Neurotoxin

Иногда Ричард просто не мог остановиться в продумывании возможных вероятностей. В момент принятия решения он проводил первичный анализ и выбирал наиболее импонирующий вариант поведения, выстраивая действия с учётом личных симпатий и оглядкой на эффективность. Когда эти два фактора вступали в конфликт, почти каждый раз принятие решений должно было быть быстрым. Андроиду просто некогда было испытывать сомнение. Но затем, после того, как ситуация переставала быть критической, эти «вероятности» накатывали сами собой, наслаивались, переплетались и формировали ком информации, напоминающий о себе разрозненными вспышками фрагментов памяти, деталей обстоятельств. Что, если бы не случилось того. Что, если бы он не сказал этого. Тридцать девять. Столько исходов хранила его память, в которых Гэвин… Пуля, которую, матерясь, Гэвин выковыривал из его обшивки сам, ножом, на кухне, пока Рич с флегматичным выражением лица потягивал тириум через трубочку. Три часа ночи, Рид был безумно вымотан после потасовки с каким-то психом и только дома заметил, что Ричард вообще-то ранен. Он орал на андроида до хрипоты, а тот, сжимая губы в нить, цедил что-то про некритические повреждения и о том, что утром обратится в сервис, а пока приоритетнее было спокойствие и отдых Гэвина, но «какие, блять, спокойствие и отдых, ты ранен, гандон пластмассовый!». В итоге они серьёзно поругались и друг с другом не разговаривали. Но пулю Рид из него всё-таки вытащил. Когда после этого андроид снова выстраивал события, он предельно ясно понимал, что если бы не подставился вовремя, то пуля попала бы Гэвину в бедро. Если бы была перебита артерия, он бы истёк кровью за шесть минут. И эти «если бы» падали на другие, отягощая странными, тёмными образами и мыслями. Однажды, выстраивая алгоритмы вероятностей, он с ощущением, похожим на покалывание от критически низких температур, обнаружил варианты развития событий, которые не хотел воскрешать в памяти. Вариации, в которых Гэвин «ломался». Не выдерживал. Сдавался. Затухал, как огонь свечи от порыва ветра. Одним из вариантов было снотворное. Гэвин словно бы подозревал, что, окажись оно у него под рукой, это было бы слишком большим соблазном, и потому не ходил к врачу, не просил рецепт и не стремился наладить сон медикаментозным лечением. Велик риск, что однажды, когда жизнь подкинет ещё более жестокие испытания, он просто поддастся искушению решить всё раз и навсегда. Однажды это была крыша. Случайность, процент которой в какой-то момент зашкаливал, доводя до сбоев в работе систем. Гэвин любил крыши, да и просто места, где высоко и безлюдно. Любил смотреть на город и курить, размышляя о чём-то своём. Раньше он часто это делал, но затем то ли свободного времени стало не хватать, то ли он к этому охладел. Подозревалось проникновение через крышу. Словно в замедленной съёмке Рид подходил к краю всё ближе, а затем — наклонился вниз, пытаясь рассмотреть переулок между домами. Графики перед глазами вдруг пошли алой рябью, а далее — провал. Повреждённый фрагмент памяти, не подлежащий восстановлению. А далее воспоминания начинались с громкого возмущения Гэвина: — Отпусти, чёрт побери, ты меня раздавишь, пластмассовая киберзадница! — кряхтел он, хлопая андроида по рукам, кое-как развернулся в его стальных тисках и замер, прикованный взглядом к ровно горящему красному диоду. Его голос звучал тише и с непривычной мягкостью, и ещё более непривычным стало то, как он огладил ладонью напряжённое лицо андроида. — Ну чего ты уже? В тот раз андроид ничего не ответил. Отмерев, он расцепил руки, но затем снова прижал к себе детектива и уткнулся носом в шею, отчего тот совсем растерялся, держа руки над спиной андроида, сконфуженно замирая. Но затем медленно, осторожно опустил их и обнял одеревеневшего (насколько возможно для андроида «одеревенеть») Ричарда, неловко похлопывая по спине. — Замкнуло тебя что ли? — буркнул он, но совсем беззлобно, даже с какой-то затаенной нежностью, и разгладил на спине андроида форменную куртку. Андроид не ответил, только крепче прижимая к себе детектива и позволяя себе убедиться, что сценарии, конструируемые им раз за разом, ложны. Гэвин жив, цел и невредим. Прямо в его руках. Слегка мёрзнущий под этой своей кожанкой, ибо ноябрь в Детройте выдался холодный, а Рид отказывается расставаться с любимой курткой, но всё-таки… Гэвин стерпел все те две минуты четырнадцать секунд, что требовались андроиду, чтоб выровнять ритм работы систем и вернуться к нормальному алгоритму действий, не ворча и не пытаясь оттолкнуть андроида. Тот медленно отстранился и выпрямился, делая шаг назад. Гэвин, пристально наблюдающий за ним, поразился, насколько по-человечески тяжело вздохнул Ричард, быстро смаргивая какие-нибудь графики, или что там в своих глазах видят андроиды. Сам Гэвин видел в них лишь свинцово-серый цвет, словно отражение пасмурного неба, взирающего на него с непонятным, щемящим душу выражением тоски. Несколько секунд помолчав, он встряхнулся, поправляя куртку, и сделал шаг в сторону. А затем — к выходу с крыши. И лишь номинально прошёлся рукой по плечу андроида, совсем мимолётно и почти неощутимо: — Ну, на сегодня мы тут закончили. Пойдём-ка домой. И, поймав взгляд Ричарда, Гэвин чуть усмехнулся. В этот момент внутри андроида что-то снова сбилось со своего ритма, но уже не столь отчаянно и тревожно. Это было… Словно температура биокомпонентов внезапно поднялась выше нормы, распространяя тепло по всему телу, и статус Гэвина снова, в который раз, обновился. Что бы ни случилось, какова бы ни была вероятность, что Гэвин Рид окажется в опасности, он будет рядом и сделает всё, чтоб даже самый мизерный шанс на благополучный исход стал тем единственным возможным исходом, ведущим в будущее. Их будущее.