Уже поздно исправляться.

- Хорошо, ладно... Эм... Су поднимается. Они молчали уже минут 10, не меньше. Но время шло, часы тикали, а делать что-то было надо. Корея смотрит на обернувшегося к нему американца и вздыхает. Может, Джонс правда просто не хочет говорить? - Где у тебя находятся бинты, Ал? Нет ответа. Су потирает шею. Ему сейчас было определенно неуютно, это молчание будто убивало. В конце концов, не этот ли же самый Америка всего лишь неделю назад с искренним счастьем принял дошедшие игры? В которые они потом играли... Было непривычно видеть этого человека без улыбки. И не слышать его быстрой, насыщенной слэнгом, речи. Корея слабо качает головой и подходит к первому попавшемуся ящику. Открыв его, Ён обнаруживает что угодно, кроме аптечки. Длинные ножницы, леску, длинную и тонкую нить, какой-то мешок... Плетенный. Корея решает попытать счастья и заглядывает в мешок. Нет, там всего лишь засохшие листья... Нет. Кореец принюхивается. Это чай! Надо же. Причем, хороший чай. В голове появляется идея, Су спешит исполнить её. Положив на стол этот маленький плетенный мешочек, он тянется к нижнему шкафу. И, бинго! Альфред в принципе любил прятать вещи вниз, там, где ему будет лень их доставать. Эту его особенность Су заметил давно, еще в первые дни его пребывания на каникулах в этом доме. Особенно дело касалось сладостей. Альфред не был бы Альфредом, если бы не пытался похудеть, отказавшись от единственной радости в этой жизни - сладостей. Потому что, как бы он не язвил, его задевали все эти высказывания про его лишний вес. Порывшись в аптечке, он находит снотворное. Су решает, что стоит подлить его в чай Америке, как бы это не было жестоко по отношению к нему. Наверно, Альфред обидится, но кореец точно не готов терпеть его жалобный взгляд. Ни за что! - Ал, будешь чай? - спрашивает он, как-то подзабыв о том, что американец с ним не разговаривает. Ён Су пытается говорить не срывающимся голосом, успокаивающим и словно беззаботном, но все равно это вызывало у Америки дрожь. Черт. Су качает головой и опускается на корточки перед тем же раскрытым ящиком. Он рыщет между запасами сахара и кучей разных подарков сладости. Ещё бы, заставлять американца пить чай без сладостей. Умрёт ещё... От этой мысли Ёну хочется истерически смеяться. Ещё бы, он думал о том, что его друга убьёт чай без сладостей, а не... - ВО! - Корея подскакивает, доставая внушительную пачку мармеладных червячков. Альфред следит за всем этим без особого энтузиазма. - Хэй, Ал, это же твои любимые, верно? Ты можешь поесть их прямо сейчас. Су укладывает пачку прямо американцу в руки, предварительно её открыв. Тот вздрагивает и перекладывает её на стол, словно боясь обжечься. И отворачивается. Несмотря на то, что Корея ставил чайник в это время, он заметил эту реакцию. Что делать? - Ал... Слушай, чтобы они не говорили... Чтобы не делали. Ты не должен принимать это так близко к сердцу... Понимаешь? - Корея снова приподнимает его лицо, смотря в неожиданно погрустневшие глаза. Взгляд Альфреда бегал, он словно боялся смотреть на Су. Того это задевало, но поделать ничего было нельзя. - Ты нужен твоему государству. Народу. И мне. Корея осторожно становится на колени, целует подрагивающие руки американца. Тот слабо дергается и неожиданно Су чувствует, как что-то капнуло на его собственные руки. Слёзы склонившегося Америки. Только успокоившись, он заплакал снова. Корея понимает, что идёт в правильном направлении. - Ты нужен людям, Ал. Как человек. Как герой. - Корея смотрит в глаза американца, сжимает его руки слабо. - Ты столько раз старался для них. Я понимаю, что произошедшее ранило тебя. Но ты не можешь позволить себе умереть.. Всё ещё столько причин жить. Ты не можешь сдаться... Альфред что-то мычит, Су отчетливо видит, как его губы двигаются. Но ничего кроме слабого мычания не вырывалось с чужих уст. Корея почувствовал себя бесполезным. Хотелось уехать отсюда, сбросить ответственность за всё это, которую он нечаянно взял. Но совесть не позволяла. Америке нужна помощь, нужно залечить его раны, успокоить и отблагодарить за всё его подаренное добро. - Слушай, я помогу тебе. Я больше тебя не покину. Всё будет хорошо, ты знаешь? Я помогу тебе восстановиться и вновь полюбить жизнь, но ты тоже должен принимать в этом участие, понимаешь? Ал... Ты важен всем нам, тебе нельзя угасать, - Су мягко оглаживает мокрую щеку и целует американца в лоб, как ребенка, - И уж тем более терять веру в себя. Закипает чайник. Корея спешит снять его с плиты и налить в чашку с чаем. Альфред смотрел в пол, поэтому подсыпать ему снотворного было просто. Южный кореец вдруг задумался о том, что, в общем-то, придется давать Алу снотворное очень часто, чтобы ему не снились кошмары. А по прошлому опыту, лет так 75-80 назад, он уже знал, что будет. Невольно перед глазами вставали те самые картины со времен нахождения под гнетом Японии... Су ставит чашку перед Америкой и опускается снова рядом с ним, снова укладывая в дрожащие бледные руки мармелад. Он ободряюще улыбается, и Альфред всё же не выдерживает, засовывает в рот сразу несколько. Хоть что-то осталось прежним. Ён облегченно вздыхает и смотрит за тем, как Ал берет в руку чашку. Сначала он едва ее удерживает, но вовремя привыкает и осторожно отпивает напиток. Су отводит взгляд, чтобы не смущать его, снова оглядывает залитую солнцем кухню. Тут было так спокойно... Не удивительно, что Альфред пришел именно сюда. Он хотел покоя. Он, в общем-то, и в этом себе не изменил. Никому из стран неизвестный домик, где он мог жить как человек. Но неужели спокойная жизнь не может начаться у него без насилия? Америка неожиданно задергался и Су посмотрел на него. В глазах Джонса мелькал страх, и Корея понял, что снотворное начинает действовать. Альфред мычит и хочет отставить чашку, но Ён заставляет его выпить еще несколько глотков. - Всё хорошо, Ал. Всё хорошо. Это просто снотворное, я перевяжу твои раны. Но американец будто не слышал. Он так и дергался, пытался не заснуть, хотя, конечно, довольно большая доза его вырубает. Су вздыхает и осторожно щелкает пальцами перед носом Джонса. Ничего. Ал заснул. Он оглядывается в поисках еще стульев, и находит напротив один. Табуретку в коридоре тоже видел... Стащив всё это на кухню, Корея растягивает спящего Альфреда по ним. Остаются свисать ноги, да и потом приходится переложить его на спину, но так даже лучше. Ёну не по себе. Америка был худым, слишком худым. Его тело было на полушаге над пропастью смерти. Если бы Китай не проболтался, Южный бы даже не узнал о том, что с Альфредом что-то не так! И он бы... умер. Джонса бы не стало, на его замену пришло бы другое воплощение, а они бы даже не узнали! Потому что страны заменяли абсолютные двойники, даже шрамы те же. Но другой характер... Другие манеры и другое отношение. Они бы списали всё это на последствия изнасилования... Су вздыхает, склоняясь над пятой точкой Америки. Кое-где раны загнили, а это было плохо. И вообще вся кожа была воспалена. Насколько же болела эта сплошная гематома? И как она вообще появилась? Загадка. Корея обрабатывает раны, чувствуя как Ал слабо вздрагивает сквозь сон. Было бы скверно, если бы он сейчас проснулся, но кореец и так был взвинчен. Он обрабатывает раны там около получаса, действует так осторожно, как может, чтобы Альфред не сильно это чувствовал. Наверно, его сознание до сих пор в ужасе... Однако, стоило раздвинуть расслабленные ноги, как Корея чуть не падает в обморок. - Б-боже... Всё отверстие было сплошным синяком. На внутренней стороне бедер осталась застывшая кровь, а внутри, наверно, царило нечто. Корея сглатывает и хмурится, сначала стирая кровь. Ему было больно смотреть на это, действительно больно. Стирая кровь на бедрах, он отметил, что всё не так плохо. Видимо Ал себе единожды обработал рану... Возможно, чтобы не болела? Су осторожно гладит ноги Альфреда, рассматривает рану... *** Джонс просыпается в кровати. Чистой. Он оглядывается, быстро, напуганно. Поднимает руку, смотрит на новые бинты. Где он? Не похоже на первый этаж... Он у себя в квартире? Все эти события были сном? Альфред приподнимается на локтях, кровать не скрипит. Надо же. Солнце падало на стены комнаты, и Ал даже щурится немного, закрываясь от этого света. Ему даже хочется улыбнуться - это сон! Сон! За окном светло, дерево с яркими зелёными листьями, птицы поют... Америка откидывает одеяло, собираясь встать и прогуляться, но... Его бёдра и ноги почти полностью в бинтах. Он широко раскрывает глаза и сжимает одеяло в руках, вскакивает на ноги, пытается позвать кого-нибудь. Ничего. Сипение вместо слов. Альфред хватается пальцами за волосы. А сколько времени прошло? Что он здесь делает? Где Су? Почему его нет рядом? Ал, немного хромая, торопясь, идёт, нервно оглядывается по сторонам. Он до сих пор хромает, так тут еще и раны от осколков прибавились. Сердце гулко бьётся, кажется, будто этот стук слышен на всю округу. Голубые глаза бешено бегают по сторонам, взор ищет хоть кого-то... Но находит перила. Лестница? Джонс кивает сам себе и начинает осторожно спускаться, чувствует знакомый запах... Панкейки? Удивленно моргает, наконец спускаясь достаточно, чтобы увидеть. За плитой стоял Дания и что-то напевал себе под нос, очень тихо, а рядом сидел Корея и иногда поправлял его в некоторых действиях. Молча. А на столе целая тарелка с ними, с панкейками. Оба оглядываются на него. Дания слегка хмурится и оборачивается к Су, но тот может лишь серьёзно посмотреть на него и качнуть головой. Хансен вздыхает и выкладывает на тарелку очередной панкейк. Альфред замечает очки в его нагрудном кармане. - Доброе утро, Ал. Садись, мы тут приготовили кое-что! - Дания улыбается как можно жизнерадостней, но он слегка напряжён и волнуется. Его можно понять. - Да, садись! Корея подбегает к нему и буквально под руку ведёт к столу. Усаживает на стул с мягкой подушкой и гладит по волосам. Франклин тупо пялится в стол, сжав слабые руки в кулаки. И на ладони ведь бинт. Он чувствует себя мумией, но все равно благодарен. Кореец выкладывает на тарелку два панкейка и пододвигает ту к Америке. А он не хочет огорчать его, берёт в руку вилку, хотя совсем не хочет есть... И жить, в общем-то, тоже не хочет. Но молчит, говорить не может. В груди разливается едва ли ощутимое тепло, когда теплый панкейк оказывается на языке. Сладкий, жирный, широкий... Вкусный! Как готовил он сам. В прочем, это же Су помогал, ещё бы. Они часто вместе готовили панкейки, потому что Ал не может без них жить. Он даже слабо улыбается и смотрит в окно, на свой почти что заброшенный сад. Листики красивых растений переливались на солнце, а на окно как раз сел шмель. Альфред с детским любопытством его разглядывает. Полосатый... Черно-желтый или желто-черный? Жучку, в общем-то, было плевать, что его рассматривают, он застыл, сложив крылышки, и сидел. Как будто специально. Хенрик и Ён Су тоже присаживаются и берут по панкейку. Наливают в тарелки разные сиропы, а Ал только сейчас замечает, что тихонько играет радио. "Panic! At the disco. High Hopes" - объявляет радиоведущая. Америка снова закладывает в рот панкейк, продолжая наблюдать за шмелём. Тот вскоре улетает, ну и пусть. Сейчас у него создалось ощущение какого-то... уюта, любви к жизни. Всё произошедшее казалось страшным сном, а они, будто люди, всегда жили вместе и такое вот утро для них обычай. - Сегодня очень солнечный день... - задумчиво шепчет Дания, тоже глядя в окно. Оба его собеседника кивают, Ён Су пытается продолжить разговор. - Может, сходим прогуляться? Хотя бы до качели в саду, там места всем хватит. Можно сделать какие-нибудь коктейли... - Да, отличная идея! Джонс пытается с ними согласиться, но в итоге просто кивает, снова не получив ничего, кроме мычания. Оба улыбаются, Дания берёт молоко из холодильника, Су вытаскивает блендер. Они действовали словно единое целое, источали позитив и спокойствие... Хотя сами были напуганы и запутаны. - Алло, Эм... Дания, верно? - Ну, ты ведь звонишь мне, значит, это я. А ты кто? - Корея! Слушай, я заметил, что в телефоне Ала вы недавно списывались... - Телефоне Ала? Стой, стой! Он у тебя, с ним все в порядке?! - Нет, у него много ран и... Я т-только что их обработал. Мне нужна помощь, чтобы его перетащить в кровать... - Сяду на ближайший рейс. - Ты же знаешь, что произошло, верно? - Я могу только догадываться, но мне кажется, что с ним сделали... Нечто интимного характера. - Именно. И мне нужна твоя помощь! П-поминаешь... Вернее, понимаешь... Он, м... - Молчит. Я читал об этом. Из-за сильного стресса на эмоциональной почве он не может говорить. Нужно вывести его из этого состояния как-то, так что нужно отвлечь... - Хорошо. Су ставит чашки и тарелку с панкейками на поднос, выходит на улицу. Альфред некоторое время просто сидит, и вдруг видит, как перед ним усаживается Дания. Недоумённый взгляд. Поблекшие глаза... Хансен надевает на ноги Альфреда носки с каким-то мелким, еле видным узором. Гладит его по колену осторожно. Америка дёргается, и он прекращает. - Давай, дружище. Поднимайся, - Хенрик помогает Альфреду встать, осторожно целует в висок, обнимает за талию для удобства. С ужасом он чувствует, насколько выпирают рёбра юноши, сглатывает. Но делает первый шаг, проверяя устойчивость, - Вот так, верно! Ты хорошо справляешься. Дания улыбается, но неестественно, натянуто. Уголки его губ дрожат, в глазах беспокойство, и Альфред внезапно снова возвращается в этот мир. Не мир грёз и солнца, а мир, где ему причинили боль самые близкие ему люди. "Тебе следует научиться улыбаться поестественней." Они медленно идут к выходу. На импровизированном крыльце весело играют лучики солнца. Мимо пролетает бабочка, и Альфред прослеживает за ней взглядом. В углу крыльца завелся паук - его паутина была громадной, но красивой. На ней были капельки утренней росы, они поблескивали в лучах, переливались всеми цветами радуги, и словно окрашивали всю паутину. В общем-то, Джонс помнил, что уже его видел, и просто пощадил это творение природы. Зато он без раздумий убивает комаров и ос, которые могут укусить! А ещё он обратил внимание на порядок. Пол везде был вымыт, пыль вытерта, никаких следов безумия Альфреда. Парень хотел бы зайти в комнату, но с крыльца было бы неудобно. Интересно, Южный и там прибрался? Было бы интересно узнать... В голове внезапно возникает вопрос - а сколько он вообще спал? Ведь Су даже успел прибраться... И перенести его на второй этаж! Но когда? Неужели делал это вместе с Данией? Альфред не спрашивает, лишь оглядывается в поисках корейца. А Су ждал их на качели. Он держал поднос на коленях и не отрываясь смотрел за идущей парочкой, слегка прищурив глаза. Крыша качели мало спасала от солнца, потому что была зеленая и тканевая. Но она выглядела... Красиво, как-то даже безмятежно. Словно они все были в какой-то книге, и сейчас был момент затишья. Или нет, это было как в кино! Красивый парень, ласково окруженный лучиками солнца, улыбка на его лице, сверкающие глаза и абсолютная уверенность, что всё хорошо. Но разве хоть что-то было хорошо в этом безумном мире? Да. Здесь и сейчас, после дня исцеляющего сна, они были вместе. Лучшие друзья, против всего мира, уверенные в том, что всё это - одна большая передряга. Двое из них были в этом уверены. Но Альфред не считал это передрягой. Он считал это катастрофой. И его можно понять, верно?