Позволь мне помочь тебе

Приятный прохладный полумрак застилал все пространство. Из окна веяло теплым запахом поздней осени: сухой травой, прелыми сырыми листьями на ней. Блеклые тени блуждали по стенам, в комнату заглядывало холодное солнце, когда оно не было укрыто за рваным одеялом облаков. Оно медленно продвигалось по темнеющему с невероятной быстротой небосклону, на котором уже были видны редкие полупрозрачные звёзды. Катсуки сидел на одном месте, не двигаясь. Деку спал всего около получаса, а он уже не чувствовал свои ноги. Но и разбудить его блондин не решался. Было в этом что-то такое, что заставляло, казалось бы, черствое и словно неживое сердце трепетать, разливало теплое чувство в груди и оставляло во всем теле тихую радость. Перебирание темно-зеленых кудряшек отключало мозги и заставляло по-дурацки улюбаться в потолок, прикрыв глаза. Но когда Изуку заёрзал на коленях, Катсуки пришлось вернуться из нирваны и опустить глаза вниз на парня, который спросонья не сразу понял, где находится. Мидория медленно приподнялся и лениво присел на колени, переведя взгляд на Катсуки, настроение у которого было явно, как минимум, хорошим. Он распахнул и без того большие глаза, и поспешил отползти от Катсуки подальше. — К-каччан? Ты мне не снишься! Н-но зачем ты пришел ко мне? Ты х-хочешь сказать ещё раз, как сильно ты меня ненавидишь? – Мидория уже боялся сделать лишнее телодвижение, чтобы не разозлить Бакуго. Он не хотел повторения того, что ему пришлось пережить. – П-прости, что доставил тебе неудобства. Т-только не пугай так меня снова, пожалуйста. Х-хорошо? —Нужно собраться с мыслями и выдохнуть. Не сорваться и не нагрубить. Не напугать, но и не говорить слишком многого. Сказать точно, как в бумажке. А где она? Да пошла она нахер! — Так приду... Нет, не так! И-изуку! Слушай меня!– Катсуки отвернулся в сторону, чтобы Деку не видел, как он покраснел. Да и говорить, не глядя в эти огромные зелёные глаза, гораздо легче. – Я-я был очень груб с тобой недавно. Это все была ошибка. Ты ни в чем не виноват. Я... не...ненавижу тебя! И никогда не ненавидел! А ты должен был ненавидеть меня. Я столько говна вылил на тебя за всю свою жизнь... И очень об этом сейчас жалею. Мог бы ты простить идиота, сидящего перед тобой? Это будет сложно, поэтому, я готов доказать правдивость своих слов. С этого дня, до того, как приедет Инко-сан, я буду следить за твоим здоровьем, хочешь ты того, или нет. Мидория слушал с открытым ртом. Воздуха не хватало. Брови приподнялись ещё выше, а разум ликовал. Он видел, как Катсуки отвернулся, а под конец и вовсе спрятал свое лицо, чтобы только не показывать смущение. Слышал, как Катсуки впервые назвал его по имени, как он запинался и тяжело дышал, неловко закусывая губу. Слезы набежали сами собой. Рот разъехался в полуулыбке. Это был далеко не первый раз, когда Изуку плакал из-за Каччана, но впервые он делал это не от боли или обиды. Счастье переполняло его изнутри, вытекало сверкающими каплями наружу. Он бы мог сейчас, несмотря ни на какую слабость, прыгать по дому, кричать, чтобы не захлебнуться эмоциями, но перед ним Каччан, который может неправильно его понять. — Я-я так счастлив, Каччан! Ты всегда был слишком потрясающим. – незаметно для Катсуки, Мидория присел перед другом детства, отодвинул руки, закрывающие до сих пор алеющие щеки и заглянул тому в глаза. – Я с детства гордился только тем, что знаю тебя. Я просто не могу злиться. Ты в последнее время очень добр ко мне... Твоя помощь будет очень кстати и я надеюсь, что мы сможем хотя бы дружить, как в детстве, помнишь? — Чёртовы щеки!!! Не горите так, два куска кожи! Я не должен так лыбиться из-за тупой болтовни! Не должен!!! Румянец спал, как только блондин холодными руками прикоснулся к щекам. Поднявшись, он, пошатываясь и все ещё горя, направился к открытому окну. Разум вернулся к нормальному функционированию, и сейчас он требовал показать, и Деку, и себе "настоящего" Бакуго Катсуки, со взрывным характером и холодным сердцем. Собственная гордость ему была важнее. Надолго ли? — Запомни, я это делаю не из желания. Не хочется просто, чтобы обо мне думали, что я бессовестный ублюдок. Я избавлюсь от камня на шее, а потом мы это забудем раз и навсегда. Кроме моего морального долга, нас ничего не связывает. И не свяжет. Как только ты поправишься, я уйду и больше не появлюсь в этом доме. Растерянный Мидория так и остался сидеть на месте, опустив голову. Разочарован ли он был? Вряд ли. От Каччана вряд ли можно было ожидать чего-то другого. — Н-ну если ты так решил... Все равно... Тогда я буду наслаждаться мгновениями, проведенными с тобой... И постараюсь поболеть подольше.