Мстил скорее всего таким образом, демонстрируя, что тот у него на коротком поводке. Тони не любил жёсткие рамки, потому что всегда и во всём выходил за грани понимания, возможного и настоящего. Быть подотчётным кому-то, подрываться по щелчку, следовать приказам — всё это было определённо не его. Но получаем мы далеко не всегда то, что хотим. Химере нужен был ошейник, необузданное чудовище опасно, а супергеройская команда превращалась в этого мифического зверя.
Компанию Тони должна составить агент Романофф, знаменитая Чёрная Вдова. Первоклассная шпионка меньше всех разочаровала, такая тактика с её стороны была вполне ожидаема. Рыжую знатно потрепало, но русские же не сдаются. О, эта дамочка в любой ситуации умела держать лицо. Но когда она пришла к нему в палату, в которой Старк восстанавливался после Сибири, на ней не было лица. Чувствовала ли она себя отчасти виноватой или это был очередной её коронный трюк, Тони так до конца и не разобрался. Верить людям стало ещё труднее. Она знала, знала обо всём и промолчала.
Работая в СтаркИн под прикрытием, Романофф собирала данные, изучала всю его подноготную и даже сформировала его профайл. И конечно же она не могла не выяснить, во что вылились известия о гибели родителей от несчастного случая на шоссе. Не та официальная версия для прессы и публики, а правда, которой гордиться нельзя.
Тони тогда слетел с катушек, он искал справедливости, потому что не верил. Говард, его отец, не мог не справиться с управлением, он был считай что профессиональным гонщиком, первоклассным пилотом. Он просто не мог не среагировать. Слушать юного наследника империи Старка никто не захотел, не помогли ни деньги, ни связи, потому что не было никаких улик. Тони изо всех сил стремился докопаться до истины, но все попытки приносили всё тот же неверный результат. Спустя год он сдался, разочаровался в людях, в себе. К чёрту всё! Справедливости не существует, и даже отомстить не получилось. Он заливал горе алкоголем, находясь в наркотическом бреду, искал поддержки совсем не в той компании, устраивая оргии, которым позавидовал бы порочный Содом. Но так он мог не думать, не вспоминать, так было легче. Тони разрушал себя, разваливал компанию. За следующий год не было ни одного прорыва или новой разработки. Он хуями крыл всех, кто пытался вразумить, умолял его собраться и взяться за ум. Закончилось всё передозом и клинической смертью на двадцать семь секунд. Это послужило толчком к тому, чтобы увидеть свою жизнь со стороны, насколько он был жалок и слаб. Это могла быть точка в конце абзаца, эпилог без послесловия, гранитный камень и эпитафия. Тони одумался, прошёл курс реабилитации, слепил новую версию себя из подручных материалов, ржавого металлолома, подчистил там, где наследил, смирился со смертью отца и матери, но не забыл. Поэтому Наташа знала, чего стоило это молчание и отсутствие правды для Старка.
У Тони не было сил ругаться на неё, батарея сдохла и не заряжалась. Он не прогнал её, Наташа не ушла. Поддержала инициативу Старка в борьбе за новые поправки, нашла Фьюри и, по всей видимости, провела с ним когнитивную рекалибровку, потому что тот не очень-то и собирался выходить из подполья. Тони не доверял ей, но они сработались. Романофф тактично не лезла к нему в душу, зная, что уже не сможет подобрать пароль. Старк в ответ не упрекал.
До возвращения в башню, он жил на полупустой базе, где обитали остатки Мстителей. В один из вечеров старковского самокопания, Наташа зашла к нему в мастерскую в момент, когда на повторе крутилась та самая запись. Тони сидел на полу, упираясь локтями в колени, пальцы рук мёртвой хваткой вцепились в его волосы. Он был напряжён, подавлен, уязвим. Наташа ничего не сказала, молча подошла, опустилась рядом, обняла и не позволила смотреть на голографический экран, терзать себя, срывать корки с заживающих ран. Они просидели так порядка получаса, без слов, без слёз, вдвоём. Наверно, после этого случая их отношения стали чуть теплее, немного мягче, но ближе Старк её всё равно не подпускал.
Утром самолёт был готов к вылету в восемь, но Тони, как и всегда, опаздывал и никогда не парился по этому поводу. Самолёт его, без него не улетят. Наташа уже ждала внутри, когда его величество соизволили таки добраться. И она выглядела шикарно. Наташа всегда выглядела потрясающе, будь то её агентский прикид, подчёркивающий буквально всё, или изящное тёмно-синее деловое платье, с длинными огненными локонами или прямым каре.
Через пару минут после взлёта им принесли кофе и сэндвичи. Разумеется Тони не завтракал, он и не ложился со вчерашней ночи. Сон не шёл, а мыслей было много. Додумался он до того, что по возвращению нужно будет договорить с Барнсом, он ведь, наверное, какого-то ответа ждёт.
После трапезы они обсудили будущую стратегию переговоров и возможные слабые места, на которые будет давить Росс. Поправки в любой момент могут отменить, если будет повод. Расслабляться нельзя ни на секунду.