Руки прочь от магии!

      Я кишками чуял, что меня ждут недобрые вести.       Если бы Кайл услышал приятную новость, он не смог скрыть это, даже если бы постарался. Ему вообще трудно прятать эмоции, а особенно — страх.       Сейчас он шел с таким лицом, будто впечатался им в стену — глаза смотрят в одну точку, губы сжаты в длинную линию, большой нос словно стал еще шире и более приплюснут. Все черты застыли от напряжения. Меня снедало нетерпение. Хотелось схватить друга за плечи и трясти его до тех пор, пока из него не вывалится информация, которую ему передала его мамаша.       Джем, которая вообще частенько делала вид, что не знакома с нами, и сейчас казалась безразличной ко всему на свете, но нет-нет, а бросала на Кашалота любопытные взгляды. Я даже отчасти понимал, почему она всегда скрывает свои эмоции и чувства — не только потому, что не хочет показаться слабой и уязвимой из-за этого. Когда Джем чем-то заинтересована и показывает это, она становится похожа на ребенка. Девочка с большими, круглыми глазами, растопыренными пальчиками, готовые схватить что-нибудь, и чуть приоткрытым ртом. Я видел Джем такой от силы раза два и сейчас с удивлением узнал эту вторую натуру, которая проглядывалась в мельчайших деталях — сверкающих глазах, пальцах, которые взволнованно стискивали лямки рюкзака, зажевывание губы. Ей было интересно узнать, что услышал Кайл, не меньше чем мне самому.       Но здоровяк правильно делал, что не спешил выкладывать нам всё в городе. Честно говоря, нигде нельзя было говорить о чем-то секретном и чувствовать себя в безопасности, но в колледже, по крайней мере, мы могли хотя бы спрятаться от посторонних глаз в хорошо знакомых местах.       Люди боялись ляпнуть лишнего всегда и везде — из-за эйтов, шпионов, нервного правительства. Приходилось буквально создавать новый язык, засекречивая любую мало-мальски важную и тайную информацию. Ибо ты мог внезапно стать интересным для эйтов, которые считали, что должны знать всё, всегда и везде.       По слухам, они не особо церемонились с людьми, попавшими в их лапы.       Ты мог считать себя полностью пропащим, если эйтам становилось известно твое настоящее имя — вот отчего эти прозвища и номера. Но даже с этим доходило до паранойи, и порой люди выдумывали себе свыше десятка имен, чтобы замаскироваться. Также некоторые не знали своих настоящих имен вообще.       Эйты всегда были со своими дефектами в головах, но недавно, лет двадцать назад, начался полный абзац. У одного эйта в совете снесло крышу. Что ему было нужно, кого он испугался, чем вообще руководствовался — никто до сих пор не в курсе. Но за считанные дни этому психу удалось настроить большинство эйтов против людей, и наше и без того не блестящее положение в мире, стало еще более неустойчивым. Проводились допросы, обыски, всех поголовно подозревали в заговорах и шпионаже. Многих тогда арестовали и ликвидировали, зачастую даже без веских доказательств. Сейчас стало легче, эйты успели немного успокоиться, но люди до сих пор тревожно спят и стараются не привлекать к себе внимания.       Забавно, что я оказался в той самой ситуации, которая мнится худшим кошмаром для человека, но страха не чувствовал совершенно. Хотя, по-хорошему, должен был.       До сих пор по городу гуляли слухи и байки об агентах эйтов, которые шныряют по улицам и высматривают подозрительных персон, о магических системах слежения, о паразитах разума, которых опять же насылают эйты, дабы свести людей с ума. Даже говаривали о привлечении призрачной полиции — лучших полицейских и сыщиков, которые когда-либо жили на свете, но уже были мертвы.       По правде говоря, Кайлу лучше было вовсе не раскрывать свой рот, чего бы он там ни услышал про эйтов.       Уж не знаю, как мы прошли почти через весь город, не обмолвившись ни одним словом, и даже почти не смотря друг на друга. Кажется, это и выглядело со стороны самым подозрительным, и если бы эйты хотели, они бы уже давно обратили на нас внимание.       Зайдя за ворота колледжа, мы замедлили шаг. Куда идти? В корпусах нас могут подслушать, да и вдруг там спрятаны магические датчики для прослушки? В леса и парки тоже не выйдешь — там слишком много природы, которая всегда заодно с этими тварями. Про алтари и Озеро я вообще молчу — проще уж подойти к самому порталу в мир эйтов и начать громко обсуждать услышанное.       Поэтому мы нашли, как кажется, самый оптимальный вариант, — баскетбольную площадку на улице.       Она не была расположена внутри самого колледжа, и в то же время тут уже почти ничего не осталось от природы. Конечно, местность была открытая, да и народ здесь постоянно тусовался, а из-за криков, топота и звона мяча особо не поболтаешь. Но мы и не собирались говорить.       Кайл нам все напишет на бумаге.       Добравшись до площадки, мы устроились на пустых местах для зрителей, и пока Джем рылась в рюкзаке, разыскивая тетрадь и ручку, мы с Кайлом, приличия ради, смотрели на игру ребят. Хотя это громко было сказано — мальчишки из младшей группы дурачились, визжали, толкались, почти забывая про мяч. Подумав о том, какое непутевое растет поколение баскетболистов, мне снова стало грустно. Того гляди, этот спорт вовсе здесь зачахнет после моего отъезда.       Джем извлекла небольшой блокнот в твердой, голубой обложке, раскрыла его где-то на последней странице и вручила Кайлу, не забыв и про карандаш. Отличница — она везде отличница, у нее даже канцелярия под конец года выглядит как новенькая. Здоровяк еще не успел даже занести карандаш для письма, а мы уже склонились над блокнотом, с нетерпением ожидая, когда там появятся слова. Кайл неловко пошевелил плечами.       — Это выглядит глупо, — прошептал он и тут же получил по губам ладонью от Джем.       Я успел быстро переглянуться с ней, а в следующий миг уже внимательно следил за нервными движениями Кайловой руки. Карандаш тихо скрипел, и на бумаге оставалась графитная пыль. Неуклюжие буквы расползались по странице, выстраиваясь в самые нелепые предложения, которые мне когда-либо доводилось видеть.       «Эйты повсюду в городе. Они что-то ищут. У них опять сдвиг.»       Едва карандаш остановился, поставив точку, Джем тут же вырвала у Кайла из рук блокнот и со злостью уставилась на страницу. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но потом опомнилась, схватила карандаш, прежде чем Кайл по привычке не начал его грызть, и быстро начала что-то царапать, нахмурившись, поджав нижнюю губу и стремясь передать свою злость и бумаге. Мне показалось, что еще чуть-чуть, и блокнот вспыхнет пламенем. У меня было бы именно так.       «Что в этом такого?! У них и так постоянно сдвиги!»       Она снова перекинула блокнот нам, с окончательно испорченным настроением откинула голову на спинку сиденья и забросила ноги на место перед собой. Я снова и снова перечитывал короткое сообщение Кайла, силясь понять то, что не смог понять он. Что потеряли эйты? И почему его мамаша так решила? Что значит сдвиг? У них опять обострилась паранойя? Стоило мне задать один вопрос, как следом появлялись и второй, и третий, но ни одного ответа.       Я с досадой пнул ножку стула перед собой. Ну почему со мной всё всегда идет наперекосяк? Стоит мне где-нибудь появиться, как там обязательно что-нибудь случается, и это выходит боком только мне! Почему я просто не могу жить нормально, как остальные нормальные люди?       Потому что ты ненормальный, кугалунг.       — Что бы там ни стряслось, тебя точно не выпустят обратно, — едва слышно произнес Кайл, поглядывая на меня.       У меня сжало горло от волнения и злости. Он прав. Шансов и так было мало, а теперь совершенно ясно, что от эйтов не дождешься здравых решений. И это лишь подтвердило мою идею — всё указывало на это!       Нужно бежать.       Друзья, знавшие меня не первый год, отчетливо поняли, о чем я думаю. Кайл нахмурился и опустил взгляд, а Джем предостерегающе шикнула:       — Выброси у себя это из мыслей. Хотя бы до завтрашнего дня.       — А что изменится завтра? — меня серьезно достало то, что они обращаются со мной, как с ребенком. Я поднялся на ноги и потянулся, разминая мышцы. — А может, лучше послезавтра, а? Там, глядишь, они не захотят ждать и сами завалятся сюда. Вот тогда-то и будет самое время, верно, Ук?..       — Хэл!       Все-таки настоящие имена имеют невиданную силу — я тут же заткнулся, но больше из-за привычного страха, что кто-то еще мог услышать, что сказала Джем. А она останавливаться не собиралась:       — Ты не можешь принимать такие решения вот так просто! Только потому, что тебе только что ударила эта идея в голову! На тебя ругаются, стоит тебе изменить тактику в баскетболе, а жизнь так нянчиться с тобой не будет. Если собираешься что-то делать, то сначала обдумай. И не один раз.       Вроде мы с ней ровесники, а бывает зануднее любой бабки. Я раздраженно отмахнулся от нее и повернулся, чтобы уйти. Хватит с меня этих нравоучительных разговоров. Кажется, не нужно было друзьям вообще ничего говорить — просто уйти от них по-тихому и все.       — Встретимся за ужином? — с надеждой спросил меня на прощание Кайл, наивно верящий, что за едой можно решить любые неприятные вопросы.       — Я не голоден, — буркнул я в ответ, уже пробираясь между рядами сидений прочь.       Кожу под браслетами-барьерами жгло как от крапивы.       Я не хотел думать о том, что это могла быть моя последняя встреча, последний разговор с Кайлом и Джем. Нет, разумеется, я еще непременно увижу их, что бы я там ни придумал. Но этот страх все равно присутствовал в моем незавидном арсенале мыслей. Я ни за что не хотел бы этого.       Но и думать целую вечность вместо того чтобы действовать я тоже не собирался. Я ненавидел что-то обдумывать и по сто раз проверять свои решения — так было в письменных тестах, так было в игре, так было и в жизни. Не всегда это приводило к успеху, но колебаться, рассматривать другие решения было для меня хуже пытки. Если я решил действовать так, то это неспроста, я почувствовал, что так должно быть, и это определенно правильный ответ! А то, что с этим не согласны окружающие — не мои проблемы.       Поэтому если я решил сбежать из колледжа, то я это сделаю. Раньше, чем сюда заявятся эйты и раньше, чем мистер Директор посадит меня на цепь. Просто убегу, подожду, пока всё не успокоится, а затем вернусь обратно. Я никого не предам и не убью — меня просто не за что будет серьезно наказывать. Мистер Директор поворчит минут пять и как миленький примет меня обратно. В конце-то концов, я один из лучших баскетболистов в этой дыре!       Подбадривая себя мыслями такого рода, я брел к своему домику, но только потому, что идти мне больше было некуда. Если бы я только знал, как и где, то сразу бы сорвался в то место, в котором оказывался во время отключек. Та земля, где растут голубые одуванчики. Я даже искусственным путем не смог бы проложить себе туда дорогу, специально разозлившись или сделав что-нибудь еще, чтобы заставить побочную силу проявить себя. На мне «барьеры», и пока я с ними, не видать мне той немой девушки…       Тут мне стало по-настоящему тоскливо, я даже остановился от осознания своего бессилия. Если бы мне было только известно ее имя — я мог бы вызвать ее образ в Озере Грез, чтобы просто посмотреть на нее. Я даже не могу сделать ее фотографию, чтобы носить с собой.       Конечно, я знаю всех этих парней, которым нравятся девушки, и они ищут любой способ сблизиться с предметом своего воздыхания. В прошлом году Шнурок запал на девчонку из фехтовального клуба. Чего только он ни вытворял — и подкладывал ей цветки дидус, которые, согласно слухам, вводят человека в подобие романтического опьянения, и пытался приворожить с помощью огня, и даже всеми правдами и неправдами старался разузнать ее настоящее имя… Девушка его в упор не замечала, и мы со Скелетом прикалывались над беднягой-Шнурком по полной программе.       Я не такой идиот, и я понимаю, что не испытываю к той немой красавице подобных чувств. Я совсем ее не знаю, да и она сама, скорее всего, лишь плод моего шального воображения. Но даже если это и так — мне не хватало ее. Мне слишком ее не хватало в обычной жизни. Один ее образ, взгляд, прикосновение успокаивали меня, и всё вокруг начинало казаться далеким и несущественным. Мир размывался как акварель, становился простым, тихим и маленьким, не стоящим моей злости и страха. Рядом с этой девушкой мне всерьез казалось, что я могу многое, что я полностью контролирую себя и свою побочную силу. Я очень ценил эти мысли и ощущения, которые появлялись благодаря ей. Никто другой не мог вызвать их у меня.       Стыдно было говорить об этом кому-то, даже друзья бы не поняли. Это только мое, личное, секретное, а теперь у меня отняли даже это! Я сердито потер один из «барьеров», ощущая гладкую пластину под пальцами. Кристалл слириум — один из самых лучших поглотителей магии в природе. Много лет назад люди выковали мечи и наконечники, доспехи и щиты из этого камня и пошли войной на эйтов. Странно, но они все равно проиграли, а война получила название Хрупкая. Не спрашивайте почему, я по истории не первый умник.       Неожиданно в голову ударила идея, что мне нужно будет избавиться от браслетов до побега. Я слишком слаб, пока они на мне, люди запросто меня догонят и поймают. Нет уж, я как-нибудь сниму с себя «барьеры» и буду уповать на то, что никто не увидит проявления моей побочной силы. Шанс, конечно, мизерный, но всяко лучше, чем быть слабее ребенка и верить, что в таком состоянии мне все будет по плечу.       Я так и не дошел до своей комнаты, вместо этого свернул в сторону Озера Грез, слабо надеясь, что там будет немного народа, а в особенности, что это место обойдут Джем и Кайл. Не хотелось их больше видеть и слышать. Один слишком труслив, чтобы попробовать нарушить правила, а вторая слишком подчинена этим правилам и гордиться этим. Не стоило посвящать их в свои планы, от них все равно никакого толка. Вот немую девушку я бы с собой взял — уговорил бы, схватил без разговоров, умалил бы пойти со мной. А раз она не живой, настоящий человек, то все было даже легче — она всегда рядом со мной, спрятанная где-то в мыслях. И это тоже успокаивало, одновременно с этим поселяя крепкие ростки грусти и безнадежности моей ситуации.       Дорога до Озера через безымянную рощу была вымощена булыжником, и это было единственным признаком вмешательства человека в этот уголок. Густой подлесок полон птичьих свистов и песен, жужжания насекомых и шелеста растений. Здесь всегда была прохлада, густой запах влажной земли, хвои и разных цветов. Высокие деревья почти полностью загораживали небо, и если запрокинуть голову, то можно было увидеть лишь кратковременные всполохи солнечных лучей, мелькающих между ветками и листьями.       Я никогда еще не сворачивал с тропинки, не пытался зайти вглубь чащи, хоть это и не возбранялось. Здесь слишком явным было ощущение природы, и я втайне опасался, что если зайду в это царство, то обратно будет вернуться не просто. Где нетронутая природа, там жди и проявления магии, даже в самом незначительном количестве. А я с ней пока еще не нашел общий язык.       Джем отчасти права — лучше бы мне было сразу родиться полноценным эйтом, без этой «серединки на половинку». И люди бы от этого только выиграли, и мне самому было бы проще. Я нормально управлял бы своей силой и не стыдился показывать ее. Возможно, чего таить, я бы даже стал одним из самых могущественных эйтов, а там и до места в совете недалеко. Я не хочу быть политиком и управлять миром или даже его частью, но ведь приятно иметь власть и делать что-то по-настоящему крутое, верно?       И первое, что я бы сделал, это уменьшил контроль эйтов над миром людей. Они даже не представляют, как больно стискивают этот мир в своих лапах.       На Озере Грез было не так много людей — в основном ученики младших групп, сидевших с книжками и тетрадями в беседках. Через пару часов они прилежно разойдутся по своим комнатам, и их место займут парочки, которые будут сражаться за право постоять на мосту или занять один из укромных шатров.       На мосту сейчас было две девушки, да и они поспешили уйти, едва завидев меня. Наверное, теперь я буду внушать настоящий ужас окружающим. Меня и так побаивались, старались не встречаться лишний раз и уж тем более не злить. Приятного, на самом деле, мало — я не хочу, чтобы со мной обращались как с психопатом или диким зверем. Хочу обычного обращения, со всеми обязательными ссорами.       Близнец меня не боялся. Вчера он небрежно отозвался о Джем и ее Дне Нахождения, а я, обрадованный предлогом поругаться, едва не убил его.       Я медленно прошел по мосту и остановился на небольшой, круглой площадке на его середине. Отсюда были плохо слышны голоса с берегов, а если смотреть вниз, на воду, то можно постараться представить, что ты совсем один здесь. Как в том месте голубых одуванчиков.       Прохладный ветерок, благоухающий суклоками, делал мне незамысловатую прическу, ерошил просторную одежду баскетбольной формы. Но он был не в силах потревожить гладкую поверхность воды. Точно не знаю, почему так, — вроде одни говорят, что Озеро Грез существует в другом измерении, слабо связанным с этим, а другие — что вода в нем просто слишком густая и плотная.       Держась за кованые перила, я перевесился через них, как можно ближе наклоняясь к Озеру. Только когда перила врезались в живот, а пятки оторвались от моста, я остановился, вглядываясь в воду и не видя даже своего отражения. Что если попробовать? Если немая девушка существует только в моем воображении, то у нее и не может быть имени. Вдруг мне повезет, и Озеро откликнется на мою необычную просьбу?       Я отстранился, скинул рюкзак и начал поспешно рыться в нем, стараясь сохранить ту слабую надежду, что сейчас всколыхнулась во мне. Мне бы только пробовать, только бы увидеть ее, хотя бы на пару секунд. Одно это даст мне сил на весь оставшийся день.       В рюкзаке не находилось ничего достаточно ненужного, чтобы это выкинуть и при этом достаточно близкого для меня, чтобы Озеро приняло дар. Уже давно пора поставить палатку, где продавались бы вещи, предназначенные специально для швыряния их в Озеро Грез. А если бы люди при знакомстве говорили свои настоящие имена, то вовсе все проблемы мира были бы решены.       Я как раз вертел в руках спортивную повязку для головы, раздумывая, достаточно ли она напиталась моим пóтом чтобы ее приняло Озеро, как услышал рядом чей-то голос:       — Скрип! Ты здесь!       Рядом со мной, на доски моста плюхнулась Мимоза, и ее полосатая, школьная юбка задралась почти до самых подмышек. Ничего не заметив, она смотрела на меня во все свои огромные глазища, как будто перед ней было чудо какое-то. Я даже успел почувствовать себя неудобно, что вообще для меня непривычно.       — Как видишь… — начал было я, но стоило мне открыть рот, как одногруппница громко воскликнула:       — Я уже успела испугаться, что тебя исключили из колледжа! Где ты был все это время? С тобой все в порядке? Ой, а ты здесь, потому что хочешь пообщаться с Озером? Я помешала тебе?..       Не зная Мимозу, я бы подумал, что она в меня втрескалась, раз несет подобную чепуху. Но эта милашка вела себя так абсолютно со всеми, начиная от детей и заканчивая старыми профами. Она постоянно за кого-то переживала и волновалась, постоянно кому-то помогала и была рядом в подходящий момент.       Хотя, никто не спорит, порой эта ее забота могла вывести из себя.       — Всё в порядке, расслабься, — я подмигнул ей и поднялся на ноги. — Возвращаюсь к священной учебе, если тебе это интересно.       Я протянул ей руку, помогая подняться. У нее такая гладкая и нежная кожа, что мне даже было немного жаль отпускать ее. Мне нравится Мимоза, но своим другом я бы назвать ее не смог. Не той материи. Она чересчур нормальная, в ней нет ни капли от эйтов. Джем у нас, конечно, тоже без примесей, но она самая ненормальная из людей. И татушки у нее классные. А Мимоза — просто душка, из тех девочек, которые всегда делают уроки, возвращаются в комнату к комендантскому часу и не ковыряют в носу. Иногда с ними приятно сходить в кафе или пригласить на танец, порадоваться, когда они приходят на игру, чтобы поболеть за тебя. Но дальше этого ничего не шло.       — Что тебе будет за то, что ты сделал с Близнецом? — проскулила Мимоза, заглядывая мне в глаза.       Я тоже глянул на нее, но быстро отвел взгляд. Мимоза прехорошенькая: высокая, худенькая, с длинными золотистыми волосами и... разумеется с голубыми глазами. В любой из форм колледжа она выглядит изысканно и красиво, хотя многие девушки жалуются и оправдываются, что одежда колледжа любого может превратить в урода. Кто сейчас в здравом уме будет носить полосатые юбки ниже колен, плотные гольфы и скучные-прескучные блузки с детским кружевом на груди? Девчонки подкалывали юбки, приспускали гольфы и старались украсить одинаковую одежду. За такое часто выдавали записки, но модниц это не останавливало.       Единственным украшением Мимозы был ее номерок на груди. На солнце он сверкал как медаль из настоящего золота. И17 — даже номер у нее был какой-то изящный. А еще вместе с Джем Мимоза посещала кружок по ингеле и, глядя на нее, легко было поверить в то, что этот вид спорта делает всех стройняшками. Ходячая реклама.       Неожиданно из-за ее плеча я увидел саму Джем, которая только вышла из Лунной чащи и теперь направлялась прямо к Озеру. Что это она тут забыла? А вдруг они с Кайлом успели одуматься и изменили свое мнение насчет моего плана?       Заметив меня, Джем остановилась. Ей понадобилась пара-тройка секунд, чтобы осмыслить происходящее, а затем она показала мне неприличный жест, развернулась и пошла обратно.       Может, я очень тупой, но я вообще ничего не понял.