***
Как только фронт докатился до территории самой Германии, резко усилилось сопротивление немцев, по крайней мере, нам так говорят. Мы летаем бомбить пригороды Берлина. Сам Берлин нам не по зубам: много радаров и зениток, хотя… если подойти на низкой высоте, то можно отбомбиться. Но этого пока лучше не делать, ведь немцы могут перебросить на защиту своей столицы зенитные автоматы из западной и северной Германии. Нашим штурмовикам это надо? Но у нас есть отдельные неразумные личности, считающие, что мы должны отвлечь на себя много вражеских сил, чтобы облегчить жизнь союзникам. Что примечательно, так считают те, кто не ходит в атаку. Я, например, не хочу, чтобы меня сбили, потому что ещё раз попаданцем я явно не стану, а судя по тому, что говорят про загробную участь погибших попаданцев, то лучше я ещё поживу. Сопротивление нам, то есть огонь зенитной артиллерии, остаётся на прежнем уровне. По слухам, у немцев появились новые тридцати и пятидесятимиллиметровые автоматы и пятнадцатимиллиметровые крупнокалиберные пулемёты, но пока с ними на фронте, вроде, не густо, воюют в основном, старыми зенитными автоматами. Есть подозрение, что пятнадцатимиллиметровые пулемёты на самом деле являются авиапулемётами МГ-151 на зенитных станках. По слухам, немецкое оружие всё больше приобретает мобилизационный характер. Доктор Геббельс угрожает применить «Вундерваффе», оно же «Чудо-оружие», но как я понимаю, сейчас немцев не спасёт даже ядерное оружие.***
Враг стремительно отступает за Одер, наша штурмовая авиация не успевает за нашими войсками. Перебазирование — дело непростое, а с автотранспортом у нас плохо. Собранных с разных авиадивизий грузовиков с трудом хватило на переброску одного истребительного авиаполка. Вслед за немцами по дорогам бредёт наша пехота. Есть много отставших, на которых иногда нападают поляки. Но наши доблестные стрелковые войска — самый страшный род войск, который ничего не боится. Срок жизни пехотинцев — несколько атак, прям как экипаж штурмовика Ил-2 в начале или середине войны, но есть отдельные индивидуумы, живущие больше года. Неудивительно, что мы потеряли в эту войну двадцать миллионов человек, с мирным населением будет тридцать-сорок миллионов. Вот оно, знание школьных уроков истории из будущего. Как мне сказали: в пехоте есть невидимая граница, которая разделяет фронтовиков и тыловых крыс, то есть штабных. Их разделяет всего пара километров, но кому-то братская могила, а кому-то ордена и медали. Но на фронте жизнь складывается по-разному, полных гарантий безопасности нигде нет. Как сообщили вернувшиеся за следующим истребительным авиаполком водители грузовиков, около захваченного польского аэродрома на немецкой границе встала стрелковая дивизия. Простых пехотинцев не жалеют и гонят на убой. Граница между жизнью в ближнем тылу и смертью в атаке у «Царицы полей» проходит где-то на уровне комбата. Если ротный ходит в атаку, то комбат может наблюдать непосредственно за боем, командир полка обычно сидит в тылу. Есть возможность гибели от шального снаряда или разведгруппы, но она ничтожно мала по сравнению возможности погибнуть в атаке. Штаб полка — достаточно тихое место. Так вот, на штаб стрелковой дивизии вышли немцы-окруженцы, как раз в тот момент комдив проводил совещание. Погиб штаб дивизии, все полканы, трибунал, оркестр и многие другие. Немцы, изучив штабные карты, вышли к своим в обход наших войск. Что интересно, знамя фашисты не тронули, поэтому дивизию расформировать не будут. Немцы отступали очень быстро, немецкие сапёры много чего не подорвали, поэтому железные дороги в сторону фронта перешьют на нашу колею в ударном темпе. Глядишь, в мае возьмём Берлин.***
Мой сын либо сосёт грудь, либо спит, никаких особенных отцовским чувств пока нет.***
У товарищей волшебников, ответственных за применение экспериментального оружия — оживление. Надо будет испытать воздействие вакуумных бомб на фортификационные сооружение. Скоро начнётся штурм Кенигсберга, будем тренироваться на нём. Решительное наступление на столицу Восточной Пруссии, гнезда немецкого империализма, давно началось.