POV Драко
Проснулся я с первыми лучами солнца, а ведь планировал уйти как только она уснёт покрепче, но видно у души, сердца и тела на это были свои планы, да я и рад, уж слишком нужно было это умиротворение, приходящее рядом с Гермионой, ведь впереди нас ожидали важные события. Я как сегодня помню, как на следующий день после похода с друзьями Гермионы в Хогсмид меня вызвал к себе крёстный. Я сразу понял, что речь пойдёт об отце и обете, связывающем его. Ну не мог он оставить это просто так! Уж слишком долго боролся за чистоту нашей крови, слишком живы в нём идеалы Тёмного Лорда. То, что даже крёстный обеспокоен, напугало меня, хоть я и не подал виду. Но я уже точно знал, что хочу, чтобы этот брак состоялся. Сам того не понимая, Гермиона стала для меня лучом света в конце туннеля, и чем я больше с ней общался, тем сильнее испытывал нежные чувства. Признаться себе, что я на самом деле не знаю, что такое любовь, было не сложно. У меня не было примеров истинной любовь, но в том, что к гриффиндорской заучке я испытываю именно любовь, сомневаться не стоило. В начале я боялся своих чувств, но чем больше узнавал Гермиону, тем больше понимал, что мне нравятся происходящие со мной изменения. Нет, я не стану более добрее к другим, хотя я уже спокойнее отношусь к гриффиндорским друзьям Гермионы, но именно с ней я готов быть милым зайчиком, романтиком. Мне самому этого хочется. Когда крёстный рассказал о возможном ритуале, мне стало не по себе. Смерти Гермионы я не когда не хотел, а сейчас, когда мы вместе прошли через всё это дерьмо, которое обернулось против нас после войны, Люциусу нужно было всё испортить. Я, честно, не вдавался в подробности ритуала — уж слишком сложно всё было, да и нечем мне это не поможет, но вот главное условие от меня он точно не получит. Своё «Да» я скажу единственный раз только Гермионе Грейнджер. Крёстный обещал помочь найти выход, и я ему поверил и доверился. Сразу после разговора я понял поведение Астории Гринграсс, и мне не нравилось это: она везде была рядом и при каждом удобном случае старалась прикоснуться, что приводила к новым срывам. Мне понадобилась вся малфоевская выдержка, когда перед отъездом на каникулы домой во время завтрака Астория начала мне шептать: как в скором времени станет миссис Малфой и я буду всегда только её — в тот момент я почувствовал себя вещью. А ещё было неприятно, что всё это видела Гермиона, и наш путь до места возможной трансгрессии был не самым лучшим. При первой же встрече с отцом, по приезду в Мэнор, хотелось бросить в него Круцио или Аваду, чтобы устранить наши проблемы, но его договоренности с нынешним Министром Магии могли стоить Азкабана не только мне, но и Гермионе и Нарциссе, а этого я позволить не мог. Они достойны лучшего. Если бы не информация от крёстного, то я бы не понимал, о чём говорил отец при личной встрече, но я понимал, и от этого становилось тошно. Ублюдок, который звался моим отцом, был помешан на ритуале и моей женитьбе на Гринграсс. Он почти прямым текстом сказал мне о скорой смерти Гермионы и противно рассмеялся. Выйдя из кабинета отца, я был в ярости. Мне хотелось схватить Грейнджер и, ворвавшись в Министерство, заставить их провести брачный ритуал, но тут же вспомнилась счастливая мама, готовящаяся к нашей свадьбе, и пропала вся решимость, но не злость. Я знал, кто может мне помочь успокоиться, и поэтому без стука вошёл в комнату Гермионы. Она мирно спала в кровати, даже не подозревая о моей злости. Я же, будто завороженный, подошёл к ней и прикоснулся к её волосам, тут же ощутив, как внутренний зверь успокаивается и даже начинает мурчать от удовольствия, и это было неимоверно прекрасно.***
Мальчишник, который я решил провести в одном из клубов Магической Англии, проходил довольно напряженно, а всё потому что, взвесив все «За» и «Против», я решил рассказать своим друзьям, Поттеру и двум Уизли, которые, к слову, были очень удивлены моим приглашениям на мальчишник, об опасности со стороны отца. Я честно признался, что не поддерживаю его идеи и что хочу брак с Грейнджер, а в конце добил их признанием в любви к Гермионе. Немного подумав и выпив приличную порцию огневиски, мы решили сделать всё возможное, чтобы спасти Гермиону и не дать свадьбе сорваться. Письмо крёстного облегчало нам задачу, хоть и не сильно. Сразу после нашего «Да», прочтения клятвы и обмена кольцами, мы должны слиться в поцелуе. Проблема заключалась в том, что отец начнёт обряд, как только Кингсли начнёт спрашивать нас о нашем согласии, но вот беда: обряд завершится быстрее, чем мы успеем поцеловаться. Нотт, который шикарно шарит в арифмантике, обещал вычитать каждый наш шаг, чтобы мы смогли успеть до окончания обряда. После моего рассказа хреново было всем, и потому огневиски стал лучшим другом для каждого. Даже Забини забыл о девочках и стриптизе, чему я был очень рад. Домой я вернулся далеко за полночь. Настроения не было совсем, и даже выпитый алкоголь не помогал хоть на время забыться. Сначала я поднялся в свою комнату переодеться, а после направился в комнату Гермионы, вернувшейся, как я и предполагал, с девичника и сейчас мирно спавшей в своей кровати. Я лег рядом и тут же почувствовал, как Гермиона прижалась ко мне; обняв её хрупкое тело и уткнувшись в подушку, тут же уснул.