***
Уже через несколько часов я запыхавшийся стоял у двери, поспешно открывая её перед не менее запыхавшимся Минхёком. — Я так и знал! Ты всегда опаздываешь, когда надо спешить, — было начал я скандалить с ним, пока Мин, схватив меня и рюкзак в охапку, потащил нас к лифту. — Сколько времени?! Я точно опоздаю, а всё из-за тебя! Мне стало немного неловко за свои обвинения в сторону родного брата, и я замолчал. — Прости, так вышло, — сказал он виноватым голосом под шум закрывающихся дверей лифта. — Сейчас 10:40, я уже вызвал такси, мы успеем, так что не переживай так сильно. Спустившись на первый этаж, Мин схватил меня за руку и потащил к такси. Всю дорогу мы молчали, что вообще не свойственно вечно говорящему Минхёку, который, видимо, волновался не меньше меня. Я же просто пытался привести своё внутренне состояние в порядок и убрать куда-нибудь с каждой минутой растущий снежный ком беспокойства глубоко в моей душе. Как же здесь душно. Когда мы подъехали к центральной больнице Сеула, брат успокаивающе погладил меня по плечу и сказал, что мы успеваем. После он вышел из такси и открыл мою дверь, взяв меня за руку, и я наконец смог почувствовать глоток свежего воздуха. — Ты весь бледный, всё хорошо? — спросил Мин, когда мы подходили к кабинету доктора Кима. — Да, — тихо ответил я, опустив свой взгляд куда-то в пол. — Хэй, выше нос! Я уверен, что не всё так плохо, как ты там себе надумал. О, кстати, мне стоит сказать об этом Вонхо? Вдруг меня осенило… — Совсем забыл про него! — ударил я себя по лбу. — Айщ, где мой телефон? Я видимо его забыл дома! Прошу, Мин, позвони ему и объясни ситуацию, а ещё извинись за меня и за то, что я забыл о нашей встрече. Мне так стыдно… — Хах, хорошо, передам я твоему Ромэо, что случилось, — секунда и Мин ловит мой рюкзак своим, наверняка, трескающимся от смеха лицом. — Ладно, прости, иди уже. Всё правда будет хорошо! Ни о чём не беспокойся, я останусь здесь ждать тебя, — слышал я, заходя в кабинет доктора, который уже меня встречал. «Всё правда будет хорошо!» Тогда я поверил в эти слова. Зря…***
Я думал о многих исходах результатов анализов, но такого услышать я точно не ожидал. Прошло несколько часов нашей беседы и вот он результат. Я честно не знаю, как смог продержаться там, в кабинете у доктора, не сорвавшись после подобных новостей. Сейчас мне слишком плохо, чтобы хоть что-нибудь замечать или чувствовать кроме давящего на меня отчаяния. Хочется реветь и кричать, как последняя сопливая девка и я не могу с собой ничего поделать. Всё это слишком неправильно и нереально. Нет, это всё сон. С каждым шагом я всё глубже окунаюсь в пучину депрессии и ненависти к себе же. Кажется, я тону. Я понимаю, что сейчас на пределе. Никогда раньше не чувствовал себя так паршиво. Любая мелочь может спровоцировать меня на истерику, а пока я бездумно шагаю куда-то в темноте, которая пожирает меня изнутри. Опять. Всё слишком быстро накапливается во мне, и я готов выть от беспомощности, я хочу прямо сейчас закончить всё это. Да, суицид решит все мои проблемы, и сейчас это кажется единственным выходом. Нередко я думал о таком, но в этот момент я был настроен решительно завершить свои муки, заодно избавив брата от такого балласта, как я. Да и вообще всему миру будет лучше без меня. Такого слабого, ни на что не годящегося меня с исковерканной судьбой. Да почему мне нельзя быть счастливым, как все остальные люди? Неужели мало того, что меня лишили зрения и вместе с тем шансов на нормальную жизнь, так теперь и это? Разве не проще умереть и не беспокоить других своим существованием?... Ненавижу соулмейтов. Ненавижу свою метку. Я ненавижу, но нуждаюсь в тебе. Моё сознание уже готово покинуть тело, как вдруг я начинаю слышать чей-то голос. «Кихён-а!» — звучит где-то глубоко у меня в подсознании, но я не верю — это сон. «Кихён-а!» — голос очень знакомый, но я не помню, чей он. Меня зовут ещё раз и я падаю в крепкие и тёплые объятия. Чувствую приятный аромат, очень похожий на тот, что я ощутил… при первой встрече с Хосоком?! «Это он???» — эта мысль будто выталкивает меня из-под толщи ледяной воды, и я начинаю различать более чётко все звучащие вокруг меня звуки. — Мне страшно, Вонхо-хён! Он всю дорогу молчал и не двигался, не откликался, я еле дотащил его к тебе. Благо, что ты рядом с больницей живёшь! Что нам теперь де… — В... Вонхо? — хрипло позвал я. — Да, Кихён, да это я! — я почувствовал его ускоряющееся сердцебиение, уткнувшись носом в его ключицу. — У тебя что-то болит? Я так волнуюсь. Поговори со мной, прошу, ты пугаешь нас. Только не засыпай! На фоне хныкал Минхёк и кричал что-то вроде «он очнулся, он живой!». Я был бы рад улыбнуться, но вместо этого лишь закашлялся. — Что такое? Мин, неси лекарства и готовь постель, он весь горит, — проговорил где-то надо мной такой нежный, но до смерти взволнованный голос. — Я отнесу его в кровать, у него сильный шок после того, что ему там наговорили. Я заёрзал на коленях Вонхо. Мне не хотелось расставаться с его теплом, обволакивающим всё тело и попутно отгоняющим плохие мысли. Сейчас мне так уютно и приятно, вовсе не хочется прыгать с крыши или выть, как раненный зверь. Неужели это ты так на меня влияешь? Он уже поднял меня на руки, заставляя обнимать свою широкую шею, и понёс, как вдруг я опомнился: — Не оставляй меня… Я не сдержал себя. Скупая слеза таки скатилась по моей щеке, быстро скрываясь под футболкой. Вот только она таила в себе не отчаяние или грусть, а вязкое одиночество, которого я боюсь больше всего. — Глупенький, — шепнул он мне на ухо и, уложив в постель. Потом вытер мокрую дорожку от слезы, и поцеловав в лоб, продолжил: — Я ни за что тебя не брошу.