Ur So Gay

      Парни вернулись домой только к 12 утра, но всё ещё никто спать не хотел. Друзья сидели на кухне и пили кто что. Юта и Юкхей — кофе со сливками, а Сычён с Чону — зелёный чай. Ким не был придирчив к чаю, а вот Дун даже слишком. Для него напиток должен быть определенной температуры, с кусочками фруктов и только листовой. Каждый раз, когда он рассказывал о своих предпочтениях, он добавлял «и я сейчас совсем не о чае». Чону не мог уловить, но ему казалось, что в этом есть что-то очень глубокое, так как Сычён по-другому не умел. Гробовую тишину нарушил Юта: — Черт, мы не спим уже вторые сутки, ребят. — Мда уж, — откликнулся Чону. — Кажется, я знаю, от чего мы умрем, — отшутился Дун.       После этого все одновременно сделали по глотку из своих кружек и вздохнули. Хоть Сычён и шутил как обычно, но сам он выглядел не сказать, что плохо, но немного хуевенько. Он выглядел так уже на протяжении недели. Темные круги под глазами, фальшивая улыбка, которая появлялась, лишь когда шутил Накамото, постоянно носил огромные свитера и почти не выходил из комнаты, делал исключения только ради Юты, как сегодня утром, например. Никто вроде как не замечал, кроме Юты, который знал, что с его парнем что-то не так, а скорее всего это обострение его депрессии. Младший думал поговорить с Сычёном, но так и не решался до сегодняшнего момента.       Юта по-тихому ушёл в свою комнату, зная, что Дун точно пойдёт за ним. И не прогадал. Они сидели на одеяле, которое лежало на полу с ночи, оперевшись спинами на кровать. Накамото переплел их пальцы. Этот жест ему казался самым тёплым из всех прикосновений, он был даже не о чём-то земном, конкретном, а о чём-то абстрактном. Беря кого-либо за руку, ты показываешь всё доверие, что у тебя есть, даёшь право вести за собой, не думая, куда это приведёт. Сычён понимал, что старший хочет начать разговор, но не знает как, поэтому взял инициативу в свои руки: — Ты почему ушёл? — Я… Я, — голос Юты почему-то дрожал, — хотел с тобой поговорить. — Да? — Дун понимал о чем он. — Как я могу помочь? — Я не знаю, хён, я не знаю, — Сычён опустил глаза в пол, думая о собственной никчемности и беспомощности. — Хочешь закажем пиццу сегодня вечером? — Накамото заботился как мог, но он сам не знал, что делать. — Нет, я ничего не хочу, аппетита нет, как и желания жить, в принципе, — на этих словах, кажется, уже плакал Юта. Он пытался что-то сделать, но не понимал, что от него требуется. — Ты же знаешь, что можешь всегда поговорить со мной? — Да, но я не знаю о чем. Я не знаю причины. Всё вроде бы хорошо. А вроде и нет. Мне стыдно, что я так разнылся, хотя у меня жизнь, о которой некоторые только мечтают. — У депрессии редко есть видимые причины, дорогой, — Накамото прижал парня к себе, пытаясь хоть как-то успокоить его, но, наверное, больше самому успокоиться. — Я изучал этот вопрос долгое время, и абсолютно все источники говорят, что без посторонней помощи депрессию не перебороть, ты вряд ли сможешь найти причину сам. Тебе нужна помощь терапевта. — У меня нет денег на это, а психиатры в больницах ужасны, я ещё сильней угроблю свою психику.       Хотел бы Юта, чтобы у него были эти деньги, но нет. Он мог лишь пообещать старшему, что все будет хорошо, и обнять его, как можно крепче. Они оба плакали, потому что им было страшно, страшно, что Сычён наделает глупостей. Ведь в его состоянии сложно ничего не натворить.       Весь день студенты провели в своём блоке, потому что из-за недостатка сна было невозможно даже и пальцем пошевелить. Часов в шесть вечера естественно все уснули. Все, кроме Сычёна. Парень, дождавшись, когда все уснут, даже не переодевшись, пошёл на прогулку по вечернему городу. Солнце уже садилось, поэтому можно было любоваться розовым небом, как в последний раз. Дун решил забраться на крышу, которая находилась в десяти минутах от общежития. Это было излюбленное место школьников и первокурсников. Сычён, кажется, был самым старшим, кто туда приходил. Они с Ютой, Юкхеем и Чону часто тут бывали.       Вот он поднялся на лифте до 14 этажа, а дальше пешком до 16, и вот он выход к свободе. Тем временем, не успевая, он, переступить порог, ему приходит сообщение. nakamoto ты где????       Сычён решает оставить его без ответа, это не входило в его планы. Парень будто прислушивался к каждому звуку, трогал каждый кирпичик, вспоминая поцелуи с Ютой и его нелепые отговорки на утро, смешные разговоры, рассказы от Юкхея, бухого в хлам Чону, который пытался доказать, что анчоусы вкуснее кальмаров. На мгновение на его лице даже появилась улыбка, но от этого его отвлекала вибрация телефона. nakamoto БЛЯТЬ СЫЧЕН ОТВЕТЬ Я ПРОШУ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ НАТВОРИ ПОЖАЛУЙСТА Я ЖЕ НЕ ПРОЩУ СЕБЕ       Дун заплакал, нет, это не была истерика, просто слезы предательски скатывались по щекам. Тут телефон зазвонил. Сычен ответил, хоть это было и не совсем в его планах. — Блять, Дун, — почти шепотом говорил Юта.       В ответ молчание. — Скажи мне, где ты.       Сычён встал на край крыши, пока Накамото, дожидаясь ответа старшего, пытался заставить Юкхея вызвать полицию. — Скажи, пожалуйста, я не хочу тебя терять, будь я чертовым эгоистом с дебильными шутками, но останься ради меня.       Секунда молчания, Юта на грани, а слезы текут ручьями. — Наша крыша, у тебя есть несколько минут. — Хорошо, да, спасибо, л ю б и м ы й.       Накамото написал Юкхею адрес на бумаге, а сам не сбрасывал звонок Сычёна. — Ты ещё тут? — Да. — Господи, прости, пожалуйста, меня за все, хорошо? Всё будет по-другому. Жизнь точно станет лучше. Не бывает худа без добра. Не бывает. Я знаю, поверь.       Опять тишина. — Ответь хоть что-нибудь. — Я не знаю что. — Блять.       Минутное молчание, Юта слышит приближающийся гул сирены, в голове проносится «Спасибо, Юкхей». До дома, где сейчас Дун, ещё минута. — Я не просил тебя вызывать копов. Не просил. Идиот. Ты всё испортил. Накамото услышал гудки. Он побежал по лестнице, и вот уже был на тринадцатом этаже. Он чуть не упал, споткнувшись о ступеньку, несколько раз. В голове только маты. Он надеялся, что всё будет хорошо. Но вероятность была настолько ничтожно мала. Парень хлопнул дверью, чтобы Сычён понял, что он пришёл. — Юта, я не просил вызывать полицию. — Но ты сейчас стоишь на самом краю и…       Младший не смог закончить предложение. — И пытаюсь покончить с собой, это ты хотел сказать? — Дун уже рыдает. — Да. Я просто пришёл сказать, что я люблю тебя, — Накамото подошёл уже очень близко. — Так говори, — старший сорвался на крик. — Я люблю тебя, Сычён, ты знаешь это. Пусть звучит слишком себялюбиво, но, знаешь, я хочу, чтобы сейчас ты выжил ради меня, чтобы потом жить ради себя. Пожалуйста, не надо.       Звук сирены был слышен слишком отчетливо и нагонял ужасную тоску и тревогу. — Пойдём домой. Я приготовлю, что ты хочешь. — Ты не умеешь готовить, Накамото, — засмеялся старший, смотря на своего собеседника из-под челки. — Ну, хорошо, закажем пиццу, будем пить соджу. Или что ты ещё хочешь.       Сычён опустился назад на крышу и подошёл к Юте, а тот подал ему руку. — Любовь спасёт мир, ты знаешь, — еле слышно пробормотал Накамото.       Тихо. Но уже спокойнее, потому что Дун рядом, и сейчас он его уже не отпустит. Всё будет в порядке. Главное — верить.       Спустившись вниз, Юта не позволил полицейским забрать Сычёна и положить его в больницу. Они оформили всё как ложный вызов. А парни пошли в общежитие. Накамото позвонил Юкхею и Чону, чтобы сообщить, что все живы, и попросить заказать пиццу и колу.       Вечер прошёл тихо, пытались особо не опекать Дуна, чтобы у него не развилось чувство вины (про это Юта тоже читал, да). Они просто разговаривали о каких-то обыденных вещах типа того, что Накамото уже пора бы научиться готовить. Юкхей пытался выпить колу носом, пока Чону пытался не зарыдать от тупости своего же парня. Всё было как обычно. Всё было в порядке.