***
На удивление Штатов, отношение Хансена к нему совершенно не меняется даже после того, как обязанность заполнять документы переходит к нему. Иногда на лице датчанина мелькает шок, иногда злость, иногда непонимание, но они никогда не относятся к Альфреду. Хенрик советуется с ним в некоторых случаях, стараясь избегать неоднозначных тем. К сожалению, не всегда это возможно. Хенрик также остаётся рядом, когда Америка в очередной раз задыхается в панике от одной мысли о взаимодействиями с другими нациями. Это… удивительно. Альфред, конечно, тревожится теперь каждый раз, когда датчанин садится работать, и чувствует вину каждый раз, когда Хенрик вынужден долгими часами заниматься документами за двоих, но с каждым днём страх гневного выпада отходит чуть дальше. Дания действительно не собирается причинять ему вреда. Корея и Япония удивлены не меньше. Альфред слышит их тихие разговоры ночами, в том числе нервные вопросы о содержании бумаг, но Хенрик хранит всё в тайне. Однажды он объясняет Альфреду, что делает это из уважения к его приватности. И пусть Америка лишь нервно усмехается, становится легче.***
Даже несмотря на апатию большую часть времени, плохие дни часто затягиваются. Альфред совершенно не способен выходить на улицу без сопровождения, а вставать утром из кровати каждый раз ощущается как подвиг, достойный награды. Остальные и без того позволяют ему спать дольше положенного. Однако, при каждой даже мысли подняться, американец обнаруживает, что конечности его не слушаются, а глаза закрываются. Он даже не знает, как долго он спит каждый день. В дни, когда он совершенно не может заставить себя встать, кто-нибудь из его сожителей приходит к нему в комнату и сидит рядом. Они никогда не вытаскивают его из кровати против воли — даже когда, по-хорошему, уже надо — и успокаивают, когда Альфред на себя злится за эту странную слабость. Сегодня один из таких дней. Япония сидит рядом с ним и работает со своими собственными бумагами, временами тяжело вздыхая. Его взгляд то и дело останавливается на лежащем рядом Джонсе, но едва ли японец что-либо говорит. Он лишь наблюдает каждый раз, когда Америка порывается встать. В такие моменты Альфред вынужден оставаться наедине со своими мыслями. Соцсети невыносимы, а идеи зайти в непрочитанные и ответить всем ожидающим он отторгает. — Хэй, Кику… — шепчет Штаты, поворачиваясь набок и поднимая взгляд на японца. Тот вопросительно хмыкает, что-то печатая. — Какое сегодня число? — 29 июля, — незамедлительно отвечает тот. Когда Америка не отвечает, Кику оборачивается к нему. — А что? — Просто… Скоро август, да? — Да. Япония поворачивается назад к ноутбуку, а Альфред мнёт пальцами одеяло, стараясь дышать ровнее. — Ты не поедешь домой? — спрашивает он. К сожалению, японец сразу же понимает, к чему он ведёт. — Я… не думал об этом, — уклончиво отмечает он. — Скорее всего. Мне нужно быть там в это время. — Извини, что я не смогу сопроводить тебя… Со вздохом Кику откладывает компьютер и неуверенно ерошит волосы американца. Тот закрывает глаза. — Ты и не обязан, — Шёпот Кику звучит странно, и Альфред открывает глаза, вопросительно глядя на него. — Ты каждый год составляешь мне компанию, Фред, и я ценю это, но ты никогда… Не обязан присутствовать. — Обязан! — протестует Альфред и тут же прикусывает губу. Кику гладит его по голове и, судя по всему, ложится с ним лицом к лицу. — В смысле… Это же моя вина, и… — Это не твоя вина. Голос японца звучит жёстко и не оставляет места для возражений. Альфред замолкает, тяжело дыша. Он перехватывает чужую руку и осторожно переплетает их пальцы, боязненно приоткрывая глаза. Несмотря на тон голоса, взгляд Японии остается спокойным. — Даже если так… А это не так… — Альфред вдыхает поглубже. — Это уже традиция. Я… могу поехать с тобой, если хочешь… — Не нужно, Фред, — мягко прерывает его Кику. — Я знаю, как тебе сложно быть даже в своей стране. Не хочу подвергать тебя бессмысленному стрессу. Я вернусь при первой же возможности. — Раз уж на то пошло, то и ты… не обязан оставаться. Хонда замирает, слегка сжимая ладонь Америки. Альфред уже открывает глаза полностью. На чужом лице застыло какое-то неопределённое выражение, а взгляд гуляет по комнате. — Это другое, — наконец, осторожно отвечает Кику. — То же самое! — спорит Джонс. — Другое, Фред. — Почему? Япония медлит и убирает руку, немного отодвигаясь. Альфред приподнимается на локте, ощущая какую-то решимость. Уж тут-то он прав. — То, что произошло в 1945 не имело к тебе никакого отношения. Ты не раз говорил мне, что был против этого решения. Более того, это было… заслуженно. Альфред видит, как Кику тяжело говорить об этом, но не может молчать. — Я тоже заслужил, — настаивает он. — Нет, Фред. Ты не заслужил, — взгляд японца останавливает на потолке. Штаты всё ещё не может прочитать эмоцию, которая написана на его лице, но она слишком напоминает вину. — Ты не заслужил, а я сам нанёс тебе вред. Лично я. — … Ох. Осознание заставляет Америку упасть назад на кровать. Он всеми силами избегает мыслей о вовлечении Японии в Инцидент, но теперь это просто невозможно. Воспоминания о том, что это он предложил такой способ расплаты, заставляют задохнуться воздухом. Кику пару раз пытается коснуться его снова, но каждый раз одёргивается. — Я не знаю, сколько лет понадобится, чтобы загладить мою вину… — шепчет он, и его голос кажется Альфреду бесконечно далёким. — Но я буду здесь всё это время. Мне действительно жаль, Фред. И я правда хочу помочь тебе восстановиться. Альфред упрямо качает головой, закрывая лицо руками. Стоит ему закрыть глаза, как перед ними встают чужие силуэты. Кику, как всегда, среди них. Убедить себя в том, что это не реальность, получается только через несколько минут. Остаётся только неприятное послевкусие разочарования и страха. — Ты не обязан находиться здесь, — выдавливает Штаты, — и заглаживать свою вину. — Возможно, не обязан, — соглашается Япония, и мягко отводит руки Альфреда от его лица. Когда Америка смотрит на него слезящимися глазами, японец сохраняет серьёзность. — Однако я сам этого желаю. Ты мой друг, Фред, и я сильно ранил тебя. Я хочу помочь. Кику не останавливает его, когда Альфред переползает ближе к нему, в объятия, в надежде остановить приближающуюся истерику.***
Япония уезжает уже скоро. Дания и Корея остаются в загородном доме Альфреда вместе с ним. Их привычная рутина прерывается на некоторое время из-за отсутствия Кику, но они пока что стараются создать новую на ту неделю, которую будет отсутствовать японец. Теперь Хенрик и Ёнсу работают по очереди, либо вместе, но только если Америка рядом. Готовит обычно Дания, а Корея убирается и стирает. Всё это они делают так слаженно и гармонично, словно занимались этим годами. Альфред не может перестать об этом думать, когда видит, как они тихо переговариваются друг с другом в саду в свободное время. В Нью-Йорк теперь ездит Хенрик, а Ёнсу остаётся с Альфредом. Первый такой день выдается очень тихим и беспокойным. Америка не находит себе места в отсутствие Дании, а кореец не до конца понимает, что делать в таких случаях, поэтому они играют и смотрят фильмы. Попкорн заканчивается, и несмотря на то, что очевидно есть другие занятия, Штаты настаивает на походе в магазин. Так они и оказываются в 7/11, который находится в пяти минутах ходьбы от их дома. Обычно Альфред остаётся дома, когда кто-то идёт в магазин, но Ёнсу совершенно не хотел оставлять его в одиночестве и заставил идти с ним. Штаты не может избавиться от ощущения, что кассир смотрит на него и только на него, и натягивает капюшон посильнее на своё лицо, безмолвной тенью следуя за Кореей. — Ты хочешь чего-нибудь ещё? — спрашивает Су, оборачиваясь на него. Альфред мгновенно заставляет себя выпрямиться и покачать головой. Кореец смеряет его взглядом. — Точно? Америка, на самом деле, хочет чего-нибудь сладкого. Он колеблется и, в конце концов, пожимает плечами. Почему-то Су едва заметно улыбается. — Тогда бери. Пусть Альфред и знает этот магазин как свои пять пальцев, почему-то с каждым мгновением он всё меньше уверен в каком направлении он вообще идёт. Он останавливается, не сделав и пяти шагов, прекрасно ощущая взгляд не только кассира, но и корейца. — Нет, пошли отсюда… — Ну уж нет. Бери-бери! — голос Су уже совсем близко. Капюшон уже закрывает ему зрение, когда Альфред натягивает его ещё сильнее. Сердце стучит сильнее и чаще положенного, а дыхание сбивается без причины. Чёрт. Прежде чем Америка уходит в себя, Ким обхватывает его талию своей рукой и уверенно ведёт куда-то. Он не сбивается даже от того, что Альфред продолжает тихо протестовать и спотыкаться, когда нервно оглядывается. К его удивлению, кассир не смотрит на них, а проверяет что-то в телефоне. — Су… — тянет Альфред, вставая на месте. — Мы уже пришли. Смотри. Со стучащей в висках кровью, Альфред слегка оттягивает мешающую ткань и обнаруживает, что они в отделе сладостей. — Как… Откуда… — удивлённо бормочет он. Корея довольно улыбается совсем рядом, обнимая его за руку. — Бери, что хочешь. Выбор слишком большой. Штаты даже не совсем уверен, чего он больше хочет: мармелада или конфет. Но даже когда они стоят у стенда уже дольше положенного, Су не торопит и лишь наблюдает с любопытством, как он тянется то за одним, то за другим. В конце концов, Америка хватает пачку мармелада, тут же прижимая её к себе. — Что-то ещё? — спрашивает кореец, всё ещё улыбаясь. Альфред отчаянно качает головой. — Хорошо, тогда пошли. Когда они расплачиваются, кассир ведёт себя, как обычно, а Альфред с удивлением понимает, что парень почти не чувствует его влияния. Они возвращаются домой и досматривают фильм. Наконец приезжает Хенрик. Когда Су рассказывает о произошедшем, датчанин тоже почему-то улыбается.