***
Время летит быстро, наши войска приступают к освобождению Киева. Для нас это начинается с удара по немецким резервам в двадцати километрах от фронта. Светомаскировка во фронтовых частях будь здоров. Наши «ночные ведьмы» отучили даже курить на свежем воздухе. Во время первого вылета, под крылья вешают две «пятисотки», в бомбоотсек «сотки». Кстати, все «Бостоны» в нашем авиаполку получили подкрыльевые держатели. Заправляют чистым американским бензином и лететь недалеко. Мы подлетаем к неприятелю, переливается разноцветными огоньками «клубок». Эти магические устройства более восприимчивы к женской магии, чем к мужской. Лететь приходится на полутора тысячах футов, выше мешает облачность. Маруся задаёт направление и кидает бомбы: две фугасно-зажигательные «сотки». Попали или нет? Делаем круг, за нами рвутся бомбы других самолётов нашего полка. Судя по суетящимся в огне пожаров солдатам мы куда-то попали, но не факт, что именно туда. Заходим на второй круг, сбрасываем на головы врага смертоносный груз и идём на свой аэродром. Заправка, вооружение, и идём на второй боевой вылет за эту ночь. Бои за Киев идут своим чередом, наконец город освобожден. Нас перебрасывают на окраину Киева. Для нас это огромный плюс, так как там довоенная бетонная взлётно-посадочная полоса, рассчитанная на приём ТБ-3, а сейчас мы летаем с металлической американской, на которую ещё надо вырулить по грунту. Это отдельный момент, потому что самолёт может застрять на рулёжной дорожке, такие случаи были. А здесь они бетонные, что большой плюс с чисто практической точки зрения. Самолёты стоят в ангарах, которые немцы не успели подорвать при наступлении. Наши бомбили аэродром и, к нашему счастью, ни разу не попали в полосу или в непосредственной близости от неё. Нас селят в полуразрушенные казармы лётного состава. Одна казарма полностью разрушена прямым попаданием «пятисотки». Выясняется, что при одном из боевых вылетов в первую ночь наступления мы попали в немецкий полевой госпиталь, но он не соответствовал многочисленным Гаагским и Женевским конвенциям, поэтому боевой вылет нам засчитывают. Освобождено село около разрушенного нами моста, узнали подробности нашего авианалёта с «той» стороны. Дело было так. Из-за печного дыма не было мало что видно, солдаты уже пошли на завтрак, но их отгоняли, мол ещё рано. Внезапно из-за холма вылетел одиночный бомбардировщик, сбросил бомбы на мост и умчался. Потом появился вражеский разведчик, которого отогнала немецкая зенитная батарея. Паровоз там есть, утонул в речке и завален сверху вагонами со снарядами. Все считают, что после попадания горячим в холодную воду он пойдёт под списание. Одна боковая ферма моста устояла, немецкие сапёры даже не стали подрывать остатки моста. Это ускорит восстановление, так как опоры не пострадали. Ферму оставят на месте, она ещё послужит. Железнодорожники и саперы уже достают металлолом, снаряды и патроны из воды. Разрушение моста стало большим плюсом с точки зрения железнодорожников, дело в том, что там работал путеразрушитель, развороченное железнодорожное полотно начинается в сотне метров от моста. Им не надо восстанавливать сколько-то километров путей. Рельсы и шпалы отечественные, немцы передвинули один рельс в сорок первом году, сейчас всё возвращают обратно. А после работы путеразрушителя всё гораздо сложнее. За путеразрушителями охотятся штурмовики и партизаны. Считаются важной целью. Иногда даже бомбардировщики. Нашему авиаполку не раз ставили такую боевую задачу, но нашли цель всего один раз. Разбомбил экипаж нашего комполка. Семёныч сообщает, что в нашем бывшем партизанском отряде имени Котовского совершили подвиг, но негероический, то есть «героя» за него не дадут: захватили путеразрушитель и охранявший его зенитный бронепоезд Люфтваффе. Бронепоезд оказался отечественным, один из многочисленных импровизированных, выпущенных в сорок первом году. Захвачен немцами, переоборудован немцами на евроколею. Защищён танковой противопульной бронёй, из вооружения четыре зенитные трехдюймовки, так называемые «Лендеровки», счетверённые «максимы» и немецкие двадцатимиллиметровые зенитные автоматы. Немцы даже не стали менять пушки и пулемёты. Бронепоезд уже передан нашим войскам, его быстро переделали под нашу колею. Перевооружать не будут. Скажу, как лётчик: «Лендеровки» и счетверённые «Максимы» на сегодняшний день безнадёжно устарели, но могут показать врагу, что цель вооружена и отстреливается, — это моментально выбивает наглость из лётчиков. Военфельдшер Семёныч, а он жуткий домосед, даже умудрился принять участие в его захвате, его послали лечить население освобождаемых деревень. Соседний отряд захватил в депо три полицейских бронепоезда, один из которых наш, с башнями от Т-28, был такой танк до войны, и два переоборудованных в военное время, каждый вооружён парой французских семидесятипятимиллиметровых пушек и английскими пулемётами времён первой мировой. Кустарные бронепоезда решено расформировать, паровозы и вагоны переданы железнодорожникам. Нормальный бронепоезд передан войскам, несмотря на то, что безнадёжно устарел ещё в сорок первом году. Говорят, что пользы от него немного, но что есть в наличии, то есть.***
В лазарете хорошо видно, кто симулянт, а кто действительно болеет. Отвар лекарственных трав способен за несколько приёмов вылечить пострадавшего от переохлаждения организма. Сейчас наша авиадивизия стоит на одном аэродроме, полковые лазареты в здании госпиталя. Военфельдшер Семёныч успешно лечит больных, особенно симулянтов и идиотов. Чтобы не говорили, случаев, когда свою трусость прикрывают простудой — хватает.***
У нас идут постоянные боевые вылеты на штурмовку вражеских колонн. Кажется, официальная история Великой Отечественной войны, которую нам рассказывали в школе, слишком многое умалчивает. Официально последнее серьёзное немецкое наступление было на Курской дуге. Тринадцатого ноября наши освободили Житомир, а уже пятнадцатого немцы перешли в контрнаступление и двадцатого снова оккупировали город. Сейчас они штурмуют Киев, ожесточённые бои идут на дальних подступах, у нас постоянные боевые вылеты. Всё превращается в нескончаемую карусель. У нас отменили плановый отдых в санатории. Все мы предельно вымотаны, иногда приходится делать по три, а то и четыре боевых вылета в сутки. Мы держимся на зельях: волшебники мы, или кто? Но их долго нельзя пить, что немагическое начальство может и не понимать. Наш комполка это прекрасно понимает. Сами зелья на исходе. Вспоминается моя прошлая жизнь, когда некоторые часами играли в компьютерные игрушки. Но орудовать рычагами — это не играть на компьютере, физические нагрузки гораздо больше, вдобавок слипаются глаза от недосыпа. Меня выносит с полосы при посадке, ошибка в пилотировании. Прибывает майор Волкогонов, осматривает самолёт… Погнута правая стойка шасси, пропеллер поврежден ударами о землю. Приходит военфельдшер Семёныч и отправляет экипаж отсыпаться, велит везти в казарму на командирском «Виллисе», нам нужны сутки отдыха, желательно двое и без зелий. Подъезжает буксировщик и утаскивает самолёт в ангар. Через одиннадцать часов непрерывного сна меня снова будят. Отдохнули и хватит. Пропеллер и стойку шасси уже заменили, самолёт вооружён, заправлен и ждёт экипаж. Полкан спал всего пять часов. Мечтаю о горячем душе, но здесь только холодный. Горячая вода в душе в это время вообще не предусмотрена, что вызывает мою грусть и печаль, — я хочу минут десять постоять под горячим душем. И горячая вода из волшебной палочки не выйдет, у меня магическое истощение, мана на нижнем пределе, ещё немного, я даже огонёк из волшебной палочки не наколдую. Это всё и объясняю на завтраке командиру нашего авиаполка. Он это всё прекрасно понимает, к новому году нас обязательно отведут на отдых. А пока все три «Бостона» нового образца взлетают и летят на «свободную охоту», то есть штурмовку колонны снабжения, которой не повезёт подвернуться. А может нам не повезёт. Недавно погиб мой бывший штурман Лёха Мышкин, они вышли на колонну снабжения из низкой облачности, а она оказалась танковой. Точнее, танковая ехала сразу за колонной снабжения, промахнулись на несколько километров. Там были самоходки, вооружённые спаренными тридцатисемимиллиметровыми автоматами: прямое попадание в самолёт — три похоронки. Следом за нами взлетают пять «Яков» истребительного сопровождения. У них всего один опытный пилот, ещё четверо только что из лётного училища, и у них будет второй воздушный бой, если будет.***
Очередной вылет проходит без приключений для нас, но с приключениями для немецкой колонны снабжения, попавшей под раздачу. Да, боекомплект в шестьдесят выстрелов на ствол для пушки — катастрофически мало. Даже на один заход по колонне не хватает. Только отбомбились и доложили по рации, как приходит приказ на вылет. То есть, получи мы это приказ минут на пятнадцать-двадцать раньше, мы бы просто полетели на другую цель. А так на аэродром, заправка, вооружение, и снова на взлёт. Полкан начинает считать, что военфельдер Семёныч — прекрасный человек. Принёс всем членам наших экипажей горячего ромашкового чая, пока вооружают и заправляют самолёты. Втихаря подкалывает меня: — Ты знаешь, что самое главное в американском автомобиле? — Что? — Подумай. — Автоматическая коробка передач? — пытаюсь сообразить я, но получается плохо. — И это тоже, но есть более важное. Что это может быть? Ладно, дам ответ, чтобы отвязаться. — Подстаканники. — Угадал. Мы смеёмся. — На «Бостоне» их нет. — Над чем смеётесь? — спрашивает командир нашего авиаполка. — Расскажите нам, может и мы посмеемся. Я не знаю, что сказать. — Самолёту не хватает подстаканников, — говорит Семёныч. — Чтобы жидкость не расплескалась, стакан накрывается крышкой. Так как силы лётного состава на исходе, напрягаем оружейницу Дашу. Она понимает, то хотим, делает подстаканник, меняет форму кружки, у неё появляется крышка на манер немецких пивных кружек. Взлетаем, всё хорошо, но звенит кружка и хочется в туалет. Пока мы готовились, надобность в штурмовке немецкой танковой колонны отпала. Нам велено найти другую цель. Нам попадается батальонная колонна немецкой пехоты, с конце которой несколько повозок. Да, Гансы, вам сегодня неповезло… После посадки мы с Марусей наперегонки бежим к туалету. Нашему стрелку проще, он воспользовался люком для нижнего пулемёта. Полкан интересуется, как подстаканники. Хорошо, но обязательно надо ходить в туалет перед вылетом и сделать вставки из ткани, чтобы не гремели. От нас требуют в третий раз подняться в воздух, но полкан сообщает, что мы не полетим, у нас нормативы. Заваливаюсь спать, не раздеваясь. А ещё у нас кончился уголь, и в казарме дубак.***
У нас вылет на штурмовку вражеского аэродрома. Редкая облачность, но мы заходим вечером с западной стороны, то есть со стороны Солнца. Идём на цель, немцы открывают огонь. Даю первый залп из всех стволов по зенитчикам. Сбрасываем бомбы с низкой высоты на аэродром, я вижу взлетающий "Мессер" и пытаюсь завалить его из пушек. Попадаю, растратив остатки пушечного боекомплекта, он в прямом смысле разваливается в воздухе. Командир нашего авиаполка подтвердил репутацию прекрасного лётчика: тридцать с лишним лет лётного стажа — это не шутки. При штурмовке немецкого аэродрома перед его самолётом взорвался снаряд среднего калибра. Нос разворотило капитально, передняя стойка шасси разбита. Дотянул до своего полевого аэродрома, где стояли "Илы" и "Яки", и сел на боковые стойки шасси. Формально самолёт не сбит, но его придётся списать. Если бы была старая версия со штурманской кабиной в носу — штурман не жилец. У меня после этого боя нашлась аккуратная дырка в правом крыле от тридцатисемимиллиметрового снаряда.***
Неожиданно наступает Новый год. Ну как неожиданно? Наши во второй раз освобождают Житомир, выясняется, что на дворе тридцать первое декабря. Нам обещали, что после повторного освобождения Житомира мы отправимся в санаторий. Но, как выясняется, сегодня это в принципе невозможно, ведь на носу Новый год. Я прекрасно понимаю ситуацию. Нам ставят боевую задачу: ровно в полночь по берлинскому времени сбросить бомбы на немцев. Нашему командиру полка припоминают, что он не хотел бомбить фашистов в их Рождество. Аргумент нашего полкана был предельно прост: «Если есть хоть малейшая вероятность, что Бог есть, то ни один нормальный волшебник никогда не будет ссориться со столь могущественным существом. А на войне атеистов нет, несмотря на официальную идеологию Советского Союза». Поэтому мы не летали в их Рождество, не будем летать в наше. Погода у цели нелётная, поэтому в бой идёт только наш авиаполк. Для нас нет нелётной погоды. А над целью звёздное небо… У нас усиленные наряды, все зенитчики на своих местах. Вдруг враг нападёт? Ровно в полночь по берлинскому времени мы скидываем бомбы на немцев. Потом полкан кидает осветительную и фотографирует. Что-то мне мерзко на душе от такого боевого вылета. Я знаю, что в Европе больше празднуют Рождество, чем Новый год, но всё равно погано. Сами не отмечаем и другим не даём. Сели, сдали самолёт. Несмотря на праздник заправка и вооружение самолёта в первую очередь. Полкан говорит, что не будем подставлять метеоразведку за срыв задания. Меня тащат отметить Новый год. Мне не отмечается. Все хмельные, почти всё съели. Наверное хорошо, что праздник прошёл без меня. Узнаю, что комполка дотянул на одном моторе. По-хорошему, и на моём самолёте надо перебрать движки. Точнее, не по-хорошему, а наступило время регламентных работ, на которые забили из-за обострения на фронте. Одно раскапотирование мотогондол занимает три часа, если не пользоваться магией. Заменили масло, свечи, стали заправлять только чистым американским бензином, применили какие-то магические средства. Но мне почему-то вспоминается, что загнанных лошадей пристреливают.