Спасибо за слёзы

      Это не её дом. Здесь она не чувствует себя в безопасности. Здесь нет спокойствия, которое ей так нужно. Это не её дом. — Да когда ты поймёшь, что пора остановиться?       Джувия лежала неподвижно на кровати и смотрела в грязный потолок, штукатурка с которого иногда осыпалась. Она лежала на узкой кровати со сломанной ножкой, вместо которой теперь пару толстых книг. Накрыта она была тонким порванным одеялом без пододеяльника, а её голова лежала на грязной твёрдой подушке. В сломанное окно дул холодный ветер, заставляя всё тело содрогаться. Джувия могла бы надеть что-нибудь потеплее или получше закутаться в одеяло, но ей не хотелось. Холод заставлял её верить, что она всё ещё жива, а не находится в аду, где каждый раз повторяют самое худшее, что она сможет пережить — утро. Нет, она не любит утро, не потому что нужно рано вставать и куда-то идти. Она уже привыкла к этому. Привыкла спать по два часа ночью, наглотавшись успокоительных. Привыкла к своим красным глазам, которые вечно болят. Привыкла к слабости, преследующей её изо дня в день. Она даже привыкла к своему утреннему виду в зеркало. Единственное к чему она не могла привыкнуть, был… — Скотина ты тупая! Я не дам тебе денег! Мне плевать на твои проблемы, катись отсюда! … истеричный, режущий слух голос матери, когда она кричала на отца. Каждое. Божье. Утро.       Джувия закрыла уши, надавливая на них настолько сильно, насколько могла, только бы не слышать всё это. Но звук, подобный маленькой букашке, просачивался сквозь плотно закрытые уши, заставляя ненавидеть всё вокруг ещё больше. Голос матери Джувии громкий и звонкий сам по себе, а когда она его повышает, становится ещё невыносимее. Джувия ненавидела, когда она говорила, Джувия желала, что бы она больше молчала. Как она сама. Но больше всего девушка ненавидела голос своего отца. Хриплый, тихий, пронизывающий до самых костей своим холодом. Он говорил спокойно, даже когда на него кричали. Порой она не слышала его реплик в каждодневных спорах с матерью. Порой она слышала лишь глухие удары, но никогда не могла догадаться, кто пострадавший. А ей этого и не нужно было. Ей было плевать. Ей плевать на красные щёки отца, на синяки на теле матери. Ей уже давно плевать на собственные ссадины, которыми было усеяно её тело из-за одноклассников. Ей даже плевать на них. Ей даже плевать на одноклассников. На этих жестоких, не принимающих других, людей. — Что ты хочешь мне сказать? Всё будет хорошо? Что ты обязательно выиграешь и завяжешь? Три «ха»!       Тихо, словно мышка, Джувия встала со своей кровати и побрела в ванную в их доме, располагающуюся на втором этаже рядом с её комнатой. Она включила жёлтый свет и зашла в маленькую комнатку, где едва смогли уместиться ванная и туалет. Говорить что-то о чистоте этих предметов не стоит. Вся ванная комната кишит бактериями, тараканами, пауками, но всем наплевать. Опять. Девушка подошла к маленькому, заляпанному зеркалу, служащему дверцей от настенного шкафа, висящего над раковиной. Первое, что она увидела — потухшие синие глаза. Джувия долго смотрела на своё отражение, пытаясь найти там хоть что-то живое. Она была куклой. Не из-за своей милой внешности. Из-за мёртвого внутреннего мира. Она только оболочка, таящая в себе пугающую пустоту. Джувия включила воду из ржавого крана и залезла в ванную. Холодная вода обдала тело, заставляя трястись. Делать воду горячей она не спешила. Капельки слегка ржавой воды упали на хрупкие плечи девушки, покатились по ключице, потом по груди внушительного размера, затем по огромному шраму под грудью. Она посмотрела, слегка прикоснулась к нему, словно боясь удара током, которого, конечно же, не последовало. Это её первый и единственный шрам от соулмейта. Всего один раз он плакал. Сильно плакал. Ей тогда было плохо. Всё тело разрывалось на части от боли. Дыхание спёрло, и она почти задыхалась, а из глубокой раны сочилась алая кровь. Хотелось взять нож и покончиться со всем этим. Только тогда она поняла, какую боль причиняет своей родственной душе. Тогда она зареклась не рыдать. И заплакала через две минуты от собственной слабости. Девушка закрыла воду, но осталась стоять в ванной, чувствуя пальцами рёбра через кожу. — Даже если ты встанешь на колени, я тебе не дам ни гроша!       Вода снова включилась, заглушая хоть на чуть-чуть голос матери. Джувия стояла в грязной ванной босиком, смотря на дверь и не думая ни о чём. Она знает, что опоздает в школу, но её это не волнует. Её уже ничего не волнует. В жизни нет цели, к которой она стремится. Нет мечты, о которой она думает каждый вечер, ложась спать. Она даже не ложится спать. Просто закидывает в себя кучу таблеток, надеясь, что завтра проснётся. А если нет, то… невелика потеря. Её жизнь никому не нужна. Ни родителям, орущим на кухне, ни одноклассникам, издевающимся над ней, ни соулмейту, с которым она хочет встретиться. Хотя всё-таки мечта у неё одна была. Каждой частичкой своего тела она желала увидеть человека, которому она причиняет боль, извиниться перед ним и, наверное, она ещё надеялась, что он полюбит её с первого взгляда. Как она полюбила его, даже не зная в лицо. Джувия уверена, что примет его любого: одноглазого, однорукого, жестокого. Любого. Только бы он был рядом и по-настоящему её любил. Она могла бы доверять ему свои тайны, не думая, что о них ещё кто-то узнает. Она могла бы говорить откровенную ерунду и не ждать смеха с его стороны, потому что он понимает — для неё всё это не глупости. Она могла бы прижиматься к нему, когда холодно или приснился плохой сон. Она безумно нуждалась в том, кого даже не видела. До чего доводит отчаянье. — Нас совсем скоро лишат дома! Ты этого хочешь? — женщина размахивала руками, говоря всё это спокойно сидящему мужчине, как в маленькую кухоньку вошла Джувия. — Джувия, солнышко, доброе утро.       Джувия кивнула в знак приветствия, но в голове добавила, что это утро далеко не доброе, как и все остальные в этом доме. Она открыла холодильник и заметила, что таракан — единственное мясо, что у них есть, если вообще не единственная еда. Он быстро пробежал по пустой грязной полке холодильника. Джувия проводила его взглядом и с грохотом захлопнула и так держащуюся на соплях дверь. Сегодня завтракать она не будет. Её мама уже успокоилась и пыталась что-то придумать из тех немногочисленных продуктов, что есть у них дома, а отец сидел на стуле и пристально наблюдал за своей дочерью, которой этот взгляд не нравился. Обычно он так смотрел, когда хотел в чём-то упрекнуть. Его синие глаза сужались, словно смотрели сквозь человека. Рот слегка приоткрывался, ожидая, когда нужные слова придут в мозг. И нужные слова прилетали к нему со скоростью света, что остановить их не могла ни Джувия, ни её мама. Его слова звучали с упрёком, но с какой-то жалостью, однако к не дочери, а к самому себе. Он такой бедный, больной, а его жена не понимает этого, и дочь не стремится помочь. — А почему бы тебе не начать работать, а? Видишь же, денег нет, но никак не помогаешь.       От такого высказывания Джувии оставалось только открывать и закрывать рот, не зная, что сказать. Её мать, услышав такой упрёк в свою дочь, завелась снова и набросилась на мужа с криками. Она кричала, что он сам виноват во всех проблемах их семьи, что он непутёвый муж, что ему нужно убираться туда, откуда пришёл и больше не попадаться на их глаза. Что лучше бы он сдох. Джувия сидела с закрытыми ушами и зажмуренными глазами, старалась отвлечься, но голос матери будто разрезал эту темноту, не давая полностью утонуть в ней. А Джувия так этого хотела. Возможно, больше встречи со своим соулмейтом. Мысль, проскочившая о соулмейте, заставила её открыть глаза и увидеть всё лицо матери в слезах, а отца — в крови. Из-за слёз женщины, у него прямо на щеке появился огромная царапина, которая скоро заживёт, если он не уйдёт из их дома прямо сейчас. Её родители соулмейты, но они настолько несчастны. Порой девушке кажется, что если она встретить свою родственную душу, это не изменит ровным счётом ничего. Обычно такие мысли Джувия старается заглушать, но при каждом взгляде на отца и мать они появляются и сильно давят на голову. Она всем своим юным сердцем верит, что всё далеко будет не так. Она живёт мечтой, что всё далеко будет не так. — А почему бы тебе не перестать тратить все наши деньги на азартные игры? — в последний раз взывала мать. Джувия не выдержала и со скрипом отодвинула стул, выбежала из дома в одной школьной форме, состоящей из старой юбки и рубашки далеко не белоснежного цвета. Родители даже не успели ничего сказать и смотрели ей в след.       До начала урока было ещё полчаса, а путь к школе составлял всего-навсего пятнадцать минут. Девушка бродила по парку, рассматривая находящихся там людей. На лавочке сидела бабушка и кормила голубей, приветливо всем улыбаясь, а чуть дальше мчался на своем самокате маленький ребёнок, разгоняя всех голубей на своем пути. За ним спешила его молодая мама с одной очаровательной белой собачкой. Сзади мамы шёл молодой мужчина в чёрном костюме и с дипломатом в руках, он недовольно на всех смотрел, а особенно досталось Джувии, которую он вообще посчитал странной, раз она одета не по погоде. Джувии всегда было неприятно от таких взглядов, хотелось тут же провалиться под землю и никогда больше не появляться, но вместо этого она лишь смущённо отводила взгляд и бежала со всех ног подальше от этих людей. В этот раз она не убежала. Она смиренно опустила свою голову и прошла мимо человека, который перевёл всё своё недовольство на другой предмет. Вроде бы незнакомый человек, на мнение которого должно быть наплевать с высокой колокольни, но у Джувии он вызывает ненависть к себе, что только она виновата в том, кем родилась. На самом деле много, кто заставляет так думать Джувию: начиная с её собственного отца, жалеющего об её рождении, и заканчивая незнакомыми людьми, с которыми она встретилась первый и последний раз. Каждый день в обществе — тяжелая пытка для молодой особы. Она считает себя настолько никчёмной, что каждый обязан это подметить. Даже простой скользнувший взгляд она воспринимает как укол в свою сторону и старается сжаться и стать размером с молекулу, а и то меньше. Девушке представить сложно, как можно быть уверенной в себе и любить себя такой, какая есть, когда столько изъянов. Джувия никогда не считала себя красивой, хотя многие так говорили. Кому-то нравились её вьющиеся синие волосы, кому-то бледная, словно фарфоровая кожа, кому-то большие синие глаза с густыми ресницами. Кому-то, но не ей. Она считала себя одним большим недостатком с ужасными волосами, сухой кожей и красными глазами. — Эй, Локсар, когда уже сдохнешь наконец? — послышалось со стороны. Джувия сделала вид, что это не её фамилия Локсар. Человек, крикнувшей ей эти слова, подбежал и дёрнул за руку. Это был её одноклассник, любящий, как и все остальные, издеваться над беззащитной Локсар. Скорее всего, он даже не знает, откуда это пошло. Скорее всего, уже никто не помнит, почему она изгой. — Ты не сдохла ещё, но успела оглохнуть? — Мне больно, — пропищала девушка, указывая взглядом на руку парня, сжимающее предплечье девушки. Одноклассник усмехнулся и сжал только сильнее, заставляя губы Локсар дрогнуть от поступившей боли. — Когда тебе больно, мне приятно, — он улыбнулся ещё шире, словно не говорил таких ужасных слов. — А ты чего такая кислая с утра? Горе-папаша снова вернулся домой и отжал у твоей матери-истерички деньги? — по глазам девушки парень понял, что попал в точку, отчего засмеялся. — Слушай, а предложи ему продать тебя. Много, конечно, не дадут, но хоть какие-то деньги принесёшь. Или тебя можно на трассу. Я бы отдал за ночь с тобой пару монет. — он похабно улыбнулся, притягивая к себе испуганную девушку. — Ой, Джун, что, нормальные уже не дают? — из ниоткуда возникла одноклассница Джувии. Джун сразу же отстранился и убрал свою руку от Локсар. — Привет, Рей, — натянул на себя милую улыбочку парень. — Если ты согласна мне дать, то Джувия мне не нужна. — Прости, но заразиться от тебя не спешу. — ядовито ответила Рей и кинула высокомерный взгляд на Джувию. — А вот ты, Джун, видимо спешишь подхватить от неё что-нибудь. Проверься, а потом поговорим. — и она прошла мимо парня, задев его плечом. Джун долго пожирал взглядом одноклассницу. Джувия уже хотела уйти незамеченной, как парень снова перевёл своё внимание на неё: — А ты подумай насчёт моего предложения. Могу даже помочь, а то проститутка-целка мало, где востребована. — он полуулбынулся. Любая другая девушка ударила его за такие слова или ушла, гордо подняв голову, но не Джувия, которая не может ничего ответить. Ей приходится смотреть на парня и надеется, что он уйдёт сам. — Ладно, Локсар, до встречи. — А… — она привлекла внимание парня и тут же замолчала. — А во сколько звонок? — парень хищно улыбнулся и ответил: — Через пятнадцать минут.       Проверить его слова девушка не могла, поскольку не носила с собой ни часы, ни телефон. В школе часы если и висели, то уже давно не ходили. Остается только надеется, что парень не обманул. Девушка уселась на скамейку возле школы и стала смотреть на идущих школьников в школу. Из-за обязательной школьной формы ученики были похожи между собой, поэтому совсем скоро всё слилось в едино для глаз девушки. Джувия смотрела на мелькающие тёмно-бордовые юбки в клетку у девушек, а потом смотрела на свою местами порванную, местами неровно зашитую, застиранную юбку. Эта юбка у неё с первого класса старшей школы. Обычно девочки в её школе покупали новые юбки каждый год: у кого-то она рвалась, кому-то просто становилась короткой, но Локсар не имела средств на это, поэтому ходила в своей старой юбке, едва доходящей до колен. Многие учителя за это ругали девушку, но она не могла ничего поделать. О рубашке говорить не стоило. Она тоже ужасно выглядела, хоть мать Джувии и старалась стирать её чаще и старательно выводила пятна. Миссис Локсар думала о внешнем виде своей дочери, больше чем сама дочь. Джувии уже давно всё равно, как она выглядит. Чем обычнее, тем неприметнее. Она делает всё, чтобы не привлекать к себе внимание. — Юная леди, урок уже начался, — над ухом прогремел строгий голос сорокалетнего мужчины. Джувия от такой неожиданности подпрыгнула и устремила свой взгляд на учителя. — Вздумали прогулять урок? — Нет, — девушка начала заикаться. — Н-нет, пр-росто я не слышала звонка. — Просидите весь день на улице и ни одного звонка не услышите, — иронично заметил мужчина. Джувия ничего не ответила, подскочила со скамейки, поблагодарила учителя и скрылась в школьных дверях.       Локсар, как всегда, оказалась слишком наивной. В её положении верить одноклассникам — последнее дело. Девушка прекрасно это понимает, но всё равно где-то глубине души каждый раз надеется, что её не обманули, что ей не хотят испортить и так испорченную жизнь. И всякий раз это не так! Локсар в последнее время старалась убедить себя никому не верить, ни у кого ничего не спрашивать, однако не особо преуспевала в этом. Только помощь от родителей она научилась не принимать, хотя, казалось, как раз эти люди — в особенно мать — не хочет зла своей дочери. Джувия не до конца это понимает. Ей становится странно, что кто-то хочет ей помогать. Вроде от одноклассников она ожидает подлянку и когда получает, даже если рассчитывала на обратное, становится не так больно, а вот предательство родителей для неё будет сложно принять, наверное, поэтому старается не доверять маме. Без доверия и нож в спине не так ноет. Хотя со спиной Локсар и прикосновение принесёт огромную боль. Физически, конечно, её спина не в глубоких ранах от ножей. Обычно на спине, как и на остальных участках её белоснежного тела, располагаются огромные синие, лиловые синяки, раны от одноклассников. Она даже перестала их скрывать, выставляя напоказ. Учителя перестали на это обращать внимание, хотя бы потому, что к самой Локсар относились не лучше, чем её одноклассники. Школа, в которую ходит Локсар, одна из самых бедных во всем городе и учителя тут самые злые: мизерная зарплата для них означает, что обращаться с учениками можно, как со скотом. Плюс ко всему Джувия круглая двоечница, поэтому учителя в разы хуже относятся к ней, мол, и так уже потерянный человек, с которым уже ничего нельзя поделать. Сама Джувия свыклась с этим и если раньше пыталась учиться, то сейчас нет. — Изви… — робко начала девушка, открыв дверь в классе. Учительница сурово посмотрела на её и проговорила противным голос: — Локсар, я счастлива, что ты понимаешь, что твоё будущее — это помойка возле торгового центра, но ради приличия могла бы и приходить на уроки, гляди, наконец, выучила бы таблицу умножения, а то выпускной класс, а сколько дважды два не знаем. Как ты вообще экзамены собираешься сдавать? Я подтягивать тебя не буду, другие учителя тоже. Неужели правда мусорка или трасса? — Эй, вы там полегче на оборотах! — с задней парты послышался грубый голос, привлёкший к себе кучу внимания. Этот голос принадлежал высокому крупному брюнету с лицом, украшенным пирсингом. Звать его Гажил Редфокс, но Джувия больше любила его называть Гажик. — Не думаю, что вам платят за то, что вы учениц шлюхами называете. Может, приступим к уроку? — На трассе и деньги можно попрошайничать, это ты уже додумываешь. — нашлась учительница. — Присаживайся, Локсар, но знай — ещё раз опоздаешь и не войдёшь сюда, пока не скажешь, сколько будет дважды два. — То есть никогда? — иронично спросил кто-то из учеников. Все нашли эту фразу смешной и начали смеяться. Все, кроме Гажила и Джувии.       Учительница приказала закончить детский сад, который сама и начала. Она стала объяснять новую тему, изредка шикая на мешающих учеников. На все возникшие вопросы женщина не отвечала, считая это ненужным. «В конце концов, мне такие маленький деньги платят, что если я говорю — уже ого-го какая радость» — её собственные слова. Джувия не вникала в тему, разглядывая одноклассников, которых по закону жанра должна была ненавидеть, но ничего не чувствовала к ним. Такое безразличие иногда пугало девушку. Поначалу она думала, что быстро перестанет быть интересной своим мученикам, но им, кажется, наоборот нравилось видеть все попытки Локсар спрятать свои настоящие чувства за холодной маской. Нравилось слышать её тихие всхлипы в туалете или в самом тёмном угле коридора. Когда же девушка это поняла, было поздно. Маска безразличия приклеилась намертво к её лицу. Она может испытывать целый ураган чувств, но на лице не дрогнет ни один мускул. Только одинокие слёзы потекут по щекам, давая понять, — она умеет чувствовать. И в основном только боль. Ни радость, ни злость, ни смущение. Никто, проучившись с ней около трёх лет, не видел улыбки на её лице. Даже нахмуренных бровей, означающих, что она чем-то недовольна. Даже розовые щёки и неловкий бегающий взгляд. Вот и правда куколка. — Гаж-жил, постой, — робко окликнула девушка парня, дёрнув за рукав. Он недовольно зыркнул на неё, отчего стало в разы хуже. — Спа-пасибо. — Лучше отстань от меня. Проблем у меня и так по горло. — грубо бросил парень, вырвав свой рукав из несильной хватки девушки, поспешил прочь.       Девушка ещё долго смотрела вслед парню, а потом резко рванула на выход из школы. Она не понимала, что переклинило внутри неё, но очень желала оказаться на улице. Из глаз потекли слёзы. Джувия начала их лихорадочно вытирать, заставлять себя прекратить плакать, но ничего не получалось. Она понимала, что причиняет своему соулмейту боль, однако только этого осознания было мало. Куда важнее было то, что она, плача и залечивая свои раны, причиняет их другому человеку, которого совсем не знает. Этого понять Джувия не могла. Когда она плачет, ей становится в разы легче. Обычно она только потом задумывается, что кому-то в этот момент плохо из-за неё. Как бы Локсар не жалела человека, в которого заочно влюблена, в первую очередь она думала именно о себе. Сложно назвать её эгоисткой, потому что почти каждому живому существу положено сначала думать о себе, а потом только о ком-то другом. Порой человек это делает на инстинктивном уровне и не до конца принимает. Джувии просто необходимо поплакать, чтобы было легче и пускай такая большая цена. Иногда она плакала по пустякам, но в этот раз девушка даже не может точно сказать такая уж и глупая причина. Её ранило не поведение человека, а сам человек. Раньше Гажил был её лучшим другом. Другом, которому она могла всё доверять, с которым общалась часами напролёт. Для неё словосочетание «друг Гажил» звучало как что-то волшебное, необычное. А потом он её предал. И «друг Гажил» стало самым ужасным звучанием слов в её жизни. Он не просто предал, он заставил всех в классе ненавидеть её. Уронил и с так шаткого положения в классе. Однако даже его Джувия не ненавидела, не потому что слишком добрая, а потому что не имеет сил, что бы желать смерти каждой своей частичкой тела бывшему другу. Для неё сложно понять, как можно трястись от злобы только от одного вида определённого человека.       Долго ходить по улицам ещё сонного города не пришлось. Ноги девушки сами привели её в один маленький бар почти на окраине города. В этом неприметном баре работала её давняя знакомая, которая, пожалуй, единственная относилась к ней нормально. Она не считала Локсар потерянным человеком, потому что видела, как они выглядят на самом деле. Да что же там, она и есть потерянный человек. Джувии до её дна падать и падать. Первым критерием того, что она куда ниже Локсар, — это употребление наркотиков. Несмотря на всю свою нелегкую жизнь Джувия никогда не думала о двух вещах: наркотики и суицид. Однако, кажется, обычно люди, живущие как Локсар, только и думают о свершение суицида, если у них не хватает сил и мотивации менять что-то в лучшую сторону, а этого у Локсар в недостатке. Девушка до конца не знает, что её больше пугает — боль от порезов или собственная безысходность — но определённо понимает, что уходить так быстро не собирается. Наркотики же старшеклассница не воспринимала, потому что это удовольствие, за которое нужно платить. Много платить. Денег у Джувии нет даже на хлеб, не говоря уже о запрещённых веществах. Может быть, она когда-то и желала попробовать их и расслабиться, уйти из реальности хотя бы на чуть-чуть. Порой соблазн был велик тем, что знакомая всегда предлагала бесплатно, но едва сохранившийся здравый разум верещал, что так нельзя. И Локсар слушалась его. — Сколько у тебя сегодня было уроков? — задала вопрос барменша, когда Джувия села на барный стул прямо перед ней. — Я сбежала. — Понятно. — она вздохнула. — Опять что-то сделали эти мрази? — Нет, просто… я не знаю, почему убежала. — тихо проговорила Джувия. — Кана, а можешь… эм… налить мне чуть-чуть? — девушка с каштановыми длинными волосами усмехнулась, заметив неловкость знакомой. — Ну могу, конечно, но что именно хочешь? — Я не разбираюсь, налей самое дешёвое. — Кана кивнула и потянула бутылку к алкоголю, который сама считала самым лучшим. Оно, к слову, было далеко не дешёвым, но ради Джувии Кане не жалко и большей суммы. — Ты только не увлекайся с этим, — Альберона придвинула бокал с алкоголем девушке. — Кстати, а не хочешь чего-то более успокаивающего? — тихо спросила она, внимательно смотря в глаза девушки. Джувия сразу, услышав такой вопрос, разозлилась, но не смогла это показать. Она как обычно, но с едва слышными нотками раздражения ответила: — Не тяни на дно других.       Кана кивнула и отвернулась к стойке с алкоголем. Всегда она предлагала Джувии попробовать запрещённое вещество, но старшеклассница каждый раз отказывалась. Альберону это немного расстраивало. Сама девушка точного ответа не может дать, почему её это так расстраивает. Возможно, она просто не понимала, как Локсар выживала без них в своём ужасном мире, а, возможно, просто завидовала. Завидовала тому, что Джувия не билась в конвульсиях от отсутствия дозы, не спускала все свои деньги на маленькие таблеточки, не попадала в больницу от передозировки. Но больше всего она завидовала тому, что Джувия терпела свои проблемы, а не убегала от них, что Джувия сильная, а не слабая как Кана. Порой Альберона ненавидела себя из-за этого безумно, но не смогла ничего поделать. Ей хотелось тянуть кого-то на дно, потому что одной одиноко. И если бы она могла выбрать вместо хрупкой и побитой жизнью старшеклассницы кого-то другого, то обязательно выбрала, но нормальных людей в этот бар не ходило. Здесь сидели обиженные жизнью люди и запивали своё горе, своё одиночество. Большая часть людей уже была под зависимостью шприца, поэтому ловить Альбероне было нечего. На самом деле даже поразительно, что делала она это совсем не из-за денег.       Джувия посмотрела на девушку исподлобья и всерьёз задумала о предложении девушки, которое так манило.