Охранник для сына

Персиваль — Все хотят правды, коп. А правда в том, что он драл меня почти каждую ночь, начиная с двенадцати лет. Раздевал, тискал, впечатывал лицом в постель, наваливался сверху и говорил: «Раздвинь пошире ножки. Будет хорошо…» — Хорошо не было, коп. Было больно. Очень больно. Каждый раз… Но однажды, — Частити прерывает свою безумную исповедь, чтобы отхлебнуть прямо из бутылки щедрую порцию купленного ей Персивалем виски, — …однажды он спросил: «Хочешь полетать?» — И что он тебе дал? — Персиваль содрогается от омерзения, накатившего вдруг липкого ужаса и сочувствия к не сумевшей отстоять себя девчонке, полностью беззащитной перед взрослым и сильным — перед собственным опекуном. — Марихуану? Кокс*? Героин? — Кокс. — Она усмехается над понятливостью Персиваля. — Немного. Но знаешь, коп, мне вполне хватило, чтобы улететь на всю ночь и больше ни о чем не думать. А потом… — Потом твоя сговорчивость ему надоела и он передал тебя своим высокопоставленным приятелям. — Откуда знаешь? Хотя неважно. Нервно отставив в сторону початую бутылку, Частити тянется за сигаретой, закуривает и возвращает взгляд на хранящего молчание Персиваля. — Если бы не Генри Шоу, это уже был бы не кокс, а героин. — Она смотрит на потухшую в ее пальцах сигарету и всхлипывает — испуганно и совершенно по-детски: — Дурная примета. Очень дурная, Грейвс. Я скоро умру. — Начнешь колоться — точно умрешь, дуреха. — Персиваль щелкает зажигалкой, добавляя устало: — Меня-то зачем подставили? — Ааа… — Частити снова усмехается, поблескивая соблазнительно подкрашенными глазами. — Вот чего ты добиваешься, Грейвс. Так ты сам вроде лез тогда во все щели. А ему как раз понадобился охранник для его ненаглядного Криденса. Персиваль замирает, отказываясь верить. — Для ненаглядного Криденса? — Для единственного и ненаглядного Криденса, которого он теперь имеет, когда и как хочет… Эй! Ты чего?.. Пусти!.. Она задыхается, пригвожденная к месту сильной рукой рванувшего к ней Персиваля и неожиданно втягивает его запах: запах разъяренного, но отчаянно сдерживающего свою ярость мужчины, сплетающийся с крепким ароматом кофе, одеколона, табака и чего-то еще… Положа руку на сердце, Частити сказала бы — секса, но на самом деле так остро и притягательно пахнет его смуглое тренированное тело и бесспорная уверенность в себе. — Завязывала бы с наркотой, крошка, — говорит Персиваль, разжимая пальцы. — А то еще не такие черти померещатся. — Ты мне не веришь? — потирая запястье, на котором от его хватки точно останутся синяки, она болезненно кривит губы. — А между тем, это истинная правда. — Так. — Персиваль дергает к себе стул и усаживается напротив, не обращая внимания на то, что синяя гостиная почти полностью погрузилась в темноту. — Давай рассказывай все, что тебе известно об Англичанине и Криденсе. Криденс Его волокут по коридору, швыряют в комнату и рывком захлопывают дверь. Всё! Теперь все пути к отступлению отрезаны. По крайней мере, так полагает навалившийся на него Англичанин, чьи ладони жадно шарят по постепенно обнажающимся бедрам Криденса. Совсем не с той нежностью, как это делали теплые смуглые руки Персиваля, воспоминание о котором немедленно приводит в чувство и придает Криденсу сил: извернувшись, он упирается коленом и толкает, сбрасывая с себя присосавшуюся к его шее омерзительную похотливую тварь и вскакивая на ноги. Англичанин поднимается следом, но это уже не имеет значения, потому что дальше приходит месть: Криденс хватает его за шкирку и, встряхнув для острастки, точно нашкодившего котенка, одним движением выбрасывает за дверь ненавистного ему вальяжного светловолосого мужчину. Теперь точно все. Щелкнув задвижкой, Криденс прислушивается, зная, что с той стороны тоже прислушиваются к его сбитому напрочь дыханию. — Криденс… Вот оно. Интересно, что это будет: просьба или новая угроза? — Мальчик мой… Что-то новенькое. Неужели нежность? Или, быть может, извинения?.. — Зря ты так со мной, Криденс. Мальчику настолько вскружили голову поцелуи Персиваля, что он совершенно забыл про воспитательный дом? — Ты несовершеннолетний, Криденс, — продолжает Англичанин. — Значит, полностью в моей власти. Но я еще раз пожалею своего глупого мальчика и дам ему время до утра. — Да, Криденс, — собравшийся отчалить Англичанин вдруг возвращается. — Не пытайся выбраться через окно. Третий этаж — разобьешься. Или переломаешь все кости. А ты мне нужен целым и невредимым. Хотя какой ты теперь «целый» после Персиваля?.. — Иди к черту, — шипит в ответ Криденс, когда тварь в конце концов действительно разворачивается и уходит, давая столь необходимую сейчас передышку на размышления. Опустившись прямо на пол, он закрывает лицо ладонями, но вдруг слышит тихое: «Эй, парень!..» и легкое, несущее надежду постукивание с другой стороны двери. Персиваль Он отвозит Частити к Батильде Бэгшот и, вернувшись домой, напивается бутлегеровским первачом, как та самая пресловутая свинья. Постепенно боль в груди отключается, а мысли становятся тягучими и вязкими: Криденс трахается с Англичанином — тра-та-там… Твой прекрасный, невинный и чистый мальчик с твоим собственным криминальным нанимателем. И ему это, в отличие от Частити, вроде как даже нравится, — а впрочем, плевать… — Он так сладко стонал, Грейвс, — говорит проклятая наркоманка, возбужденно блестя глазами. Проклятая или проклятая?.. На это тоже, впрочем, уже наплевать… Не удосужившись раздеться, он валится на постель, где еще совсем недавно спал с Криденсом, и отрубается почти до утра. Но на рассвете шальная мысль вдруг пронзает освеженное сном сознание: несовершеннолетний мальчик был один перед взрослым и сильным. И, как некогда Частити, просто не сумел защитить себя от монстра, не стесняющегося ни растлевать, ни подсаживать на наркотики вверенных ему подростков. И эта мысль ужасает... Персиваль заставляет себя подняться и уже через минуту встает под ледяной душ. Дальше следуют чашка крепкого кофе, одежда и два револьвера, один из которых Персиваль предусмотрительно размещает в кармане накинутого наспех пальто, потом распахивает дверь и неожиданного сталкивается с застывшим на пороге Абернети. — Какого дьявола?.. — Прости, братишка, — недомерок хмурится, отбрасывая неизменную зубочистку. — Но сейчас ты должен пойти со мной. Персиваль (продолжение) … — Как ты мог ей поверить? — С чего мне сомневаться в ее словах? — Она наркоманка, Грейвс, — резонно замечает Абернети, морщась на зажженные фары пролетающих мимо автомобилей. — Мало ли что она там слышала у закрытых дверей! — Значит, все-таки что-то да слышала? — Еще и за это упрекни Криденса. А он, между прочим, сегодня едва ли не пинком вышиб Англичанина и теперь, после моего визита, сидит и ждет тебя, дурака. — Я упрекаю его только за то, что он ничего мне не сказал, — вздыхает Персиваль. — И ни за что другое. — Это правильно, — кивает Абернети, когда они подъезжаю к дому. — Так, — деловито командует недомерок. — Комната Криденса на третьем этаже… — Знаю. — Значит — дуй, — говорит Абернети, выбираясь из машины. — А в случае чего я вас прикрою. Криденс Надежда в образе Персиваля приходит к нему прямо перед рассветом. Не удержавшись от слез, Криденс сам что есть силы сжимает его в объятиях. — Что случилось, малыш? — спрашивает Персиваль, тревожно заглядывая в глаза. — Он тебя?.. — Нет. Криденс негодует на себя самого, что не сказал Персивалю раньше. Зато теперь его исповедь быстрая и сбивчивая: «Как с тобой, с ним у меня никогда не было. Он… Он только трогал…» — Я понял. — Персиваль выдыхает с видимым облегчением, прибавляя: — Собирайся, Криденс, мы уезжаем. — Уже. Он в самом деле почти собран, так как ждал и очень надеялся. Но в этом чужом для него доме осталось еще одно дело, ради которого он ведет Персиваля в кабинет Англичанина. — Зачем тебе это, малыш? — спрашивает Персиваль, следя за Криенсом, которой набирает на панели укрытого в стене сейфа комбинацию заветных цифр — год, число и месяц его, Криденса, рождения. — Я сумею тебя обеспечить, — обещает Персиваль. Но Криденс, стремительно повернувшись, запечатывает его губы поцелуем, после объясняя, что деньги — большие деньги, могут им понадобиться хотя бы для комиссии по делам несовершеннолетних. — И вообще, не спорь со мной, — смеется Криденс, запихивая за пазуху последнюю пачку. Вскоре они оба готовы к отбытию, но разом замирают под нацеленным прямо на них дулом пистолета и ледяным пронзительным взглядом. — Ну и кто из вас хочет умереть первым? — издевается возникший в дверном проеме Англичанин. — Ромео? Или Джульетта?..