Жнец

Проверено бетой — Да. С моего последнего с Эли разговора к тем дням прошло уже около полугода. Ну, может больше, может меньше, точно не засекал. Говорю, смотря на тогдашнее начало медленного спада холодов. Многое у меня в жизни за это время поменялось, нечто даже кардинально. Правда, для подобного срока всё ещё довольно мало, чтобы не пропустить эти полгода к херам собачьим и пройтись лишь по вершинам. А чего вы ещё ожидали, заставляя меня делать это из-под палки? Мемуаров на пять тысяч страниц? Если я и дальше буду распинаться вам о каждом, сука, дне, мир успеет трижды обратиться в песок. Нахер. Выделю лишь свой подъём на один ранг в гильдии авантюристов и всё из него вытекающее. Не нравится — не забывайте, что это вы меня здесь держите, а не я вас. Продолжим? Чудно. Я попал именно в ту нишь, где уже получал элитные контракты и поручения сложности явно выше нужного, которые бы и не должен получать — шёл расчёт на выступление не в одиночку, а в отряде из таких же бойцов или, зачастую, сильнее — но мной продолжали пользоваться, как мальчиком на побегушках для всякой мелочи. Короче, пахать пришлось, пока жопа не треснет. В противном случае я бы съехал обратно в платину, и все усилия бы пошли к сраным чертям. От обилия работы в деревне я начал появляться значительно реже. И если раньше я жил с сестрёнкой и пару раз в неделю уезжал в город за контрактами, то теперь я жил в городе, а сестрёнку навещал только на выходных. Зачастую даже на одну ночёвку не оставался, ведь дорога туда-обратно тоже время занимала. А из тех немногих оставшихся часов я все просиживал с ней дома. Никуда не выходил, просто чтобы наобщаться на всю неделю вперёд. Ну хотя там и так было особо нечего делать. Бэйроны меня избегали и игнорировали попытки завести разговор. Да и, честно, я сам не особо пытался наладить контакт. Ну что сказать, я им не нравился и прекрасно это видел. Извинения или оправдания бы ни к чему не привели. Как и с Эли в ту ночь. Соль на рану, да и всё тут. А касательно её отца… я… эх, я не знаю, что с ним тогда творилось. Последний раз его видел в городе, когда поиски ещё не закончились, но когда я уже поселился здесь. Он выглядел… ужасно. Растрёпанный, запачканный, неухоженный, вонял перегаром. Распустил волосы, обзавёлся мешками под глазами и взглядом помешанного человека, готового ни то в любую секунду убить кого угодно, кто встанет между ним и дочерью, ни то в любую секунду самому убиться. В деревне ни разу не встретил и в окнах не видел. Оттого из любопытства или, скорее, волнения поспрашивал соседей. Одни твердили — он окончательно поехал крышей от горя. Другие — просто спился. Третьи — то. Четвёртые — это. Пятые — всё и сразу. Но кое в чём были согласны все — со дня пропажи дочки он ни разу не покидал лазарет и никого внутрь не впускал. Если кому требовалась помощь — разговаривал через дверь и от случая к случаю через неё же передавал медикаменты. Больше ничего. …Эх, жаль его, конечно. Хотя, пусть и жаль, сам бы я к нему не зашёл, даже если б времени хватало. Уже сказал, почему. С другой стороны, вообще-то всё складывалось не настолько плохо. По крайней мере, у нас. Больше работы ещё и значит — больше денег. В этом плане моя жизнь также изменилась значительно. В деревне приходилось подрабатывать по мелочи. Охотничьим ремеслом, например. Деньги приносил в дом, на них содержал себя и сестру. После достижения нового ранга начал отсылать их ей, раз больше не мог находиться рядом так помногу. Ровно половину, как полагается. Всё равно это гораздо больше, чем раньше. Да и она — человек нетребовательный. Свою долю тратил на номер в… без понятия, как правильно назвать это место, пусть будет просто номер, также базовые нужды, типа еды и воды, ну и на экипировку. Под экипировкой я имею в виду свои новенькие сабли. Да, были ещё одежда, броня, но сабли… Думаю, и у вас есть такое оружие. То самое, что будоражит кровь в жилах одними образами себя… Шедевр оружейного мастерства… Ох, пусть они уже, конечно, далеко не «новенькие» и им уже и несколько лет, пусть появились царапины и потёртости, я не перестаю заглядываться… Рафинированная сталь, лезвия, длиннее и толще моих рук, чугунные рукояти с золотыми накладками, золотые дужки и навершия из розовых рубинов, огранённых магией по форме бутонов распустившихся роз… Делал по подобию старого меча у того же мастера. Кузнец-заклинатель. Он согласился создать эти сабли по неплохой скидке, как старому знакомому. Но не думайте, сумма вышла очень даже немаленькая. Копил почти так же долго, как на прошлый, несмотря на прирост доходов. Плюс, часть денег ушла на дорогу и деньги сестрёнке прозапас, что я должен был отослать позже, пока находился в отъезде. Выяснилось: мало кто в нашем городке оценивал его талант по достоинству, и он решил перебраться в Империю. Повезло хоть, мы живём на границе. Иначе переться бы пришлось гораздо дольше, чем две недели туда и столько же обратно. Ну и плюс, ещё… проклятье. Да, вы просили рассказать поконкретнее. Вот вам конкретика. Не хотелось повторить ту неприятную историю с прошлым мечом. Знаете же, как говорят, всякая хрень в жизни встречается. Не поймёшь, как сегодня уже перечеркнуло вчера. Решил перестраховаться. Проклятье на самом деле до жути простое: ни один человек… нет, ни одно существо не сможет поднять эти клинки, а уж тем более использовать их, кроме меня, однако, раз мы говорим о проклятье, взамен и я больше не могу пользоваться другим вооружением, каким бы оно не являлось. Мечи, щиты, луки, копья. Всё, короче, кроме магии. И даже если сабли повредятся, пока они не будут полностью уничтожены, расплавлены до основания или вроде того, проклятье не спадёт. Отвалится чего — поставь на место. Сломается — чини. Да твою же, сука, мать, даже если мне лезвия разхерачат напополам — придётся перековывать. …Эх, здесь, да, не очень практично. Но я изначально и не собирался с ними расставаться. Не найдётся на свете причины их заменить, пусть и чем-то в сотни раз сильнее. Да, знаю, нового ничего не добавил, «конкретики» этой самой не прибавилось и на грамм. Но я вам ещё давным-давно сказал — проклятье до жути простое. Всё. Нечего больше говорить мне! Ну вот чё вам ещё надо, а?! ЧТО Б Я И В ЧЕТВЁРТЫЙ РАЗ ПОВТОРИЛ?! …Ладно, проехали. Сойдёмся на том, что оба больше не будем поднимать эту тему, а я больше не буду так напиваться. Кхм-кхм. Отчасти их покупку можно даже назвать выгодным вложением. Я и моя сестра одинаково хорошо владеем обеими руками, а не одной левой или одной правой. Второй клинок поднял боевую эффективность до небес. Расправляться со всякого рода страхолюдиной стало в разы проще, доходы только поднялись, а работа наоборот, больше так на горб не садилась. К тому же, другие авантюристы начали ко мне подтягиваться. Имея такого бойца в отряде, задание упрощалось для всех его участников. Своим мастерством я выделялся на их фоне, как чёрное пятно на белой скатерти. …М-да, хреновая аналогия. И плевать. В общем, мой рейтинг в гильдии безустанно рос. Появились новые друзья, связи. Переход на следующий ранг стал лишь вопросом времени. Однако, честно, я их друзьями не считал. И не близко. Максимум знакомыми. Может, отвык после общения чисто с сестрой, видел их насквозь или, хер знает чего ещё, но особо значения им не придавал. Пусть меня часто звали выпить в баре после трудового дня или ещё как вместе провести время, я всегда отказывался и шёл строго по дороге от гильдии до дому. В одиночку. Всегда. Никому не позволял провожать. Так и тот вечер не стал исключением. За порог, скромное «пока» и вперёд без остановок. Хотя на улице стояла холодрыга, и шёл дождь. Холода, может, к тому времени года и начинали спадать, ближе к ночи о себе ещё напоминали. Многие пожелали остаться в доме гильдии на ту ночь. Многие, но не я. — Когда ж холодрыга-то спадёт, а? Ветер этот… Затрахало уже… Я шёл неторопливо, закутавшись плащом. Правда, хех, всё равно намок до нитки. Но это особо не расстраивало. Всегда дожди казались мне чем-то приятным. Стук капель за окном о крыши домов успокаивает нервы, как ничто другое. А то, как на лужах появляются кружки… Есть в дождях нечто медитативное… и отчасти даже романтичное. Лучше всех летние, когда прямо вместе с ними светит солнце. По пути я смотрел на лужи, на отражения в них, как появляются и исчезают бесчисленные водяные колечки. Смотрел на залитые окна домов, на сами дома, на небо, тучи, на узкие переулки. Смотрел, давно успев разглядеть каждый камушек. И всё же, для меня эти улицы не переставали казаться чем-то новым и интересным. Я не уставал от их вида в любое время суток и погоду, даже иногда замедлял шаг, рассматривая мелкие новшества. — *Вздох* Ну, хоть идти осталось недалеко. Потерпи, скоро… Одно из таких новшеств меня привлекло особенно. Я не обратил внимания сразу, поначалу туда и вовсе не смотрел, пока не заметил на периферии движение. Что-то шевельнулось в полумраке переулка, по левую сторону. А когда замерло… — А?.. Возник огонёк. — Это что ещё за?.. В непроглядной тьме светилась маленькая красная точка. Огонёк, застывший где-то в глубине. Его источника не виделось. В принципе не виднелось почти ничего. Мрачная чернота, дождь да красненькая точка. Я остановился и попытался разглядеть получше, чуть зашёл в переулок, аккуратно и немного настороженно. Но после всего двух-трёх шагов огонёк приподнялся и на большой скорости забежал за угол. Я тогда понял без сомнений: это было живое существо. И, не подумав, погнался вдогонку. — Эй-эй-эй! Постой! Завернув за дом, я увидел на стыке двух стен нечто вроде палатки. А скорее, нечто вроде трёх или четырёх палаток, разрубленных на куски и сшитых в случайном порядке в месиво из драных тряпок. Одна тряпка, что оказалась входом, всколыхнулась разок и резко успокоилось. Видимо, оно спряталось внутри. — Хм… я видел силуэт… слишком маленький для нормального человека, но… такого животному не соорудить. Я глубоко вдохнул и медленно заполз следом через эту самую тряпку. Внутри показалось ещё меньше света, чем на улице, однако когда глаза привыкли, мне предстала не очень радужная картина: пол из расстеленных кусков ткани, намокшей бумаги и старой одежды, грязь, капающая сверху вода, гниющие объедки по всей площади и запах, от которого аж глаза слезились. Именно там я снова застал не только огонёк, но и его владельца. На таком расстоянии удалось увидеть, что это была красная радужная оболочка правого глаза, святящаяся в темноте. Глаза маленькой девочки. — Эй-эй, тише, тише, не пугайся, я не наврежу… (…): … Хозяином этой лачуги и единственным её жильцом оказалась бездомная девочка, с — на вид — явно не самой сладкой жизнью. В выцветших ободранных лохмотьях, что она носила, давно перестала узнаваться одежда, а на всём и без того миниатюрном исхудавшем теле под ними проглядывались довольно свежие шрамы, большущие синяки, даже для взрослого, особенно бросался синяк под правым глазом, ушибы и многочисленные ссадины. Кое-где, в основном на руках, ещё и ожоги от бычков. Из скрюченного разбитого носа шла кровь. Большая часть ногтей поломалась от края до края, некоторые и вовсе отсутствовали, видимо, насильственным путём. Голые пятки огрубели и почернели от хождения по камню и земле, а чуть выше их, так же, как и на шее и запястьях, отчётливо виднелись красные потёртости. К моему приходу девочка втиснулась в угол, как смогла, съёжилась, задрожала и выпучила слезливые глаза. Мешки над щеками говорили о долгом недосыпе, скорее всего, из-за стресса. Она боялась — те немногие оставшиеся мышцы хаотично сокращались на теле — но одновременно с тем старалась не издать и звука. — Ты, наверное, очень голодна. Позволь, я угощу тебя чем-нибудь. (…): … — Возьми, не бойся, это хлеб. Брал с собой немного в дорогу. Вот, осталось. Я отмахнул плащ, снял с плеча сумку и достал ломоть хлеба. Хотел накормить ту девочку, на вид этот ломоть был ей гораздо нужнее. Только вот, когда она подползла, то набросилась на еду не чтобы жадно запихать в рот, а чтобы выбросить на улицу. — Успокойся, пожалуйста… ты не любишь хлеб? Не хочешь есть? (…): Отрава! «Отрава». Первое слово, которое она произнесла. Наводило на не самые приятные мысли об её возможном прошлом. Просто так, испытывая сильный голод, никто бы не стал отказываться от бесплатного куска хлеба. Но я не думал об этом так долго, как вы могли бы подумать. Другие мысли быстро заняли мою голову, крепко в ней засев и звуча раз за разом без умолку. Голос-то оказался очень знаком. — Погоди-ка… (…): Н-не подходи! Не подходи! Сначала я, как и в то туманное утро, не поверил услышанному. Не верил ушам. Не верил глазам, приблизившись на четвереньках к её лицу. Я также не хотел им верить. Но теперь по другим, более ужасным причинам. — Нет… этого не может быть… этого не может быть… Пожалуйста, я хочу ошибиться… Впервые в жизни я настолько сильно хочу ошибаться… (…): … — …Эли? (Эли): … Но всё же это была Эли. — Это правда ты? Из-за плачевного вида я её даже не сразу узнал. Разглядел знакомые очертания, только посмотрев в глаза в упор. В разноцветные глаза — красный правый, что и светился в темноте, и голубой левый. Оба напуганные до смерти. (Эли): *Всхлип* К-кто ты такой? Что тебе *Всхлип* от меня надо?! От-ткуда ты меня знаешь?! Она тоже узнала меня не сразу. Непонятно почему. Наверное, от нехватки света или, возможно, от сильного страха. Говорят, человека можно зашугать до такой степени, что он начнёт терять не только рассудок, но и воспоминания о прошлом и о себе. Ужасов, которые я видел на изуродованном тельце, уже было достаточно для такого эффекта. Но никто не говорил, что на том они и заканчиваются. Одним богам известно, как много ещё ей довелось пережить. — Не помнишь меня? (Эли): … — Правда не помнишь? Ни лицо, ни голос, ни глаза? (Эли): Й-й-я… — Вспомни. Мы же друзья. (Эли): («Друзья»?.. Но он не мой друг. Я его не знаю. Он не мой друг. Он не… Ты не мой друг.) Т-т-т-ты? — Вспомнила?! (Эли): Да, вспомнила. Я тебя вспомнила… — Это- (Эли): Никакие м-мы не друзья… — А? Правда, когда наконец узнала, особо лучше ситуация не стала. (Эли): Уходи. — Что я такого сделал?! (Эли): П-пожлауйста, уходи. — Позволь мне пом- (Эли): Н-не знаю, как т-ты меня нашёл, но п-последний человек, от которого я хочу помощи, это от-т тебя… — Н-но- (Эли): Я СКАЗАЛА, УХОДИ! *Всхлип* ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЬ МЕНЯ УЖЕ В ПОКОЕ! КУДА Я ДОЛЖНА СПРЯТАТЬСЯ, ЧТОБЫ ТЫ ОТСТА- Пх-пх!.. Кха-кха-кха!.. Кха… Пх… Кха-кха… Навряд ли Эли простила меня, пусть и прошло немало времени, раз накричала и попыталась прогнать почти сразу, как вспомнила. Ну, хотя, чего вообще можно было другого ожидать. Я ещё, когда она нездорово закашлялась после своего крика, понял: всё то произошедшее с ней за эти многочисленные дни лежало на моих плечах. И может, где-то годом ранее или даже за день до её ухода я и радовался бы, что помог улицам города переживать и выплюнуть Демона на обочину жизни, но… — Кашель совсем нездоровый. И ты прижала ладонь к шее… Тебе настолько больно? (Эли): Прошу… кх… уходи… — Я же- (Эли): Только попробуй сказать что-то в д-духе «Й-я же тебе говорил» или «Я же п-предупреждал»… Богами клянусь, я тебя!.. тебя!.. тебя… — Эли? (Эли): … — ЭЛИ?! (Эли): … — Вот же… РАРХ, ТВОЮ МАТЬ! Когда она лишилась чувств от бессилия, мне чёт на душе стало совсем невесело.

***

. Дождь продолжал лить как из ведра. Где-то на горизонте невидимые за крышами домов молнии озаряли густые тучи и разносили громовой гул. Я боялся, что в такой мороз Эли и вовсе станет худо, даже в своём самодельном укрытии. Потому с ног до головы закутал её в свой плащ, вместе с лицом, и понёсся с этим тёмно-бордовым свёртком на руках домой. А чтобы хоть как-то защитить от холода и согреть, прижал к груди так крепко, как смог. Хех, увидел бы себя такого со стороны раньше, не поверил. — Поверить не могу, что делаю это… Да и, честно, тогда тоже особо не верилось. — Потерпи, бежать осталось совсем недолго. (Эли): … — Мммрх, чёрт… В конце концов, мне, уже на последнем издыхании, показались знакомые огни двухэтажного дома. Чтобы попусту не тратить время, я попытался окрикнуть тех, кто сидел внутри и сказать отпереть дверь заранее, но из-за ливня меня никто так и не услышал. Пришлось по старинке долбиться. — Давай, твою мать, чего вы так долго… ДА ОТКРЫВАЙ УЖЕ! Несколько щелчков, два разных замка открылись, и на пороге мне предстал знакомый мужчина, красующийся массивными чёрными усами. Я не ожидал увидеть конкретно его и обрадовался, но буквально на мгновение. Лицо даже не успело улыбнуться, как недавние события вспомнились, радость ушла, а я уже молча прошёл мимо к барной стойке. — Чёрт… я орал-орал… ты чем слушал, а… Фух… фух… (Вальтер): Ты чего запыханный? Весь город кроссом пробежал?.. И что это завёрнутое у тебя? — … (Вальтер): Обувь не вытер, одежду не высушил, на чистый стол положил непонятно что… Сам потом всю грязь будешь отмывать. — Да-да-да, не сейчас… Быстрее, возьми… у меня в комнате сумку… На спинке кровати… и тащи сюда… Ту кожаную, старую… (Вальтер): Что ты вообще сюда принёс? Свёрток явно немаленький. Купил себе чего нового? Или подарили? Потому бежал, чтоб похвастаться поскорее? — Пошёл… к чёрту… (Вальтер): Не, ну, а что тогда? Без объяснений влетел с непонятно чем в руках и- — НЕСИ БЫСТРЕЕ ЧЁРТОВУ СУМКУ! (Вальтер): Сначала вы, молодой человек, объяснитесь. Я хочу знать, что происходит, прежде чем принимать в этом участие. — *Тяжёлый вздох* Объяснений хочешь, да… Объяснений… Ну на, смотри… А затем, отдышавшись, я осторожно положил Эли на стол и развернул из плаща. С хорошим освещением стало видно: она сильно дрожала, но было непонятно от чего — ни то от страха, ни то от холода, ни то от озноба, ни то от боли, ни то от всего и сразу. Но наименьшего зла из перечисленных не было и не могло быть. При любом раскладе видеть её такой я не мог и немедля достал из сумки синее лечебное зелье, откупорил и поставил туда же рядом. (Вальтер): … — Эх… эх… ну? Познакомился? Доволен? (Вальтер): Кто это такая? — Всё, что тебе нужно сейчас знать — ей плохо. Очень плохо. А чтобы ей помочь, мне нужно два синих зелья, как вот это, и ещё одно зелёное. Оба недостающих лежат в старой сумке. (Вальтер): Ладно, я понял. Сейчас принесу. Но потом давай поконкретнее, идёт? — Хрен с тобой, идёт. Только поторопись. Престофья, перед тем, как покинула деревню, успела рассказать другие способы применения её зелий. Если правильно подобрать время и дозу, два синих лечебных зелья, смешанные в организме с чумным противоядием, будут способны не только исцелить раны, но и избавить от большинства существующих болезней и усилить иммунитет в несколько раз. Полный эффект последнего достигается ровно через час, а выветривается на протяжении нескольких недель. Всё необходимое у меня, благо, имелось, но не при себе. Так что я послал Вальта наверх за остальными пузырьками, пока сам настаивал свой. Первый синий Эли нужно было выпить вместе с антидотом после выветривания скопившихся газов. Второй — через час с минимальной задержкой. (Вальтер): Она? — Да, ты как раз вовремя. Быстрее, неси сюда. Когда Вальт, наконец, показался на лестнице, в душе я расслабился и выдохнул. Он нёс мою старую сумку. — … Я выдохнул ещё раз, увидев в ней синее и зелёное зелья, целые и невредимые. — …Спасибо. (Вальтер): Хмпф, всё-таки я не напрасно тебя учу манерам. Не так уж и сложно это сказать, да? — Я как-нибудь потом тебя пошлю, когда свободная минутка появится. Он принёс их очень даже вовремя. Эли совсем успела расклеиться. Уже мне самому пришлось открывать ей рот и вливать туда жидкости. (Вальтер): Хотя, с другой стороны, хех, тебе ещё учиться и учиться… Первый эффект дал знать о себе сразу: все многочисленные ссадины, порезы и синяки бесследно пропали, мертвецки-бледная кожа малость порозовела, приняв более-менее нормальный цвет, а опустевшие глаза вновь заблестели перед тем, как закрылись. Эли сразу же заснула, и дрожащее дыхание сменилось на тихое, милое посапывание. Мы не стали больше её беспокоить и позволили пока отдохнуть на стойке. (Вальтер): Что с ней? Так и должно быть? — Да, должно. Знаешь же, после лечебных зелий наступает усталость. Эти — тоже лечебные, но мощнее. Больше сила лечебного эффекта — больше сил организм тратит. Ну и плюс, её слабость. Она б всё равно отрубилась. (Вальтер): Откуда ты всё это берёшь? — Престофья рассказала вместе с другими инструкциями. (Вальтер): Понятно. И что теперь? Унести к тебе в комнату? — Оставь, не надо её беспокоить. Пусть выспится. (Вальтер): Эх, дерево жалко, набухнет… но вроде лак должен защитить… Ладно, поменяем, если вдруг. Пусть отдыхает. — Ровно через час всё равно нужно использовать последнее зелье. Главное — не упустить момент и пристально за ней следить. Престофья ещё говорила, засекать по секундам прям не обязательно, в нужный момент эффект сам покажет себя в виде вспышки. Ну, как вспышка от лечебки, только оранжевая, а не зелёная. (Вальтер): … — Что? (Вальтер): Ты так сильно не хочешь мыть пол? — …Да. (Вальтер): Эх… попытка засчитана. Я тогда принесу швабру и вытру его вместо тебя. Смотри, не проморгай свою вспышку. — Ага… (Вальтер): … — … (Вальтер): … — Это, слушай… (Вальтер): Мм? — Получается, вместо себя ты послал Берси? (Вальтер): Ааааага. — А ты уверен, что он справится? Из тебя гораздо более искусный и опасный боец, прям в разы. (Вальтер): Да я уж давно успел растерять всю былую форму… — Сказал человек, вчера поваливший и обезоруживший меня шваброй. (Вальтер): Ну, может и не всю форму, но… К тому же, ты — ассасин, а он — варвар. Раз нанимали тебя, то задание-то, наверное, как раз на тебя и рассчитывали. Не? (Вальтер): Ой, да там мелочёвка. Просто заказное. — Смотря кого заказали… (Вальтер): Он справится. Сам посуди, если б это было не так, они бы не согласились на замену. — Ну да… (Вальтер): Не переживай так, дело плёвое. — Как скажешь. (Вальтер): … — … (Вальтер): … — …А чего остался-то вообще? (Вальтер): Дочка погостить приезжает. Написала, а я уже согласился на контракт. Вот и пришлось… — У тебя есть дети? (Вальтер): Как выяснилось. Узнал несколько лет назад. Ездил давненько по найму, встретил там её мать. Планировал маленький служебный роман, а получилось… Теперь договорились, приходится с ней нянчиться. — Не слишком-то хорошо в одном предложении звучат слова «приходится» и «договорились». (Вальтер): Ну как, хехе, *Воздушные кавычки* «договорились»… Не то чтобы мне давали право голоса. Она просто отправляет дочь сюда, когда захочет, а я должен подстраиваться. А с другой стороны, сам виноват. Что сказать, молодой был, глупый ещё. — Это ей сколько сейчас лет?.. (Вальтер): Да твоя ровесница. — КХМ-КХ!.. «МОЛОДОЙ»?! ТЫ СЕРЬЁЗНО?! «МОЛОДОЙ»?! ТЕ ТОГДА ТРЕТИЙ ДЕСЯТОК СТУКНУЛ! И ТЫ МНЕ ЕЩЁ ГОВОРИШЬ «МОЛОДОЙ»?! (Вальтер): Не третий десяток. Всего двадцать семь. — ЭТО МНОГОГО НЕ МЕНЯЕТ, ЗНАЕШЬ ЛИ! МОЛОДОЙ ОН! МОЛОДОЙ! (Вальтер): Э-хэ-хэээ… ты поймёшь в своё время… Человек взрослеет не тогда, когда достигает определённого возраста или, не знаю, после первого секса. Это ни о чём не говорит. Нас заставляет взрослеть мир и то, что он с нами делает. Вот ты, я знаю, рано повзрослел. Чума — штука страшная для кого угодно, даже для матёрых пердунов вроде меня и Берси, а тебе тогда вообще было-то лет семь или восемь. Родители умерли, а себя обеспечивать надо, да ещё и сестру кормить. Ты очень рано взгромоздил на себя все взрослые обязанности, рано начал принимать важные жизненные решения, вот тебе и кажется, что я тоже уже должен был быть очень взрослым к тем годам. — Хреновая отговорка. (Вальтер): *Вздох* Ну, ехех, я хоть попытался. — Хехе… Ладно, попытка засчитана. Но с тебя должок. Ты меня с ней познакомишь, понял? (Вальтер): Хорошо, познакомлю, познакомлю. Как приедет — сразу же. — Спасибо. (Вальтер): Только не повторяй моих ошибок, идёт? — Идёт… (Вальтер): … — … (Вальтер): … — Слушай, ещё кое-что. Чуть не забыл, раз уж вот, как раз… выдалась свободная минутка… (Вальтер): Спрашивай. — Пошёл нахер.

***

Чуть позже я использовал второе лечебное зелье, в точности по инструкциям Престофьи — откупорил, настоял, дал через час после первого. Эли продолжила спать ещё какое-то время от их эффекта, часа два где-то, и подскочила только к середине ночи. Вальт уже давно ушёл спать, а меня со светом оставил внизу. По-моему, я тоже в итоге не выдержал и заснул прям за барным стулом. Под расслабляющий стук капель за окном это особого труда не составило. (Эли): ААА! — А?! ЧТО?! Буквально подскочила. Как вскакивают люди после кошмара. Только вот ещё и крича в слезах, с жуткой дрожью. М-да. Думаю, она б спокойно смогла проспать до утра, в тишине-то и тепле, дак ещё и с таким остатком сил. Может, я чего с зельями напутал, и это побочка. Никто не исключал, алхимия — вещь сложная. Но судя по её новому образу жизни… уж лучше бы это были виноваты зелья. — ЧТО?! ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! (Эли): Й-ЙЯ!.. Я!.. я… эм… А-а г-где я? Она испугалась не столько от возможного кошмара, сколько от непривычного места. Но, увидев моё лицо, опустила плечи и чутка успокоилась. — Что? …Ой, прости. Видать, заснул, ещё в себя не пришёл. Ты в таверне, где я живу. Конкретно, на барной стойке. Ты сейчас как себя чувствуешь? Болит что-нибудь? (Эли): Эм… уже нет. В-вечером сильно болело, сейч-ч-час не болит. — Хорошо, значит, зелья сработали нормально. (Эли): П-п-почему я здесь? И… что с моим телом? — Я принёс тебя сюда и подлатал. (Эли): П-п-п… *Всхлип* П-принёс? — Ну да. (Эли): (Но я же… как так? Я ведь…) — Укутал в плащ, добежал досю- (Эли): Почему? — Чего? (Эли): *Всхлип* П-почему т-ты это сделал? Й-й-йя же… *Всхлип* Й-й-йя же т-тебя прогнала и-и-и-и… и й-й-я… *Всхлип* я… *Всхлип* я!.. — Тише, тише, только не плачь. Успокойся, всё нормально, ты теперь в безопасности… Правда, стоило рассказать, что именно я принёс её из грязного переулка в дом, отогрел и вылечил, притом не ожидая ничего взамен, Эли снова заплакала. Сначала до меня не дошло, что стало причиной, попытался её немного успокоить, обнял даже и по головке погладил, но тем сделал лишь хуже. Она разревелась ещё хлеще. (Эли): *Всхлип* П-п-пожалуйста, скажи! П-почему?! ПОЧЕМУ Т-ТЫ ПОМОГ МНЕ?! ЗАЧЕМ ОНО ТЕБЕ?! КАКАЯ ИЗ ЭТОГО ДЛЯ ТЕБЯ ВЫГОДА: БЫТЬ СО МНОЙ ДОБРЫМ?! — … А мне… мне стало очень хреново. Что бы с ней за эти полгода не творилось, оно, похоже, лишило её всякой веры в людей. Я понятия не имею, до чего нужно довести человека для такого результата. Заставить его напрочь перестать верить другим людям. Заставить его думать, что всё на свете делают сугубо из выгоды. Раньше Эли была довольно доверчивой, пусть и смышлёной. Её было очень непросто обвести вокруг пальца, но даже мне она всегда доверяла и верила на слово. И на самом деле неудивительно, что она начала видеть подвохи прошлого везде. Слышали про принцип поля с капканами? Ещё его называют принципом идеальной ловушки. Нет? Ну вот здесь как раз замешан он. Смотрите. Если тебя посадят посреди поля с закопанными капканами на каждый шаг, ты не будешь их видеть и очень быстро попадёшься. Сначала в первый, потом во второй, потом в третий… И так, пока не поймёшь, куда попал и не остановишься. Это будет, казалось бы, самым логичным решением. Ведь действительно — бесполезно пытаться избежать невидимых ловушек, если они расставлены везде. И это правильно, но… Когда все капканы уберут, ты не продолжишь идти. Даже если тебе потом скажут, что капканов больше нет, что их убрали, что путь-то свободен — всё, иди — ты будешь помнить: под землёй они невидимы, и точно нельзя понять, есть ли они там на самом деле или уже нет. Да и никто не знает, можно ли верить тому голосу в первую очередь. Всё, что тебе точно известно — капканы были везде, когда ты пытался идти. Это и есть принцип поля с капканами: страх наступить на невидимые ловушки сам по себе начинает удерживать тебя на месте, и всё поле, даже став абсолютно безопасным, превращается в один большой капкан. Капкан, который захлопывается навсегда ещё до того, как ты осознаёшь его существование. Идеальная ловушка собственного разума. Чёрт, сколько же раз я сказал слово «капкан»… Не суть. Доверяя всяким сомнительным типам, Эли, видимо, в такую ловушку и попала. Теперь, в силу своей прошлой доверчивости, пройдясь везде, где только можно и нельзя, она видела подвох в каждом постороннем действии. А не находя его, не просто не успокаивалась, как нормальные люди, а начинала нервничать лишь ещё сильнее. Её разум отвергал самую идею безопасности, вместо неё пытаясь выглядеть подвох всё усерднее и усерднее. Пока не закипал. (Эли): ЗАЧЕМ?! — Да я и… сам не знаю. (Эли): …Ч-что? Без посторонней помощи из этой ловушки выбраться невозможно. И то, придётся неплохо так постараться. Единственный способ — насильно вытащить её оттуда. Побороть, подхватить и понести на плечах. — Говорю, не знаю я. Не знаю и всё. Просто… просто посчитал, что так будет неправильно: оставлять тебя на морозе, вот и решил… (Эли): Т-т-так же н-не бывает… Так не бывает… Да, первое время будет сложно. Я знал: она начнёт брыкаться, пытаться выбраться изо всех сил, но с тем и бояться упасть на землю. Вот эта безвыходность, что и оставаться в моих руках нельзя, но и покидать их тоже, начнёт буквально разрывать её на части. Однако рано или поздно она посмотрит вниз и увидит, что я ещё ни разу ни во что не наступил, хотя половина уже позади. (Эли): Т-ты не мог сделать это п-просто так… — И всё же сделал. (Эли): … — *Вздох* Послушай. Я правда не смог бы жить с мыслью, что по моей вине ты где-то там, медленно коченеешь на холоде. (Эли): Й-й-я в это ник-когда в жизни не поверю. — (Так, значит, да. Ну хорошо, сама напросилась.) Хохооо… Как будто у тебя есть выбор. (Эли): … — (В яблочко…) Никто здесь никого не держит. Не нравится — вали обратно в свой затопленный форт из подушек и дальше там подыхай. Я те даже дверь подержу. Надеюсь, крысам и тараканам по вкусу мелкие вредины. (Эли): … — Что? Не хочешь? (Эли): … — То-то же… Ты почему плачешь? (Эли): Н-н-не знаю… Ожидаемо, конечно, в начале нашего общего пути я довёл её до слёз уже в хер знает какой раз. Но очень скоро бы всё улеглось. А вот чего я не мог ожидать, это состояние её правого глаза. — Вот же… не трогай его пока. (Эли): Ч-что такое? Когда Эли тёрла глаза, она на секунду отодвинула чёлку, и за ней показался красный глаз. На улице я думал: он повреждён, как остальное тело, и заимел этот цвет от внутреннего кровотечения. Но в таком случае после применения аж двух сверхмощных лечебных зелий он бы должен зажить. Правда получилось ровным счётом наоборот, красноты на вид прибавилось. Значит, рана не закрылась. Ну, вот так я, по крайней мере, думал. — У тебя в глазу кровь течёт. (Эли): Ч-ч-ч-чего?! — Наверное, от сильного удара он разбился, но почему-то до сих пор не зажил. Скажи, сильно болит? Если да, можешь определить, где примерно? (Эли): Д-да вроде нет… — Потерпи пока, если вдруг начнёт. Я мигом сбегаю за запасным зельем. (Эли): А что с ним вообще?! — Да кровью уже весь налился. И на вид, словно тебе зрачок разрезали, он расплылся по всей склере. Никуда не уходи, я- (Эли): Погодь… Очень скоро всё стало ещё интереснее. (Эли): Вроде всё нормально… Эли посмотрелась в карманное зеркальце Вальта и резко успокоилась. Она начала заявлять: с глазом всё в полном порядке. И первое, что пришло на мысль: «Из-за крови она видит всё красным, потому и не замечает изменений. Красного на красном тупо не видно». — Ты разве не видишь?! (Эли): Да вижу я всё. В-вроде как… ничего нет. — НО ВЕДЬ ОН УЖЕ ВЕСЬ КРОВЬЮ НАЛИЛСЯ! (Эли): И г-где кровь? — Д!.. ДА!.. А КРАСНОЕ ТОГДА, ЧТО?! (Эли): …Аааа, ты про это. Потом мне начало казаться, она просто придуривается и прекрасно осведомлена о ране. Подобная халатность звучит до жути глупо, но она сама могла понимать, как выглядит со стороны и продолжать намеренно, лишь бы меня вывести в отместку. Зная её, этот абсурд перестаёт быть таким уж абсурдом, да и других версий у меня пока не имелось, и я взял эту за чистую монету. Отчего немножечко разозлился. — ДА Я ПРО ЭТО! (Эли): С ним в-всё в порядке, он такой и был. Как же далеко находилась правда от моих догадок. — …Как это, «был»? (Эли): Ну вот т-так. У меня г-ге… ге-гетеро… г-гетерох-х-хро-о-о-о… тьфу! Короче, й-йя с рождения такая. Э-т-то мой врождённый т-талант. — То есть… так и должно быть? (Эли): Да. Ну, вы уже и сами несколько раз были свидетелем способностей Эли. Алая радужка и двигающийся зрачок-крестовина оказались ничем иным, как её врождённым талантом. Правым глазом она может видеть точную траекторию полёта любого своего выстрела с учётом всех возможных факторов, от ветра до материала, силы броска или даже того, куда будет направлен рикошет и сколько раз снаряд отскочит. Хотя, вообще она позже уточнила, что сначала рисует в мыслях траекторию, а только потом тело как-то её машинально воплощает, но это не так уж важно. — А ка-ка-ка-ка-ка-ка… как я раньше н-не замечал?! (Эли): Ч-чёлка. Й-йя специально отрастила, чтоб его прятать. Я и подумать не мог, что ни разу в жизни до этого не видел её правый глаз. Хотя мне почему-то казалось, что видел, да и не раз вообще. У меня точно есть пара воспоминаний, где он проглядывал и был голубым. Хех, интересно так наши мозги работают. Всё, что не видят — сами додумывают, даже если этого никогда и не существовало. И ведь правда, сколько с ней знаком, она постоянно ходила с этой дурацкой чёлкой. Каждый божий день. Но я не стал спрашивать, почему и зачем она его прятала. (Эли): М-мы сюда-то отчасти и п-переехали, потому что т-там нас д-доканали. Д-для прочих дворян я была ж-жалким отбросом, и относились они ко мне соответственно, даже н-не пытаясь скрывать. Д-думаешь, т-ты первый, кто н-называл меня «Д-демоном?» Н-нихрена подобного. П-первыми б-были те, кто принимал роды у матери. Он-ни первыми и попытались меня убить. Потом подтянулись и остальные. Только они называли в-всерьёз и т-трахали нам мозги своими эк-кзорцистами, с-священниками и прочим сбродом. Когда узнал о ней немного больше, уже ничего вообще спрашивать не хотелось. (Эли): Вот, т-теперь ты знаешь. — … (Эли): Ррррр… Ч-чего молчим?! Й-й-йязык проглотил, ч-что ли?! Н-ну давай, придурок, выдай колкость! Ты ж так л-любишь смеяться над ч-чужим горем! От-тличный повод! — … (Эли): Я жду! Не помню, чтобы когда-нибудь раньше чувствовал себя так хреново. — Я… Да я… даже и не знаю, что сказать. Как-то… хреново я себя чувствую сейчас для колкостей. (Эли): …Чего? — Раньше мне казалось, что ты — простая столичная выскочка, ни чем неотличимая от прочих дворян. У нас такие частенько бывали ещё до тебя. Я помню. А ты вела себя всё время, прям как они. Вот и додумал. А тут… оказывается в их глазах ты стояла с нами наравне. С той лишь разницей, что ни про кого конкретного из нас они не думали, а просто обобщали, а вот тебе об этом говорили в лицо каждый день. Даже и представить не могу, каково это — стать изгоем в такой расстановке сил: маленькая беззащитная девочка, с рождения окружённая сотнями ненавидящих её взрослых дядек. (Эли): Это всё? Закончил распинаться? — … (Эли): Повторю ещё раз, для совсем уж т-тупых: последний человек, от которого й-я хочу помощи, это от тебя. И знаешь, уж лучше пусть меня сожрут крысы, чем- — Прости. (Эли): …Ты чего? — Пожалуйста, прости. (Эли): Ты… ты что, плачешь? — Я не знал, через что ты прошла. И я не хотел, чтобы по моей вине ты потом настрадалась ещё больше. Пожалуйста, прости. (Эли): ПХАХА?! Ты правда плачешь?! — … (Эли): ХАХА! Ты плачешь! Ты правда плачешь! — … (Эли): Чёрт, да я б все деньги мира отдала, чтоб запечатлеть это лицо на твоей роже! ХАХА! Всегда мечтала увидеть тебя таким! — … (Эли): ПХА! ХАХА! Может тебе сосочку дать, чтоб успокоить?! Хочешь сосочку?! ХААААХАХА! — П-пожалуйста, п-п-прости меня… (Эли): Ехех!.. хех… ой… поднял ты мне настроение, конечно… ой… — П-пожалуйста… прости… (Эли): Эй. Тебя заело что ли? — Пожалуйста… *Всхлип* Пожалуйста… (Эли): Ладно, это уже не так смешно. Давай, малышок, вытри слёзы и- — *Всхлип* Прости… (Эли): *Глоть*…П-п-перестань. — … (Эли): Д-да хватит п-плакать! — П-прошу, прости меня. (Эли): Т-ты чего вообще добиваешься?.. — … (Эли): *Всхлип* Всё, хватит! П-прекрати… — … (Эли): *Всхлип* ПРЕКРАТИ! — … (Эли): *Всхлип* ТЫ ЭТОГО Д-Д-ДОБИВАЛСЯ, ДА?! ЭТ-ТОГО?! ЧТОБ Я *Вслхип* ТОЖЕ ЗАПЛАКАЛА?! *Всхлип* Н-Н-Н-НУ ЧТО, Д-ДОВОЛЕН? — Я просто хочу, чтобы ты меня простила. Я знаю, ты этого делать не должна, и я знаю, *Всхлип* что этого не заслуживаю. Но прошу, прости меня за всё, что я делал не так. (Эли): … — Пожалуйста, прости меня. (Эли): …Й-йесли я т-тебя прощу, ты *Всхлип* пообещаешь заткнуться и перестать плакать? — Ради этого я готов пойти на всё, что ты скажешь. (Эли): Т-тогда… *Вздох* Х-хорошо, х-хрен с тобой, я тебя прощаю. — Правда? (Эли): В к-конце к-концов, это н-не ты д-делал со мной всё это. И й-йя помню, что ты пытался меня остановить и извиниться е-щ-щё тогда. К-к тому же, ч-т-то сделано, то сделано. П-прошлого уже не вернуть. — … (Эли): Д-доволен? — Спасибо. (Эли): Ага, на здоровье. (Это ещё кто кого должен благодарить…) Н-но не д-думай, ч-что я с тобой закончила. Только на пока… — Да, я понимаю. Мне вообще даже этого не положено. Но я постараюсь всё исправить любыми силами. …Ладно. Не столь важно, как я себя там чувствовал. Главное, по итогу мы всё обговорили и забыли старые обиды. Я извинился, она простила. Всё, подробности нашего разговора вам знать необязательно.  — Хм… Ты хочешь есть? (Эли): Й-йя? — Да. Смотри, у нас еды полно. Просто скажи, я принесу. Всё, что хочешь. Или, если не знаешь, что попросить конкретнее, ответь: «Да» или «Нет»? Я на свой выбор тогда тебя накормлю. (Эли): Н-н-нет… я не хочу есть. — Точно? Ты на вид очень исхудала. (Эли): Й-йя сказала, что не хочу. — …Ладно. Тогда здесь нам делать больше нечего. Идём. (Эли): К-к-куда? — Я провожу тебя в свою комнату. Выспишься хоть. Кровать мне щас всё равно не понадобится. Наверное. Думаю, успею вернуться до твоего пробуждения, но если что сейчас скажу Вальту, он сделает тебе завтрак.

***

Дальше я отвёл Эли в свою комнату, зашёл к Вальту, попросил, чтоб он сделал ей утром завтрак, а сам отправился по аптекам. Запас успокоительных ей бы точно не помешал. Ну и на всякий случай закупиться лечебными свитками и зельями тоже не повредило бы. Свитки, конечно, обошлись недешёво, да и пришлось обойти половину города, чтобы найти нужные. Но зато там были и такие, которые, хоть и медленно, путём курсового лечения, но исцеляют психологические травмы. Они-то нам понужнее. Вернулся в таверну только к девяти утра, когда на улицах уже стало довольно людно и светло. Ну, первое только на улицах. У нас как не было никого, так и не появилось. Тихо, уютно, спокойно. Никто на мозги не капает. — Утро доброе. (Вальтер): Утро-то да, а вот… — Ну что ещё случилось? (Вальтер): Лучше тебе самому на это взглянуть… На слух и вид, по крайней мере. Вальт встретил меня с явно невесёлой миной. Ну, он не грустил, но радоваться ему, похоже, тоже было нечему. Не ответил на вопрос, что случилось, а просто молча отвёл к моей комнате. Запертой на замок. — Ты её закрыл? (Вальтер): Нет, она сама. Сразу, как я принёс ей завтрак. Приготовил ей всё, что ты просил: лепёшки с черникой и шоколадом, стакан молока и яичный бенедикт с ветчиной. Вроде ничего не сжёг, да и одну лепёшку съел для пробы, на вкус нормально получилось. …Кстати, а откуда ты вообще знаешь её предпочтения? — Эта девочка — Демон. (Вальтер): …Это та, которая на твоё десятилетие подсыпала тебе в торт кусочки коровьей- — Да. (Вальтер): …А потом ещё в тот же день толкнула тебя в ту же кучу- — Да. (Вальтер): И которая- — Да. (Вальтер): …Нескромный вопрос: а почему она тогда вообще здесь? Не похоже, чтобы вы настолько хорошо ладили. Да и ты ей столько за моей стойкой нажелал, что хватит на три таких комплекта телесных травм. Ты б скорее сам её добил, чем вылечил. — *Вздох* Я и сам не знаю. Просто посчитал: будет неправильно оставлять её такой на холоде… Да и в принципе оставлять её на холоде. Она и так за жизнь настрадалась. Я за эту ночь мноооого чего нового узнал и много каких выводов для себя сделал. (Вальтер): Хех… — Чего смешного? (Вальтер): Сделать добро тому, кто никогда не делал тебе ничего, кроме зла, и не ждать взамен даже «спасибо» — показатель по-настоящему сильного человека. Я улыбаюсь потому, что рад за тебя и даже тобой горжусь. Сила человека измеряется не в его мышцах, а в твёрдости духа. Ведь лишь те, кто имеют в себе твёрдый внутренний стержень, способны на поступок подобной сложности. А это не только невероятная редкость среди людей, но и дорогостоящая духовная ценность, к которой действительно следует стремиться в жизни. — …Што? (Вальтер): … — Прости, ты мне щас так мозг вынес, у меня чуть глаза на пол не вывалились. Я, честно сейчас скажу, охренел. В следующий раз хоть предупреждай, когда снова станешь просветлённым философом. Я хоть подготовлюсь. Но признаю, прозвучало очень даже круто и эпично. Пусть половину я ещё даже и не обдумал. (Вальтер): *Вздох* Пусть ты за сегодня и сильно подрос, тебе есть ещё куда развиваться. — …Давай вернёмся обратно в наш мир, пока я от всей этой философии не закипел, как чайничек. Когда ты принёс ей завтрак, она что-нибудь сказала? (Вальтер): Только поблагодарила полушёпотом и потом сразу хлопнула дверью перед лицом. — И всё? Может, она выглядела как-то не так или делала что-то странное? Не? По его словам Эли заперлась сразу, как он принёс ей завтрак. Возможно, только со мной она ещё могла нормально общаться, что не особо удивляло. Удивило меня нечто другое. (Вальтер): Ну… вот примерно так она выглядела. Мы, чтоб её не спугнуть, медленно открыли дверь и осмотрелись. Комната выглядела совершенно нетронутой. Постель заправлена, причём мной, когда я её заправляю, всегда запихиваю торчащие края одеяла под матрас и подушки, стулья стояли так же, как и ночью, свечка на столе продолжала гореть, а одна из дверц шкафа была открыта под тем же самым углом. Даже складки на одеяле не изменились. (Вальтер): Осторожно, не споткнись. Возле входной двери лежал поднос с уже остывшей едой, так же нетронутой. Я перешагнул через него и уже тогда увидел Эли. Она сидела в углу за шкафом, притаившись за открытой дверью и обхватив ножки руками. Сидела, сильно дрожа, выпучив бессонные глаза. — Эли? (Эли): А?! Ч-ЧТО?! — Тише, тише, это я… Не бойся. (Эли): … Неприятно было думать, что в этом уголке она просидела всю ночь, так и не заснув и до сих пор не съев и крошки, несмотря на оголодание. Но всё, что я видел, указывало именно на это. — Ты в порядке? (Эли): Д-д-да… всё нормально. — Почему ты не ложилась спать? (Эли): Й-ЙЯ НЕ ХОЧУ СПАТЬ! — Тише, не паникуй, я с тобой… (Эли): … — Возьми меня за руку. Обещаю, тебе полегчает. (Эли): Л-ладно… — Ну как? Легче? (Эли): Д-да, немного. От страха она боялась спать, ведь тогда бы стала совершенно беззащитной. Вальт был для неё незнакомцем, к тому же мужчиной, с которым она находилась в пустом доме совсем одна. К тому же она знала, что готовил ей не я, а он. И он вполне мог незаметно подмешать в еду всё, что угодно. Очень просто было додумать, что творилось в её голове со всем этим. — Тебе срочно нужно поесть. (Эли): Й-й-йя не буду есть это… (Вальтер): Хмпф… — Не принимай близко к сердцу. Сам всё должен понимать. (Вальтер): Да, ты прав. Прошу прощения, юная леди. (Эли): … И когда я говорю «всё, что угодно»… — …А молоко? Даже молоко не стала пить? Я имею ввиду всё, что угодно. (Эли): Это не молоко… — …В каком смысле? Самое простое, обычное молоко. Ты же его любишь. (Эли): М-мне уже говорили так один раз… — …Эм. Что ты- (Эли): «Выпей, эт-то простое молоко… не стесняйся…» Нееет… Нет… ДВАЖДЫ Я НА ЭТО НЕ КУПЛЮСЬ! — …Чего? В каком смысле «дважды»? Что ещё это по-твоему может… Погоди… («Не молоко»… «Дважды»… «Дважды»… «Не молоко»…) *Глоть* (Вальтер): … — …Твою же маааать. Иногда поражаешься, до каких вещей могут додуматься некоторые люди. Думаешь, что уже успел повидать всё на свете, что удивляться больше нечему, и тут же мир в очередной раз поворачивается своей тёмной стороной. И ведь это даже не всё, даже далеко не верхушка, а лишь самый кончик. …Бррр, зачем я сказал это слово вслух. (Вальтер): М-да. Несладко, конечно, пришлось твоей «подруге»… — Я ж теперь об этом весь день буду думать… (Вальтер): Не самый приятный жизненный опыт, в такие-то юные годы. Тут уж мне обижаться просто неприемлемо… А ты куда? — Меня сейчас вырвет… кхм… (Эли): НЕТ! СТОЙ! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ С НИМ ОДНУ! (Вальтер): Хотя, всё ещё немного обидно. Но от девушек я слышал и менее лестные высказывания. Переживу. Представить невозможно, как Эли смотрела на еду Вальта, если меня самого чуть не вывернуло. И снова, это только малая часть всех ужасов на её памяти. Удивительно, как она до сих пор крышей не поехала, имея в голове такую толстую энциклопедию кошмаров, ставших явью. Я бы точно чокнулся. — Кхм… км… *Глоть* Ладно… кхм… ой… я здеружсь. Я… кмм… здержусь. И всё же накормить её было необходимо. Как-то. В противном случае она бы вскоре не смогла и пошевелиться от голода и нехватки сил. Накормить прямо в ту же секунду, немедленно. — Хм… (Вальтер): У тебя есть идея? — Ей срочно нужно съесть хоть что-то. Хотя бы чуть-чуть. (Вальтер): Но мою еду она есть не станет… Ты это хочешь сказать? — Да… (Вальтер): (Эх, жаль, такие вкусности пропадут. Столько трудов и напрасно. Ладно. Сам съем. Вроде ещё не слишком остыло.) — Я могу приготовить новый завтрак прям при ней, чтоб она ничего такого не подумала. Но у нас нет на это времени. (Вальтер): Ты преувеличиваешь. Со вчерашнего вечера она ничего так и не съела. Навряд ли двадцать минут окажутся критичными. — Хочешь проверить? (Вальтер): … — …У меня есть ещё один вариант. Можно подать ей пример. *Глоть* Кхм… (Если меня не вывернет.) (Вальтер): Не заставляй себя. Чем дольше человек не ест — тем менее привередливым к еде он становится. Сам же знаешь, когда дело доходит до выживания, наши мозги сделают всё возможное. Она не так голодна, как тебе кажется. Успеешь ещё. — Да? Уверен? Страхи тоже много всего делают. Даже в минуты угрозы смерти не все способны им противиться. (Вальтер): Ну, я сказал. Делай, как посчитаешь нужным. Уже взрослый, чтобы принимать решения. Сначала я хотел приготовить всё сам у неё на глазах. Мне она более-менее доверяла, как и своему зрению. Да, готовлю я и по сей день плоховато, но сворганить что-нибудь вроде овсянки б смог. Но на это у нас могло просто не быть времени. А рисковать её здоровьем очень не хотелось. Пришлось пойти на нечто… менее приятное. — Эли, эй. (Эли): … — Это всё ещё я, видишь? Подними голову. (Эли): Д-да, вижу… — Смотри, что у меня в руке. (Эли): Й-й-йя уже сказала, что не выпью. У-б-бери это от м-меня подальше. — Ты должна вновь научиться доверять другим, понятно? (Эли): Я его н-не знаю. Как я могу ему д-доверять? — Зато я знаю. И знаю достаточно долго. (Эли): Ч-что ты собираешься?.. — А меня ты знаешь? Мне ты доверяешь? (Эли): … — Эли, скажи. Мне ты доверяешь? (Эли): …Да. — Ну тогда… доверься мне. (Эли): Только не говори м-мне, что правда сейчас… — (Давай, просто сделай это. Не пугай себя тем, чего нет. Всё это лишь у тебя в голове. Не думай об этом… Не думай об этом…) Чтобы показать, что с едой Вальта всё в порядке, я выпил полстакана молока и закусил лепёшкой. Это было труднее, чем звучит для вас. Я никак не мог избавиться от всех тех мыслей, пусть они и шли поперёк логики. (Эли): (Он пьёт!) — …Видишь? Всё нормально. Еда в полном порядке. …И молоко тоже. Я аж полкружки выпил. А кружка-то пивная, здоровая. *Нюх-нюх* …Кстати, почему пивная, Вальт? *Трёт шею* (Вальтер): Да ну, как бы… — Ладно, уже неважно. (Эли): … — Вторую половину оставил тебе, Эли. Знаю, неприятно, но тебе может стать ещё хуже, если и дальше будешь голодать. Выпей, прошу. (Эли): …Х-хорошо. Благо, идея сработала, и Эли за мной допила. Медленно, через силу, но допила. — Не торопись… Помнишь, я уже давно тебе об этом рассказывал. После долгой голодовки торопиться нельзя. (Эли): Угу… — …Ну как? (Эли): *Чавк-чавк* И п-правда, простое молоко… — Видишь? Ничего страшного в этом не было. Сильнее боялась. (Эли): Хехе, да… — (Больше никогда в жизни не буду пить это сраное молоко…) (Вальтер): Значит, поднос не уносить? — Это не меня надо спрашивать. Эли, что скажешь? Будешь есть? Если хочешь, я поем вместе с тобой. Всё равно многовато получилось. (Эли): Хорошо. — Отлично, отлично… А с дядей Вальтом поделимся? (Вальтер): А? — Я же видел, как ты смотрел на всю эту красоту, когда узнал, что она её есть не станет. (Эли): Ну… Конечно, если хотите. — Хочет, хочет… (Вальтер): Премного благодарен… эм… а как вас, кстати, зовут, юная леди? (Эли): Элиана. (Вальтер): Приятно познакомиться. Моё полное имя, к слову — Вальтер, но можете звать и так же, как он. Должен отметить, у вас восхитительное и очаровательное имя. Подстать… (Эли): … (Вальтер): Я что-то не так говорю? (Эли): Вы т-так расшаркиваетесь предо мной искренне или как расшаркиваются д-другие лицемерные сволочи? Хотя, никогда я на этот вопрос не получала чест-тного ответа… (Вальтер): (Вот это уже больше похоже на то, что я слышал…) — Не обижайся. Уверяю, скоро и ты привыкнешь. (Вальтер): (Получается, она всегда так? Что ж, многое объясняет. Неудивительно, что она до такого докатилась. Эх, сначала одного манерам учил-учил, по итогу ничего почти не достиг, теперь и её придётся… Ну, не привыкать.) Я не в обиде. Если тебе так лучше, буду общаться простым языком. (Эли): Да, так д-действительно лучше. А то ваша излишняя вежливость навивает в-воспоминаниями. (Вальтер): Что тут скажешь, истинный джентльмен обязан вести себя… — Кхм-кхм… (Вальтер): Да, лучше мне замолчать. Я возьму две лепёшки, идёт? (Эли): Берите. (Вальтер): Ещё раз, благодарю. Сейчас вернусь, налью ещё молока. — Мммм… Может, лучше чего-нибудь ещё? (Вальтер): Тогда чаю с лимоном? (Эли): Н-нет… Не чай. Ч-чая не надо. Т-только не чай. — *Вздох* А с чаем-то что может быть не… (Вальтер): … — (Да твою же мать… Эли, зачем, скажи, богов ради, ты заставляешь меня об этом думать?! Я теперь ни чай пить нормально не смогу, ни в туалет сходить без этих мыслей!) (Эли): Я п-просто не люблю чай и всё. Меня от него подташнивает иногда. (Вальтер): …Оу. — …Оу. (Эли): Что-то не так? (Вальтер): Подташнивает, говоришь? А ты пьёшь его до, вовремя или после еды? (Эли): Запиваю им, к-когда ем. Так проще жевать. Папа говорил, у меня и у моей мамы зубы одинаковые — длинные клычки, но очень маленькие моляры и премоляры. — «Пре-» Что? (Эли): Эх… Это зубы, которые идут после клычков. (Вальтер): Хм… Я знаю, отчего тебя тошнит и что делать. Предлагаю попробовать чай с бергамотом. Пробовала хоть раз? (Эли): Н-нет. А что это такое? (Вальтер): Как лайм, только бугристый. Очень вкусный, поверь. Я сейчас принесу. Вы ешьте пока. А дальше уже всё стало гораздо проще. Мы поделили пополам лепёшки, бенедикт с ветчиной и выпили пару кружек чая с бергамотом. Делили мы немного не так, как делят, хех, нормальные люди. Сначала я откусывал, потом откусывала Эли. Сначала я делал пару глотков чая, потом столько же выпивала она из той же кружки. Очень вкусный чай, кстати, можем попозже его попить. Попозже, не сейчас. Очень не советую мешать его с алкоголем. Вообще любой чай. Мы в тот же день узнали почему. А стоило всего-то плохо промыть кружку. Но всё более-менее обошлось. Чуть позже сварил овсяной каши на воде, накормил её с ложечки. С ложечки потому, что ели мы по тем же принципам — я ложечку, она ложечку. …Ну и ещё потому, что, едя таким образом, она выглядела до чёртиков мило. Может, она вредная, надоедливая, капает на мозг одним своим фактом существования, да, согласен. И я знаю, вы со мной в этом плане тоже согласны. Но согласитесь и в том, что, несмотря на всё перечисленное, своим детским ребячеством, любопытством, кривлянием и мимикой она умиляет до смерти. Ладно. После каши убедил её выпить успокоительное. Я не стал никуда его подмешивать или врать насчёт того, что это такое. Сказал, как есть — вот, мол, успокоительное. А она и сама оказалась рада добавить его в чай. Правда, как по мне, она налила больше нужной дозы, но, думаю, она прекрасно знала, что делала. Знала, как и то, что не сможет одна без него заснуть.