Очередное приключение

      Снейпу снился тихий монотонный сон. В этом сне он просто смотрел на свое отражение. Оно было старше и изможденнее, глаза его были не просто темными, а полностью черными, без деления на белок и радужку, но это, без сомнения, был он сам, преломленный толстым темным стеклом или, может быть, водной гладью. Кривой голубоватый шрам у отражения лежал иначе — не ошейником на горле, а печатью молчания на губах. Самое нелогичное, что эта печать не мешала отражению, которое и по самой природе своей должно быть немо, разговаривать. Впрочем, скорее всего, это были его собственные мысли, просто тоже преломленные через темную толщу не-реальности.       «Все предают, — говорил двойник. — Отец предает сына, тот — собственных детей. Наставник предает поверившего и прислушавшегося. Вождь предает ведомых, кумир — поклоняющихся ему. Независимо от того, назовешь ли ты это «предательством», «суровой необходимостью» или «злым роком», исход один — рука, которой ты доверился, причинит тебе только боль. Не бывает иначе». — Да, — равнодушно соглашался Снейп. Тут не с чем было спорить, именно так всегда и было в его жизни.       «Но назовут предателями нас, не их. Предательство — это поверить, что есть сердце благороднее и уста честнее, чем у твоего вождя. Предательство — это самому выбирать, по чьему приказу умереть. По чьему приказу и ради чего». — Да, — снова кивнул Снейп. — Но зачем ты говоришь мне это?       «Потому что с тобой мне это дано — говорить, — двойник улыбнулся своим шрамом и приложил к нему палец, одновременно и указывая на него, и словно призывая к тишине. — Только с тобой. Это наш секрет». — К Мордреду секреты. Я по горло сыт секретами, — и Снейп в свою очередь приложил палец к собственному шраму, показывая, как именно секреты отразились на его горле.       Двойник беззвучно рассмеялся. А Снейп начал все яснее понимать, что с этим отражением что-то не так. Что-то, попахивающее раздвоением личности в самом медицинском смысле. Ну что ж, и такого финала среди прочих плохих вариантов он опасался тоже, когда чувствовал, что слишком хорош в роли двойного агента, что две маски — уже не совсем маски, а скорее два равноправных лица.       «Да, — кивнуло своевольное отражение, — теперь нас двое, хотя ты по-прежнему один. Это одна из перемен в твоей жизни». — К Мордреду! — рявкнул Снейп и вдруг сообразил, что чувствует двойника как нечто чуждое в собственном разуме. Внушение!       Стоило прибегнуть к окклюменции, как темное стекло стало матовым, и отражение исчезло. Снейп облегченно вздохнул, вздох отдался болью в груди, а боль, в свою очередь, разбудила память обо всех событиях, к этой боли приведших. Он ахнул и открыл глаза. — Прошу сохранять телесный покой и не совершать резких движений, иначе придется прибегнуть к механической фиксации, — знакомо прострекотало слева.       Ну что ж, спасибо, что предупредили... Повернув голову в сторону говорившего, Снейп только колоссальным усилием воли заставил себя остаться на месте и не заорать. Пожалуй, если бы не знакомый голос, он бы именно так и сделал, потому что существо рядом продолжало галерею уже виденных им фантастических монстров и совсем не располагало «сохранять телесный покой». Оно было похоже на очень толстого горбатого человека в бесформенном балахоне, вместо правой руки из его плечевого сустава торчали несколько железных манипуляторов, заканчивающихся зловещего вида иглами, резаками и зажимами, а на месте глаз светились красным вросшие прямо в кожу окуляры, придавая сходство с недавно виденным механическим черепом. Хотя именно это сходство, наряду с узнаваемым стрекотом, и позволило Снейпу всё же сохранить самообладание. — Что происходит? — Комплекс реабилитационных процедур, предписанный вам для нормализации физического состояния после внезапной дисфункции сердечной мышцы. — Вы — врач? — Терминологический конфликт. Я ведущий медик гранд-крейсера класса Отвергающий «Черный Ветер». — Что со мной? — Многочисленные нарушения в работе сердечно-сосудистой системы, вызванные негативным влиянием систематически принимавшихся до недавнего времени транквилизирующих препаратов в несбалансированной дозировке, а также стрессовой реакцией на получаемую информацию.       К чести Снейпа, ему потребовалось меньше секунды на перевод. Ну да, наркотик в воде не способствует здоровью. И «стрессовая реакция на получаемую информацию» довершила дело.       Снейп прислушался к себе и понял, что эта самая информация так и осталась «получаемой» — глаголом несовершенного вида. Он услышал, понял, даже поверил, что время действительно совершило кульбит, уронив его в непредставимую бездну будущего... но смотрел на этот факт, словно зритель — на экранную реальность, никак не влияющую на настоящую жизнь. Фильм закончится, надо будет покинуть кинотеатр и заняться обыденными вещами. И можно сколько угодно уговаривать себя, что эти звездолеты настоящие, а не просто игра света на белом полотнище. Уговоры останутся только уговорами. Всё-таки человеческий разум — удивительно ненадежный инструмент. Раздражающе ненадежный! — Происходящие изменения гормонального фона могут негативно повлиять на процесс реабилитации.       Снейп моргнул и перевел взгляд на медика. Действительно, стоит успокоиться. Что бы не случилось, шпиону необходимо сохранять спокойствие и холодную голову. Совсем квалификацию потерял... Даже не заметил, что лежит не просто на кушетке в небольшом медицинском боксе, а окружен десятком разнокалиберных приборов, опутан датчиками, и в левую руку воткнуто аж две капельницы — в предплечье и кисть. И что же у них в этом будущем за технологии такие, что можно вот так моментально отслеживать движение гормонального фона? Десять баллов Слизерину, мистер Снейп, вы уже признаете, что это будущее. А теперь успокойтесь и начните уже собирать информацию! — Вы Фиррентис? — Один из. Мне приятно с вами познакомиться, господин Северус Снейп. — Взаимно, — почти не соврал Снейп в ответ. Действительно, памятуя о том, что Лемюэль категорически запретил некоему Фиррентису ставить на нем опасные эксперименты, можно было надеяться, что ничего плохого ему этот медик с внешностью монстра-вивисектора не сделает. Если, конечно, поверить словам Лемюэля (...все предают...), и если ответ «один из» можно считать утвердительным.       Собеседник между тем заинтересованно наблюдал за ним, склонив изуродованную голову к плечу. — Доверенный Советник Лемюэль приказал предоставлять вам всю интересующую информацию в объемах, допустимых с точки зрения безопасности гранд-крейсера класса Отвергающий «Черный Ветер» и всех проживающих на нем лиц, включая и вашу собственную безопасность. Сформулированные запросы облегчают получение информации. — Чей доверенный советник? — немедленно «сформулировал запрос» Снейп, уцепившись за возможность наконец-то выяснить статус своего «владельца». — Чтимого легионера адмирала Зо Сахаала.       Увы, чтобы задать правильный вопрос, надо знать половину ответа... Снейп собрал все имеющееся смирение, чтобы следующая фраза прозвучала не слишком едко. — Господин Фиррентис, я сейчас понял только слово «адмирал» и то не уверен в его значении в условиях космоса. — Адмирал — высшее воинское звание во флоте, распространенное во флотах любых формаций и любого принципа формирования. Чтимый — почитаемый, тот, кого чтят, пред кем преклоняются, достойный наивысшего уважения. Легионер — воин Легиона. Зо Сахаал — имя собственное, толкованию не подлежит.       Пока Снейп пытался для себя решить, издевается это существо или действительно мыслит настолько формально, Фиррентис невозмутимо продолжал совершать манипуляции с приборами вокруг его ложа. Но вдруг снова застрекотал с отчетливо изменившейся интонацией: — Прошу прощения, господин Снейп. Фиррентис Септимус специализируется на медицине и биологии, но совершенно не сведущ в вопросах человеческого общения. Я, если позволите, переформулирую его ответ. Адмирал Зо Сахаал является боевым командиром и, в значительной степени, владельцем достаточно крупного по меркам этих мест флота. Думаю, количество и классы кораблей не являются для вас существенной информацией. Мы сейчас находимся на его флагманском корабле. А по происхождению чтимый Зо Сахаал является воином древних Легионов. Я не думаю, что информация об истории Легионов нужна вам сейчас в полном объеме. Обозначу коротко: легионеры, они же воины Легио Астартес — люди, подвергнутые хирургическим, гормональным, биохимическим, психологическим и другим изменениям, в результате чего каждый легионер значительно превосходит человека физически, по скорости восприятия, реакций и ряду других ментальных показателей, а также по продолжительности жизни. На данном корабле легионеры официально являются привилегированной социальной группой, и не выказывание им должного почтения может караться крайне сурово. Именно поэтому формула «чтимый легионер» является стандартной при упоминании любого из них. Надеюсь, мне удалось облечь информацию в удобную для восприятия форму? — Да, благодарю, — автоматически отозвался Снейп, а потом, вспомнив приглашение «формулировать запросы», решил всё же уточнить: — Фиррентис Септимус — это вы? — Это сложно объяснить не посвященному в тайны механикум, так что прошу задавать уточняющие вопросы, если мое изложение окажется недоступным для понимания. Персона «Фиррентис» включает четырнадцать биологических объектов и до тридцати периферийных устройств. У нас четырнадцать отдельных физических тел, каждое со своим набором модификаций, моторных и социальных навыков, личностных устремлений. Но при этом мы едины в информационном поле и при необходимости можем решать конкретную задачу, пользуясь любым из тел и периферийных устройств. Сейчас Фиррентис Септимус физически присутствует рядом с вами и занимается медицинскими вопросами. А мое самоименование — Четырнадцатый, потому что Фиррентис Квартус Децимус — слишком неудобный для большинства людей способ обращения. Моя сфера компетенции — социальное взаимодействие и социальная психология. Через визоры Септимуса я пронаблюдал вашу реакцию на полученное сообщение и сделал вывод о необходимости прямого вмешательства в процесс коммуникации.       Осмыслять услышанное Снейп не стал, просто принял к сведению. Едины так едины, четырнадцать так четырнадцать. Куда важнее научиться отличать «легионеров» от нормальных людей, чтобы не нарваться... «Важнее для чего, Северус? — тихо поинтересовался внутренний голос. — Ты собрался мирно коротать старость в этом гостеприимном месте? Сорок тысяч лет назад погибли все, кому было до тебя дело, а кто не погиб — умер от старости примерно тогда же. Что ты собрался делать теперь? Беседовать вечерами со своим зеркальным двойником? Быть полезным своему официальному хозяину? В чем смысл такой жизни?»       Смысла не было. Никакого. Совсем. — Снова наблюдается изменение гормонального фона. Наблюдается изменение сердечного ритма. Наблюдается изменение кровяного давления. Господин Снейп, вам рекомендуется приложить усилия к нормализации собственного эмоционального состояния!       «Приложить усилия? Зачем?»       Смысла по-прежнему не было.       Фиррентис-какой-он-там ловко поменял в капельнице один флакон на другой — поменьше. Очень быстро сознание Снейпа стало пустым, а веки налились непреодолимым свинцом.       «Не прячься от меня. Я знаю в чем смысл», — зеркальный двойник смотрел спокойно и уверенно. Снейп поднял щиты в сознании, лицо напротив исчезло в матовой пелене, но слова уже были брошены в благодатную почву. Снейп досчитал до ста, давая себе время передумать. Но искушение было слишком велико. Он медленно убрал окклюменционный барьер.       «Правильное решение. Прятаться стоит лишь для того, чтобы нанести неожиданный удар. Прятаться ради спасения — глупо и бессмысленно».       Снейп только отмахнулся от возвышенного тона двойника. — Давай рассказывай, что ты там знаешь.       «Смысл в том, чтобы изменить то, что иначе останется неизменным.» — Я никогда не любил «Алису в стране чудес» и тому подобные бредни.       «Смысл в том, что время подвижно. Чтобы изменять, не обязательно жить там и тогда». — Говори яснее, я ненавижу философские загадки!       «Моя снисходительность к твоему невежеству иссякает. Еще одно обращение в подобном тоне, и тебе придется разговаривать, стоя на коленях. Физически». — Еще одно высказывание в подобном тоне, и меня перестанет интересовать этот разговор.       В то же мгновение Снейпа скрутило судорогой боли. Старый знакомый круциатус, повторяемый снова и снова. Потребовалось сверхчеловеческое усилие, чтобы в должной мере сосредоточиться и поднять окклюменционный щит. Боль немедленно отступила и превратилась в то, чем и была изначально — памятью. Просто слишком отчетливым воспоминанием, вдруг всплывшим на самый верхний слой восприятия.       Снова внушение.       Но теперь давление сквозь ментальную стену не исчезло сразу. Снейп явственно ощущал, как по ту сторону помутневшего стекла беснуется темный океан. Барьер был крепким, но требовал постоянного внимания, и это могло стать проблемой, если черный шторм будет длиться по-настоящему долго.       «Опять думаешь о собственной безопасности? А смысла в этом по-прежнему нет», — внутренний голос ввернулся в висок ноющей болью. Снейп подумал, что слишком много голосов завелось в его голове, и уже, наверное, стоит смириться и разрешить им ругаться между собой, а сам он — усталое потрепанное «Я» — просто ляжет на дно под темную толщу воды и накроется подходящей ракушкой. Потому что смысла по-прежнему не было. Ни в чем.       Разве что в загадках зазеркального двойника.       Его слова ядом просачивались в мутнеющее апатичное сознание, бередили снова и снова. Чтобы изменить, не обязательно жить тогда. Значит, все еще возможно вмешаться... Позже Снейп так и не смог определить для себя: отпустил ли он щиты, потеряв концентрацию, или принял решение осознанно.       Его захлестнуло шквалом чужой ярости, шквалом гнева настолько разрушительного, что приступы недовольства Лорда меркли и терялись на фоне нового опыта. Непрерывные круциатусы, многоголосый вопль сгорающих заживо, горы растерзанных, освежеванных тел, целые города, заваленные трупами — все вместе накрыло Снейпа единым цунами человеческого ужаса и страданий. И именно избыточность этой волны заставила его очнуться и начать действовать — так человек, даже решивший добровольно свести счеты с жизнью, всё равно не может не барахтаться, когда тонет. Есть рефлексы, которые не перебить.       Снейп отодвинул в дальний угол сознания все мысли о бессмысленности любой борьбы, сконцентрировался и тут же уловил ключевую уязвимость атакующей его стихии — это были только воспоминания. Яркие и мучительные, но лишь воспоминания. Попытка отгородиться от них потребовала бы слишком большого усилия, но Снейп и не нуждался в этом, у него был просто колоссальный опыт каждодневной жизни под гнетом непрерывно терзающей памяти. Он позволил образам течь сквозь себя, концентрируясь на тех, что явно не были порождением его собственного сознания, и прошептал: «легилименс».       Сначала ему показалось, что беспалочковое заклинание не удалось, потому что видимые картины почти не изменились. Но заставляя себя рассматривать круговерть кошмаров, Снейп почти сразу нашел различия. Это была чужая память. Не картины, которые противник специально показывал ему, желая причинить боль, а просто память, на три четверти состоящая из таких вот видений. Против воли Снейп пожалел ее обладателя. Тем более что вслед за образами начали проявляться и влекомые ими эмоции, слишком знакомые, чтобы не вызывать сострадания: потеря, вина, отчаяние, беспомощность, обреченность... и порождаемый этой удушающей смесью гнев. В первую очередь — на себя, во вторую — на всех окружающих, что смеют ходить, говорить и дышать, не испытывая страданий. И снова беспомощность: «Ты опоздал. Ничего нельзя изменить».       Ну что ж, зазеркальный двойник оказался двойником не только по внешности. Но было одно ключевое различие, которое Снейп очень ясно разглядел в так неосторожно раскрывшемся ему сознании. — Тебя уже нет,— четко произнес он. — Ты сам — только воспоминание. И твой гнев, и всё то, чем ты можешь угрожать. Воспоминания могут причинять боль, но они бессильны против живущих здесь и сейчас.       Двойник снова возник перед ним — отражением на стекле, а за стеклом все кричали и корчились в агонии люди. Он насмешливо улыбался своим шрамом.       «Но ты не из тех, кто живет здесь и сейчас. Твои воспоминания убивают тебя. Я чувствую твой страх».       На это Снейпу возразить было нечего. Но он уже очнулся от апатии, а потому перешел в наступление. — Будем считать, что ты просто еще один из моих личных демонов. Их у меня много, поверь. Еще одно воспоминание, от которого хочется умереть. Я привыкну к тебе, как привык к остальным. Ты — только воспоминание.       Двойник продолжал улыбаться, но глаза его свирепо блеснули.       «Твое невежество по-настоящему забавно. Нет, смертный, настоящий демон Варпа у тебя есть только один. И ты не сможешь сопротивляться вечно». — И что тогда?       «Ты покоришься мне». — И что тогда? — снова повторил Снейп. Легилименция все еще была активна, и он успел увидеть проскользнувшее сомнение пополам с досадой. Этого было достаточно. — Я тебе нужен. Изволь сменить тактику. Мной легко манипулировать, но трудно запугать. У меня просто не осталось тех, за кого можно бояться.       Двойник расхохотался и на несколько мгновений исчез, забрав с собой образы пылающих городов и курганов тел. Вместо всего этого на черном стекле осталась одинокая фигура Волдеморта. Он спокойно стоял, глядя куда-то мимо Снейпа, а в опущенной руке небрежно держал за волосы отрубленную голову, с которой так и не свалились идиотские круглые очки. — Это. Было. Уже. Давно, — каждое слово давалось Снейпу с усилием.       «Да. Или этого не было. Время подвижно. Неважно, сколько тысячелетий прошло, тебе всегда есть, что терять».       Снейп не ответил, полностью сконцентрировавшись на легилименции. И выхватил из чужого сознания величественную фигуру в гротескной, очень тяжелой даже на вид броне, вооруженную огромной алебардой с зазубренным лезвием. Образ появился лишь на секунду, но Снейп успел заметить, с каким болезненным усилием собеседник изгоняет его из собственных мыслей. Ну что ж, шпион выведал всё, что хотел. — Ты слишком хорошо знаешь, о чем говоришь. Тебе тоже есть, кого терять в прошлом, демон. Так что же тебе нужно от меня на самом деле?       «Ты покоришься, червь!»       Снейп позволил себе сардонически расхохотаться, резко поднимая и укрепляя окклюменционный щит. Он отлично знал такой тип ярости, порожденной осознанием собственного бессилия. Кто бы ни был этот двойник — у него нет выбора. Рано или поздно он придет не угрожать, а просить.       Что у него самого тоже нет выбора, и, вполне возможно, это он не выдержит и сдастся первым, Снейп старался не думать.