***
Завершились Святки, все партизанки отряда имени Павлика Морозова, кроме замужней с точки зрения гражданского законодательства Марии Львовны Плюшкиной, гадали на суженого ряженого, очередность выхода замуж, пол первого ребёнка и многое другое. Период отдыха завершился крещенским купанием. В связи с отсутствием проруби купались в незамерзающей горной речке. Дима, как будущий чернокнижник, уверял, что если освятили хотя бы один водоём на этой планете, то вся вода освящена. Как бы это не казалось странным, именно потомственные волшебники из старых семей захотели купаться в Крещение.***
Товарный состав въезжал в длинный тоннель, паровоз тащил за собой в сторону столицы Третьего Трейха сорок цистерн с румынским бензином. Машинист вовремя заметил разобранный путь, четыре подростковые фигуры рядом и остановил состав, после этого взял гаечный ключ и вместе с кочегаром отправился бить морду малолетним хулиганам. Малолетние хулиганы наставили автоматы, один из них поинтересовался на ломаном немецком. — Здравствуйте, господа железнодорожники. — Что это значит?! Кто вы такие?! Кто вам дал оружие?! — громко спросил машинист. — Так и убить недолго. — Мы русские партизаны. Хотим взорвать тоннель и поезд. — Состав с бензином. — Правильно. На весь этот бензин не хватит кислорода в этом тоннеле, поэтому он будет медленно и печально гореть по концам тоннеля, затрудняя ремонтные работы. Мы предлагаем вам выбор: мы вас убиваем и взрываем тоннель вместе с составом или мы не занимаемся убийством мирного населения Чехословакии, вы забираете свои вещи и топаете на выход. — Вы нас отпустите просто так? — Конечно нет. Сейчас с другой стороны проследует состав с польским углём, мы его тоже уничтожим. — Люди будут страдать. — Ещё одно возражение с вашей стороны — пристрелим. Можете забрать личные вещи из паровоза. Если дадите ход, кинем гранату. — Точно пристрелите? — Дядя, не выёбывайся. Здесь никто шутки не шутит. Мы можем привязать к цистерне с бензином и сжечь заживо. Машинист и кочегар полезли в локомотив. Внезапно вылетело стекло в кабине, и выбитом окне показалась детская рука с ручной гранатой, которая сразу исчезла. Железнодорожники грязно выругались, забрали вещи и пошли на выход. Тем временем при входе в тоннель встал на семафоре и был захвачен товарняк с углём. Поезд аккуратно двинулся вглубь тоннеля, благо мальчик Витя занимался на детской железной дороге и знал, какие рычаги надо дёргать. Взорвались несколько заложенных в свод тоннеля при помощи магии фугасов, вследствие чего загорелись цистерны с бензином, через некоторое время полыхал пожар. Однако на этом диверсии не закончились. У одного из входов в тоннель находился шестидесятиметровый мост. Прибыла паровая дрезина с ремонтными рабочими. Их уже ждали на мосту. Железнодорожники были вынуждены покинуть дрезину, после этого её подорвали вместе с мостом. Всё полетело в небольшое ущелье. С другой стороны тоннеля были подорваны два небольших железнодорожных моста, благо в горной местности их хватает. После совершённой диверсии юные партизаны отправились дальше уничтожать материальную часть и бороться с перевозками.***
Немецкие и чешские железнодорожники прибыли на место диверсии. Из одного тоннеля выхода из тоннеля тёк горящий бензин, затруднявший ремонтные работы, другой был завален взрывом. Восстановление тоннеля предельно осложнялись подрывом мостов с обоих сторон тоннеля. Уже были перекинуты тросы и строились временные пешеходные мосты. На следующий день ручеёк горящего бензина иссяк, но продолжал тлеть уголь, заполняя всё угарным газом. Рабочим выдали противогазы, началась разборка завалов.***
Машинисты и кочегары поездов, первые попавшие под раздачу, были арестованы. Наконец первого из них привели на допрос. Появился странный офицер. Все зиганули, как положено. — Господин майор, я рад вас видеть. Подозреваемый в пособничестве бандитам готов к допросу. — Не будем тянуть время. Оденьте это, — майор протянул подозреваемому шапочку из фольги, тот поспешил исполнитель приказ. — Сядьте на стул, закройте глаза и попытайтесь вспомнить произошедшее, особенно личности нападавших. Майор достал волшебную палочку и молча сделал несколько взмахов, после чего убрал её. — Можете, открывать глаза. Всё ясно. — Меня отправят в концлагерь? — Вам нечем заняться? Чем вы занимаетесь? — Машинист паровоза. — Идите к своему паровозу. — Но я… — Меня это не интересует. Если бы вы оказали сопротивление, вас бы моментально убили. Вам очень повезло. У русских есть железнодорожные войска, всех убитых железнодорожников они считают военнослужащими железнодорожных войск и записывают на свой счёт. За уничтожение тех, кого я могу опознать, будет выплачена премия в сто тысяч рейхсмарок за каждого. — Так много? — Да. — Я арестован. Я не могу уйти. — Господин майор, вы считаете, что надо отпустить? — спросил один из допрашивающих. — Да. Нам надо активировать план «Лесная ведьма». Они пришли и будут воевать до конца войны. — Хорошо. Через короткое время все железнодорожники были выпущены на свободу.***
Оборотень в погонах, он же командир ягдкоманды, задумался. Отыскать такой партизанский отряд тяжело. Он может прятаться где-то в горах и действовать в ста километрах от своей базы. Налёт на аэродром около Лемберга явно совершён ими, хотя проверят на совпадение магических следов. Юные партизаны записали в журнал боевых действий шесть подрывов при плане в пять. При пяти плановых подрывах враг потерял восемь поездов. Сверхплановый представлял из себя покатушки на трофейной железнодорожной дрезине и подрыв мостов и тоннелей на второстепенной однопутной железной дороге, соединяющей Словакию и Польшу. После совершённых диверсий и выполнения плана за январь партизаны отступили в свою базу в горах. На совершенно легальных основаниях было куплено сто литров молока и шесть килограмм сыра. Были найдены две лавки спекулянтов, у которых, согласно приказам Ставки Верховного Главнокомандования, были конфискованы все товары в пользу советского государства. Конфискованные товары выданы партизанскому отряду имени Павлика Морозова. Всё было записано в отдельную тетрадочку, которую хотели благоразумно потерять. Из тендеров подорванных паровозов было конфисковано пять тонн угля, помещенного в «тысячепудовый» мешок. Надо же чем-то топить дом.***
Наступило утро, все постепенно просыпались. Обычно утром в домах с печным и каминным утром холодно, но были дежурные, которые, в том числе, подкидывали уголь в печки. Дима и Маша Плюшкины, дежурившие в эту ночь налили, сварили всем овсяную кашу на молоке, заварили себе турецкий кофе и налили большую ванну. Паша с трудом ел овсянку с маслом, пить кофе он отказался. Рядом сидела очень грустная Катя, у которой были плохие предчувствия на счёт домашних. Девочка не знала, что у неё семьи исчезли талоны на хлеб и сахар за февраль месяц, а также пришла «похоронка», где было написано, что она пропала без вести. — О на этот раз чём грустим? — спросила Лиза Соловьёва. — Я плохо понимаю, что мы здесь делаем, — сказала Катя. — Мы находимся на войне. Есть точка зрения, что женщинам на войне не место, но на самом деле нам не место на современной войне. По большому счёту, мужчинам на ней тоже не место. Призывная армия и дешёвое пушечное мясо убили культуру войны. Дешёвое — значит дешёвое для государства. — Это как? — Посмотри на себя. Тебя зачали, выносили, родили, растили, кормили, поили, обували, одевали. Это многие годы труда. А государство просто забрило тебя в партизаны. Только не надо рассказывать про бесплатные школы. Тебе выдали волшебную палочку и отправили в тыл врага, пожалев даже метлу. А может, ты поехала со своей. — У меня нет волшебной палочки. Они сейчас в дефиците, — шмыгнула носом Катя. — Только предложили купить по цене коммерческого магазина, а у нас нет шести тысяч. Нам сказали, что до войны она стоила восемьсот рублей, там даже ценник сохранился на коробке. Это тоже дорого. Я после войны себе куплю подержанную. — А ты ходила в волшебную школу? — В нашем городе не было, а ездить во Владимир — далеко и дорого. — Всё с тобой ясно, — сказала Лиза. — Меня больше пугает предчувствие, что с моей родней. Я раньше угадывала. А как мы можем послать посылку? — Можно вылететь отсюда на северо-восток Польши, там Маша может найти свой бывший партизанский отряд. Через него переслать на «Большую землю», там через знакомых. За месяц дойдёт, может за два. — Это долго. — Либо отправиться домой. Дело непростое, на метле за неделю доберёшься. Ты, скорее всего, попадёшься. А это расстрел за дезертирство. Это тебе урок про доверие к людям. Тебя спрашивали, может что-то надо твоей семье. — Человек человеку волк, — вздохнула Катя. — Если это так, то мы одна стая, — парировала Лиза. — Тогда когда мы выйдем на охоту? — спросил Паша. — По обстоятельствам. А то получится, как с форсированием Днепра. — Это точно, — вздохнул Паша. — А мне то что делать? — спросила Катя. — Есть способ решения проблемы, если Миша и Дима дадут добро. — И что нам надо сделать? — У нас восемь детей из обычных семей. Я думаю, что посылки килограмм по тридцать можно будет доставить. Чары уменьшения и снижения веса не прокатят. — Мы будем должны? — спросила Катя. — В этом случае — да, — ответила Лиза.***
Сами юные партизаны непосредственного участия в форсировании Днепра войсками, за редкими исключениями, не принимали, но партизаны захватывали лодки, небольшие суда и паромы. Паша принимал участие в угоне из Киева четырёх речных трамвайчиков, речного буксира и трёх десятков лодок с лодочной станции. Эта «флотилия» была спрятана в устье небольшой речки. Эти суда сильно облегчили форсирование Днепра. Миша и Лиза Соловьевы приняли участие в захвате леспромхоза и воспрепятствовании вывоза леса в Германию. Брёвен хватило для строительства двух наплавных мостов через Днепр. Правда быстро выяснилось, что ничего мощнее сорокопятки по одному из мостов переправиться не может, а по другому только дивизионные орудия на конной тяге, но это всё равно сильно облегчило преодоление водной преграды. Также партизаны уничтожили несколько огневых точек, откуда фланкирующим огнём могли простреливать переправы. Главное: когда немецкие танки с ходу атаковали плацдарм, их встретила артиллерия. Немцы считали, что ничего мощнее противотанковых ружей и гранат у переправившихся нет, пехота при поддержке танков легко сбросит в реку. Их ждал неприятный сюрприз. Но немецкой авиации и артиллерии удалось уничтожить наплавные мосты, но всё что смогли, партизаны сделали.***
Посовещавшись, решили, что можно отправить посылки по тридцать пять килограмм брутто. Через день их собрали, были написаны адреса. Не обошлось без посещения соседних городков. Лизу обвязали мешками, она коснулась маленькой, неприметной и невзрачной серёжки на правом ухе и сказала кодовую фразу «Хочу домой». Портключ сработал. Через полминуты Лиза была в деревянном тереме в глухом лесу на востоке Рязанской области. Через короткое время появился двоюродный прапрапрадедушка и глава рода Лизы Михаил Петрович Соловьёв. Он находился в доме на случай, если кому-то потребуется помощь. — Здравствуй, дед. — И тебе привет. Лизавета, рад тебя видеть. Какими судьбами? — Родственники ребят из нашей шайки голодают, надо передать посылки. — Хорошее дело, нужное. — Домой тоже есть посылка. Мы с Мишей нашли австро-венгерские золотые монеты, более двадцати килограмм, свою половину мы поделим пополам. В роду Соловьёвых было принято в таких случаях жертвовать половину добычи в семейный золотой запас или на помощь бедным родственникам. — Доброе дело. — Ну и восьмилитровый бочонок токайского вина, полтора килограмма турецкого кофе, три кило козьего сыра. — Не люблю кофе, а за вино спасибо. Отужинаешь со мной, а то мне одиноко? Хочешь в баньку? — Чуть-чуть, я обедала. В баню после этих европейских ванн я всегда готова, лучше по-чёрному. Перед сном. Дедушка щёлкнул пальцами, появился банник, мужичок в аршин ростом. — Приготовь к вечеру баню по-чёрному. — Будет сделано, хозяин, — сказал банник и исчез. — Далеко навещать? — Больше всех страдает Катя, она из Гуся-Хрустального, это недалеко от Владимира. — Ничего себе недалеко от Владимира. Это меньше ста вёрст от нас. — У неё предчувствие, что с семьёй что-то страшное. Голодают, у них украли запас перловки. — Как бы не померли с голоду. А что у вас за посылка? — В каждой десять кило баранины, десять кило пшеничной муки, три кило соли, килограмм сала, остальное — сушёные овощи, отрез ткани. — Сами сушили? — Трофеи, ими кормят немецких солдат. Сушёная капуста сойдёт для плохоньких щей, — сама Лиза сушёную капусту использовать не собиралась. — А тебе есть какая-нибудь выгода, кроме побывки? — Узнают власти, стану дезертиркой, — призналась Лиза. — Тут ещё какое дело. Нам с Катей во время святочного гадания на суженого-ряженого выпал один юноша по имени Павел пятнадцати лет от роду. Во-первых, он мне нравится, а во-вторых, я не хочу выходить из рода, он обретённый. Может его затащить в наш род? — С прицепом? Катя кто по крови? — Вроде как возрожденная. Мать из вырожденцев матриархального рода, которые потеряли возможность колдовать много поколений назад. Кто именно — нам неизвестно. И, по всей видимости, наследие дробное. Она старший ребёнок, у старшей сестры матери только сыновья. — Магия кому попало второй шанс не даёт, а если наследие делится… Кого могли так своеобразно выпилить в Гражданскую? Вопрос, конечно, интересный, — задумчиво сказал Михаил Петрович. — Ладно, перейдём к делу. Дедушка снова щёлкнул пальцами, появились трое слуг ростом около аршина. — Быстро поймайте в пруду пяток карасей, приготовьте четверть ведра молока, фунт топлёного масла, десять фунтов квашеной капусты, пару фунтов пшена. — Будет сделано, хозяин, — слуги отправились выполнять приказ. Хозяин отправился собираться.***
Через двадцать минут Михаил Петрович вместе с Лизой «на прицепе» трансгрессировал в Гусь-Хрустальный, после чего отправились искать улицу и нужный дом. Дом находился чуть в стороне. Это был слегка покосившийся деревянный двухэтажный дом дореволюционной постройки. В одной из комнат на первом этаже жило искомое семейство Карасёвых. Хозяева выглядели грустными и кислыми. Раньше у них было две комнаты, но одну, проходную, заняли в порядке уплотнения эвакуированные из Полтавы. — Здравствуйте, меня зовут Михаил Петрович Соловьёв, я по поводу вашей дочери Катерины. — Она погибла, точнее пропала без вести, — сказала пожилая женщина. — Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. Без детей. — Хорошо. Детей выпроводили из комнаты. Они же болтливы. — Я принёс вам хорошую весть. Ваша дочь жива. — Это хорошо. Хоть кто-то выживет из нашей семьи. — Что-то произошло? — Ничего страшного, всё в порядке. — Не советую отпираться. У меня есть посылка от вашей дочери и гостинец. — Какой гостинец? — Всего по чуть-чуть, — Михаил Петрович стал доставать гостинцы из зачарованного мешка. В конце достал посылку. — Больно хороша посылка. Как поживает Катя? — Грустит. У вас происходит что-то плохое, — сказала Лиза. — Меня зовут Елизавета Соловьёва. Формально я сейчас партизаню, но Кате стало так плохо, что мне пришлось отправиться к вам. — А она сама приехать не могла? — Это семейный способ перемещения, я могу попасть только себе домой, для чужих он недоступен. С вашей стороны будет благоразумным не болтать о посылке и гостинцах. Ради вашего же блага. — Мы не можем принять и не можем отказаться. — Что произошло? — У нас пропали карточки на хлеб и сахар. — Что это? — спросил Михаил Петрович. — Это такая бумажка, по которой выдают кусок хлеба в день. У вас нет карточки? — Я живу в лесу. — Понятно. У вас свой двор? — Да. Дом, скотина, пара прудов с рыбой. — А ваша, если не ошибаюсь, внучка. Она живёт с вами? — Это моя двоюродная прапраправнучка. Живёт чуть в стороне, но это было в мирное время. А вы не пробовали найти ваши карточки? Или получить новые? — Утерянные карточки не восстанавливаются. Мы всё обыскали. Старый колдун достал волшебную палочку с молча сделал круг над головой. — Надо же, действительно нет, — сказал он. Повисла неловкая тишина. — Катя оформила денежный аттестат? — Да, мы получили деньги, но всё потратили. У нас много иждивенцев, а мужа призвали на фронт. Если бы Катя была здесь, она смола бы пойти работать в жилконтору, там мой дядя работает. Неожиданно из щели под дверью влетели листы бумаги. — Ой, это наши карточки на хлеб! — обрадовалась катина мама. Следом хлопнула дверь. — Я пойду поговорю, — сказал Михаил Петрович. — Сидите. Но некоторые направились посмотреть на происходящее. Волшебник быстро стёр память и при помощи «Империо» велел через неделю явиться с повинной в милицию по другим фактам хищения чужой собственности, а также послезавтра принести сахар и другие продукты. — Вы знаете этих людей? — Да, тётка ходит в гости к жильцам со второго этажа. — Тесновато живёте. — Это эвакуированные, им дали ордер. Полтаву освободили в прошлом году, они думают вернуться через год. — Я могу поспособствовать, если хотите. — Мы хотели бы вернуть ваши продукты. — Не стоит беспокоиться. Мне всё равно карасей девать некуда. Но если вам не надо, то я просто выброшу. — Что вы… — испугалась катина мама. — Мы приготовим. — Скажите, а вот с этой девочкой никаких странностей не было? — Михаил Петрович показал на девочку лет пяти. — Вроде бы было, но кто его знает. — А можно проверить? — Да. Нюра, подойти к дедушке. Дедушка достал из кармана камень в серебряной оправе на деревянной ручке и коснулся им девочки, камень засветился. Дед улыбнулся. — Она тоже странная? — Да. Третья в роду. — Это как? — Долго объяснять. Вам говорили родовую принадлежность при проверке? — Нет. Сказали, что два колена лишенцев, потом грязнокровка, потом лишенка и три нормальных. — Странно, — сказал колдун. Катина мама села рядом с волшебником и затараторила: — Мне сказали, что Катеньку надо беречь, она слишком хорошая, ей лучше всего пересидеть рядом с Плюшкиным. Вы знаете, кто это? — Знаю, только Марья Вронская обогнала вашу дочь. Она уже окольцевала перспективного жениха. — Катеньке ещё рано замуж. — Марья в одних годах с ней, но сумела расписаться приказом командира воинской части, — усмехнулся Михаил Петрович Соловьёв. — Здесь надо действовать быстро. — А вдруг они разойдутся? — Это проблематично. У меня вам предложение. — Какое? — У вашей младшей дочери нормальное имя есть? — У Нюрки? Анна. — Может вам отправить её в деревню? Сколько ей лет? — Пять, в августе исполнилось. Но я не могу отдать дочь. — Мы её подкормим, она же выглядит ужасно — кожа да кости. — А у вас много еды? — Могу давать литр молока каждый день. — Своя корова? — Есть такое дело. Давайте так, вы подумаете до послезавтра и решите. — Я не знаю, как оформить карточки на новое место жительства. — У нас нет магазинов. У вас же семеро по лавкам. Продукты по карточкам дадите другим детям. Скажите, Анна ест кур и рыбу: карасей, сомов, окуней? — Она всё ест. — Прекрасно. В кармане колдуна что-то звякнуло, и он достал из карманные часы. — Разрешите отпрощаться, дела-с. — Да, конечно. Когда гости вышли в коридор, волшебник сказал. — Лизавета, руку. Лиза Соловьёва взялась под руку, раздался хлопок и они исчезли. Несмотря на то, что катина мама практически поверила в существование магии, она не верила своим глазам. Однако на столе в комнате лежали продукты, что свидетельствовало о реальности происходящего, а дети хотели есть. Пришлось взять карасей и отправиться жарить.***
Дед Михаил и Лиза сидели за столом. — Ты серьёзно стал есть карасей? — поинтересовалась Лиза. — Что ты, не пугай так. Это пыль в глаза. Я иногда отправляю простую рыбу нормальным людям в рамках благотворительности. — Ты серьёзно хочешь взять эту девчонку на воспитание? — Как говорят в таких случаях: «Кому война, а кому мать родна», — оба присутствующих прекрасно знали: Соловьёвы традиционно наживались в смутные времена и войны. — Если двое в одной семье, значит должна быть третья, но не из этой. Понять, кого именно так выпилили в Гражданскую, пока нельзя. Младшая не несёт обременений матриарха и при том приравнивается к чистокровным. Так что надо брать. Женихи у нас есть, многоженство афишировать не будем. Почему Миша не охмурил Марью Вронскую, он же собирался? — перевёл стрелки дедушка. — Она попала в руки Плюшкина, а они никогда не выпускают добычу. — Понятно. Тогда нормально. — Пашу введут в род, если он обретённый? — Конечно. Только сначала магический брак с тобой и потом с Катериной. — Прокатит? Сомневаюсь. — Не учи деда родомагии. Пускай Миша подумает на счёт Катерины. — Вряд ли выйдет. У нас есть девочка по имени Дикпра, обретённая, он подкатывает к ней. — Как её зовут? — Дикпра, это значит диктатура пролетариата. — У родителей полностью атрофировались мозги? Как жить с таким именем? — Типа того. Она из Питера. Её спас магический выброс, а родня погибла на Ладоге во время эвакуации, — грузовик провалился под лёд. Спаслась она одна, есть дальние родственники, которым решила ничего не отправлять. Она это имя искренне ненавидит. — Странная у вас шайка. — Девять из четырнадцати партизан нашей шайки росли среди нормальных людей. И не одного грязнокровки. — Интересно получается. Если хочешь, можешь стать двоемужницей магическим браком, но второй тоже должен быть обретённым. Все твои сыновья должны войти в наш род. — Поняла. А Катя? — Как нам сказали попаданцы, в девяносто первом должен рухнуть Советский Союз, мы должны быть готовы к этому. Нас и так сильно проредили в Гражданскую. — Поняла. Восстановление силы нашего рода зависит от количества дырок для хуя надлежащего качества, — сказала Лиза. — Правильно. И присмотри, кто ещё есть из подобных парней. Не ты одна хочешь остаться в роду Соловьёвых после свадьбы. Скажи баннику, чтобы послезавтра приготовил баню. Аню надо тщательно отмыть. А то у них своей бани нет. Грязноватая она. — Сходить, что ли попариться послезавтра? — Да хоть каждый день. Вечером после баньки попьём чаю и ты мне расскажешь про всех из этого списка.***
Чем Елизавете Соловьёвой нравилось дома, так это правильным отношением к войне. Она переставала быть жестокой и беспощадной бойней, и приобретала смысл и выгоду для одной конкретной большой семьи. Не абстрактная высшая справедливость, интересы рабочего класса и другие философские понятия, а именно собственная выгода. Это, конечно, всеми силами осуждалось отдельными моралистами, но многие отсиживались в тылу или наживались нехорошими способами. Соловьёвы, конечно, всегда были разбойниками, но они всегда старались быть честными и благородными разбойниками.