***
Из нашего училища на фронт направляются волшебники: три пилота и один штурман, а также совершенно нормальные люди — пятнадцать экипажей. Это я к чему: на месте выясняется, что по сути есть одна эскадрилья неполного состава, обученная к полётам в сложных метеоусловиях — это мы. Наш полкан — капитан Воронов, командира эскадрильи у нас нет: это должен быть офицер, а у нас он всего один на полк. Где остальные? Сбили, в основном зенитной артиллерией. К нашему прибытию в составе полка всего пять самолётов. К началу Курской битвы было двадцать три машины. То, что у меня было два воздушных боя на И-16, показывает меня с хорошей стороны. Большинство пилотов-истребителей живут один-два боя. Я сознаюсь, что у меня были ещё один налёт на вражескую колонну, но вооружение - четыре пулемёта ШКАС, не позволяло разгуляться. Боекомплект к этим пулемётам расходуется очень быстро, мне хватило всего на один заход. Меня ободряют: пилот штурмовика живёт в среднем три боевых вылета. Но в целом у нас были аномально высокие потери из-за дневных налётов в хорошую погоду. Наступила осень, битва за Днепр в самом разгаре… Теоретически полк должны отвести на переформирование, практически некем пополнять. Первые два дня нас просто откармливают. Живём в землянках.***
Первый боевой вылет у меня с комполка в качестве штурмана, он же штурман-бомбардир по американской инструкции. Нам дают цель, вражеские резервы, мы вылетаем ночью. Вылет происходит ночью, в кабине штурмана так называемый «клубок». Это такая штука, подвешивается на веревочках крючок, указывает направление на цель. Вещь крайне глючная и капризная. От нашего полка летит всего один самолёт, зато от соседнего, то есть базирующегося с нами на одном аэродроме, три эскадрильи. Самолёт к вылету готовит техник, прикреплённый к этом самолёту. Он отвечает за его состояние. Теоретически на каждую машину свой техник, практически у нас их всего трое на авиаполк. На счастье, у нас американские машины, с которыми мало хлопот, в отличие от отечественных. Есть ещё механики, оружейники и прочие. Наша боевая задача: найти цель, сбросить САБы — светящие авиабомбы, цель разбомбят те, кто идёт за нами. У нас наблюдается толчея, поскольку у соседнего полка пятнадцать новых экипажей, полетят не все. У нас отсутствует стрелок. Можно, конечно, взять техника, но авось пронесёт. Чисто теоретически он летит вместе с нами, ему потом засчитают боевой вылет в качестве стрелка. Одной из основных угроз является вражеский ночной истребитель «Мессер-110». Документы, ордена и медали на вылет не берём, одеваемся, как угодно. Если садимся к нашим, то говорим, что мы лётчики. У меня есть старый добрый «Наган», который мне выдали несколько лет назад, хотя положен ТТ, волшебная палочка и нож на поясе. У нас есть небольшой запас еды на случай, если собьют. Обычно бортпаек быстро сжирают, но у нас есть противокражные заклинания, — стоит взять, потом десять часов морда синяя. Взлетаем первыми. Три эскадрильи неполного состава шпарят за нами. Нашей целью является бывший военный городок Киевского военного округа, где на данный момент стоят в резерве вражеские танковая и пехотная дивизии. Соблюдается строгая светомаскировка, поэтому ночью цель хрен найдёшь, а днем защищают зенитки. Наши угробили пару штурмовых полков на Ил-2 и бомбардировочный на Пе-2 и после решили разбомбить. Набираем высоту, круг над аэродромом и идём по компасу. Просто берём азимут в сторону цели. На месте тонкая наводка по «клубку». За нами толпой другие «Бостоны». У них нет задачи держать строй, у них есть задача долететь до цели, не столкнувшись друг с другом. Облачность, нифига не видно. Обходимся без магии. У немцев есть радар, они начинают нас обстреливать. Надо сказать, что снаряды идут не очень точно, зато вспышки орудийных выстрелов показывают местонахождение цели. Мы подходим к цели. Здесь тоже есть свои тонкости, потому что цель может быть не та. И вообще всё не так. Однако всё идёт по плану, в бинокль видны выбегающие из казармы солдаты, входы в здания светятся. Кидаем САБы, за нами валят бомбы бомбардировщики. Но наша роль на этом не заканчивается. Мы возвращаемся, кидаем фотоосветительную бомбу и фотографируем результат налёта. Фотоаппарат у нас зачарованный, прикреплён к створке бомболюка, срабатывает от взрыва фотоосветительной авиабомбы. Идём по по компасу на свой аэродром. Включают приводную радиостанцию. Два молодых экипажа, по всей видимости, психанули и не отбомбились в свой первый вылет. Боевой вылет им не засчитают. После боя нам наливают «боевые сто грамм», я быстро хмелею и заваливаюсь спать. Фотографировали мы с не очень большой высоты, поэтому всё в кадр не влезло. Насколько я понимаю, в цель мы попали, но бомбили не очень разрушительно, поэтому на следующую ночь второй налёт. От нас пойдёт другой экипаж, точнее: другой пилот, штурманом будет комполка. У нас повреждены два бомбардировщика, но никого отправлять в ДАРМ не надо. ДАРМ — это дивизионные авиаремонтные мастерские.***
Второй боевой вылет происходит при моросящем дожде. Есть склад, до которого не могут добраться партизаны. От нас четыре самолёта, но без полкана, который отбыл в Ереван. Командир нашего полка из дворян, что в авиации большая редкость. Объясняется это довольно просто: стал лётчиком в тысяча девятьсот двенадцатом году, то есть при царе-батюшке, в Империалистическую летал на разведчике, дослужился до штабс-капитана, после Гражданской войны служил в гражданской авиации, в сорок первом его призвали в армию в звании лейтенанта. Сначала воевал на СБ, потом перешёл на лендлизовские «Бостоны». Герой Советского Союза. Второй вылет проходит результативно, мы попадаем. Потом следует ещё один вылет на вражескую железнодорожную станцию. Нормальные люди в это время никуда не летают, поскольку стоит нелётная погода. Приходит радиограмма от партизан, которую доводят до нашего сведения: мы отбомбились по складу, но складские запасы не пострадали. Это магия? Налёт на железнодорожную станцию ненамного более успешен: мы отбомбились по маленькой соседней станции и даже уничтожили паровоз, но крупная станция не пострадала. В общем так: боевые вылеты нам зачли, но придётся лететь заново. За уничтоженный паровоз положена премия в семьсот пятьдесят рублей, её поделят на четыре экипажа с отчислениями в пользу командира полка и прочих заинтересованных лиц. Четвёртый боевой вылет должен быть на станцию, вроде «гарантийный налёт», но его отменяют из-за улучшения погоды — там слишком много «Эрликонов». Он вроде, как бьёт невысоко, но низкая облачность вынуждает летать в их зоне действия. Поэтому мы тремя самолётами идём бомбить железнодорожный узел в Виннице. Полёт не доставляет проблем, поскольку светомаскировка через одно место. В довершение всего цель подсвечивается прожектором прибывающего паровоза. У «Бостона» небольшая боевая нагрузка, поэтому все восемь стокилограммовых авиабомб легко и непринуждённо летят точно на станцию. Возвращаемся на рассвете. На аэродроме кипит жизнь, поскольку была ночная бомбёжка тех самых казарм, куда я летал в первый боевой вылет. Если мы прилетели с задания, это не повод расслабляться. Нас отправляют бомбить вражеский аэродром. Впереди штурмовка, нам надо попасть в зенитные батареи, после чего штурмовики добьют стоящие по полю самолёты. Самолёт срочно заправляют. Оружейница Дарья Марьянова накидывает чары отвлечения внимания, а я узнаю, почему мы летаем с «сотками». Даша ручную ввинчивает в лежащие на «Студебеккере» сотки взрыватели, трансфигурирует держатель в держатель американского образца, после чего наставляет на авиабомбу свою волшебную палочку и говорит: «На место». Ударяет голубой луч, бомба летит в бомбоотсек и сама цепляется за бомбодержатель. Круто. Вот оно, неожиданное применение магии на войне. А на двести пятьдесят килограмм у неё не хватает магических сил. Надо поднимать бомбу заклинанием «Вингардиум левиоса», потом цеплять за бомбодержатель. Таким макаром она вешает авиабомбы вплоть до тонны, но "Бостон" берёт максимум двести пятьдесят. Взлетаем. Теоретически штурман может с высоты пять тысяч метров положить авиабомбу в круг диаметром двадцать метров. Приборы у нас калиброваны в Имперской системе мер, и мы работаем с восьми тысяч футов, то есть два с половиной километра. Ниже нельзя, завалят из зенитных автоматов. На подходе нас начинают обстреливать, судя по разрывам снарядов, стопятимиллиметровые зенитки. Какой-то сбитый немецкий пилот сказал на допросе: «Все «Восемь-восемь» отправили на фронт бороться с танками. Остались только тяжёлые зенитки и автоматические пушки». Надо сказать, в цель может и попадают, но только не мы. Вываливаем шестнадцать «соток» и даже куда-то попадаем, но только не в зенитную батарею. Стрелок фотографирует это безобразие, в его кабине есть фотоаппарат. Я собачусь со штурманом по переговорному устройству, мы идём на свой аэродром. Нам наливают «боевые сто грамм», кормят картошкой с американской тушёнкой, можно идти отсыпаться. Меня поздравляют с тем, что я вернулся из тринадцатого боевого вылета, это был налёт на Винницу. Теперь я опытный лётчик. Все волшебники суеверны, плохими числами считаются тринадцать и семнадцать. Нам засчитывается боевой вылет, мы попали в аэродром, но в некоторых частях могут и не засчитать. Боевые вылеты у нас не каждый день, дороги восстанавливаются медленно, а может просто недостаточно быстро. Мы никуда не летаем, потому что нет бомб, несмотря на интенсивные бои на земле. В остальное время раз на раз не приходится, может быть всего один вылет в неделю. В свободное время у нас танцы под патефон или гармонь. Женского персонала хватает, с ними и танцуем. Чаще всего общаюсь с Машей и Дашей, они оружейницы. Оружейник — это тот, кто готовит самолёт к боевому вылету: подвешивает авиабомбы, заряжает пулемёты, готовит фотоаппарат. Говорят, что скоро приедут артисты из концертной бригады.***
Проходит ещё два дня. Наш справочный послеобеденный сон в преддверии ночного боевого вылета прерван немецкими истребителями-бомбардировщиками «Мессер-110». Что именно попало в мой самолёт — непонятно. Это либо прямое попадание пятидесятикилограммовой авиабомбы, либо сто килограмм. В любом случае, самолёт под списание. Это не ремонтируется даже при помощи магии. Но фотоаппарат в кабине стрелка остался цел, естественно с учётом существования заклинания «Репаро», его обещают отдать соседнему авиаполку, состоящему из нормальных людей, когда одобрит наш комполка. А вот за потерянный «клубок» влетит. Самолёт? Мне говорят: "Американцы пришлют новый, — это расходный материал". Но большинство с таким подходом категорически не согласны. Скоро прибудет пополнение, а также командир полка. В прошлый раз он лично пригнал из Еревана бомбардировщик, который перегоняли по иранскому маршруту. Привёз фрукты и кофе из соседнего Ирана. Пока его нет, его замещает инженер-майор инженерно-авиационной службы Волкогонов, на нём обслуживание самолётов нашего полка. Самый обычный человек, но в курсе наших дел. Короче, у нас лёгкий бардак с командованием, у соседей за это давно бы влетело. Наконец к нам прибывает пополнение. Обычно лётчиков возят на самолётах, а сейчас прибыли на обычных «полуторках», приписанных к нашей авиадивизии. В числе пополнения моя младшая сестра Маруся, а также целый младший лейтенант. Он учился в лётном училище целых два года. Сначала штурман на ДБ-3, потом переучивался на «Бостон». Учился по сокращённой программе мирного времени. Узнаю: если бы я попал в сорок первом на фронт, то скорее всего я бы отправился воевать во второй половине сорок второго. Просто в начале войны был бардак. А так у меня совершенно официально оказалось девять боевых вылетов и два воздушных боя, — я боевой лётчик. Кроме того, наш полкан рассчитывает на моё партизанское прошлое: надо втихаря подойти к цели, отбомбиться и свалить. Никакого лишнего героизма. Лучше всего, когда враг обнаруживает наш авианалёт по взрывам бомб.