Алмазная пыль

— Он спит? — тихо спросил блондин, стоявший в коридоре, оперевшись спиной о стену. — Да, спит, — утвердительно кивнул альбинос. — Что сказала мама? — вновь задал вопрос Людвиг. — То и сказала, она хочет отдать «ему» Родю, чтобы этот придурок не сумел раздуть ещё больший скандал, который в любом случае оставит свой след на компании Эдельштайн. Гилберт встал возле брата, подняв голову к потолку, признавая данную безысходность. В сложившейся ситуации от них абсолютно ничего не зависит. — На все мои возражения, — продолжил старший брат, — она ответила пощечиной, — немец поморщился, вспомнив разбитую губу и горящую щеку. В комнате Байльшмидта-младшего, возле двери которой стояли парни, зазвонил телефон. Людвиг поспешил поднять трубку, поскольку очень ждал одного звонка. Беседа братьев была нагло прервана какой-то бесчувственной аппаратурой. Гилберт продолжил стоять в коридоре, решив дождаться Людвига и закончить начатый разговор, в результате которого может решиться судьба их младшего брата. Прикрыв навязчивый зевок тыльной стороной ладони, альбинос заметил вышедшего из ванной итальянца, который, не торопясь, шагал в свою комнату, что-то напевая себе под нос. В связи с временными проблемами с жильем Варгас на неопределенный срок поселился в их особняке. Никто из жильцов дома не был против его компании, да и нахлебником его сложно было назвать, потому что Фелечиано честно заслуживал свой хлеб и работал всегда на совесть, в отличии от другой прислуги, что когда-либо работала в этом поместье. Окликнув итальянца, Гилберт осторожно подошёл к удивленному юноше и приобнял его сзади, начав вновь приставать к тому со своими нелепыми домогательствами. — Кто это у нас тут такой голенький? — ехидно проговорил альбинос, переместив свои руки с талии на плечо Варгаса. — Снова пытаешь соблазнить моего недальновидного братца? — Гил, отстань! — смущенно ответил тот, слегка надув щёчки. Итальянец не любил, когда всякие любопытные личности лезут в его личную жизнь. Это также касалось и друзей. Это касалось и Гилберта - его друга детства. — Я совершенно не интересен Людвигу, как в одежде, так и без неё! — с печалью проговорил Фелечиано, потупив взгляд в пол. — А ты хотел понравиться ему? — усмехнулся беловолосый, приподняв унылую мордашку итальянца за подбородок. — Хотел, — честно ответил Варгас, смутившись под пристальным взглядом альбиноса. — Только это невозможно. Даже родись я девочкой, он бы ни за что на свете не взглянул на меня. — Откуда такие мысли? — удивленно вскинул бровь альбинос, убирая руку с подбородка шатена. — Именно это сказал мне вчера Людвиг, когда я попытался намекнуть ему о своих чувствах, — итальянец убрал за ухо выбившуюся прядь волос, что сползла на глаза. На этой минуте Гилберт замолчал, в этот раз ему по-настоящему нечего было сказать в оправдание своего брата-грубияна. — Но знаешь, думаю, у меня всё же есть шанс получить хоть крохотные частички его доброты и тепла. Помнишь, за ужином он похвалил мое ризотто и даже сказал мне спасибо, когда я без спроса прибрался в его комнате, — улыбнувшись своим мыслям, Варгас поднял глаза на Гилберта, смотря на того взглядом полным решимости. — А ты оказывается оптимист, Феличиано, — на этом слове немец убрал руку с плеча итальянца. — Если понадобиться моя помощь в этом обольстительном деле, обращайся в любое время. — Спасибо, Гил, — искренне улыбнулся итальянец, немного повеселев. — Но ты и так уже очень много для меня сделал, я нисколечко не шучу, говоря о многом! Ты помог мне с переездом, уговорил госпожу Рофис взять меня на постоянную работу и даже с жильём помог… — едва не плача, бормотал он. При таком раскладе сложно поверить, что Феличиано встретился в кафе с Людвигом совершенно случайно, не зная наперёд, что этот юноша является младшим братом его единственного лучшего друга. — Ну всё, успокойся, — Гилберт заботливо обнял бедняжку, стараясь успокоить. — Ты в своё время тоже многое для меня сделал, дурашка. Знаешь, я ведь не успел остыть к тебе… — Прости, Гил, — тихо шептал шатен, не разрывая объятий. — Я могу увидеть в тебе старшего брата, но не вторую половинку. Тяжело вздохнув, немец сильнее стиснул хрупкое итальянское тельце в своих медвежьих объятиях, в отчаянии понимая, что его снова отвергли. И что только Варгас сумел найти в Людвиге такого, чего нет у Гилберта? Неожиданно из комнаты вышел Людвиг. Заметив, что его старший брат нежится в объятиях итальянца, на блондина накатило странное чувство ревности. До этого момента, насколько он помнит, Феличиано только к нему приставал с объятиями, но тот вечно отталкивал итальянца, не давая ему лишний раз даже пальцем к себе прикоснуться. Байльшмидт-младший выдернул обнаглевшего макаронника из объятий брата и затолкнул его в свою комнату со словами: — Посиди пока здесь, мне нужно поговорить с братом, — сказал он, после чего закрыл дверь. В растерянности оглядев чужие покои, итальянец сделал неуверенный шаг вперёд, чувствуя, как его ноги сами собой подкашиваются, и он медленно опускается на пол. «Ох, после увиденного, Людвиг теперь наверняка будет думать, что я, не сумев обольстить его, расчётливо переключился на его старшего брата. Как же глупо получилось! Господи, мне так стыдно!» — думал Феличиано, закрыв лицо обеими руками. Сидя на мягком коврике, пока братья тихонько переговаривались между собой за дверью, итальянец в мыслях проклинал себя за то, что посмел влюбиться. Если бы не эта треклятая любовь, ему не было бы сейчас так больно. Когда голоса стихли, в комнату вошёл Людвиг, пронзив недовольным взглядом мальчика-прислугу, который тут же поднялся с пола в ожидании, когда ему разрешат выйти и отправиться отдыхать в его на время снятые квадратные метры.  — Чего на полу сидишь? Кровать же свободна, — неожиданно спросил немец, подходя к нему. — Я только что вышел из ванны, тело ещё влажное, боялся намочить одеяло или простыни, — смущенно пояснил он. — Вы закончили? Тогда, я, пожалуй, пойду. Фелечиано собрался было уходить, но рука немца мгновенно преградила ему путь, не давая более приблизиться к двери. Шатен, не понимая, что происходит, поднял глаза на белобрысого, требуя от того объяснений. — Какие у тебя отношения с моим братом? — Отношения? — шепотом переспросил он, на сонную голову пытаясь сообразить, какого ответа ожидает услышать Людвиг. — Мы - друзья детства и довольно давно знаем друг друга. Этого достаточно? — наклонив голову на бок и убрав руки за спину, поинтересовался он. Людвиг задумался, выискивая некий подвох в словах юноши. Поскольку брат никогда ничего ему не рассказывал о своих друзьях детства, даже когда Байльшмидт-младший сам спрашивал его о них, Гилберт, как правило, отмахивался и говорил: «Как тут можно завести друзей при таком образе жизни?» — Пропусти меня, пожалуйста, я очень устал и хочу спать, — молил Варгас, смотря на него усталым взглядом. Недовольно фыркнув на подобного рода просьбу, немец грубо толкнул итальянца на кровать, сопровождая данное действия бранным высказыванием: — Что ты за шлюха такая? Сначала в любви признаешься, потом под другого ложишься! — Я не...! Феличиано едва успел пикнуть, перевернувшись в положение сидя, как Байльшмидт-младший, присев рядом с ним на край кровати, властно закрыл ему рот своей большой ладонью. В голову немца явно ударила кровь предков, подталкивая на агрессию по отношению к окружающим. — Устал, говоришь, так почему бы тебе не отдохнуть здесь, со мной? — усмехнулся Людвиг. Лицо Варгаса исказилось от ужаса при одной мысли быть изнасилованным любимым человеком, сердце начало биться быстрее, вырабатывая адреналин и запуская его в кровь, инстинкт самосохранения усердно стучал по вискам, крича о том, что пора бежать и как можно скорее. Впрочем, кричать тут бессмысленно, его никто не услышит. Рофис сейчас сидит в своём кабинете на первом этаже. Комната Гилберт, в которой находился и Родерих, располагалась у самой лестницы. В то время как комната Людвига почти в самом конце коридора рядом с ванной. Феличиано испытывал нежные чувства к этому ревнивому идиоту. Случись это в другом месте и при других обстоятельствах, он был бы безмерно счастлив. Но только не сейчас. — Как долго ты работаешь подстилкой моего брата? Сколько он тебе платит за одну ночь? — в некой издёвке немец надавил ему на скулы, пресекая всякую попытку возразить. — Не смей отнекиваться, я собственными глазами видел, как ты бегаешь к нему по ночам. Убрав руку, Байльшмидт дал своей «жертве» высказаться напоследок и крохотную возможность на то, чтобы спасти свою невинную итальянскую шкурку. — Всё не так! — заверещал Варгас. — Да, я приходил к Гилберту по ночам, но это никак не связанно с сексом! Столь дешевая отговорка не устроила Людвига, наоборот, только сильнее взбесила. Он, не верил ни единому слову этого человека. Приблизив свое лицо к милой мордашке Феличиано, немец прошептал: — Твои оправдания ничего не стоят, а если обслужишь меня, ты сможешь неплохо заработать, — на лице немецкого садиста заиграла злорадно-пошлая улыбка, говорящая о том, что он окончательно впитался в эту роль. — Назови свою цену, schmutzige Schlampe! От подобного обращения Феличиано стало как никогда противно, замахнувшись, он хотел ударить негодяя по его нахальной роже. Но тот перехватил запястье шатена на лету, не позволяя ему осуществить задуманное. Притянув это невинное создание к себе, Людвиг грубо впился в его чувствительные губы грубым поцелуем, который больше походил на укус. Сковав руки парня в своих ладонях, Людвиг старался сымитировать данную сцену из фильмов, которые он довольно часто смотрит по ночам. Однако всё происходило совсем не так! Варгасу это совсем не нравилось, он не получал никакого наслаждения от поцелуя, только недовольно мычал и дёргался, пытаясь вырваться из этого садистского капкана. Разорвав поцелуй, припоминая нечто ещё из пересмотренного порно-материала, Людвиг уложил вредного итальянца на лопатки и сел ему на бедра, всем весом вдавливая в кровать, не давая сбежать. После он слегка наклонился, коснувшись влажными губами нежной шеи итальянца. Феличиано замер, прекратив оказывать сопротивление, неопытность со стороны блондина была весьма заметна, покуда у Варгаса всё же имелся скромный опыт в этом деле. С кем поведешься от того и наберешься, а наш ангелочек последние пару лет общался только с мистером Великим. — Хи-хи, щ-щекотно, — смущенно проговорил итальянец, тихонько хихикнув. Да уж, Феличиано определенно точно, был оптимистом. Его тут девственник изнасиловать пытается, а он резвится, пропуская мимо ушей все угрозы в свой адрес. Спокойный, не сопротивляющийся, милый и горячий итальянец так и манил немца своим девственно-чистым тельцем, просто умоляя надругаться над собой. Людвига точно не нужно было дважды просить о таком. Вот только блондину слегка недоставало практического опыта в подобных вещах. Держа запястья шатена над головой в своей крепкой ладони, Людвиг опустил взгляд на пах парня, отчетливо видя, что тот нисколечко не возбудился, как и сам садист. Сумев вытащить одну руку, итальянец прислонил ладонь к горячей щеке любимого, заставив парня обратить на себя внимание. Людвиг стыдливо поднял на Варгаса голубые глаза. — Я правда люблю тебя. Прошу, не делай мне больше больно, — шептал он. Немец раздосадовано цыкнул, закусив нижнюю губу, отведя глаза в сторону, убрав от шатена руки. — В таких вещах грубость мало кому приятна, — продолжил итальянец, — нужно действовать нежнее. Люд? — откликнувшись на своё имя, немец посмотрел на довольно улыбающуюся мордашку итальянца. — Поцелуй меня. Повинуясь желанию влюблённого парня, блондин вновь припал к его губам более нежным ненавязчивым поцелуем. На этот раз Феличиано не сопротивлялся, а шёл на встречу, сцепив руки за шее немца. Разорвав поцелуй, шатен повернул голову на бок, говоря прямым намёком, что ему нужно делать дальше. Людвиг незамедлительно прильнул к тонкой шее, покрывая гладкую кожу влажными поцелуями, ставя подобия засосов, от которых всё же могут остаться синяки. Постепенно парень с голубыми глазами начал спускаться вниз, прокладывая дорожку из поцелуев. Тяжело дыша в порыве страсти, Феличиано чувствовал, как в паху становится непривычно тесно, продолжая умело поддаваться на все ласки, осторожно направлять своего партнёра, подсказывая ему, что нужно делать. Добравшись до нужного места, Людвиг одним рывком стянул с парня единственный элемент одежды — боксеры. Затем взял в ладонь затвердевшую плоть, сделал пару резких движений вверх-вниз, вырывая из груди итальянца приглушенный стон. Раздвинув ноги шатена, Байльшмидт достал откуда-то с тумбочки тюбик лубриканта, случайно найденный им при переезде, в теории зная, как его использовать. Выдавив содержимое себе на пальцы, блондин осторожно ввел средний палец в тугое кольцо мышц, аккуратно растягивая его под недовольное шипение итальянца. Затем последовал второй палец, Феличиано дернулся, но не издал и малейшего звука. Немного пошевелив ими внутри, немец вставил третий, на этом итальянец не сумел удержаться и вскрикнул. — Б-Больно… — всхлипнул он. — Не ной! — гаркнул немец. — Скажи спасибо, что я тебя вообще смазал. На этом слове, решив, что Варгас уже достаточно растянут, немец вытащил свои пальцы и скинул с себя всю мешающуюся одежду. Вернувшись в исходное положение, Людвиг приставил головку к разработанному отверстию, начиная медленно вводить свой член в разгоряченное хрупкое тело шатена. Сердца обоих парней бешено колотились где-то под рёбрами, оба сильно волновались и переживали, стараясь во всех деталях запомнить свой первый раз. Член вошел наполовину, заставив Феличиано, жалобно всхлипнув, еле сдержать крик, очень крепко сжав пальцами простынь, отчего костяшки пальцев побелели, закусывая нижнюю губу в кровь, продолжая сдерживать стоны. Людвиг начал грубо двигаться, заставляя шатена выгнуться дугой, напрочь забыв о том, что тот говорил ему насчёт нежности. На смену боли пришла неоднократная волна наслаждения, заставившая итальянца стонать и задыхаться от удовольствия. С каждым толчком блондин становился всё уверенней, отчетливо понимая, куда нужно двигаться, чтобы задеть простату и заставить Феличиано стонать ещё громче. Они были первыми друг у друга, их дыхание, стоны, крики сливались в единое целое. Чувствуя, что близится разрядка, немец резко остановился. Толчок. Ещё один и ещё. Людвиг вогнал член до самых яиц, излившись горячим семенем глубоко внутри бедного итальянца. Обмякший половой орган юрко выскользнул из скользкой дырочки, давая Варгасу время прийти в себя после случившегося. Людвиг сел на кровать, повернувшись спиной к шатену, свесив ноги на пол, разместил локти на коленях и закрыл лицо руками. Феличиано стиснув зубы, стараясь не обращать внимания на жгучую боль во всём теле, подполз к нему обняв со спины. — Я люблю тебя, Людвиг, и это не лечится, — шептал он, уткнувшись в спину, по которой продолжали стекать капельки пота. Изнасиловав этого «ребёнка», Байльшмидт осознал, что совершил ошибку, ведь Феличиано был девственником. Значит, с Гилбертом у него правда ничего не было. Повернувшись к итальянцу, немец притянул его к себе, осторожно разместив на своих коленях. — Я уже ничего не понимаю. Запутался, — разместив голову на плече шатена, бубнил он. — Остановимся, пока, на этом. Мне нужно серьёзно всё обдумать. — Как скажешь, — итальянец улыбнулся. — Пока ты в раздумьях, я могу встречаться с Гилом? — Только попробуй! — возмутился голубоглазый. — Загрызу обоих, если увижу! Довольно хихикнув, Феличиано чмокнув ревнивого парня в щеку, прошептав: — Я пошутил. Но мы с твоим братом всё равно останемся друзьями, даже если ты будешь против этого!