Не от других

      Утром в день рождения Гарри Джинни проснулась раньше всех. Солнце поднялось ещё невысоко и окутывало сад прохладным золотистым сиянием, озаряя жемчужно-белые шатры, делая их сказочными. В доме было тихо; Джинни показалось, возможно, она слышала хрупкий звон посуды, доносившийся с кухни, — если так, то мама уже встала, — но пока она наслаждалась тишиной.       Иногда у неё мелькала мысль — не начинала ли она сходить с ума. Вновь и вновь она задумывалась об абсолютной непредсказуемости того, что могло случиться с её семьёй, друзьями, с Гарри, и это выливалось в какое-то странное тревожное состояние: в один миг она чувствовала себя решительной и несгибаемой, а в следующий едва сдерживала рвущиеся наружу слёзы. Часто она незаметно для остальных ускользала в свою комнату, где, бывало, сидя на полу и прислонившись к стене, глубоко, прерывисто дыша, старалась перебороть желание завыть и разрыдаться. Вскоре моменты паники проходили, так же быстро, как и наступали, и тогда у неё появлялись силы прийти в себя, перешучиваться с близнецами, лукаво улыбаться Гарри и легкомысленно возмущаться Делакурами вместе с Роном.       Сегодня, однако, её не покидало ясное ощущение цели. Она оглянулась на раскладушку, где начинала потягиваться Гермиона. Джинни надеялась, что Гермионе удастся отвлекать Рона достаточно долго. Насчёт плана в целом она не переживала, но беспокоилась, что Рон или ещё кто-нибудь из надоедливых родственников станет помехой. В настолько переполненном доме и впрямь было крайне мало шансов на уединение.       — Доброе у-утро, Джинни, — зевнула Гермиона, села и тяжело моргнула. — Ты сегодня рано.       — Доброе утро, — бодрым голосом ответила Джинни. Она взяла расчёску и начала распутывать свои длинные рыжие волосы. — На улице чудесная погода, по-моему, будет жарко.       — Ну, полагаю, это хорошо для сегодняшнего обеда в честь Гарри, — проговорила Гермиона, протирая глаза. Она всё ещё выглядела полусонной. — Пойду-ка я в душ, пока там свободно, — она подняла голову, услышав отзвук смеха Рона и Гарри наверху. — Не думала, что они сегодня так рано проснутся. Возьму с собой одежду и подарок для Гарри, тогда можно будет сразу вниз… Ты ведь наверняка захочешь тут прибраться, — с намёком сказала она, улыбаясь Джинни.       — Что? — непонимающе переспросила Джинни. Она огляделась вокруг: на полу валялись книги, грязная одежда и видавший виды квоффл; единственный крошечный островок порядка наблюдался лишь у кровати Гермионы. Не самая романтичная обстановка, ничего не скажешь.       — О… верно, хорошая идея.       Гермиона собрала вещи и, подмигнув, вышла. Джинни торопливо подобрала все разнородные предметы, разбросанные по полу спальни, и с трудом запихнула их в и без того уже набитый шкаф. Пришлось быстро закрыть дверцу, пока вещи не выпали наружу; в остальном же она сочла это удачным решением проблемы.       Из коридора донёсся шум шагов: Гарри и Рон спускались на кухню. Джинни замерла, держа в руках край одеяла и собираясь застелить кровать.       — …не сомневаюсь, тебе немало известно о работе палочкой, Рон… — послышался дразнящий голос Гарри.       — Ну не знаю, это в основном были сольные номера, если уж совсем честно, — сдавленно прохихикал Рон. — Никто не подвернулся для настоящей дуэли. — Их голоса затихали, и, слушая, как Гарри захрюкал от смеха, она встряхнула головой, недоумевая, о чём это они говорили. Она уже начинала испытывать тревожное волнение, но это ощущение скорее напоминало возбуждение перед самым началом квиддичного матча.       Джинни свернула раскладушку Гермионы и аккуратно спрятала её под кровать, что мгновенно сделало маленькую комнату чуть менее загромождённой. Теперь она обнаружила, что сдерживает улыбку: поразительно, насколько всё тут же изменилось. Она открыла окно, чтобы комнату освежил приятный летний ветерок, и убрала со стола перья, чернильницы и старые экземпляры «Придиры». Чувствуя лёгкое смущение, несмотря на то, что была в комнате одна, она открыла платяной шкаф, на дверце которого висело зеркало в полный рост, и сбросила платье. Она позаботилась о том, чтобы отыскать свой самый красивый комплект белья, и могла сказать, что весьма довольна результатом. Ощутив прилив уверенности, она снова оделась и ещё раз осмотрела комнату, а потом застыла у двери в ожидании. Слушая, как они поднимались по лестнице, она практически дрожала от предвкушения.       — … осталось дождаться, когда из стирки вернутся твои трусы, Рон…       — То есть как?! Что…       Джинни распахнула дверь.       — Гарри, ты не зайдёшь ко мне на минутку?       Гарри был явно этим озадачен и слегка взволнован, но Джинни заметила, что Гермиона взяла Рона за локоть и увела его вверх по лестнице. Гарри зашёл в комнату вслед за ней, с любопытством оглядываясь вокруг. Слава Мерлину, что Гермиона посоветовала прибраться.       Сделав глубокий вдох, она посмотрела ему в лицо.       — Поздравляю с семнадцатилетием.       Он не поднимал взгляд.       — Ага… спасибо.       Она неотрывно глядела на него. Нужно было полностью запечатлеть в памяти его образ. Она запоминала в точности, как торчат его волосы, глубину оттенка его насыщенно-зелёных глаз, мельчайшие штрихи его лица.       — Красивый вид, — пробормотал он, указывая на окно. Это была слабая попытка отвлечь, и Джинни не собиралась ей поддаваться.       — Я не могла придумать, что тебе подарить.       — Ты и не должна мне ничего… — искренне сказал он.       — Не знала, что может оказаться полезным. Что-то не очень большое, потому что иначе ты не сможешь взять это с собой. — Он наконец посмотрел на неё. Глубина его взгляда придала ей смелости, и она сделала шаг к нему. — И тогда я подумала, что хотела бы дать тебе что-то такое, что ты запомнил бы, понимаешь? Вдруг ты, занимаясь своими делами, встретишь какую-нибудь вейлу.       — Если честно, думаю, что возможностей встречаться с девушками у меня будет мало, — улыбнулся он едва заметно.       Они стояли очень близко друг к другу. Он начал — неосознанно, скорее всего — наклоняться.       — Это единственный проблеск надежды, что меня утешает, — прошептала она.       Она поцеловала его, и он целовал в ответ. Ничто в мире больше не имело для неё значения. Она думала, сердце может разорваться от счастья. Одной рукой он гладил её волосы, а другая расположилась у неё на пояснице, и это было абсолютно прекрасно. Она потянула его в сторону кровати, руки у неё дрожали, немного кружилась голова…       Неожиданно со стуком раскрылась дверь, и они отскочили друг от друга. Сердце бешено колотилось в груди. На пороге стоял Рон, и он явно был в ярости.       — О, прошу прощения, — ледяным тоном сказал он.       — Рон! — Гермиона ворвалась в комнату вслед за ним; на лице её было написано отчаяние. Она бросила на Джинни извиняющийся, обеспокоенный взгляд. На них словно вылили ведро холодной воды. Джинни испытывала унижение и горечь разбитого сердца. Никогда прежде ей не хотелось ударить своего брата больше, чем сейчас.       Повисла гробовая тишина. Джинни постаралась справиться с эмоциями.       — Ну, в общем, с днём рождения, Гарри, — тихо сказала она. Где-то в груди ощущалась физическая боль, глаза жарко покалывало. Она отвернулась и наморщилась, чтобы не дать себе потерять контроль.       — Ну, увидимся позже, — глухо произнёс он. Все вышли.       Закрыв глаза и тяжело дыша, Джинни подождала, пока они спустятся по лестнице. Потом позволила себе придушенно всхлипнуть, возмущаясь несправедливостью случившегося. Она заплакала, и, сколько бы ни вытирала слёзы, те нескончаемо выступали снова. До смешного нелепо: было так глупо расстраиваться по такому поводу, тем более, всё пошло вкривь и вкось, — но это вполне мог оказаться её последний шанс по-настоящему побыть с Гарри вдвоём.       Из сада донеслись громкие возгласы, и Джинни, чуть сместившись, встала сбоку окна. Снаружи её было не заметить, зато она могла слышать всё.       — Я не пудрю ей мозги, — сказал Гарри. Голос у него был напряжённый и защищающийся.       Джинни расслышала, что Гермиона попыталась вставить слово, но её брат продолжал говорить раздражающе властным тоном:       — Она разваливалась на куски, когда ты порвал с ней…       — Я тоже, — с горечью возразил Гарри. — И ты знаешь, почему я так поступил — не потому, что мне захотелось. — Крошечный огонёк надежды зажёгся у Джинни внутри. Само собой, она и так знала, что он не хотел с ней расставаться, но всё же это обнадёживало — услышать, как он говорит это вслух, причём другим людям.       — Да, но теперь ты целуешься с ней, и у нее опять возникнут надежды… — Ох, как же неловко… Её проблеск надежды мгновенно угас. Рон был просто ужасен. Она не могла дождаться, чтобы он ушёл.       — Джинни не дура, она знает, что это невозможно, не ждёт, что мы поженимся или… — Голос у Гарри дрожал от волнения и отчаяния. В тот же миг Джинни осознала, как ей на самом деле хотелось такого будущего… какая-то часть её существа всегда этого желала. Он был прав, говоря, что она никогда этого не ожидала, по крайней мере, уж конечно, не сейчас, но время от времени она позволяла себе мечтать и даже надеяться на это. Но такой вариант будущего больше не существовал — напротив, не осталось ничего, кроме сокрушающей неопределённости и мрачной неизвестности.       — Если ты так и будешь продолжать обжиматься с ней при всяком удобном случае…       — Больше такое не повторится. Это тебя устроит? — Даже Джинни вздрогнула из-за того, как неожиданно резко это прозвучало. Вот бы она могла ещё и видеть лицо Рона.       — Тогда ладно… что ж, это… да…       — Непроходимый тупица, — вполголоса процедила Джинни и отвернулась от окна. Она так устала от того, что с ней все обращались как с глупой маленькой девочкой, которую постоянно нужно защищать. Она отдавала себе отчёт, что, в сущности, они правы, понимала, почему они так поступают, и была в состоянии принять реальность такой, как она есть. Тем не менее, это не мешало ей расстраиваться, возмущаться и даже чувствовать себя объектом гиперопеки. В последнее время её окружали люди, игравшие значительную роль во всём, что происходило в мире, обладавшие возможностью предпринимать какие-то действия, она же оставалась всего лишь не более чем сторонним наблюдателем. Нелёгкая задача — черпать мужество от других, когда они могли делать то, что для неё было недосягаемо; чем дальше, тем больше ей казалось, будто она заперта в ловушке, и тем чаще накатывал страх.       Следовало успокоиться. Она не должна была допускать подобный упадок духа. Отметая прочь все грустные мысли, она листала какой-то выпуск «Придиры», пока не почувствовала, что её выдержка вернулась. Теперь она была готова присоединиться к остальным, поприветствовать Чарли и хорошо провести время, отмечая день рождения Гарри. Не подавая и виду, будто что-то произошло сегодня утром.