Fissure/ Надлом

Сабина Чен достала курицу из духовки и сняв с рук розовые прихватки, взглянула на настенные часы. 19:28 — Том! Посмотри в окно, Маринетт не видно? — позвала она мужа. Через несколько секунд раздался бас: — Нет, улица пуста. Позвони ей. — Она не отвечает, — покачала головой женщина, — Может что-то случилось? — Давай я сейчас закончу заготовки на завтра и пойду её искать, — ответил Том. К счастью матери, через несколько минут послышались шаги с лестничной площадки и звук поворачиваемого в двери ключа. Сабина, занятая тем, что мыла в раковине овощи повернула немного голову, заметив пиджак и розовые джинсы дочери. — Маринетт, милая, почему так поздно? — Да, солнышко, ещё чуть-чуть и я собирался тебя искать, — откликнулся Том. Женщина ожидала что дочь как обычно сядет за стол и склонив голову пожалуется матери на Хлою Буржуа или на проблемы с математикой. Ни сделав ни одного из ожидаемых Сабиной действий, темноволосая девушка только и сказала: — Извините, были дела. Я не голодна и пойду делать уроки. И быстро взбежав по лестнице вверх, скрылась у себя в комнате. — Что это с ней? — на кухне наконец показался мсье Дюпен, с полотенцем в руках. — Может, проблемы в школе? — предположила супруга, ставя тарелку с салатом на стол. В сказанное женщина не верила. Как и её муж. — Я разрежу курицу, — заявил мужчина, доставая большой кухонный нож, — а ты позови Маринетт на ужин. — Но она сказала… — Мало ли что она сказала.Ей нужно есть, — с нажимом пресек её супруг. И женщина, послушавшись, поднялась к дочери. Почти бесшумно поднимаясь к люку,Сабина прислушивалась. Она услышала тоненький писк, будто кто-то говорил успокаивающие слова очень тоненьким голоском. «Она смотрит телевизор?» Сабина открыла люк и поднялась на розовый чердак. Маринетт сидела за своим рабочим столом спиной к матери, склонив голову к тетради. — Маринетт, — позвала мадам Чен, — ужин готов. — Я же сказала, что не голодна, — хриплым голосом ответила дочь, так и не повернувшись в сторону матери. — Да где это ты поужинала? — возмущённо воскликнула Сабина, — в коллеже нет столовой, а карманных денег в этом месяце мы тебе не давали… Раздался хруст. Женщина молча уставилась на правую руку дочери, держащую в ладони сломанный карандаш. — Доченька, что случилось? У тебя проблемы в школе? Хлоя снова тебя дразнит? Девичья спина дрогнула. — Я просто устала. — Да посмотри же на меня, Маринетт! Не выдержав, женщина рванула к столу и схватив дочь за плечи, развернула её к себе лицом. И застыла. Слезы вечно неунывающей дочери, повергли женщину в шок. Щеки Маринетт блестели от слез, что лились из покрасневших глаз. — Доченька, — голос Сабины дрогнул, её руки легли на скулы девушки, вытирая слезы — кто посмел тебя обидеть? Но Маринетт молчала. — Маринетт кто тебя… Дюпен-Чен обхватила своими руками запястья матери и потянула их вниз от своего лица. — Нет. Сабина взглянула в лицо дочери и не узнавала его. — Я…я не понимаю, — залепетала женщина. Девушка резко встала со стула, заставив мать сделать шаг назад. — Скажи папе, что я сейчас переоденусь и спущусь к ужину, — заговорила девушка, — Пожалуйста, мама. В последней фразе сквозила такая мольба что китаянка не смогла перечить дочери. — Хорошо, но курица скоро остынет, — произнесла она и собралась было спускаться вниз, как почувствовала что дочь схватила её за руку. — Папе об этом ни слова, — попросила Маринетт. Сабина поражено смотрела в её потемневшие, почти синие глаза. А потом молча кивнула. Женщина, жуя картошку, чувствовала себя странно. Потому что странно было видеть своего мужа и дочь весело подшучивающих друг над другом. Видеть веселые улыбающиеся глаза дочери цвета неба. Когда десять минут она видела в них полное море отчаяния и печали. — Сабина, — окликнул её муж, — что это ты такая молчаливая? Женщина натянуто улыбнулась. — Все в порядке, милый. Вы с Маринетт и слова мне не даёте вставить! — шутливо сказала она. Через минуту на кухне семьи Дюпен-Чен раздались звуки безудержного смеха. *********** Второй час ночи. Сабина не могла сомкнуть глаз. Сцена в комнате Маринетт повергла её в шок. В последний раз Сабина помнила, что её дочь плакала будучи девятилетней девочкой. И тогда решила что несмотря ни на что не позволит никому ранить её веселый розовый мир. Она даже говорила, что ей безумно нравятся розовые очки. «Зачем снимать их?» — говорила со смехом она, — « Нужно видеть во всём всегда хорошее. Все что ни делается — к лучшему». Да, Маринетт злилась, расстраивалась, иногда и грустила, но это было не то. Не то что она видела сегодня . Она даже говорила буквально вчера, что Хлоя Буржуа хороший человек! Её девочка всегда была такой милой, радостной, она всегда была оптимистично настроена. Она любила её и Тома, она всегда говорила, что у неё лучшие родители в мире. Она обожала проводить время с лучшей подругой Альей и никогда не ссорилась с ней. Она любила шить и была счастлива, когда выиграла конкурс шляп Габриэля Агреста. …может дело в Адриане Агресте? Сабина и Том давно догадывались что их дочь неровно дышит к однокласснику модели. Но Маринетт, судя по разговорам с Альей, была не уверена и не могла признаться ему в своих чувствах. …может в этот раз смогла?.. …он разбил ей сердце?.. Эти мысли пугали женщину. Не в силах больше ворочаться в постели и предаваться пугающими размышлениями, Сабина поднялась и вышла из спальни. В доме было темно и тихо. Мадам Чен осторожно подошла к люку и слегка приподняв его, убедилась что в комнате не горит свет. «Значит Маринетт уже давно спит» — облегченно вздохнула китаянка. Она хотела уже вернуться обратно в постель, где Том видел уже десятый сон, но звуки легких шагов заставили её остаться на лестнице. Решив что ей просто послышалась, она приоткрыла люк шире и услышала шелест бумаги. Будто кто-то перекладывал листы с места на место. Женщина открыла люк полностью. Легкий шорох где-то сверху заставил её затаить дыхание и подняться в комнату. Листы, разбросанные по полу, с шелестом летели из стороны в сторону, сталкиваясь друг от друга. Женщина включила свет и взглянула на пол. Плакаты. Все были испорчены. Разрезаны, порваны, края некоторых были подожжены, некоторые были скомканы. Подняв один из них, глаза мадам Чен расширились в узнавании. Это были испорченные плакаты Адриана Агреста. Сабина поежилась. Здесь было холоднее, чем внизу и источник нашелся почти сразу. Люк, ведущий на балкон, был распахнут настежь. Маринетт не было ни в комнате, ни на балконе.