Не от других

      Джинни вглядывалась в темноту за окном; в саду, на другой стороне тёмного двора, Гарри, Рон и Гермиона стояли у калитки. Гермиона схватила Гарри за руку, и даже на таком расстоянии и в темноте Джинни видела, что на лице у неё написаны были страх и забота.       — Пронырлива, как всегда, маленькая шпионка, — послышался голос.       Джинни резко обернулась и уставилась на Фреда.       — Сгинь с глаз моих, — проворчала она, снова поворачиваясь к окну. Гарри всё ещё стоял, перегнувшись поверх калитки, словно его тошнило.       — О, в этом нет ничего плохого, — подбодрил её Фред. — Всем нам хочется знать, что затевают эти трое. Есть информация для обмена?       — Убирайся. Тебе разве не нужно ухаживать за твоим близнецом?       — Не-а… Что-то тут всё какое-то зловещее, если ты понимаешь, к чему я клоню. Понимаешь? Потому что…       — Да, Фред, понимаю, — нахмурилась она. Гарри, Рон и Гермиона как раз направились в дом, и, судя по движению на лестнице, все решили потихоньку ложиться. Стоило спросить Фреда, нет ли у него Удлинителя ушей.       — Полагаю, если ты сейчас поспешишь в кровать, сможешь притвориться, что не подсматривала, и попытаться вызвать у Гермионы чувство вины. Но ты должна будешь рассказать мне всё, что она скажет. — Проигнорировав, что она закатила глаза, и нахально подмигнув, Фред похлопал её по плечу и удалился по коридору.       К тому времени, как Гермиона наконец поднялась по лестнице, Джинни, последовав совету Фреда, уже ждала её в кровати, сидя на подушках и делая вид, что читает книгу.       — О, привет, Гермиона. Ты что-то поздно, что…       — Ой, брось, Джинни, я знаю, что ты пыталась за нами проследить. Столкнулась с Фредом по пути сюда, — весело объяснила Гермиона.       — Вот мерзавец!       — Никому не верь, — рассмеялась Гермиона, устраиваясь в своей раскладушке. — Всё равно ничего сколько-нибудь увлекательного не случилось, Гарри просто был расстроен из-за… ну, сама знаешь.       Джинни кивнула, вздрогнув при мысли о Грозном Глазе.       — Люпин и Билл ещё не вернулись?       — Нет, а Тонкс отправилась домой. Всё это просто ужасно, да?       Они ненадолго умолкли, вспоминая его, и, несмотря на одеяла, Джинни ощутила, как по позвоночнику пробежал холодок, представляя себе обмякшее тело Грюма, падающее наземь.       — А теперь Гарри лучше?       Гермиона взволнованно кивнула, на её лицо упал золотистый свет лампы.       — Думаю, да. То есть будет. Ты знаешь, какой он, как сильно тревожится, когда люди подвергаются опасности из-за него.       — Хотела бы я, чтобы вы, ребята, хоть что-нибудь мне рассказывали, — горько сказала Джинни. — Знаю, вы не можете, но меня прямо тошнит от беспокойства.       Гермионе стало заметно неловко.       — Ты знаешь, я рассказала бы, если бы могла. Как и Гарри.       — Да. И полагаю, реальность напугала бы меня даже ещё сильнее. Но тебе необязательно говорить что-то конкретное. Я лишь хочу знать, где примерно вы будете, тогда я не чувствовала бы себя настолько потерянно.       Последовала мучительно долгая пауза, потом Гермиона прошептала:       — Я… я не могу, Джинни. Не могу ничего сказать.       — Когда я достигну совершеннолетия, — ответила она, — если вы всё ещё будете где-то там, вы должны связаться со мной. Должны позволить мне присоединиться. Я найду вас.       — Всё не так просто, Джинни.       Испытывая возмущение и досаду, Джинни потушила лампу и отвернулась, сжав зубы так сильно, что мелькнула мысль — так и челюсть может сломаться.       — Мне жаль, — безнадёжно прошептала Гермиона. — Ты же знаешь, мне очень жаль.       Джинни оставила её слова без внимания. Было только больнее от того, что она понимала: Гермиона права. Она чувствовала себя так, будто от неё отгородились, будто её отстранили и игнорировали, хоть и знала, что корни её злости заключались в её же собственном ощущении беспомощности. Плюс ко всему, вернулось ещё и раздражение по отношению к Фреду. Несомненно, он думал, это так весело — раззвонить Гермионе, что она пыталась подслушать их, как ребёнок; но он не понимал, насколько глубоко её желание знать, что происходит. Глаза жгло, и она зажмурилась изо всех сил, чтобы не заплакать. Вскоре она забылась беспокойным сном.       ***       На следующее утро чувство вины заставило Джинни проснуться пораньше и принести Гермионе чашку чая в постель.       — Наверное, я просто чувствую себя бесполезной, — извиняющимся тоном сказала она, усевшись в ногах у Гермионы. — Ты ни в чём не виновата, и мне не следовало вот так от тебя отворачиваться. Я просто хочу помочь, но не могу.       Гермиона осторожно подула на чай и сделала глоток, прежде чем ответить:       — Я понимаю. Правда, понимаю. Нам всем жаль. Просто сейчас настолько ужасное время, всё, чего нам хочется, — это всего-навсего быть честными друг с другом, разделить это бремя — но мы не можем. Но однажды ты всё узнаешь.       Джинни кивнула и отхлебнула из своей собственной чашки, обнаружив, что она не в силах посмотреть Гермионе в глаза.       — Вообще не знаю, что буду делать в Хогвартсе без вас всех, — призналась она.       — Без Гарри, ты имеешь в виду, — поддразнила Гермиона.       — Нет, не только без Гарри. Без тебя тоже — и даже без Рона. Всё будет настолько по-другому.       Гермиона бросила взгляд в сторону двери и, понизив голос, сказала:       — Да, по-другому. Особенно для тебя. Тебе нужно быть крайне осторожной.       — Но это же Хогвартс, — озадаченно ответила Джинни. — Там безопаснее, чем здесь.       — Нет, — настойчиво продолжила Гермиона. — Не уверена, насколько хорошо сработали пущенные нами слухи и не станешь ли ты мишенью. — Бросив ещё один подозрительный взгляд в сторону двери, Гермиона наклонилась ближе. — Тебе нужно скрывать любые проявления преданности Гарри.       — Но…       — Ш-ш! Послушай! Джинни, ты должна послушать меня. Лучший способ не подвергнуть Гарри опасности — это тебе самой оставаться в безопасности. Вспомни Сириуса. Сама-Знаешь-Кому известно, чем руководствуется Гарри, он знает, что Гарри тут же прибежит, если будет думать, что тем, кого он любит, что-то угрожает. И Гарри уже приходил тебе на помощь раньше.       Перед внутренним взором Джинни замелькали воспоминания о Комнате. Вода, неясные очертания резьбы в камне, смеющееся лицо Тома Риддла.       — Я знаю, — прошептала она в ответ. — Но пока он тут… Понятия не имею, когда вы планируете уйти, но знаю, что времени у меня мало.       Гермиона кивнула:       — Думаю, всего несколько дней. — Она умолкла было в нерешительности. — И ещё… наверное, не надо говорить твоему брату… Но вряд ли настанет конец света, если ты проявишь к Гарри немного любви, прежде чем разлучиться.       Что-то в атмосфере между ними изменилось, и Джинни озорно улыбнулась.       — Как много любви?       — Без понятия, — невинно отозвалась Гермиона.       Из коридора донёсся скрип, и Джинни немедленно с энтузиазмом в голосе пустилась в громкое обсуждение Лаванды Браун.       — О, да, — Гермиона вслед за ней переключилась на легкомысленный тон. — Я тоже об этом слышала, от Парвати, вот только…       Внезапно дверь открылась, и показалась Молли, державшая в руках стопку одежды. Подозрительность на её лице мгновенно сменилось жизнерадостной улыбкой.       — О, девочки, рада, что вы уже проснулись. Сегодня столько надо сделать! Джинни, дико извиняюсь, но я надеялась, ты сделаешь мне одолжение и присмотришь за кашей. Я положу твою одежду на место.       — Да, конечно.       — Сейчас, пожалуйста, — уточнила Молли, поскольку Джинни не двигалась. — Раз ты уже оделась.       Джинни бросила извиняющийся взгляд на Гермиону, которая явно начинала паниковать, и быстро вышла. Пройдя немного по коридору, она осторожно и бесшумно прокралась обратно, избегая самых скрипучих ступенек.       — Ведь, я уверена, ты понимаешь мою встревоженность, — говорила Молли, — особенно учитывая, что ты всегда была такой прилежной девочкой.       — Да, — слабым голосом ответила Гермиона, но Молли не останавливалась.       — И честное слово, я ненавижу, когда приходится наблюдать, как кто-то вот так запросто бросает на ветер столько лет тяжёлого труда, тем более если речь идёт о ком-то, к кому так привязан мой сын.       Джинни чуть не взорвалась от приступа смеха. Вот это точно было очень жестоко, вытащить эту карту, упомянув Рона.       — Я… я понимаю, правда, понимаю, и…       — А мне кажется, что нет, дорогая! — Джинни услышала, как запищали пружины, когда мама села на кровать. — Если бы только ты рассказала мне или какому-то другому взрослому, кому-то надёжному, что вы трое рассчитываете сделать, уверена, мы бы сумели придумать, как осуществить это, не бросая школу. Да и нет никакой необходимости в спешке; кроме того, я же знаю, как сильно ты любишь учиться.       Какое-то время Гермиона не могла найти слов.       — Я… да, миссис Уизли, но…       — Потому что я ни разу не слышала, чтобы кто-то, вернувшись в школу после перерыва, получал достойные оценки. После стольких лет мне невыносима сама возможность того, что ты завалишь все экзамены.       Оу. Джинни прямо-таки видела, как глаза Гермионы наполняются слезами. Так что она ни капли не удивилась, когда к дрожащему голосу Гермионы добавились ещё и всхлипы:       — Миссис Уизли, всё будет в порядке, правда. Нам оставлены чёткие инструкции, и, думаю, это важно — мы делаем то, чего хотел Дамблдор. Есть более важные вещи, чем… чем ЖАБА.       Тут Гермиона разрыдалась, и Джинни покачала головой. Она услышала достаточно. Маме отлично удавалось вычислять слабые места. Она направилась вниз, на кухню, мешать кашу, и там встретила Фреда с Джорджем, которые варили себе кофе.       — Как ты, Джордж?       — ЧТО? — прокричал Джордж и ухмыльнулся.       Джинни нахмурилась.       — Очень смешно. Я всего лишь попыталась сказать что-нибудь хорошее.       Джордж, всё ещё широко улыбаясь, пожал плечами. Он в самом деле выглядел немного забавно, наполовину обмотанный бинтами, чем напоминал сбежавшую мумию. Она повернулась к Фреду:       — Почему ты взял и настучал Гермионе, чтоб тебя? Придурок.       — Скажем так, потому что ты не стала бы обмениваться со мной информацией, — засмеялся он.       — Как будто ты хоть что-то знаешь о том, что они затевают.       — Думаешь, нет? — загадочно произнёс он, поднимая бровь.       — Что ты знаешь? — мгновенно отреагировала она. — Ты должен мне рассказать!       — Что рассказать? — спросил Рон, заходя на кухню. Позади зевал Гарри. — Фу, каша вся сгорела.       — Да плевать! — Джинни заглянула в кастрюлю. — Замешаю вглубь, мама и не заметит.       — А вот и заметит, — возразил Рон. — И уж точно замечу я. И расскажу ей.       — У неё для вас целый список дел на сегодня, — радостно поведал Джордж. — Я бы помог, но у меня серьёзное ранение.       — Да брось, ты в порядке и вполне можешь помочь! — возмутился Рон.       — Прости, что? Я тебя не слышу, я потерял ухо.       Возражений Рона уже никто не услышал, потому что тут на кухню торопливо зашла Молли, за ней невесело плелась Гермиона.       — Нет покоя нечестивым, — провозгласила она. — Завтракайте поскорее, потому что я приготовила целый список, что надо сделать. Я хочу, чтобы в доме не осталось ни пятнышка, и в это все должны внести свой вклад. Кроме тебя, Джордж, дорогой, тебе нужно отдыхать.       Следующие несколько дней были загружены скучными домашними делами. Что касается Джинни, она считала их вовсе бессмысленными. На её взгляд, если гости не способны были оценить по достоинству Нору во всей полноте здешнего очаровательного хаоса, они не заслуживали тут находиться. Ещё больше, чем эти хлопоты, её раздражало отсутствие возможности следить за Гарри, Роном и Гермионой. Молли твёрдо намеревалась держать их подальше друг от друга, и, хотя она ценила мамины усилия, она давно уже махнула рукой на попытки выклянчить у Гермионы информацию, так что было довольно досадно наконец-то подобраться к ним достаточно близко, чтобы расслышать шёпот, только чтобы их сразу же разогнала мама.       Тем не менее, она всё же услышала небольшое препирательство между Гарри и Роном насчёт того, когда выдвигаться в путь, поэтому знала, что время у неё есть только до свадьбы. Она словно оказалась в ловушке, в каком-то подвешенном состоянии, была одновременно и на стороне мамы, и на стороне Гарри, желая, чтобы он остался, но так же сильно желая и защитить его личное пространство. А ещё её постоянно посещали идеи — чаще всего по ночам, — как славно было бы позволить себе проявить любовь и нежность. Она представляла, как могла бы остаться с ним наедине, поцеловать его, запутаться пальцами в его непослушных волосах, ощущая его бёдра своими…       Не то чтобы в этом доме вообще существовала возможность сохранить хоть какое-то личное пространство. Даже когда Фред и Джордж вернулись в свою квартиру в Косом переулке, дом всё равно оставался настолько перегруженным уборкой и снующими туда-сюда членами Ордена, что она задавалась вопросом, так ли уж нужно было её маме предпринимать какие-то дополнительные усилия, чтобы препятствовать тайным разговорам. Флёр то и дело отзывала её в сторонку, чтобы поинтересоваться её мнением (которое практически всегда игнорировалось) о цвете ленточек, прочесть лекцию о планах насчёт свадьбы или, например, как-то раз — о том, как делать макияж, чрезвычайно дотошно и с полномасштабной демонстрацией.        — Я заметила, что ты иногда используешь чуточку слишком много ‘гумян, поэтому мы должны п’госледить, чтобы в этот день такого не случилось.       — Я не пользуюсь румянами, — сказала Джинни. — Просто так выглядит моё лицо, когда я смущаюсь. Бледная кожа, всё такое.       Кажется, Флёр это прямо-таки обескуражило, но, к счастью, Джинни избавило от дальнейших выпадов появление Молли, заметно перенапряжённой и суетившейся.       — Джинни, пойди накрой на стол, я просто не знаю, что тут ещё можно сделать, — заявила она, вытаскивая свой список. — ГАРРИ! — раздражённо крикнула она через плечо. Джинни постаралась не захихикать — она сомневалась, что с Гарри хоть раз раньше обращались вот так, совсем как с родным членом семьи. — Гарри, прекращай болтать с Роном и помоги Джинни. Рон, пошли со мной, нужен кто-нибудь высокий…       Гарри, немного ошарашенный, вошёл в комнату и послушно принялся вынимать столовые приборы из выдвижного ящика. Джинни, держа в руках стопку тарелок, последовала за ним.       — Чего мама так завелась? — спросила она.       — Она... эм-м... застала Гермиону с охапкой одежды Рона.       — О? — подняла бровь Джинни. — Звучит довольно скандально.       Он усмехнулся.       — Боюсь, всё не так увлекательно, она всего лишь собирала вещи.       — Жалко, я-то надеялась, будет о чём посплетничать.       — Ну, знаешь, это если бы у нас в принципе был шанс поговорить, — пожал плечами Гарри. Джинни не могла не заметить нотку раздражённости.       — По-моему, мама думает, что если она не даст вам сойтись и о чём-нибудь договориться, то сможет отсрочить ваш уход, — негромко сказала она.       — И что, по её мнению, будет дальше? Кто-то другой убьёт Волдеморта, пока мы тут готовим пирожки с мясом?       Джинни поразило до глубины души, насколько небрежным тоном он произнёс именно то, о чём она подозревала. Её пугала сама мысль о столь колоссальной задаче — все вокруг думали, на подобное способен один лишь Дамблдор. Гарри, по-видимому, осознал свою ошибку сразу же, как сказал это вслух, и попытался сделать вид, будто ничего не было.       — Так это правда? Вот что ты собираешься сделать?       — Я… нет… это была шутка, — неубедительно ответил Гарри.       Наконец-то у неё появилось подтверждение информации, которую она отчаянно жаждала, но вряд ли можно было представить себе менее приятный триумф. Пристально глядя на него, Джинни думала о тех солнечных днях у озера — теперь, под угрозой нелёгкого будущего, на которое он намекнул, казалось, будто с тех пор прошли годы. Ей хотелось броситься к нему, обнять, расплакаться у него на плече, запереть его где-нибудь, где никто бы их не отыскал.       Открылась дверь, и они оба нервно дёрнулись, едва не уронив приборы и тарелки. Вошли отец Джинни, её самый старший брат и Кингсли.       — Тем не менее, не вижу способа что-то доказать, — говорил папа, обращаясь к Кингсли. — Вполне вероятно, ты прав, но одних догадок мало, особенно если учесть, что Пий всегда был немного странным…       За обедом Джинни молчала, несмотря на кучу народа за столом. Гарри сидел рядом с ней, так близко, что ей казалось, она сойдёт с ума, если не прикоснётся к нему, но он старательно её избегал. Ей не доводилось настолько погружаться в печаль с самых похорон Дамблдора, и, хотя все вокруг оживлённо переговаривались, она была способна лишь на тоскливые размышления об ужасах, с какими предстояло столкнуться Гарри, её брату и лучшей подруге. Глядя по очереди на всех присутствующих, она поражалась, что среди них всех только она не в состоянии притворяться. Искоса она посматривала и на Гарри. Он что-то пылко говорил её отцу, и Джинни видела, как он с силой сжал в ладони нож. Разве могла она хоть как-то ему помочь? Она была для него только лишним бременем.