Etiam sanato vulnere, cicatrix manet

Твоя любовь. Твой ночной кошмар. Твое грязное прошлое. - Может, кофе? – несмело предложила я, когда тишина показалась невыносимой. Мужчина молча развернулся и внимательно посмотрел на меня, но продолжал молчать. Я честно пыталась ответить ему тем же, но очень скоро сдалась и опустила взгляд. Сделав небольшой шаг назад, я уперлась лопатками в стену, почему-то решив, что не смогу долго стоять на ногах. Зачем он пришел? Чтобы вгонять меня в ступор своим молчанием? Хренов садист. - Чая у меня нет. Музыки для танцев тоже. Когда мне снова не ответили, я глубоко вздохнула. Хотела было выдать что-то похожее на «Проваливай уже», но меня остановил стук в дверь. Кинув взгляд на источник звука, я потупила взор и, наконец, отлипнув от стены, открыла. На пороге стояла девушка-официантка. - Доброй ночи. Вот ваш заказ, - блондинка в униформе протянула мне бутылку и два бокала. Я медленно перевела взгляд с ее улыбающегося лица на предметы. - Вы, наверное, ошиблись номером. Я не заказывала. - Заказ поступил из этого номера на фамилию Гарденберг, - девушка удивленно приподняла брови, продолжая протягивать мне бутылку. - Возьми, - раздалось прямо над моим ухом. Я вздрогнула от неожиданности, словно он не обычное слово сказал, а вогнал мне в спину кухонный нож. Зачем так подкрадываться? Немного подрагивающими руками забрала бутылку с бокалами. Девушка тут же попрощалась и удалилась, а я крутанулась на месте с немного опущенной головой и уткнулась взглядом прямо в широкую грудь. Мужчина находился так близко ко мне, что стало дурно. Хоть бы сделал шаг назад для приличия. Я осторожно подняла подбородок и пристально всмотрелась в его лицо. Он мало изменился за время нашего расставания. Годы взяли свое: на лбу пролегли морщины, темные волосы тронула седина. Но эти серые глаза будто смотрели на меня прямо из прошлого. И запах. Он так и не сменил свой одеколон. - Раздавишь, - вдруг произнес он. Я непонимающе опустила взгляд на свои руки и обнаружила, что с такой силой обхватила бутылку с бокалами, что пальцы побелели. Мужчина забрал предметы из моих рук и направился к столу, находившемуся в углу комнаты. Я тихо рвано выдохнула. С трудом, но я успела отвыкнуть от того, что кто-то нарушает мое личное пространство. - Слушай… у меня был такой длинный день. Не хочу сегодня пить, может… - Закрой дверь, там сейчас включат музыку. Ребенок проснется, - перебил меня мужчина, выставляя бокалы на стол. Значит, мне этого не избежать. Тихо прикрыв дверь, я залезла в один из кухонных ящиков и вытащила оттуда штопор. Потом несмело подошла к мужчине и положила вещь на стол. - Присядь, - произнес он, открывая бутылку и разливая красную жидкость по бокалам. Я опустилась на стул с неестественно прямой спиной. Я вся, мои нервы сейчас казались натянутой струной и, честно говоря, я даже представить не могла, каких чувств испытываю к этому человеку больше – положительных или отрицательных. - Как так получилось? – поинтересовался он, присаживаясь напротив и пристально всматриваясь в мои глаза. Что получилось? Наша встреча? Ситуация в целом? Или то, что даже сейчас, спустя столько лет моя любовь к тебе никуда не делась? Как и мой страх перед тобой? - Почему я не знал о ребенке? – дополнил свой вопрос Клеменс, приняв мое молчание за непонимание. - Наверное, потому, что я тебе об этом ничего не сказала, - стараясь звучать как можно равнодушнее, произнесла я. Его взгляд был мягким, а глаза блестели, как ночное летнее небо. С ним без труда можно забыть, что за окном сейчас осень. Я взяла в руки один из бакалов и поняла, что не хочу его выпускать. Почему-то мне показалось, что если в моих руках будет находиться нечто хрупкое, что может легко разбиться, то это поможет мне отрезвить свои чувства. Напомнить, как я сама каждый раз разлеталась вдребезги. Разлеталась, а потом осторожно склеивала осколки пластырями из «этого никогда не повторится», «моя вина» и «он меня любит». Когда я вновь перевела взгляд на Клеменса, не в силах терпеть повисшее молчание, то обнаружила, что он смотрит как будто сквозь меня. Он часто так делал, когда вспоминал о чем-то, это я помнила. А еще я помнила, что напряженные руки, барабанящие по поверхности стола, никогда не были предвестниками чего-то хорошего. - Какой срок был, когда ты уходила? – вновь сфокусировав свой взгляд на мне, заговорил мужчина. – Мне казалось, ты принимала таблетки. Я вздернула бровь и постаралась скрыть, что на самом деле меня разрывало на части. Он меня проверял. Тогда я это только предполагала, поэтому незадолго до ухода начала спускать противозачаточные в унитаз. Разочаровал, но не удивил, он был похож на человека, который захочет контролировать каждый шаг. Сперва меня посетила гордость – он ведь был уверен, что Нил – его сын, значит, был высокого мнения и обо мне. Но чувство это отступило, когда пришло осознание того, что он был уверен не во мне, а в самом себе: «Какая женщина захочет другого после меня?» И самое страшное – я могла ответить на этот вопрос. Никакая. - Около трех недель. - Черт, это… - Я узнала о беременность после ухода, - перебила я мужчину. - Ты хотела мне рассказать? Меня сильно напрягало то, что после каждой моей фразы возникала пауза. Мне казалось, что он не обдумывает следующий вопрос, чтобы быть как можно тактичнее, а просто пытается сдержать своей гнев. Мне хотелось так думать. Хотелось, чтобы образ, который я выстраивала в своей голове семь с лишним лет для собственного облегчения, не испарился сейчас, при встрече со своей натурой. Теперь, кажется, настала моя очередь молчать. У меня не было желания обидеть его или ответить как можно грубее. С одной стороны, мне нравилась мысль о том, что я способна сама воспитать ребенка. По крайней мере, до настоящего момента мне удавалось с этим справляться. С другой, я всегда хотела, чтобы Нил рос в полной семье. Хотела, чтобы он посещал в школе праздники, посвященные детям и отцам, чтобы бриться его учила не я, чтобы у них могли быть от меня маленькие секреты. Нилу был необходим отец. Но я не была уверенна, что им должен быть Клеменс. Точнее, я долгое время убеждала себя, что этот мужчина – худший претендент на данную роль. - Николь? – позвал Клеменс, и я почувствовала, как его теплая рука легла на мое запястье. Мой совершенно пустой взгляд опустился на его руку. Родную и опасную. Я облокотилась на спинку стула, плавно уходя от прикосновения и поправляя волосы, чтобы это показалось самым безобидным и естественным жестом. И тут же почувствовала, как в горле встал ком. Зачем я это делаю? Я могла бы просто встать, подойти к двери и, открыв ее, выпроводить мужчину вон. Могла бы просто сказать: «Держись от меня подальше/ не прикасайся ко мне/ исчезни из моей жизни». Могла бы, в конце концов, позвонить на ресепшен, чтобы пожаловаться на вторжение. Могла. Но вместо этого вдруг заговорила. - Чего ты хочешь от меня Клеменс? Исповеди? Так вот тебе чистая правда – я не знаю. За это время, за семь лет я так и не смогла решить, хочу ли, что бы ты был моей семьей и семьей Нила или нет. Хотела звучать твердо, но монолог больше походил на плохую истерику. Как только я осознала это – заставила себя замолчать и устало потерла лоб. Черт, я даже не могла понять, хочу ли сама извиниться перед Клеменсом или услышать извинения от него. - Я не удивлен, - даже без паузы вновь заговорил мужчина, внимательно наблюдая за моей мимикой. – Ты никогда не умела самостоятельно принимать решения. Я вскинула голову и с вызовом посмотрела на брюнета, который либо хорошо играл, либо действительно относился к ситуации с отчуждением. - Ты, видимо, тоже ничуть не изменился. Мне показалось, что глаза Клеменса потемнели, но ни один его мускул не дрогнул, показывая реакцию на произнесенную мною фразу. Он умел выглядеть спокойным, когда хотел этого. - Ты работаешь сутками? – вдруг перевел он тему. - Нет, - без доли сомнения кидаю я, только потом понимаю, что это его не касается. - А Нил сказал, что он часто остается с Оливией из-за твоих ночных смен. - Зачем ты спрашиваешь, если уже все знаешь? - Хотел проверить, будешь ли ты врать. Думаешь, его все устраивает? - Не учи меня жизни, - я сказала это так тихо, что засомневалась, услышал ли он, а потом продолжила, уже гораздо громче и тверже: - Я-то никогда не пугаю своего ребенка, даже если прихожу домой не в духе. Он вдруг подался вперед, опираясь локтями о стол, а я в ответ дернулась назад, забыв, что итак опираюсь на спинку стула. Ножки скрипнули по полу, и мы оба замерли. Не знаю, прислушивался ли Клеменс, как и я, к тишине, чтобы удостовериться, что Нил не проснулся или изначально совершенно ничего не планировал. - Да ты меня боишься, - слова его звучали так странно, что я не могла понять: насмешка это, удивление или разочарование. - А почему должно быть по-другому? – поинтересовалась я, а когда он снова начал выдерживать паузу, опустила взгляд на его бокал с вином, который стоял на столе нетронутым. Интересно, он теперь вообще не пьет? - Не знаю, по-моему, ты просто создала из меня образ мучителя, надеясь, что так ты сможешь убедить себя в том, что не испытываешь ко мне ничего, кроме ненависти. Но, похоже, это сыграло против тебя. Иначе рядом с тобой был бы мужчина. Следующие несколько секунд словно выпали из моей жизни. Я не поняла, когда успела вскочить на ноги и выплеснуть содержимое своего бокала Клеменсу в лицо. Осознание содеянного ослабило руки, и стекло с характерным звуком разлетелось на кусочки по деревянному полу. Нервно сглотнув, я наблюдала, как мужчина неспешно поднялся со стула и, присев на корточки, подобрал осколки. Бокал оказался крепче, чем я думала, мелкой россыпи стекла на полу не было видно. Сложив осколки на стол, Клеменс ослабил галстук и с такой решительностью посмотрел на меня, что я непроизвольно медленно начала отступать назад. - Ты… ты ошибаешься, - нервно выдавила я. - Твои слова не соответствуют твоим действиям, - тихо произнес он, начиная сокращать расстояние между нами. Он видел меня насквозь и это пугало больше, чем что-либо. Я пятилась назад ровно до того момента, пока не уперлась в стену. Хотела отступить вбок, замечая, что мужчина не останавливается, но не успела. Клеменс перекрыл мне пути отхода, прижав руки к стене по обе стороны от моего лица, а затем так близко наклонился ко мне, что я почувствовала его тяжелое дыхание на своей коже. Мне хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть отсюда прямо сейчас, но я могла лишь с силой вжиматься в холодную стену и смотреть в его глаза, стараясь не выдавать своей паники. - Ты снова куришь, - шепнул он мне так тихо, что до меня не сразу дошел смысл этой фразы. - Потому что больше никто не бьет по рукам. Когда его губы накрыли мои, я закрыла глаза и подалась вперед. Я позволила ему взять власть над собой. Снова. Нежность его действий окутала разум, выталкивая на поверхность черепной коробки давно забытые чувства. Я, словно безвольная кукла, позволила ему плавно углубить поцелуй, чувствуя на его губах горьковатые нотки вина, медленно стекающие вниз. Я даже не поняла, в какой момент зарылась пальцами в его мягкие волосы. Потом он прервал поцелуй и склонился к моей шее, а я запрокинула голову и выдавила тихий стон. Мысль, громыхнувшая подобно молоту по голове, заставила меня широко раскрыть глаза ровно в тот момент, когда его ладонь по-хозяйски скользнула вверх по бедру. Он не изменился. Я вся напряглась и, уперев руки в грудь мужчины, толкнула, что было сил. Не удивилась, что Клеменс сделал всего шаг назад, но не успела рассмотреть выражение его лица – глаза заволокла пелена слез. Я закрыла лицо руками, заходясь в беззвучной истерике, которая просилась наружу уже давно. Плечи содрогались в унисон всхлипам и, чувствуя противную слабость в ногах, я медленно сползла на пол. Не поменялся. Он ничуть не поменялся. А ты, дура, только об этом и мечтала. Отведя правую руку, я с силой влепила себе пощечину и, не почувствовав трезвости ума или облегчения, которые обычно следовали за этим, собиралась повторить. Замахнулась, но руку мою перехватили. Я открыла глаза, которые сейчас видела удивительно ясно. Мужская ладонь сомкнулась на моем тонком запястье, которое тут же побелело от давления. В его глазах читалась такая ярость, что я громко нервно сглотнула. Плечи мои до сих пор потряхивало. - Что ты, черт возьми, творишь? – зло прошипел он, сильнее сжимая мою руку. Я, словно отсталая, переводила взгляд с его лица на свое запястье, находящееся в ловушке. Как будто не могла связать у себя в голове самое простое. - Отпусти, - я попыталась вырваться, но мужчина не шелохнулся. Он потянулся своей свободной рукой к моему лицу. Движение не было резким, но я все равно дернулась. Замерев на секунду, Клеменс мягко обхватил мой подбородок и приподнял лицо, пытаясь перехватить мой взгляд. - Нет, пока не успокоишься и не объяснишь, чего ты пытаешься этим… - Уходи, - перебила я его. И это звучало очень твердо. Кажется, я за целый вечер так уверенно ничего не сказала. - Ты… - Уйди из моего номера. Покинь этот курорт. - Да что ты… - Исчезни из моей жизни! – последнее я произнесла куда громче, но умудрилась не сорваться на крик. Вместе с фразой ушла истерика, будто я ее попросила меня покинуть, а не мужчину. Тыльной стороной ладони свободной руки я подтерла мокрые дорожки на лице. Даже не сразу заметила, что Клеменс перестал меня держать и, чуть помедлив, поднялся на ноги. Я молча смотрела ему вслед и не произнесла ни слова, когда он схватил со стола пачку сигарет и, показательно раздавив ее в руке, вышел из номера, осторожно прикрыв за собой дверь. Белая стена приятно холодила затылок. Пустым взглядом я смотрела на дверь и с ужасом осознавала, что он забрал не только сигареты, но и то, что вернуть мне будет невероятно сложно. Он забрал у меня покой.