Холодный свет

      Тридцать лет назад, в ноябре тысяча девятьсот первого года Марии Магдалене Беренд было предпочтительнее появиться на свет мальчишкой. Сильная, смелая, с холодным проницательным умом и поистине стальной выдержкой – кто знает, каких высот она могла достичь, если бы не унизительное клеймо слабого пола, по факту рождения делающее её ведомой и зависимой. Пока ровесницы Магды играли в куклы и в маминых туфлях не по размеру красовались перед зеркалом, эта малышка взирала на мир взглядом воина, демонстрируя не по годам развитый интеллект и волю в светло-голубых, острых, как у ястреба, глазах. Однако она быстро усвоила, чего от неё ждут старшие, и научилась соответствовать несправедливо отведённой ей роли, – примерная воспитанница монастыря урсулинок, куда её, как только пришло время, отправил всеми уважаемый отец-инженер. Он рано обнаружил и всячески старался укротить бойкий нрав Магды, но отцовская строгость лишь закалила от природы стойкий характер девочки, равно как и последующий развод родителей – двух посторонних друг другу, вечно враждующих людей.       Полной противоположностью стал второй брак матери с промышленником Фридлендером, чью фамилию теперь носили они обе: незаконнорождённая, хоть и впоследствии признанная дочь инженера Ритшеля нашла способ отомстить ему за детские обиды, и сама изъявила желание стать Магдаленой Фридлендер. Сказать по правде, Магде повезло с отчимом, как везёт не многим. Интеллектуал с хорошо развитой торговой жилкой, он происходил из числа светских евреев, в процессе ассимиляции растерявших свою идентичность, и не причислявших себя ни к одной религии. Привычки и образ жизни отчима не имели ничего общего с жизнью иудеев, так что для Магды однажды стало откровением, с кем она на самом деле выросла, чьё воспитание сформировало её как личность.       Не имея собственных детей, Рихард Фридлендер чудесным образом сумел найти ключик к чужому ребенку; с ненаигранным, а потому располагающим к себе дружелюбием помог новоиспечённой падчерице преодолеть недоверие и застенчивость. Добрый, но справедливый наставник, который, несмотря на занятость, всегда изыскивал свободную минутку, чтобы уделить ей внимание, - вот, кем он стал для Магды. С заточением в монастыре было покончено. В отличие от папаши Ритшеля, высоко ценившего прежние устои, у отчима был свой, прогрессивный взгляд на образование, и необходимости держать девочку вдали от дома, в суровой монашеской обители он не видел. Лучшие воспоминания тех лет были связаны у Магды с отчимом. Лучшие подарки по праздникам она получала от него. Из его уст слышала и как губка впитывала самые увлекательные истории. Своим собственным примером он пробудил в ней интерес к знаниям, прилежной учебе. Не подавлял, как это водится в семьях, а мягко направлял в нужное русло её бьющую ключом подростковую энергию. Наблюдая их на тот момент гармоничные супружеские отношения с матерью, по мере взросления Магда незаметно для себя создала в голове свой идеал мужчины. Но замужество как таковое не представляло в её понимании той ценности, какую обычно вкладывают в него юные девушки, ведь подчинение мужу шло вразрез со стремлением Магды быть единственной полноправной хозяйкой своей жизни; повинуясь зову сердца, самостоятельно принимать решения и воплощать в реальность заветные мечты.       В ту пору, - пору своего подросткового максимализма на фоне разразившейся в Европе войны, - ей приглянулся Виктор Арлозоров – семнадцатилетний гимназист еврейского происхождения, с которым она познакомилась в Берлине благодаря его сестре Лизе. Когда-то семейство Арлозоровых, – дети и внуки местечкового раввина, бежало от погромов на Украине, воспоминания об ужасах тех дней до сих пор сохранились в их памяти, и Магда, по мере сближения с Виктором, также прониклась сочувствием к иудейскому народу, которое, в свою очередь, вылилось в стойкий интерес и любовь. Несмотря на то что Виктор вырос в Германии, уважал немецкую культуру и язык, он никогда не скрывал своей национальности, более того, в отличие от Рихарда Фридлендера, гордился ею. В гимназии, а позднее и в университете, где они учились вместе с Лизой, харизматичный Арлозоров неизменно собирал вокруг себя толпу любопытных студентов; всем желающим, в том числе и по уши в него влюблённой Магде, в свободное время проповедовал сионизм, обучал молодежь азам иврита. Именно от него она переняла большую часть своих тогдашних убеждений. Чтобы быть с любимым на одной волне, стала соблюдать Шаббат и другие еврейские праздники, вместо крестика с некоторых пор носила на груди звезду Давида. По счастью, её чувство было взаимно. Помимо преданной последовательницы, Виктор заметил и по достоинству оценил в ней хорошенькую девушку; в ответ на её робкие заигрывания пробудился его южный темперамент, и роман между ними вспыхнул сам собой, как в романтическом кино. С Арлозоровым у Магды всё произошло впервые: первое признание, первый робкий поцелуй, первая для них обоих ночь любви. Но любовь, нежные чувства – второстепенное, что связывало этих молодых людей. На первом месте были идея, общность взглядов, готовность до конца следовать выбранному пути. Сидя в кафе или прогуливаясь по городу, они часами могли рассуждать о том, как по окончании учёбы, заручившись поддержкой родителей и общины, в качестве первопроходцев отправятся далеко на Восток, возрождать историческую родину всех иудеев – Палестину, благословенную Господом землю Кнаан, о которой сказано в Торе.       Перспектива навсегда покинуть Германию, окончательно отречься от привычной жизни страшила и одновременно приятно будоражила воображение Магды. Обыкновенная берлинская студентка, она всегда чувствовала, что создана для великой цели. Свадьба, дети, семейный быт с Виктором – все это казалось чем-то само собой разумеющимся и естественным. Но путь жены проповедника, общественного деятеля, одного из возможных основоположников современного еврейского государства – ноша не из лёгких, поэтому она уже теперь тщательно готовилась к ней, как наследная принцесса готовится к коронации, четко сознавая ответственность, что ложилась на её гордо выпрямленные плечи. Когда отъезд стал уже решенным делом, она ещё сильнее полюбила и привязалась к Арлозорову, – не столько к нему лично, сколько к перспективам, которые сулил ей их союз. Она не собиралась быть молчаливой тенью супруга, всюду следуя за ним из чувства долга, нет! Приключения, возможность повидать мир, нести в массы веру и свет, силой слова обращать новые сердца к Богу и поддерживать в них этот огонь, вместе с мужем трудиться на благо угнетённого, веками отовсюду гонимого народа – вот, чего на самом деле жаждала Магда; что придавало её существованию истинный смысл.       Как же получилось так, что Виктор, ещё недавно внимательный и любящий жених, ни с того ни с сего начал избегать с ней встреч? Ссылаясь на занятость, игнорировал звонки, был холоден, погружен в свои мысли и неласков, когда им всё же удавалось увидеться? Чем было вызвано его внезапное несправедливое к ней охлаждение? Чем она его обидела? Какую допустила ошибку? Магда тщетно искала и не находила ответа. Сказочный мир влюблённых рушился на её глазах. Человек, на которого она возлагала столько надежд, без которого не представляла жизни, предал её. Вот так просто, одним махом, безжалостно разрушил лучшее, что было между ними.       - У меня был серьёзный разговор с отцом, и отец поставил мне условие. Прежде чем отправиться в Палестину, я должен жениться...       Они стояли друг напротив друга, оба поникшие и бледные, как на похоронах.       В первый момент Магда испытала облегчение. Жениться? Всего-то? В этом вся проблема? Но ведь они и так собирались сделать это, как полагается любой нормальной паре! А свадьбу хотели отпраздновать дважды: первый раз с соблюдением всех иудейских традиций и канонов Торы, второй – не религиозно, по-светски, для немецких родственников и друзей...       Непонимающе улыбаясь, она напомнила ему об этом, и была опрокинута ответом:       - Нет. Ты, наверное, меня неправильно поняла. Мы больше не можем быть вместе, Магда. Я должен взять в жёны другую девушку. Так велит отец и раввинат...       Прошло много лет с того дня, она повзрослела, страсти улеглись, другие события и впечатления захватили её внимание, но каждый раз, возвращаясь мыслями к их прощальному диалогу с Арлозоровым, Магда вся холодела изнутри от злости и боли. Злилась на себя саму. За простодушие и доброту. За то, что позволила себе погрузиться с головой в омут чувств. Униженно умоляла не бросать её. И, разумеется, злилась на Виктора. На него особенно, до скрежета зубов! Главным образом за то, с каким лицом он слушал её бессвязный лепет. Непроницаемое, каменное выражение! Лицо инквизитора со средневековых устрашающих полотен. Он принял решение за них обоих, и дальнейшие попытки переубедить его были бессмысленны.       - Другую? Ты шутишь? Любимый, прошу, не говори так... Это неправильно. Я не верю... Нет... - Чуть не плача, простирала Магда руки к жениху. Что за неподобающее для благородной фройляйн поведение...       - Разве я не ясно выразился? - В его голосе явственно сквозила досада. - По законам нашей религии, еврей не может жениться на нееврейке. По крайней мере, мой отец никогда не даст на это своего благословения...       - Но... Я же...       - Община знает о твоём намерении принять гиюр. И тем не менее не одобряет наш брак.       В реальность происходящего Магде верилось с трудом. Всё это больше напоминало кошмарный сон, из которого никак не удаётся вырваться. Отрицательно качая головой, она шагнула к Виктору в надежде разрушить чары. На мгновение ей показалось, он сделал то же самое, но, вовремя обуздав себя, отступил назад. И её остановил движением руки.       - Только не надо драматизировать, милая! Поверь, мне сейчас не легче! Но мы должны быть сильными, жизнь на этом не заканчивается... Ты ещё обретешь своё счастье с другим...       Наверное, это было сказано из лучших побуждений. Виктор хотел как лучше, пытался утешить её, чтобы в собственных глазах не выглядеть совсем уж подлецом, да только не понимал, что делает больнее этими словами. Или не хотел понимать.       - Кто она? Как её имя? Она широкобедрая, как все еврейки? Хорошенькая? Расскажи, я хочу знать всё о твоей будущей жене! - Допытывалась Магда с горькой усмешкой на устах.       И постепенно, хотя Арлозоров избегал вдаваться в подробности, с истинно еврейской изворотливостью уходя от нежелательных вопросов, узнала, что женитьба на некой Симе Гольдштейн, его двоюродной кузине - кровосмесительный брак уже сам по себе шокировал непримиримую к некоторым явлениям иудаизма немку! - поможет не только объединить и приумножить семейный капитал, но даст возможность Виктору взлететь по карьерной лестнице. Дескать, родители Симы, видные американские сионисты, имеют связи в правительстве Палестины, и сделают всё, чтобы её супруг так же занял высокий пост. То, на что Виктор собирался потратить годы, шагая честным, но тернистым путём, теперь маячило пред ним в шаговой доступности. Кто он был такой, чтобы не воспользоваться подарком судьбы? С чего бы ему было поступаться собственными интересами в угоду чьим-то чувствам, пусть даже чувствам Магды? Ну и что, что он совсем недавно представлял её друзьям как свою невесту? Любовь, в понимании Виктора, никуда не делась, но пришло время подумать и о более серьёзных вещах.       - Взгляни правде в глаза, - увещевал он окончательно упавшую духом подругу. - Этот брак – деловая необходимость... Душой я по-прежнему принадлежу тебе, милая, и так будет всегда. Но зачем тебе, немецкой католичке, связывать судьбу с иудеем? Мы с тобой из разных миров, Магда! Жизнь на Востоке, полная опасностей и лишений, погубит тебя.       Они расстались на спокойной ноте, как полагается взрослым воспитанным людям. Арлозоров – не без сожаления, но с уверенностью, что поступает правильно. Свойственный евреям рационализм оберегал его от сильных душевных потрясений, чего нельзя сказать о фройляйн Фридлендер, из последних сил сохранявшей благодушный вид. Шутка ли, провстречаться с парнем два года, подарить ему себя, строить с ним совместные планы на будущее, чтобы по итогу быть брошенной, как надоевшая кукла! Девятнадцати лет отроду Магдалена полностью и бесповоротно разочаровалась в мужчинах. Но личное – ничто, в сравнении с утратой идеалов. С предательством Виктора чужды и неактуальны стали для неё те политические и религиозные верования, которыми она жила на протяжении их отношений. Церемония зажигания субботних свечей нагоняла скуку, молитва "Барух ата Адонай Элохейну" больше не трогала сердца. Постепенно сузился и растаял прежний круг друзей. Девушке было нечем заняться, не на что отвлечься. Дни проходили в бездеятельной пустоте. Встревоженные её состоянием родители старались не вмешиваться не в своё дело, полагая, что время, – лучший лекарь, всё расставит по местам. Однако, откровенно побеседовав с матерью и отчимом, Магда получила позволение пока что уехать из города. Многолюдный шумный Берлин, где её повсюду преследовали воспоминания, плохо действовал на и без того расстроенные нервы. А чтобы не шататься по стране без толку, после недолгих поисков семья оплатила ей местечко в элитном женском пансионе в Саксонии, у подножия живописных герцинских гор. Второй раз за свою совсем короткую жизнь она очутилась вдали от дома, однако, не в пример унылой монастырской школе, быстро освоилась и по-своему полюбила это заведение, где девушек из обеспеченных семейств учили красивым, но совершенно бесполезным в послевоенную эпоху вещам – музыке, танцам и этикету, придававшим воспитанницам тот самый "налёт благородства", который навсегда останется с каждой из них. Полгода спустя, в последний раз притворив за собой знакомую чугунную калитку, Магда могла сожалеть лишь о том, что её пребывание в пансионе продлилось очень недолго. И хотя на то была веская причина, она покидала это место с тяжелым сердцем, потому что не была уверена, что ей будет ещё где-нибудь так хорошо, как здесь.       Окружающие же считали её счастливицей. Ну разумеется! Отхватить себе в мужья миллионера – это не каждой под силу, да к тому же, далеко не каждая сумеет, как Магда, до беспамятства влюбить его в себя! Но у всякой медали есть две стороны. И учитывая тот факт, что Гюнтер по возрасту годился ей в отцы, имел лысину, пивное брюшко, и от прежнего брака, - жена его скончалась от рака двумя годами ранее - растил двух сыновей-подростков, партия была не такой уж блестящей, как может показаться на первый взгляд.       На поздравления и пожелания счастливых лет брака, Магда, вся закутанная в белое, с венком флёрдоранжа на голове, лишь сдержанно улыбалась и опускала глаза. Достаток и спокойствие, но отнюдь не счастье сулил ей этот брак. Совсем не так, как Виктор, с нежностью и благоговением, смотрел на неё пожилой вдовец. Напрасно люди принимали за любовь его щедрость и настойчивые неуклюжие ухаживания. Наедине, в домашней обстановке это был самолюбивый тиран, привыкший видеть во всём товар, и не смыслящий в человеческих отношениях ничего, кроме купли-продажи. Такими же противными, бесчувственными дельцами оказались его сыновья, с первого дня невзлюбившие юную мачеху, как свою конкурентку, и ябедничавшие на неё по малейшему поводу. А с рождением маленького Харальда, - он появился на свет чуть больше чем через девять месяцев после свадьбы, - можно было и вовсе забыть о вольготной девичьей жизни. Заботы о младенце, хлопоты по дому со всем его обширным хозяйством отбирали у неё большую часть времени, и в конечном счете – саму себя; ту, настоящую Магду, полную оптимизма, идей и амбиций, от которой теперь осталась лишь бледная тень. Ворочавший миллионами муж-магнат, помимо прочих недостатков, на поверку оказался скучнейшим типом: все вечера, даже по выходным и праздникам, просиживал в угрюмом молчании за стаканом шнапса или просто отправлялся на биржу, заставляя молодую жену ещё острее чувствовать своё одиночество и ненужность. Танцы, званые обеды, поездки в театр, на курорт, классическая музыка, живопись и литература – всё, к чему она привыкла с детства; что веками культивировалось в высших кругах, для Гюнтера Квандта были ничего не значащие вещи, набор витиеватых слов, значения которых он не только не понимал, но над которыми, к тому же, позволял себе насмешничать, словно бы ревнуя Магду к миру прекрасного.       - Куда это ты намылилась? Не нашлось других дел, кроме как шататься по гостям? Немедля смой с себя всю эту штукатурку! - Только и слышала от него она.       Из соображений выгоды и обострившейся по той же причине сентиментальности Гюнтер, не посоветовавшись с женой, взял на воспитание тройню погибшего в автомобильной катастрофе компаньона. От этой новости фрау Квандт, обычно отличавшаяся железным самообладанием, чуть не грохнулась в обморок, ведь столь внезапное большое прибавление в семействе не сулило ей ничего, кроме дополнительных хлопот и забот. Ей не исполнилось и двадцати пяти, а на руках у неё уже было шестеро детей, из которых только один – свой собственный, родной. Как она постарела за последний год! Внешне это, наверное, не слишком бросалось в глаза: приходили на помощь отменный вкус и умение следить за собой. Однако изнутри Магда ощущала себя старухой и мыслила как старуха. Отчаявшаяся, усталая, разочарованная в жизни старуха, которой уже не на что надеяться и нечего ждать от судьбы. Теплившийся в ней инстинкт самосохранения проявлялся в злобных выпадах в ответ на грубость Гюнтера. В последний год они заметно отдалились друг от друга, спали по разным комнатам, и даже физическая составляющая их отношений постепенно сошла на нет.       Впрочем иногда, ещё до того как Магда стала запирать двери спальни на ключ, он незваным гостем приходил к ней среди ночи. Подвыпивший, липкий от пота, что-то невнятно бормоча, расталкивал её, своим дурно пахнущим ртом накрывал её рот или просто разворачивал к себе спиной, тычась вялым органом между ягодиц. Магда терпела, сцепив зубы. Сопротивление в данном случае срабатывало против неё. Однажды она уже имела неосторожность оттолкнуть супруга, за что больно получила по лицу, а когда, брыкаясь и крича, попыталась высвободиться из его лап, за стеной проснулся и заплакал сын. С тех пор Магда терпела ради Харальда. После нескольких неудачных попыток и продолжительной возни мужчине удавалось возбудиться и войти в неё, но старческий сморщенный член почти сразу обмякал внутри, об удовольствии для Магды не могло быть и речи.       Ночи напролёт лёжа без сна под монотонный мужнин храп либо одна в пустой холодной постели, она со слезами на глазах вспоминала былое, давно ушедшую счастливую юность, объятья и поцелуи Виктора – своего первого любовника; его широкую, поросшую чёрным курчавым волосом грудь, на которой ей так сладко засыпалось в часы отдыха; их многочисленные разговоры, шутки, ребяческие шалости и несбывшиеся мечты. Чего бы она ни отдала теперь, чтобы хотя бы на мгновение вернуться в прошлое! Воскресить и спасти любовь! С высоты нынешнего опыта, как следует исстрадавшись, Магде казалось, она знает, как надо было поступить. О, повернув время вспять, она бы изыскала способ удержать Виктора! Всё что угодно, любые немыслимые унижения и лишения, лишь бы остаться рядом с любимым, и никогда, ни при каких условиях, ни за какие деньги мира – брак с нелюбимым, с мучителем, с врагом. Проигрывая в голове всевозможные ситуации и диалоги, утешаясь ожившими воспоминаниями и фантазиями, в которых она порывает все связи с Гюнтером, и под жарким солнцем Палестины вновь обретает героя своих снов, Магда как никогда чётко осознала необходимость, даже неизбежность развода. И чем скорее, тем лучше. Сама возможность потратить на старика Квандта лишних пять-десять лет жизни, пять-десять лет, прожитых впустую, в бесконечных спорах и склоках, с болью – физической и душевной, приводила молодую женщину в панику. Так больше не может продолжаться! И, улучив момент, когда мужа не было дома, она оставила детей под присмотром няни, а сама отправилась к адвокату обсудить предстоящий судебный процесс. Магда ещё не решила, когда и как сообщит Гюнтеру о разрыве, главное – не дать себя облапошить относительно финансов, положенных ей при расторжении брака. Чувственное начало и практическая жилка весьма гармонично сочетались в этой женщине. Лелея в памяти романтическое увлечение юных лет, она не забывала о дне насущном уже хотя бы потому, что несла ответственность за сына. Развод никоим образом не должен отразиться на маленьком беззащитном мальчике!       Итак, фрау Магдалена Квандт сделала первые шаги к свободе, и была полна решимости идти дальше, если бы не новость, заставившая её внести коррективы в свои планы. Муженёк уже некоторое время поговаривал об этом. Но Магда пропускала его слова мимо ушей, уверенная, что они не имеют к ней отношения. Гюнтер отказывался брать жену с собой даже в деловые поездки по Германии, мотивируя это тем, что настоящей женщине, хранительнице очага приличествует быть дома, вести домашние дела, а не разгуливать по балам и раутам, где она по недостатку ума ненароком может бросить тень на всю семью. Такая позиция ранила Магду. Никто и никогда, кроме Гюнтера, не позволял себе таких унизительных высказываний в её адрес. А Виктор, в их лучшие годы, – тот и вовсе гордился ею, как своей ближайшей соратницей, с которой, не стесняясь, советовался по самым серьёзным вопросам!       - Я оформил нам визу и купил билеты. Через неделю летим в Америку, – без обиняков объявил супруг в то самое утро, когда она, наконец, отважилась озвучить своё желание уйти. И, отвечая на немое замешательство Магды, пояснил, что его приглашают в Нью-Йорк по работе, дескать, переговоры за океаном не терпят отлагательств, - а это шанс увеличить продажи! - и единственная прихоть американских партнёров – видеть господина заводовладельца вдвоём с женой. Да-да, Магда не ослышалась, она не только может, но обязана присутствовать!       - Не беспокойся, это не займет много времени. Однако ты должна постараться произвести благоприятное впечатление. Оденься поприличнее, не пей много и не болтай языком, как вы, бабы, это любите. Поняла? - Наставлял он красавицу-жену в своей обычной полупрезрительной манере, причём слова про выпивку и неприглядный внешний вид скорее относились к нему самому, ибо Магду в этом было точно не уличить. Под конец Квандт, - сама добродетель и щедрость - любезно раскрыл тугой кошелёк:       - Если что-то нужно, говори сразу – я дам денег.       И на этот раз она не преминула воспользоваться его предложением! Изысканные платья от прославленных парижских кутюрье, несколько пар элегантных кожаных туфель, привезённых из солнечной Италии, роскошное норковое манто в серебристом оттенке, прекрасно сочетавшееся по цвету с её светлыми волосами, перчатки и шляпы, сшитые по моде того времени, серьги и бриллиантовое колье, приятно холодившее шею, – все это было оплачено и в кратчайшие сроки доставлено по берлинскому адресу Квандтов, а после бережно уложено в дорожный чемодан ждать своего часа. К поездке в Соединённые Штаты Магда готовилась основательно, испытывая чувство счастливого волнения ребёнка в канун рождества. В считанные дни вызубрила американский разговорник, составила список музеев и достопримечательностей, - хотя Нью-Йорк сам по себе был для неё одной огромной достопримечательностью! - которые хотела бы посетить, блюд, которые собиралась попробовать, и подарков близким – что-нибудь недорогое, но оригинальное, чего нельзя было найти в Европе. Даже ссоры с мужем сгладились на время под влиянием вышеописанных хлопот; притупилось губительное для брака ощущение разобщённости – до такой степени, что Магде порой становилось неловко за себя. Быть может, она торопится и перегибает палку с обращением в суд, идя на окончательный разрыв между ними? Быть может, стоит попытаться сохранить семью, дать Гюнтеру ещё один шанс, ведь, как известно, ломать всегда проще, чем строить? Но к счастью или нет, подобные сомнения не слишком докучали женщине. Ей было о чём подумать и на что отвлечься, собираясь в дорогу. Всё остальное отступило на второй план. За мгновение до приведения в исполнение приговора обвиняемый получил отсрочку.       Двенадцатичасовой перелёт через Атлантику запомнился Магде по заложенным ушам, отёчным от усталости ногам и чарующей красоте рассветного неба над океаном, которое она имела возможность созерцать из крошечного иллюминатора. Пурпурные, нежно-розовые, в насыщенных золотистых тонах облака проплывали прямо на уровне борта и простирались до самого горизонта к солнцу, медленно и величаво поднимавшемуся из предрассветной мглы, а где-то далеко внизу, сплошным тёмно-синим пятном маячила водная стихия, от начала времён разделявшая Землю на континенты. Напрасно Магда пыталась растолкать супруга, чтобы он вместе с ней полюбовался на небесные пейзажи в этот ранний час. Человек рациональный, напрочь лишенный эстетического восприятия, Гюнтер лишь отмахнулся от взбудораженной фрау и снова засопел на соседнем сидении. Она же, в восторге прижавшись к окошку, мысленно возблагодарила Господа за жизнь, чего не делала очень давно, по понятным причинам охладев к религии. Но по мере приближения к берегам Америки, чувство, похожее на благодать, охватило её с тем же пылом, что и в отрочестве, когда через земную любовь к еврейскому юноше она познала духовную любовь к Яхве. Только спустя время Магда догадалась, что на самом деле это значило.       Первые несколько дней этой захватывающей экспедиции она, несмотря на жуткий недосып и переутомление, находилась всё в том же восторженно-приподнятом настроении, что на борту самолёта, не переставая удивляться всему новому и необычному вокруг. Полученных впечатлений, казалось, хватит до самой старости. Но по окончании официальных мероприятий, где она блистала подобно королевской персоне, поражая присутствующих благородными манерами, грацией и тонким умом, не характерными для жены сколотившего капитал на денежных махинациях бюргера, эйфория её поубавилась. Магда целыми днями скучала в гостинице или каталась по городу в гордом одиночестве, дожидаясь Гюнтера с совещаний, после которых он озлобленный, в нетрезвом виде возвращался глубоко за полночь. В ответ на расспросы бранился, а то и вовсе мог грубо оттолкнуть жену. Злые языки распускали слухи, будто он проводит ночи в казино в обществе проституток. В семейной жизни Квандтов наступил прежний разлад. Однако именно этот период Магда ещё долго будет вспоминать с загадочной улыбкой на лице. У неё появился поклонник! Виной тому свободные американские нравы или же разбитое изменами супруга сердце, доподлинно известно одно: в Нью-Йорке Магда, наконец, оставила роль примерной жены, и с головой отдалась ни к чему не обязывающему романтическому приключению. Проще говоря, у неё случился курортный роман.       Сама она не делала для этого ровным счетом ничего. Её нельзя было обвинить в стрельбе глазами или словесном флирте, но когда после короткого знакомства Магду пригласил на ужин симпатичный молодой человек, она не раздумывая согласилась. И соглашалась снова и снова, отчасти со скуки, ибо Гюнтер по-прежнему отсутствовал по вечерам. Наедине с собой она печалилась, сердилась на мужа и тосковала о сыне, тогда как свидания с новым приятелем вносили нотку разнообразия и беззаботности в её наполненное тяготами существование. Это был хороший способ убежать от реальности: посиделки в экзотических ресторанах, танцы до упаду, устрицы и шампанское, театры, прогулки на катере под звездным небом вдоль таких знаменитых районов, как Бруклин и Манхэттен... К выбору мест для свиданий Герберт Гувер, - племянник и тёзка действующего президента Соединенных Штатов, - подходил с фантазией и не скупился на деньги.       Безусловно, Магде льстил его социальный статус. Чувствовать на себе восхищённые, а то и завистливые взгляды признанных светских львиц, просто идя со своим кавалером под руку – это дорогого стоило для горделивого сердца. С Гербертом она снова вспомнила, что такое быть женщиной. Не судомойкой, не нянькой, не племенной коровой для осеменения, а женщиной – и ещё довольно молодой, привлекательной женщиной, которую не стыдно ввести в свет. Тут-то и пригодились взятые из дома украшения и вечерние платья! Отправляясь на очередное рандеву, Магда всегда старалась выглядеть на высоте – и не только потому, что хотела завоевать чьё-то сердце. Всё дело в том, что вокруг её звездного приятеля постоянно вились фотографы и журналисты, их фотографии вдвоём стали появляться на страницах глянцевых журналов, и фрау Квандт волей-неволей пришлось приспосабливаться к повышенному вниманию. Всевозможные, продиктованные инстинктом уловки и хитрости позволяли ей также удерживать старика Квандта в блаженном неведении.       Примерно в это же время, на пике столь неожиданно обрушившейся на неё популярности, ей начали приходить письма от анонимного адресата; их содержимое, - ни дать ни взять песнь песен Соломона! - вгоняло Магду в краску и странным образом заставляло сердце биться чаще. При всём уважении и симпатии к господину Гуверу, он не мог писать таких вещей уже хотя бы потому, что недостаточно близко знал её. У мужа просто не хватило бы фантазии на подобную затею. Гюнтер не был романтиком и в лучшие времена,– так для чего сейчас марать бумагу? Однако письма продолжали поступать с завидной регулярностью, и раз от раза делались поэтичнее, красноречивее – так, будто это не было злой шуткой, а таинственный воздыхатель действительно любил и тосковал о ней. Неизвестный знал о ней всё: что она любит есть на завтрак, какие ей снятся сны, чего она боится и что ненавидит в людях, запах её любимых духов, запах её кожи, мягкость ступней и ягодиц, названия запавших ей в душу книг, имена боготворимых ею композиторов; знал, как она стонет в момент оргазма, как проклинает весь мир, когда болит голова, с какой радостью подставляет лицо ветру и пляшет под дождём, всегда испытывая подъём энергии в плохую погоду; её привычку спать на животе, в задумчивости грызть кончик карандаша, и смешно складывать губы трубочкой, поднося ко рту горячую чашку, – знал так мало и одновременно много банальных вещей, из которых состояла она небанальная, настоящая; та, о которой Магда за повседневными делами и печалями сама успела подзабыть.       Он всегда находился где-то неподалёку, следил за ней исподтишка и подробно описывал в каждом новом послании своё восхищение Магдой на том или ином нью-йоркском рауте. В доказательство к письмам прилагались фотографии – не те что печатали в прессе, а любительские, размытые, сделанные на скорую руку в обстановке строжайшей секретности самим отправителем или его поверенными: на одной Магда болтает с другими гостями, обнажив в сияющей улыбке белые как жемчуг зубы; другая фотография изображает её скучающей за столиком на террасе отеля, третья – оправляющей прическу перед зеркалом в дамской уборной, - одному богу известно, на какие ухищрения пришлось пойти папарацци, чтобы подловить столь интимный момент! - вот Магда садится в такси, тут – ходит по магазинам; фотографии эти сопровождались множеством признаний и комплиментов, таких простых и по-мальчишески наивных, что не приходилось сомневаться в их подлинности. А в промежутках между письмами, "Ритц-Карлтон" осаждали курьеры с корзинами цветов, фруктов и сладостей на имя досточтимой миссис Квандт – по словам анонима, небольшие знаки внимания, призванные поднять ей настроение. И сколько Магда ни расспрашивала работников отеля, никто не знал, от кого они.       С детства питавшая тягу к загадкам и тайнам, она поклялась себе вывести хитреца на чистую воду. Он был так неуловим и вместе с тем настойчив, что временами даже становилось страшно. Кто знает, какие на самом деле цели преследует этот тип? Когда она брала в руки новый скреплённый сургучом конверт, её сердце трепетало, но разум призывал гнать от себя подальше романтическую блажь. Осторожно, не раскрывая всех подробностей она пожаловалась Герберту на поведение неизвестного поклонника, на что тот лишь посмеялся и предположил, что Магде докучает одна из его бывших, неуравновешенная особа по имени Дейзи, она мстительна и может притвориться кем угодно, чтобы их разлучить. Признаться, Магда была разочарована равнодушием там, где ожидала увидеть ревность, но версию об обиженной бывшей нашла вполне правдоподобной, учитывая популярность Герберта благодаря его знатному родству. Он посоветовал ей выбрасывать нежелательную корреспонденцию не глядя, остерегаться отравленных подарков, не ходить одной по темным улицам, а при поступлении каких-либо угроз немедленно обращаться в полицию, и как ни в чём не бывало сменил тему.       Всю следующую неделю Магда скрепя сердце придерживалась этих рекомендаций, не находя себе места от одолевавших её сомнений и тягостных дум. Носить маску беззаботной, всем довольной светской дамы сделалось сложнее. Сказавшись больной, она несколько дней не показывалась из своих апартаментов, отключила телефон и игнорировала почту – к вящему неудовольствию Гувера-младшего, уже привыкшего повсюду таскать Магду за собой, как дорогую эксклюзивную вещь, и не упускавшего случая этой вещью прихвастнуть. Часами лежа в полуостывшей пенной ванне или выкуривая у окна одну сигарету за другой, Магда много размышляла о своей жизни, перебирая в памяти те немногие значимые, по большей части драматичные события, что составляли её биографию в неполных тридцать лет. Ничто из того, что манило её изначально, к чему она стремилась с малолетства, не было достигнуто. Она ощущала себя никчемной дурой, позволив гормонам взять верх над здравым смыслом. История с письмами казалась пошлым, не заслуживающим внимания недоразумением. Она сожжет их завтра же, одно за другим, не перечитывая – незачем хранить всякую компрометирующую её ерунду от неизвестных и потенциально опасных лиц. Ей ведь далеко не шестнадцать, чтобы верить в такие сказки!       Смахнув с глаз непрошеную слезинку, Магда решила всё-таки принять предложение г-на Гувера поужинать вместе на крыше небоскрёба – предложение столь экстравагантное и неожиданное, что даже находясь в упадническом настроении, она по достоинству оценила его. К тому же, приближалась дата их с мужем возвращения домой, в Германию. Герберт знал об этом и, по всей видимости, придумал устроить прощальный вечер. Пойти стоило уже из благодарности за хорошо проведённое время...       Всё самое лучшее приходит к нам как раз в тот момент, когда меньше всего чего-то ждешь и на что-то надеешься. Таков парадокс судьбы. В самых смелых мечтах и снах Магда не позволяла себе зайти так далеко, как это теперь происходило с ней в реальности. Встреча на высоте более шестисот футов, под позолоченными готическими сводами Нью-Йорк Лайф Билдинг, столь же приятная, сколь и пугающая, в считанные мгновения, словно по щелчку пальцев, перевернула устоявшийся постылый мирок немецкой домохозяйки и матери с ног на голову. Читатель уже наверняка догадался, что за накрытым на двоих столиком Магду поджидал не кто иной, как Хаим Арлозоров; да-да, вы не ослышались – Хаим, ибо иммигрировав на Ближний Восток, Виктор взял другое, более подходящее и благозвучное для тех мест имя. Об этом в числе прочего он поведал ей, как только Магда отошла от шока и, наконец, миновала та волнительная минута, когда, обнявшись и расцеловавшись, они приветствовали друг друга.       - Что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня? Почему не представился сразу? Ведь это твою писанину я получала, да? Дурак! Кое-кто устроил мне сцену ревности из-за тебя... - Лукаво щебетала в мир помолодевшая фрау Квандт, звякнув бокалом о бокал Арлозорова, с невыразимой теплотой и чувством глядевшего на нее.       Она забросала его сотней вопросов в течение нескольких минут, но почти не слушала, что он говорил. У Магды никак не получалось сконцентрироваться на его словах. Она была так удивлена и осчастливлена появлением старого друга, что голова шла кругом.       Так значит, это он! Все сразу встало на свои места. Молитвы Магды были услышаны. Виктор до сих пор, - может даже сильнее, чем раньше! - любит ее, поэтому прилетел на другой конец земного шара, и сейчас сидит рядом, позабыв про семью и дела. Годы потребовались ему, чтобы осознать свою ошибку, но с этого дня все изменится, её слезы и ожидание будут вознаграждены... Годы брака с нелюбимым жестокосердным мужем научили женщину всерьез скучать по прошлому. Воображение рисовало ей картины, не совсем соответствующие действительности. Но обстоятельства, во второй раз сведшие их, на деле оказались куда прозаичнее.       Так же, как Квандт и множество других высокопоставленных особ, Арлозоров находился в Штатах по рабочим вопросам, когда до его ушей случайно докатился слух о блистательной даме, жене крупнейшего в Европе бизнесмена, что ныне вместе с мужем проживает в отеле на Мэдисон-авеню, и в чрезвычайно короткий срок успела завоевать умы и сердца нью-йоркских сливок общества. Не в пример Магде, после расставания целенаправленно ограждавшей себя от какой-либо информации о дальнейшей судьбе Виктора с целью избежать лишней боли, он время от времени справлялся о бывшей возлюбленной из любопытства и ностальгии по беззаботной студенческой жизни, с которой у него прочно ассоциировалась Магда, и потому без труда догадался, о ком идет речь.       Когда-то Арлозоров был по-настоящему счастлив с ней, хорошо помнил их планы о семье и детях, амбиции Магды относительно миссионерской деятельности в Палестине; помнил также неприятный, но необходимый разговор – последний разговор, после которого все вышеперечисленное обратилось в пыль. Он сожалел, правда сожалел, что так вышло. Однако социальные условности, – пропасть между ними, год от года делавшаяся шире, служили преградой к тому, чтобы разыскать и попытаться вернуть её. Узнав, что Магда гостит в Нью-Йорке, неподалеку от него, Арлозорову отчаянно захотелось повидаться с ней. Пьянящее чувство свободы и вседозволенности, знакомое большинству мужчин в командировках, вдали от жены и дома, овладело им. Сердце билось в два раза быстрее при мысли о возможном свидании. Магда верно трактовала его поведение, с одной поправкой: строча одно за другим любовные послания, обманом заманив жертву своих чар на ужин, никаких серьёзных, далеко идущих намерений на её счет Хаим не имел и иметь не мог. Как и прежде, он не был готов, попросту не видел смысла жертвовать привычным жизненным укладом, собственными успехами на политическом и общинном поприще, деньгами и семьей за возможность всегда быть с объектом плотских мечтаний. Да и не особо нуждался в этом. Но раз уж звезды сложились так, что им с Магдой суждено было встретиться на другом континенте столько лет спустя, когда каждый по отдельности уже обзавелся второй половиной и детьми, почему бы на часок не тряхнуть стариной?       Глупышка Магда! По отношению к тем, кого любила, она была так легковерна и щедра, что в ту же ночь отдалась ему сначала в лифте, затем в роскошном кожаном салоне лимузина, на автозаправке в туалете, предусмотрительно зажав ладошкой рот, и, наконец, на кухонном столе его съёмной квартиры, куда они ввалились под утро, счастливые, задыхающиеся от смеха и желания, двое любящих людей, двое безумцев, никак не могущих сполна насладиться друг другом.       За окнами уже занимался бледно-розовый рассвет, и свежий океанский бриз раздувал занавески, когда Магда в изнеможении свалилась любовнику на грудь и нехотя прикрыла глаза. Здоровый крепкий сон мало-помалу охватывал её – она до последнего сопротивлялась ему, машинально терла веки, зевотой гнала от себя усталость, не веря до конца своему счастью и боясь по пробуждению не обнаружить Виктора рядом. А потом, как следует отоспавшись и позавтракав, они стали вместе думать, как быть дальше. Хорошенькая светлая головка Магды уютно покоилась на плече иудея. Он задавал вопросы, она отвечала – покорно, не таясь, даже когда предпочла бы промолчать; думала, сейчас решается их будущее, тогда как Арлозоров просто удовлетворял праздный интерес.       - И где же ты, скажи на милость, подцепила этого старикашку?       Он много спрашивал её о муже с интересом и благоговением перед несметными доходами оного. Ну а Магда по большей части жаловалась на холодность и невнимание Гюнтера.       - О, это довольно тривиальная история! Мы познакомились в поезде по направлению "Берлин-Ганновер", да, кажется, там... Стоял январь, было морозно. Я с подружками возвращалась в пансион после рождественских каникул. Герр Квандт подсел ко мне в вагоне-ресторане, наговорил кучу комплиментов, заказал всяких лакомств, слово за слово у нас завязался разговор... В ту пору я была глупой, глубоко несчастной девчонкой, и подумала: "О, какой импозантный мужчина! Он много прожил, много повидал. Этот человек не причинит мне боль, потому что ему самому не раз разбивали сердце. У него недавно умерла жена. Он знает, каково это – терять любимых."       Многозначительный взгляд глаза в глаза. Мужская ладонь ласково скользит по её щеке. Он с жалостливой нежностью смотрит на нее. Эти печальные, слегка на выкате еврейские глаза, некоторая степень лопоухости, широкий лоб мыслителя, крупный с горбинкой нос, чувственные, как у всех южан, губы – по европейским меркам Хаим Арлозоров далеко не красавец, но для Магды нет типажа притягательнее, чем этот. "Бедная моя, ты из-за меня столько настрадалась..." - Говорит весь его виноватый вид.       - Я смотрела на Гюнтера сквозь розовые очки. Идеализировала вещи, которые не следовало бы. А когда прозрела, было слишком поздно. Мы поженились, у нас родился сын... В мои обязанности входило также заботиться о его старших сыновьях, невоспитанных надменных мальчишках... Они чувствовали, что я в полной их власти и, как хотели, издевались надо мной. Гюнтер очень изменился, и не в лучшую сторону. По-моему, я стала раздражать его своей молодостью, той жизненной энергией, которая еще кипела во мне. Я старалась во всем угодить мужу, сохранить семью ради ребенка, ведь Харальд еще так мал, но безрезультатно. По возвращению в Берлин нас ждет развод.       Магда поглубже вдохнула, закрыла лицо руками, и, молча прижавшись к мужчине, ждала, когда спадет противный комок в горле. Сердце у Арлозорова было не каменное. Почувствовав рвущуюся из бедняжки наружу истерику, он поцеловал Магду в макушку и начал баюкать, как ребенка.       - А тот молодцеватый франт, что сейчас ухаживает за тобой? Из президентского клана... У тебя с ним все серьезно? - Этот вопрос, по всей видимости, волновал его больше всего.       Недоуменно подняв голову, она испустила смешок. - С кем? С Гербертом? Да не смеши. Герберт не мой человек, я поняла это, немного пообщавшись с ним. Вот именно, что он – из клана... Слишком важничает. Слишком зациклен на себе. Хотя не скрою, бывает галантен и щедр. Мой муженек вначале был точно таким же. А потом показал своё истинное лицо.       - Ходят слухи, он собирается сделать тебе предложение...       - Какой ужас! Неужели? Нет-нет... Я не потерплю второй золотой клетки.       Это была чистая правда. Молодой человек приятной наружности, истинный интеллигент, выходец из богатейшей именитой семьи Герберт Гувер-младший – розовая мечта всех незамужних американок, по каким-то ей самой неведомым причинам совершенно не привлекал Магду в романтическом смысле, и своего будущего с ним, как ни крути, она не видела.       - Знаешь, я ведь даже толком не целовалась с ним. Герберт неумеха, каких свет не видывал... А теперь, когда ты со мной, любимый, я и помыслить не могу ни о ком другом. Только ты один мне нужен, - шепотом продолжала Магда, багровея от смущения, пока Виктор увлеченно осыпал поцелуями ее лицо и шею.       Она отлично знала, что за этим последует, и в предвкушении покорно развела колени. С губ Арлозорова сорвалось несколько мудрёных, давно позабытых ею слов на иврите. Сердце подсказало женщине, что это признание в любви.       Свидания любовников, полные сокрушительной греховной страсти, продолжались чуть не каждый день, вплоть до самого отъезда четы Квандт в Германию. Магда строго-настрого запретила Виктору провожать её в аэропорт.       - Я лечу с мужем, он ревнив как чёрт. Даже если ты, мой милый, будешь просто стоять в сторонке и глазеть на меня, он может заподозрить неладное.       На возражения и доводы мужчины, дескать они будут осторожны, её подслеповатый старый супруг наверняка ничего не заметит, она качала головой, приложив к его губам указательный пальчик.       - Видеть тебя и не мочь обнять! Ты не представляешь, какая это мука! Не надо, не делай этого, Хаим. Мы скоро увидимся в Берлине.       Всё чаще она называла Виктора его еврейским именем, смаковала его на слух, приноравливалась к звучанию, и... Понимала, что это имя для нее точно такое же родное, как и вообще всё, связанное с Арлозоровым. Она видела фотографию его сынишки, и даже всплакнула от восторга, до чего малыш Шауль похож на своего отца!       Единственным камнем преткновения в их отношениях, причиной её страхов и тревог было наличие у Виктора законной жены Симы, в это самое время смиренно дожидавшейся мужа в Иерусалиме. Одного неосторожного упоминания о ней было достаточно, чтобы испортить Магде настроение на целый день. В приступе мазохизма она вызвалась помочь Виктору купить подарки домой, с непроницаемым лицом расхаживала с ним по магазинам, давала советы относительно той или иной вещи, а душа её разрывалась от боли. Ну почему судьба бывает так несправедлива? Почему одним достается всё, а другим ничего? Почему, едва обретя, приходится отдавать самое дорогое? Подарив ей мгновения счастья и лучик надежды, Виктор снова ускользал от Магды к своей законной властительнице...       Однако расстаться хотелось на хорошей ноте.       - Смотри-ка, что у меня есть! - Как-то покопошившись в своём ридикюле, Магда выудила оттуда и сунула под нос Виктору тоненькую золотую цепочку с подвеской в форме шестиконечной звезды.       С полминуты он как завороженный наблюдал за раскачивающейся в её руке вещицей, а потом, улыбаясь, сказал:       - Ты сохранила её.       - Да, и везде ношу с собой как талисман, - Магда не могла скрыть гордости в голосе. Она откинула волосы с шеи, и выжидающе придвинулась к нему спиной, лукаво стрельнув глазами вполоборота.       - Ведь этой твой подарок... Не поможешь?       По силе эмоций этот, на первый взгляд, будничный момент был равноценен для влюблённых занятию сексом, и они не сговариваясь постарались подольше насладиться им, Арлозоров – прикасаясь к Магде, а Магда – млея под его присновениями. В отражении настенного зеркала она могла созерцать его сосредоточенное лицо с едва заметным румянцем смущения на скулах, и руки, действующие легко и аккуратно, несмотря на скрытую в них первобытную силу. Немного, скорее для вида повозившись с застёжкой, Виктор перекинул цепочку через её призывно вытянутую шею и, прежде чем застегнуть крошечный позолоченный карабин, пересохшими от волнения, жаркими губами прильнул к местечку у основания шеи. В ответ на одобрительный вздох Магды, вывел дорожку не менее пылких поцелуев вдоль покатых женских плеч.       Последовавший за этим шепот она слушала, затаив дыхание от восторга.       ‐ Ах, Yafa sheli*... Нежный мой птенчик! Знала бы ты, как мне не хватало тебя все эти годы! Целых восемь лет... Да, конечно, я старался не опускать руки. Честно выполнял свой долг перед Богом и людьми. Я завёл семью, как велит Тора, и жил согласно заповедям Торы. Как иудею, мне не в чем себя упрекнуть. Но боже мой, как безрадостна, пуста была моя жизнь...       - Я знаю! Мне тоже пришлось несладко без тебя, - тихонько поддакнула Магда; так тихо, что Виктор, казалось, не слышал её.       - Счастье и процветание своего народа я всегда ставил выше личного, считая, что нам с тобой не судьба быть вместе. Так было до недавнего времени. Но я верю, что мы неслучайно встретились снова. И где! За много тысяч километров от дома. Ты не отвечала на мои письма, но сделала гораздо больше, чем могут сказать слова. Ты пришла ко мне. И эта звезда, теперь на твоей груди...       Виктор запнулся, обеими руками судорожно сжав её за плечи. Это было лучшее ощущение в мире. Нигде Магда не чувствовала себя так спокойно и счастливо, как в его руках.       - Я не верю в такие совпадения. Мы предназначены друг другу небом. Что думаешь об этом, Yafa sheli?       Накрыв руку любовника своей, она медленно подняла на него широко раскрытые повлажневшие глаза.       - Ты читаешь мои мысли. Хочешь верь, хочешь нет, любимый... За восемь лет у меня не было ни дня, что бы я не вспоминала о тебе. Часы, проведённые с тобой, я считаю счастливейшими в своей жизни. На всём белом свете, за исключением сына, у меня нет никого ближе и дороже тебя.       Такой диалог состоялся между ними накануне её отъезда. Магда улетала из Нью-Йорка в превосходном настроении, мысленно благословляя этот невероятный город, а заодно и всю американскую землю за неожиданное, столь необходимое возвращение любви в её жизнь. Вместе с нательным крестиком она вновь носила под одеждой золотую звезду Давида. Это считалось неправильным и даже предосудительным по всем церковным канонам, но влюблённой женщине было наплевать на религиозные догмы. Магда знала, что Бог един, он читает в сердцах, и никогда не осудит её за такие суетные мелочи. Господь Бог радуется, глядя на них с любимым! Не зря Виктор сказал, что небо соединило их.