Руки прочь от магии!

      Когда я открыл глаза и понял, что в очередной раз остался жив после отключения, то у меня сразу испортилось настроение. Я откинулся на подушки и с ненавистью обвел взглядом лазарет. Бывал я тут едва ли не чаще, чем в своей комнате, и знал обстановку уже во всех деталях. Ряды железных коек, серые стены, белый потолок и яркий свет ламп. Острый запах лекарств тоже был узнаваемым до тошноты. Я чувствовал себя отвратно, как это обычно и бывало после возвращения, а сегодня еще и грудь болела, как будто я на угол налетел.       — Выспался? — прохихикала госпожа Докторша, показываясь в поле моего зрения.       Мне хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть ее, но тут я заметил шприц с длинной иглой, который она игриво крутила между пальцев. Мне вкололи нико-оксилаксицилин? Что, все было настолько плохо? Что ж, этим объяснялась боль.       — Еще немного, и откинулся бы, — подтвердила мои мысли Докторша. — Пришлось вытаскивать тебя обратно. Не рад?       С виду она выглядела такой солидной и серьезной дамой под шестьдесят — высокая, подтянутая, с пышным начесом на голове. Она не шла, а плыла точно лайнер, беспардонно расталкивая плечами и бедрами подвернувшихся учеников и даже некоторых профов. Говорили, что нельзя долго находиться рядом с ней, потому что запах лекарств, которым пропитаны ее одежда и кожа, отравляет. Не глядя, эта женщина могла вколоть одному пациенту нико-оксилаксицилин, второй рукой сделать другому массаж сердца, и при этом еще успеть выкурить сигару. Внутри нее жил монстр.       Чтобы не отвечать ей, я поискал взглядом Близнеца, но соседние койки оказались пусты. Фигово. Неужели этот кугалунг давно пришел в себя и ушел, пока я валялся в отключке? Сколько вообще прошло времени?       — Ой, ну и влип ты, — протянула Докторша, убирая инструменты и не смотря на меня. — Как тебе новое украшение, дружок?       Я приподнялся на локте, щурясь от электрического света, и не понимая, что она несет. Украшение?..       Тут я заметил их и удивился, как не ощутил раньше. На руках, под самые подмышки были натянуты браслеты. Они были плотными, давили на кожу. А самое главное, что браслеты были сделаны из твердого кристалла, розоватого цвета, слегка просвечивающего на свету. Я не сразу понял, что это…       Сначала доза нико-оксилаксицилина чтобы я очухался, теперь «барьеры», которые блокировали магию — тут явно все было не так просто и несерьезно как в предыдущие разы. А вдруг я прибил Близнеца насмерть?       Когда в палату зашел мистер Директор, я решил, что так и случилось.       Сколько себя помню, моя побочная сила проявлялась не к месту и вела себя непредсказуемо. Несмотря на это, никто и не думал отправлять меня в мир эйтов, и я тихо-мирно бесчинствовал в обычном, в мире людей уже целых семнадцать лет. Меня многие не любили, кто-то побаивался, кто-то откровенно ненавидел, но в целом все было неплохо. Случайно ломая что-нибудь или ударяя окружающих побочной силой, я говорил: «Извиняюсь!», и никто еще не напяливал на меня «барьеры»!       Мистер Директор объяснил, что информация о происшествии со мной и Близнецом была доставлена в мир эйтов. Правящий совет, под чьим надзором находился Роуздилл, рассмотрит заявление Директора и после этого решит, что со мной будут делать. Пока меня оставляли в колледже ожидать приговор, связав «барьерами». Насовсем отключить магию они не могли, но свою функцию выполняли хорошо — они ограничивали ее. После этого меня отпустили к себе.       Об этом я и рассказал Джем и Кайлу, когда нашел их. Вернее, я надеялся, что не увижу их до утра, к тому времени я бы смог придумать более красивую и ровную историю, чем этот бессвязный, жалкий рассказ о том, как чудно я провел денек. Но когда я подошел к своей комнате, эта ненаглядная парочка была тут как тут, ведя светские беседы со Скелетом и Шнурком. Честно говоря, я не очень удивился этому.       Джем и Кайл — одни из немногих, кто не боится или не ненавидит меня. Кайл — потому что его самого остерегаются, а ненавидеть он просто не умеет. А Джем не боится ничего на свете и в то же время одинаково недолюбливает всех вокруг. О, ну и конечно, они оба разделяли со мной любовь к баскетболу, без этого никуда. Лучших приятелей я не мог пожелать себе, правда, никогда им об этом не говорил.       Сейчас мы сидели в коридоре общежития, выбрав уголок подальше от комнат. Комендантский час давно прошел, все прятались по своим спальням, и поблизости никого видно не было. Но никогда не знаешь наверняка, и мы говорили шепотом, придвинувшись ближе друг к другу.       — Нифига! — Кайл поспешно прикрыл пасть ладонями и тише добавил: — То есть, тебя загребут к эйтам? Насовсем?       Кто только задает подобные вопросы на ночь глядя?       — Не знаю. Но что бы там ни решили эти уроды, это не будет хорошим решением однозначно.       Я представил, как совет эйтов изучает мою биографию, подробное описание инцидента, жалобу и решают-решают-решают, что же им делать с номером Т23 из мира людей, до которого им не было никакого дела?.. Сколько времени им понадобится на принятие решения? Максимум пять минут и еще пара недель на то, чтобы все красиво и официально оформить и доставить ответ в наш мир.       Кайл серьезно размышлял над сложившейся ситуацией, то хмуря лоб, то приоткрывая рот, то начиная теребить рукава рубашки. Он вообще любил подумать, рассматривая тему с разных точек зрения, делая много выводов, но, как правило, это все было совершенно бессмысленно и не несло никакой пользы. Джем скучающе ковыряла царапину на спинке дивана, ни капли не волнуясь о моей судьбе.       Меня все происходящее отнюдь не радовало. Всё начало меняться как раз в тот момент, когда я желал этого меньше всего на свете. Конец последнего года в колледже, слава как одного из лучших баскетболистов, более-менее приличные баллы — и вот из-за маленькой ссоры это летит ко всем кюрукам!       При этих мыслях я почти жалел, что не прибил Близнеца до конца. Это хотя бы оправдало все проблемы.       Я не выдержал и резко поднялся на ноги. В голову тут же ударила слабость, и я даже пошатнулся, чуть не повалившись обратно на диван. Вот что значит пропустить обед и ужин. Я уже должен был упасть в обморок от недоедания, но почему-то совсем не ощущал голода. Странное чувство.       От друзей было не больше толку, чем от стен, хотя, что я рассчитывал получить? Что они расстроятся до слез? Расправят плечи и скажут, что они пойдут за мной на край света? Умоляю. По меньшей мере, хотелось бы услышать от них какие-нибудь ругательства в адрес мистера Директора, Близнеца, а заодно и всех эйтов тоже. Мне немного полегчало бы от этого.       — Ты закончишь обучение здесь?       Кайл поднялся следом за мной и нервно сцепил пальцы. Небольшие, широко расставленные глаза смотрели на меня почти с жалостью, а длинная черта рта искривилась. Мне даже стало его немного жаль — теперь еще не уснет из-за всего этого. Хотя кто сказал, что я засну как младенец? Я чувствовал себя ужасно уставшим, но сна не было ни в одном глазу.       — Не все ли равно? — хмыкнул я. — Кажется, пора паковать вещички.       Джем медленно сползла с подлокотника дивана, на котором сидела до этой минуты. Меня прямо злость взяла, когда я увидел, как она спокойна и равнодушна ко всему. Небось, если бы оказалась в моей шкуре не вела себя как ленивая кошка, а ногти сгрызла бы от беспокойства. Хотя о чем я говорю — ей этого никогда не суждено понять, она слишком нормальная, в ней ничего нет побочного. Сейчас она сонно потянулась, встав на носочки, и помахала нам ручкой на прощание.       — Уж очень постарайся больше никого не убить, — едко попросила она меня, как будто я в самом деле зашиб Близнеца насмерть. — Хотя бы до завтрака.       Легко хлопнув Кайла по руке, она, не оглядываясь, пошла прочь и через секунду уже исчезла. В воздухе остался висеть только легкий и почти невесомый аромат тех цветов, что растут у озера Грез.       Кайл наклонился ко мне и прошептал:       — Она злится, что это все случилось в ее День Нахождения.       Я икнул от ужаса. День Нахождения Джем! Кажется, в ближайшем будущем меня ждет кое-что пострашнее приговора эйтов.       До меня не сразу дошло, как действовали браслеты-барьеры. Да, они блокировали мою побочную силу — возможно, не всю ее, но большую часть точно. А за эту «услугу» мне пришлось расплачиваться своей энергией.       Я совершенно не выспался, опоздал на завтрак, а потом и на лекции. Мое ловкое, сильное тело стало неуклюжим и медлительным. Мне постоянно хотелось прилечь отдохнуть или хотя бы закрыть глаза — просто закрыть глаза, всего на одну минуту. От шума вокруг болела голова, а во рту стоял один и тот же привкус — старого, засохшего печенья со дна банки. Если так будет продолжаться дальше, то я сдохну до того, как Директор получит ответ эйтов.       На обеде в столовой я взял чашку кофе и больше ничего. Есть не хотелось, хотя в последний раз я нормально питался только утром вчерашнего дня. Даже Кайл и Джем с удивлением уставились на мои почти пустые руки, когда я подошел к нашему столику.       — Я не голоден, — пробормотал я в ответ на их молчание и прихлебнул кофе.       Обжигающий, горький, вонючий кофе. Жаль, что в колледже не найти энергетиков.       — Этот день войдет в историю, — прокомментировала Джем с присущим ей сарказмом и желчью.       Кайл бросил на подругу укоризненный взгляд, да только какой от этого толк? Ее уже ничто не перевоспитает. Я снова вспомнил, что не поздравил ее вчера, но мои мысли тут же перебил Кайл:       — Может, попросить у госпожи Докторши какие-нибудь таблетки? — предложил он. — Это же стресс для твоего организма, нужно его поддержать.       Я помотал головой, не смотря на него. Снова встречаться с Докторшей мне не хотелось и уж тем более клянчить у нее лекарство. Всё как-нибудь образуется само собой. Это мое жизненное кредо.       На некоторое время за столиком натянулась неприятная тишина, прерываемая лишь звяканьем приборов. Я то и дело ловил на себе взгляды остальных студентов, в шушуканье и разговорах вокруг слышался мой номер или кличка. Колледж был счастлив. Давно уже не происходило ничего масштабного, и сейчас можно было вволю посплетничать. Я снова стал местной звездой, но сейчас меня это не очень радовало.       И тут Джем решила перейти с одной болезненной темы на еще более неприятную:       — Пойдешь смотреть на игру? Тебя заменят тем парнем с рогами, забыла его прозвище. Говорят, он отлично ведет мяч.       Я не мигая уставился на нее в ответ, желая только одного — чтобы она заткнулась. Но Джем закончила предложение и невинно хлопнула ресничками, ожидая моей реплики. Чувства людей ей вообще неведомы.       — Спасибо, как-нибудь проживу без этого зрелища, — вежливо ответил я, когда наша игра в гляделки затянулась.       — Как знаешь, — пожала плечами подруга. — Я схожу.       Вот предательница!       Кайл ерзал на одном месте, не зная, что сказать, чтобы разрядить обстановку. Свой салат из моллюсков и вареную картошку с рыбой он уже давно проглотил. Джем медленно ковырялась палочками в миске, где были покрошены сырые брокколи и морковь, политые лимонным соком. Может, это из-за ее странной диеты у нее притупились все эмоции и чувства?       — Долго вчера лежал в отключке? — неожиданно спросил Кайл. — Как оно?       Я сделал еще один глоток кофе, только бы не отвечать ему сразу. Мои отключения после проявления побочной силы — одна из немногих, если вовсе не единственная тема, которую я стараюсь не обсуждать с друзьями. Верно, здоровяку совсем в голову ничего не шло, раз он спросил об этом.       — Целый час. Отлично себя чувствовал, если бы не «барьеры».       Кайл опустил взгляд, догадавшись, что я не хочу говорить об этом. А Джем вдруг потянулась ко мне и ущипнула за руку палочками для еды. Я дернулся и едва не пролил на себя остатки кофе. Вот постоянно она так! Неудивительно, что ее кличка — Укол.       — Колись, — строго приказала она. — Колись, что случилось.       Я бы все равно им ничего не рассказал, а последующие события сыграли отличный предлог, чтобы забыть об этой теме еще на некоторое время.       Я просто не понимаю, как объяснить ребятам свое нежелание делиться с ними тем, что происходит, когда я теряю сознание. Они знают обо мне все — даже мое настоящее имя. И да, они хотят знать о моих проблемах только за тем, что могут реально помочь. Я доверил бы им свою жизнь, не моргнув и глазом.       Но мои отключения — это только мои отключения. Маленький, тихий уголок жизни, где есть я и еще один человек.       Отключения всегда идут под руку с моей побочной силой. Еще младенцем, как любят рассказывать родители, я вырубался на несколько часов, стоило побочной силе вылезти наружу. В начальной школе они почти прекратились, потому что была куча всего вокруг, на что отвлекался мой организм. Мне было просто не до магии: я переключал внимание с неудач на новые открытия, с ошибок на победы ежеминутно, и выпадать из этого графика даже на час я себе позволить не мог.       А вот переходный возраст отыгрался на мне по полной. Мало того, что тебя вдруг начинает ненавидеть собственное тело и в голове появляются странные и пугающие мысли, побочная сила в это время начинает разрушать все вокруг без разбора. Я подпалил усы учителя по химии, взорвал как минимум десять шкафчиков одним взглядом, поднял в воздух одноклассника, который просто задел меня плечом и даже чуть не спалил библиотеку. И, разумеется, отключения случались часто, неожиданно и порой надолго. Тогда-то я и смог как следует рассмотреть место, в которое переносился во время этого.       Я полагаю, что это не разновидность сна, а все же вполне себе реальное измерение, которое при желании можно найти. Когда я попадаю туда, то осознаю, что нахожусь в отключке и что через некоторое время приду в себя. Я не могу пожелать фантастических вещей вроде полетов или сделать еще что-то странное, но мне это и не нужно. Здесь я могу отдохнуть и побыть один… или почти один.       Это место всегда выглядит одинаково — берег моря и пригорок над ним, где растет одно дерево. Вместо травы там голубые одуванчики, а над морем сияет две луны — одна полная и тонкий месяц. По этим признакам нетрудно догадаться, что это место находится точно не в мире людей. Обычно я бродил по мелководью, сидел на земле или забирался на дерево. Я никогда не пытался уйти отсюда и попробовать найти другое место. Мне было хорошо и здесь.       Вскоре меня стала навещать девушка. Вернее, иногда она была девушкой, иногда женщиной, маленькой девочкой или даже старушкой. Она меняла возраст, могла немного изменить облик, но ее отношение ко мне всегда оставалось одинаковым.       Она заботилась обо мне и, возможно, даже как-то помогала быстрее восстановиться после проявления побочной силы. Я не знал ее имени, не знал, кто она и откуда. Я даже не мог точно сказать, существует ли она на самом деле, в одном из тысячи миров. Но для меня она более чем реальна.       Чаще всего она просто появлялась из ниоткуда и садилась рядом со мной. Она могла не прикасаться ко мне и даже не смотреть в мою сторону, но мне было достаточно ее присутствия. Это успокаивало так, как меня не могло утихомирить ничто и никто в реальном мире. Возможно, она была волшебницей, и в этом заключалась ее великая магия. Я часто рассказывал ей, что же я натворил такого, из-за чего в очередной раз отключился, и что вообще происходит в моем мире. Иногда молчал.       Она мне не отвечала. Она вообще никогда не разговаривает.       Мне скрывать нечего — вокруг меня происходит очень много странной дряни. Но самыми странными, вернее, удивительными, являются встречи с этой девушкой. Они кажутся такой интимной, личной и хрупкой частью моей безбашенной жизни, что делиться этим с кем-то, даже с близкими друзьями — ни-ни.       Поэтому я даже был рад, когда в столовой по громкоговорителю прозвучал голос мистера Директора, и мне не пришлось выдумать отмазки, чтобы избежать этого разговора.       — НОМЕР Т23, ПРОСИМ ВАС НЕМЕДЛЕННО ПОСЕТИТЬ КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА!       Сообщение было повторено еще два раза, а я, как самый примерный ученик, уже вовсю торопился на третий этаж главного корпуса, где обитал мистер Директор. Я надеялся, что Кайл и Джем не успеют последовать за мной, потому что я, правда, не был сейчас в том настроении, чтобы болтать с ними.       В кабинете мистера Директора я уже был не один раз и чувствовал там себя почти как дома. Здесь просторно, и у него нет секретаря. Стены из белых панелей, серый полосатый ковер, засохшее растение в огромном горшке. Сам мистер Директор был самым нормальным человеком в мире и страшно этим гордился. Он не раз упоминал, как важно сохранить чистоту крови, чтобы избежать проблем. Себя, разумеется, он ставил в пример.       Но при этом я никогда не слышал, чтобы он плохо отзывался или относился к дефектным. Он всегда помогал студентам — закрывал глаза на просрочку аренды комнаты, если знал, что у человека проблемы с деньгами. Уговаривал профов дать еще один шанс какому-нибудь недотепе, который завалил все, что можно было завалить. И предоставлял хлеб и кров детям, которых подбрасывали на порог колледжа.       Возможно, поэтому мистера Директора все уважали. Уж я-то точно знаю: Джем в нем души не чает.       — Т23, проходи, — любезно протянул он, лениво вращаясь на своем стуле то в одну сторону, то в другую.       Он улыбался мне с долей снисходительности и отцовской заботы, но я уже достаточно хорошо знал его, чтобы сразу понять — он чем-то обеспокоен и теперь старался это скрыть. Что-то случилось — может, уже пришел ответов от эйтов? Но нет, они не могли так быстро, у них и без меня хватает забот. Тогда что еще стряслось ко всему прочему? У меня начало покалывать пальцы от волнения. Если бы не «барьеры», я бы уже обязательно что-нибудь подпалил или взорвал.       — Присаживайся, сынок.       Мебель в кабинете была широкая, кресла — мягкими. Все они в совокупности походили на самого мистера Директора — на его широкое лицо, лысину, плотное, мягкое тело и глубокие складки на костюме. Я сидел на самом крае белоснежного кресла, готовый вскочить в любой момент. Мне очень не нравилось то, что я еще не услышал.       — Сегодня мы получили ответ от совета эйталитов по поводу вчерашнего происшествия, — формально начал Директор, и я сильно сжал руки в кулаки, стараясь справиться с внезапным приступом паники. — Ответ был… емким. — Он помедлил еще раз, едва не сводя меня с ума этой паузой. — Они хотят тебя видеть.       Я чуть не подорвался со своего места. Так и знал! Я встал им поперек горла. Они удивились, как не узнали обо мне раньше. Они в ярости, что я пользуюсь их магией без стыда и совести. Они проведут какой-нибудь эксперимент, чтобы узнать, на что способна моя побочная сила? Попытаются забрать ее у меня? Посадят в тюрьму? Ликвидируют? Да этим уродам что угодно может прийти в голову, никакие человеческие морали их не волнуют!       — Как ты и сам понимаешь, — Директор изменил голос — теперь он говорил более серьезно и строго, — эйталиты вряд ли отпустят тебя обратно. С каждым годом твоя сила возрастает. И с ней опасно оставаться в мире людей. Я не скрываю: я не знаю, что они собираются с тобой делать.       — Ликвидируют, — буркнул я.       — Ну зачем так пессимистично? — в голосе опять прозвучали отцовские нотки, но вскоре их заменил тон руководителя. — Но и мы им не марионетки, чтобы по первому требованию вырывать тебя отсюда и передавать им. Мы попросили времени для тебя, один месяц. Этого хватит, чтобы ты сдал все экзамены и получил диплом. Ты все-таки закончишь колледж, а не покинешь его без двух дней выпускником.       Я чуть не поперхнулся от такой щедрости. Он чокнулся? Зачем мне диплом в мире эйтов? На стену для красоты повесить, что ли?       — Я не люблю бросать дела незавершенными, — медленно пояснил Директор, водя большим пальцем по скругленному краю своего стола. — Везде нужно поставить точку, прежде чем начинать что-то новое. Я поговорю с профессорами, чтобы они провели тестирование. У тебя будет около двух недель на подготовку, не больше. Это все, что я могу сделать.       Меня распирала злость, и ладони слегка побаливали. Вместе с этим с каждой секундой усиливалась слабость, а пульс учащался. Я был в ярости и ужасе и, не в силах подорвать или разбить что-нибудь, чтобы дать вволю эмоциям, я фактически пожирал сам себя.       — Это все, — повторил Директор, наблюдая за мной и, вероятно, догадываясь о том, что я испытывал.       Я сцепил пальцы в замок, затем сжал их в кулаки, а потом попытался расслабиться. Директор и в самом деле сделал все, что мог для меня — попросил немного времени у эйтов. Хотя знал, что мне нельзя оставаться в мире людей — а если, чего доброго, «барьеры», не выдержат? Он попросил, хотя у эйтов просить не принято. Для меня. Чтобы я закончил его кюруков колледж.       — Спасибо, — буркнул я, и с удивлением почувствовал, как слабость начинает отступать, покалывание прекратилось. Мне даже дышать стало легче.       Директор кивнул мне на прощание и искренне добавил, прежде чем я вышел за дверь:       — Мир людей лишится талантливого баскетболиста.       Хотел он похвалить меня этим или чтобы я почувствовал себя польщенным? Мимо, меня лишь окончательно добила эта фраза, и я закрыл за собой дверь, искренне надеясь, что она разлетится в щепки.       Но ничего не случилось.